Современные языческие религии Евразии

 

В Европе наиболее выраженным центром притяжения язычников, стремящихся к "обмену опытом", является Исландия. Именно в Исландии имеет свой штаб Ассоциация европейских исконных религий во главе с Йормундуром Инги (это автор в последнее время все больше печатается в России, в частности, на страницах известного журнала "Мифы и магия индоевропейцев"). Ассоциация Инги недавно приготовила проект объединения Мировой языческой ассамблеи и Международного языческого альянса, к которому уже примкнули крупные языческие объединения "Romuva" (Прибалтика) и "Dresde" (Германия)).

В последние годы явное желание стать центром языческой активности проявляет и регион Прибалтики, в особенности Вильнюс, где уже около пяти лет проводит свои собрания Всемирный конгресс этнических религий (World congress of etnic religons (WCER)). Это молодая международная организация неоязычников, возникшая около пяти лет назад на основе Европейского природного религиозного объединения (ЕПРО) и Балтико-славянского информационного центра по инициативе литовского ученого-этнографа, лидера фольклорного движения "Ромува" Йонаса Тринкунаса. Заметную роль в Конгрессе сейчас играют прибалтийские исследователи и издания (журналы "Ромува", "Лабьетис").

Если говорить о Российской Федерации, то на сегодняшний день в отношении подобных международных языческих контактов особенно выделяются регионы Поволжья и Алтая.

В Поволжье особенно активны язычники республики Мари Эл, собирающие вокруг себя представителей собственной марийской веры, а также деятелей славянского и тенгрианского "возрождений". В частности, в декабре 2002 года по инициативе языческой марийской организации "Ошмарий-Чимарий" в Йошкар-Оле прошла конференция под названием "Социальная концепция марийской национальной религии", в которой принимали участие языческие лидеры из разных районов республики Марий Эл, а также из Башкортастана, Чувашии, Татарстана, из Кировской и Свердловской областей и из Москвы (в лице волхва Любомира (Диониса) и ведьмы Вереи (Светланы) от Содружества Природной Веры "Славия"). Стороны-участники приняли решение во время очередных Олимпийских игр организовать всероссийские Олимпийские народные игры в Чувашии.

Знаменитый по всему свету (не без участия семейства Рерихов и их последователей) современный Алтай притягивает даже язычников с Американского континента (например, постоянные контакты с американцем Хосе Арголесом, посвятившим себя восстановлению индейского язычества, поддерживают теперь алтайские бурханисты-реконструкторы Антон Юданов и Аржан Козереков). А глава алтайской общины "Ак-тян" ("Белая вера") Сергей Кыныев принимает у себя на "обучение" даже петербургских поклонников Перуна (со словами о том, что "исконную веру надо возрождать всем, хотя вам в Петербурге неясно, что возрождать — Перуна или Калевалу…").

Образ современного язычника, таким образом, даже на территории России все более приобретает черты открытого, интересующегося другими религиями и верами человека, уважающего чужой выбор. К слову, даже такая краеугольная тема для язычества как антихристианская полемика (и шире — борьба с "засильем мировых религий") сегодня все более трансформируется в антитоталитаристскую проповедь со стороны язычников, в призывы к ограничению централизаторских и унификаторских устремлений со стороны "сильных мира сего". Наиболее враждебными для себя чертами в христианстве и исламе современные язычники видят даже не единобожие (его как раз-таки, хотя и в совсем ином смысле, признают многие язычники), не идею греха и искупления, но традицию уничтожения инакомыслящих, постоянное ограничение свободы творчества и мысли для рядового верующего. Наконец, не секрет, что именно в христианстве большинство современных язычников видят корни коммунистической идеологии и предпосылки сложения "тоталитарных режимов" XX века.

В этом контексте симптоматично хорошее отношение большинства современных российских язычников к старообрядчеству. Староверы сегодня привлекают язычников не только тем, что они стали фактически "местной" религией, но и отсутствием той столь жесткой и агрессивной системы внутрицерковного управления, которую они видят в РПЦ, своим свободолюбием, глубиной веры, интеллектуализмом. Например, петрозаводский философ Вадим Штепа и его последователи нередко даже сопоставляют образ своего будущего града Китежа с образом средневековой старообрядческой Выгореции — квинтессенции, по их мнению, всего лучшего в христианстве, царства свободного интеллекта, не противоречащего вере.

Любопытно, что иногда критика христианства превращается у деятелей языческих движений в критику не христианской религии как таковой, но в критику исторического христианства, исказившего собственно учение Христа. В таком случае язычники могут даже "переквалифицироваться" в христианские общины, обычно в протестантские, которым наиболее созвучны подобные идеи "очищения" религии. Например, в республике Коми изначально имевшее языческую ориентацию правозащитное движение "Дарьям Асьнымось" во главе с Надеждой Митюшовой, когда-то выступавшее с лозунгом: "Христос боролся за права своего народа за избавление от римского колониализма!", теперь трансформировалось в лютеранскую общину. Впрочем, такие случаи все же довольно редки.

Итак, мы наметили некие общие тенденции, распространяющиеся на языческий мир Евразии из Западной Европы. Теперь скажем несколько слов о "региональной специфике" язычества. Здесь пойдет речь о такой стороне глобализации, как взаимопроникновение культур — на язычестве она, безусловно, сказывается.

Современные языческие общины Евразии — пример того, как по-разному языческая религия может развиваться в самом различном конфессиональном окружении. Известно, что крупных "языческих" территорий в Евразии нет — практически в каждом регионе есть та или иная преобладающая религия из числа так называемых "мировых". Так, славянское язычество в России и на Украине развивается в контексте православной культуры; викканство и одинизм существуют в поликонфессиональной, преимущественно протестантско-католической, Западной и Северной Европе; литовская "Рамува" и латвийская "Диевтуриба" развиваются на лютеранской почве, но в условиях противостояния православию и русской культуре; тенгрианство — пример языческой религии в мусульманском окружении. Своеобразна ситуация на Горном Алтае: там язычество (бурханизм) исторически развивалось в условиях противостояния даже двум религиям — православию и буддизму.

То, что язычники на протяжении веков находились в контакте с преобладающими численно христианскими, мусульманскими, буддийскими общинами, то, что современная культура большинства стран евразийского континента оформилась при значительном участии тех или иных неязыческих религий, конечно, влияет на отношение язычников ко многим религиозным и общественно-политическим вопросам, в том числе и к глобализации. Во многих отношениях язычники каждой страны перенимают черты той религии, которая в этой стране преобладает.

Язычество на Западе многое взяло у либеральной христианской культуры. Проблема борьбы с язычеством была решена там еще в средние века, фактически — язычество было уничтожено, отсюда и нынешняя терпимость западноевропейского христианского общества к немногочисленным нарождающимся язычникам — в них не видят реальной опасности. Язычники отвечают тем же, делаются либеральными, терпимыми и во многом похожими на своих христианских "соседей". Так, западноевропейские и североевропейские "Асатру" и "Викка" на фоне всех языческих движений являются наиболее демократичными по своей структуре,— женщины в них пользуются равными правами с мужчинами, кроме того, в них практически отсутствует национализм, они активно заявляют о разрыве всяких отношений с нацизмом и гитлеризмом, а в политической жизни они участвуют исключительно в качестве общественных организаций, изредка предлагающих правозащитные и экологические проекты местным парламентам.

Восточноевропейское славянское язычество (особенно украинское) по многим совим характеристикам обнаруживает немало сходства с "черносотенной" линией в РПЦ и с советским государственным православием в целом. Православие, особенно в России и на Украине, с одной стороны, тотально нетерпимо к иноверцам, с другой стороны, предельно терпимо к родному, то есть, местному "прирученному" язычеству. Язычество во многих своих элементах успешно интегрировалось в православную жизнь, что сказывается на характере обоих. Язычники-славяне ихз всех являются наиболее ярыми почвенниками, от чего им русское православие зачастую ближе скандинавского одинизма. Славянское "родноверие" (а именно так себя обычно называют славянские язычники) и внешне похоже на РПЦ: оно чаще всех прочих направлений язычества создает централизованные организации, больше других тянется в политическую жизнь, создает (хотя и малочисленные и маргинальные) политические партии в основном радикальной фашистской ориентации, активно занимается геополитическими штудиями, наиболее склонно к радикальному национализму и антисемитским выпадам; да и женщин большинство славянских общин содержит в относительно подчиненном положении.

Язычество балтского варианта в Литве и Латвии, представляет собой промежуточный вариант между двумя описанными: оно также существует в виде практически полностью автономных братств, общин и клубов, большинство из которых занимается преимущственно религиозной деятельностью и фольклорными изысканиями и довольно демократично по своей идеологии; однако есть и радикалы (например, латышская община "Сидабрене"), которые также активно строят геополитические концепции и мечтают о политической власти. Налицо здесь чередование влияний либерального лютеранства и того же "черносотенного" православия, издавна боровшегося с католической "экспасией" в Прибалтику;

Тенгрианство — тюркская "доисламская" религия — интересно тем, что оно сильно зависит от окружающего его ислама. Ислам в целом известен своей тотальной нетерпимостью к язычеству, языческое возрождение вызывает резкое неприятие в исламской среде — более резкое, чем протестантские миссионеры. Отчасти поэтому тенгрианство на евразийском фоне — пока самое слабое языческое движение. С другой стороны, оно и одно из самых агрессивных в смысле анти-мусульманства и антихристианства. Собственно религиозные общины тенгрианцев — единичны, в основном существуют только тенгрианские "историко-культурные" кружки и общества, которые по-разному ведут себя в разных регионах. В Дагестане, среди кумыкского народа, тенгрианство выступает главным образом в роли национальной символики, подчеркивающей своеобразие кумыкской культуры, при этом оно мирно уживается с исламом; в Татарстане и Кыргызстане оно принимает формы довольно радикального этнополитического течения антимусульманского характера. Отличие тенгрианства от перечисленных вариантов язычества — в устойчивом сочетании радикальной критики мировых религий (ислама, христианства), что сближает его со "славянским" вариантом язычества, и радикальной критики характерных, по мнению тенгрианцев, авторитаризма, духа государственничества и подчинения, в чем оно гораздо ближе к западноевропейскому варианту, чем славянское язычество. В тенгрианстве много от современного ислама — с одной стороны, полицентричность, внешне демократичная структура, экологизм (наиболее выраженный на фоне всех прочих современных языческих течений), с другой — наиболее радикальное антизападничество, ощущение единства между всеми братьями по вере вне зависимости от страны проживания и принадлежности к конкретному тюркскому народу. Тенгрианцы любят говорить о великом прошлом тюркской цивилизации, частичными наследниками которой являются сегодня все тюркские народы.

Есть свои особенности и у язычества в буддистском окружении. Буддизм очень терпим к местным религиозным традициям, исторически в нем всегда присутствовали элементы синкретизма, из всех мировых религий он легче всех "вживается" в любые формы культуры. Буддизм легко допускает и собственное сосуществование с язычеством. Язычество в какой-то форме сохранилось во всех буддистских культурах, и современное развертывание язычества в буддийской среде вызывает минимальные конфликты. Весь буддистский антиглобализм концентрируется на призывах к ненасилию, буддизм преимущественно миролюбив и охотно соседствует с индуизмом, даосизмом, синто. Последние сегодня немало подверглись его влиянию. Они заимствуют от него эту своеобразную терпимость, установку на создание мягких альтернатив глобализму — через разработку этической и экологической проблематики (среди таких альтернатив на сегодняшний день наиболее четко вырисовывается уже упомянутая синтоистская альтернатива). Подобно самому буддизму эти религии стали одновременно национальными и транснациональными (самыми транснациональными во всем язычестве). В целом, наряду с западноевропейскими одинизмом и викканством, языческие религии, происходящие из "буддистских" стран, являются сегодня одними из наиболее динамично развивающихся по всему свету.

В завершении — о наиболее "проблемных" сторонах теоретического осмысления современного язычества.

Во-первых, с учетом сказанного о прогрессирующем "вливании" язычества в современные глобализационные процессы, существенный вопрос на сегодняшний день (касающийся в принципе всех религий): останется ли в будущем мире язычество в качестве именно религии, или оно приобретет статус одной из "альтернативных культур"? Насколько сильны секулярные тенденции в язычестве, связаны ли они также с глобализацией? Не трансформируется ли языческая религия в так называемый этнофутуризм — то есть, общественно-политическое по сути течение, берущее от этнических религий только "светский", "культурный" компонент?

Думается, что определять судьбу язычества как светскую как минимум поспешно. Напротив, возможно, в мире, измененном глобализацией, язычество (в том числе, маскирующееся под мировые религии) окажется наиболее успешным видом религии.

Во-первых, языческие религии зачастую лучше, чем, например, исторические христианские церкви, позволяют современному человеку поддерживать чувство этнической и культурной идентичности, стремительно ускользающее в глобальном мире. Во-вторых, язычество, по-видимому, лучше других религий способно противостоять тотальной секуляризации, сохранению твердой сексуальной и семейной морали. Далее, язычество (как, впрочем, и буддизм) легче других оказывается способно примириться с господством синкретизма в мировой культуре. Так, уже сегодня язычество обнаруживает способность вбирать в себя символы и идеи самых различных, в том числе мировых, религий, зачастую позволяя им таким образом выживать в более "комфортных" условиях. Так, современное язычество позволяет человеку избирательно принимать ценности буддизма, иудаизма, православия, при этом не заявляя о себе как о чьем-либо последователе, или об адепте какого-либо учения. Язычник может сам определять, каким правилам в религиозной жизни он будет подчиняться, какие обряды будет выполнять; он может участвовать в жизни самых разных общин, даже если их лидеры не согласны между собой по поводу религиозных доктрин, и избежит преследований. Современное язычество в большей степени, нежели христианство, ислам или даже буддизм позволяет человеку без страха относиться к авторитетным членам общин, критически воспринимать любую религиозную проповедь, а также исключить навязывание взглядов одних людей другим. В отличие от христианских церквей и мусульманских таррикатов, язычники меньше конфликтуют между собой, что располагает к ним общественное мнение. Язычеству оказывается легче усвоить идею плюрализма мнений, многообразия мира, — таким образом, оно помогает избежать конфликта, противостояния там, где этого не могут позволить современные мировые религии.

Возможно, это связано с тем, что, язычество, известное нам с XX века, исторически никогда не обладало крупными и жесткими централизованными структурами (все тайные секты и военнизированные группировки фашистского типа были немногочисленны и недолговечны, и никогда не делали "погоды" в обществе), и поэтому ему и не приходится тратить усилия на их "перестройку" в новых условиях. Далее, в отличие от мировых религий, языческие культы давно и окончательно утратили фактическую связь с государством (даже опыт первой половины XX века в Германии, Италии и Японии не произвел долговечных плодов — в этих случаях связь была скорее идеологической, нежели организационной). И сельские языческие культы, и интеллигентские языческие кружки на протяжении XX века существовали безо всяких контактов с государственными структурами (в отличие от мировых религий, которые в большинстве стран и по сей день либо поддерживаются, либо преследуются государственными властями, либо, даже в случае условного нейтралитета власти в отношении религии, находятся под той или иной степенью государственного контроля). В эпоху, когда функции государств меняются, усиливается влияние транснациональных и межгосударственных связей, языческим общинам не приходится как-то существенно перестраивать свою идеологию. Государство никогда не было для большинства из них сколь-нибудь центральной идеей и сколь-нибудь важным условием существования, поэтому его "самоустранение" из религиозной жизни в демократически-ориентированных странах никак не сказывается на состоянии язычества. В тех же странах, где слабеющие государственные власти пытаются насильно "повернуть историю вспять" и добиться жесткого управления религиозными процессами (в частности, в РФ, на Украине, в бывших центральноазиатских республиках СССР), с язычеством "совладать" не удается по уже указанным причинам: язычники нигде не обладают единой организацией, фиксированным вероучением, однозначно определимыми лидерами, поэтому никакая местная администрация не способна наладить с ними "продуктивной" работы, и никакие органы госбезопасности не способны держать их под контролем.

У современного язычества, тем не менее, множество других проблем и нерешенных вопросов. Многие проявления глобализации еще не отрефлексированы языческим сознанием с достаточной ясностью. Так, отношения язычников с гражданским обществом, с его правовой системой, со светскими СМИ во всех странах Евразии на сегодняшний день довольно неоднозначны. С одной стороны, мы видим периодические попытки язычников "вписаться" в правовое пространство современного "вестернизированного" мира, заставить государство и общество уважать себя. В Европе инициативу в этом отношении взяли на себя исландские язычники. Исландия до недавнего времени была единственной европейской страной, где язычество (руническая магия асатру) было признано в качестве государственной религии. Недавно со стороны лидера исландсских язычников Йормандура Инги был предложен общеевропейский закон, ныне одобренный Комиссией Европейского сообщества, о признании дохристианских религий всех народов Европы во всех государствах-членах ЕС и гарантировании им религиозной свободы.

Что касается России, то здесь в 2002 году усилиями поволжских язычников-марийцев (в первую очередь, "Ошмарий-Чимария") и московских славян-родноверов (а именно, Круга Языческой Традиции) был создан Межрегиональный консультативный совет коренных этнических, природных, языческих верований народов России, призванный вести совместную защиту прав язычников на территории РФ, в том числе через законодательную работу. В совет вошли по одному координатору от марийской национальной веры (республика Марий Эл), чавашской национальной веры (республика Чувашия), тенгрианства (республика Татарстан) и русского язычества (Москва).

В целом, в мире учащаются случаи, когда язычники не хотят оставаться в стороне от политической жизни: порой они вслух мечтают о современном государстве, в котором индустриальное и техническое развитие сочеталось бы с прогрессивным общественным и политическим устройством — то есть "работающей демократией", и при этом традиционные верования не теряли бы своей роли в культуре и обыденной жизни населения. Многие лидеры указывают и на зримый идеал такого государства — как правило, им оказывается Япония. Япония в их сознании предстает неким "живым аргументом" в пользу возможности государства и общества, "американизированных" только в смысле технического оснащения, но не в смысле религии, веры и нравственности. По их мнению, это балл в пользу тех, кто видит у глобализации только "американскую" перспективу. (Такому представлению способствуют и сами японские синтоисты: посредством Международного научного общества синто они уже установили контакты с язычески-ориентированными интеллектуалами по всему свету, и число их единомышленников продолжает сегодня расти).

Однако важно понимать, что подобные рассуждения — лишь капля в море современного язычества. Очевидно, что на сегодняшний день доминирующее среди язычников стремление к максимальной свободе и независимости от "падшей" современной американизированной цивилизации практически всегда приводит к убежденному игнорированию ее непосредственных плодов — государства, светских законов и гражданской жизни. Отсюда языческие общины в большинстве своем не желают регистрироваться в органах юстиции, участвовать в работе государственных органов по религиозным вопросам и вообще делать какие бы то ни было официальные заявления. Нужно признать, что таких язычников в мире большинство, что об их общинах практически ничего неизвестно ни государству, ни средствам массовой информации, ни основной массе ученых. Иными словами, «de facto» языческий мир остается своеобразной закрытой "автономией" внутри современного глобального культурного пространства. О тех процессах, которые происходят внутри этой "автономии", мы узнаем лишь по ее периодическим информационным "выбросам" в нашу сторону. Последнее, на мой взгляд, отличает рассмотрение темы глобализации применительно к язычеству, от того же занятия в случае гораздо более "публичных" христианства, буддизма и даже ислама.

 

 

А.С.Коскелло Источник: "Credo.Ru"

 

Сохранение и развитие языческих религий в современном мире — одно из парадоксальных проявлений глобализации. Для всякого язычеcтва одной из центральных категорий религиозной жизни является категория "рода". Иными словами, в рамках языческого мировоззрения человек рассматривается как представитель определенной популяции живых существ, "рода", все его мысли и поступки должны определяться его связями с "братьями по роду", и с окружающим "природным", — то есть, географическим, климатическим и проч. — контекстом. Традиционно языческие религии ограничивают себя рамками того или иного этноса (народа, нации), который они понимают как некую "надродовую" структуру. Общественным мнением предполагается, что в целом вследствие глобализации в современной культуре нивелируется значение родового и этнического фактора, и, соответственно, родовые и этнические религии обречены в будущем на вымирание. Однако существование и развитие языческих религиозных движений практически во всех странах мира свидетельствует о том, что ситуация как минимум неоднозначна.

Ниже я попытаюсь показать, что языческое мировоззрение, а вместе с ним — и категория "рода" в религии, отнюдь не исчезают в связи с глобализацией. Более того, глобализационные процессы только подстегивают развитие язычества. Причем это развитие интересно тем, что оно достигается самыми разными, подчас противоположными способами: порой язычники противостоят глобализации, порой — довольно активно к ней приспасабливаются.

Основной тезис моего доклада следующий: особенность реакции языческих религий на глобализационные процессы в том, что они почти всегда выбирают "крайнее" решение. Отсюда можно сказать, что у язычества нет одного "ответа" на "вызов" глобализации, но есть два: первый связан с радикальным антиглобализмом и, как правило, национал-социализмом и фашизмом, второй — с радикальным глобал-оптимизмом и, зачастую, радикальным демократизмом и либерализмом.

Способность современного язычества к столь разнородным проявлениям, по-видимому, связана и с фундаментальными особенностями этой религии. Одним из ключевых понятий, на которых основывается языческая религия, является понятие "традиции". Под "традицией" в язычестве понимается набор установок, помогающий человеку жить в гармонии с окружающим миром. "Традиция" не тождественна "культуре" в европейском понимании этого слова. Для языческой "традиции" важна такая черта как ее "невыявленность", "неявность". В языческой картине мира "традиция" всегда отнесена к сфере "становления", "незавершенности". Язычников всех видов объединяет представление о том, что по сути своей "традиция" предвечна, однако единого мнения о том, как следует относиться к ее историческим формам, в язычестве нет. Таким образом, "традиция" может осмысливаться в равной степени в реставрационном и в инновационном духе. Можно направлять все усилия на то, чтобы в мельчайших деталях сохранить традиционный уклад жизни, традиционный быт, традиционную мораль, а можно — на то, чтобы тот жизненный уклад и та мораль, которых язычник придерживается, соответствовали той самой предвечной "Традиции", и постоянно обновлять их, если потребуется. Отсюда и разные направления среди язычников: с одной стороны, реконструкторы старины и те, кого интеллектуалы-язычники называют "ряжеными", с другой — современные язычники-новаторы, сознательно создающие новые религии и новые идеологии. В условиях отсутствия какого бы то ни было понятия "ортодоксии" языческий религиозный мир в равной степени поощряет и то, и другое.

Соотношение этих двух "полюсов" в современном язычестве неоднозначно: первый, радикально-националистический, вариант является более традиционным, в определенном смысле более "отработанным", второй, либеральный, — более "новым", соответственно, менее устоявшимся. Первый идеологически восходит к провозвестникам "европейской консервативной революции" 1920-х — 30-х годов, второй в большей степени связан с "контркультурным бумом" 60-х годов прошлого века. Первый на сегодняшний день является скорее отступающим, теряющим позиции в языческом мире, второй скорее набирает силу, хотя об однозначном перевесе говорить не приходится.

Если говорить о евразийском пространстве, то в этом отношении для каждого региона характерен свой "портрет" язычества. Западная Европа и Япония фактически уже сделали отчетливый выбор в пользу "либерального" варианта, Северная Европа (Скандинавия) довольно близко к нему подошла, Центральная и Восточная Европа (то есть, главным образом, страны бывшего "соцлагеря"), и вообще Россия (с азиатской частью) находятся в состоянии активного поиска своего пути, но радикально-националистическая тенденция пока что преобладает.

Кроме того, не только языческий мир каждой страны, но и каждое отдельно взятое языческое течение сочетает в себе группы, тяготеющие к этим различным полюсам. В этом особенность языческих религий вообще: "монолитных" течений в язычестве практически нет, оно всегда многообразно. Можно выделить лишь условные предпочтения. Так, в "авангарде" либерального язычества сегодня находятся японское синто, такие западноевропейские течения как друидизм, викканство, а также североевропейская религия асатру. В этих движениях доминируют либеральные тенденции, в целом им свойственна наибольшая толерантность в вопросах религии. На противоположном полюсе выделяются главным образом славянские языческие группы Восточной Европы (а именно, многочисленные кружки украинской "ридны виры" и их российские единомышленники, например, из "Союза Венедов", или "Церкви Нави" Ильи Лазаренко, с их по сути фашизоидным антисемитизмом), а также языческие общины других стран бывшего СССР (например, движение "Эуцюн" среди армян, некоторые прибалтийские язычники — наподобие латышской "Сидабрене", а также тенгрианские кружки среди тюркских народов (татар, башкир, киргизов)). Но, повторюсь, важно учитывать, что и друидисты, и виккане, и одинисты, и славяне, и армянские солнцепоклонники, и вся прибалтийская "диевтуриба", и тенгрианцы сегодня спорят не только друг с другом, но и с ближайшими соратниками по вере. Почти во всех движениях есть и либерально— и фашистки— мыслящие деятели. Например, несмотря на общую толерантность скандинавского язычества, многие скандинавские, английские и американские группы поклонников Одина и члены Обществ Асатру ("поклонников германских богов") поддерживают тесные отношения с "Орденом Арманов" и ТОЕПСПР ("Трудовое общество европейского племенного союза [поклонников] природных религий"), которые считаются самыми активными языческими организациями нацистской ориентации в современной Германии.

Описать портрет конкретной языческой группы сложно и потому, что для современного язычника вообще характерны частая перемена личной позиции и частый переход из крайности в крайность. На разных уровнях современного языческого сознания очевиден этот разлом между либерализмом и авторитаризмом, между предельной свободой и предельным закрепощением, эта необходимость радикального выбора. В каких-то случаях выбор уже практически сделан, в каких-то — до него еще очень далеко. Второй тезис моего доклада — в том, что, на мой взгляд, язычество в целом сегодня все более тяготеет к своему "либеральному" полюсу, и все больше движений выбирают тот или иной либеральный, "глобалистский" по сути, путь развития.

Победа таких тенденций также может быть объяснена исходя из сущности самой языческой веры. Важная черта язычества — это пантеизм, обожествление всего мира, то есть, всех его проявлений. Нередко современные язычники, противопоставляя себя христианам, говорят, что в отличие от последних, они признают все составляющие мира, включая даже "темные" и условно говоря, "злые" его стороны (ибо понятие "зла" допускают не все язычники). Для язычества характерно непротивление естественному порядку вещей, и если глобализация все более осмысливается человечеством как неизбежность, то язычники с ней свыкаются, принимают ее таковой, какая она есть, и "славят" ее как одно из проявлений жизни "Рода".

Далее, для язычества очень важны принципы "единения" и "гармонии", в том числе, и в сфере общественных отношений. Славяне-язычники используют также понятие "Лада", который, по их мнению, должен присутствовать в здоровом обществе и в здоровой экономике. Эти идеи довольно трудно примирить с радикальным антиглобализмом в эпоху объективного формирования единого экономического пространства, когда капиталистический путь развития так или иначе уже выбран большинством стран и противостоять ему — значить вставать на путь конфликтов и войн.

Глобальная трансформация уже сегодня происходит в "фундаменте" мирового язычества. В первую очередь это касается самого понятия "рода", обязательного для языческой религии. "Род" в современном язычестве, безусловно, уже не является "родом" в архаичном смысле слова: это не сообщество кровных родственников, но гораздо более размытая категория. Здесь в большей степени побеждает "либеральный" вариант. Так, если европейские язычники начала XX века (и их отдельные последователи 70-х — 90-х годов в бывших соцстранах) нередко предлагали в качестве "рода" рассматривать так называмую "расу", то есть, часть человечества с определенными биологическими признаками, то современное язычество от этого "принципа крови" практически отошло. В его понимании, как правило, "род" — это либо община "верных", то есть, сохранивших преданность "вере предков" (а фактически — признающих ту или иную современную неоязыческую доктрину) людей, либо весь этнос, но не в "биологизированном", "расовом", а в социологическом понимании (то есть, "народ", либо "нация"), с позицией которого та или иная языческая община отождествляет свои взгляды.

Отсюда, к слову, важная особенность современного язычества: доступ в языческие общины оказывается теперь предельно свободным, открытым — достаточно признать себя членом той или иной нации или засвидетельствовать свою верность тем богам, которых почитают в общине. Фактическое кровное родство роли не играет: сегодня русский человек без всяких проблем может посвятиться в "одинисты" (то есть, скандинавскую общину, в религию асатру), пройти обряд посвящения в друидистском сообществе и стать таким образом "кельтом" по вере, или же изучить приемы африканской магии и стать последователем религии Вуду. При этом большинство общин в настоящее время уже не проверяет "новичка" на "этническую чистоту" (в этом смысле, опять-таки, расовые построения, характерные для неоязыческих идеологов начала XX века, постепенно становятся маргинальным явлением для современного языческого мира). Главное — это самоопределение человека, его личный выбор.

Вместо этнических, расовых и прочих, казавшихся прежде "объективными", критериев "верного" человека язычники все более предпочитают критерии "субъективные", морально-нравственного порядка. Отсюда многочисленные списки "заповедей", которые сегодня имеются во многих общинах, отсюда и рассуждения многих неоязыческих лидеров об особом характере "народной" веры — ее терпимости, нацеленности на порядочность в отношениях между людьми, на гармонию человека с природой. Это становится характерным даже для самых "репрессивных" в прошлом общин, например, для значительной части украинских "ридновирцев". Так, по высказываниям известной украинской язычницы Галины Лозко, именно "ридна вира" придала украинскому национальному характеру такие черты, как жизнерадостность, свободолюбие, ненависть к любым формам угнетения и отсутствие стремления к захватническим войнам.

Лишь немногие язычники сегодня состоят в "родовых" общинах, проживающих в одном месте, ведущих совместное хозяйство и совместно воспитывающих детей (хотя есть и такие редкие случаи — например, знаменитый язычник Доброслав, уехавший из города и создавший в деревне Весенево Шебалинского района Кировской области настоящий родовой поселок). "Род" вообще в ряде случаев превращается в некую условность в мировоззрении язычника. Современность даже породила категорию язычников-"одиночек", не принадлежащих ни к каким родовым общинам. Например, известный язычник— москвич Лютобор: он определяет себя как язычник с 1989 года, но ни в одной общине с тех пор не состоял и ныне не участвует ни в одном объединении.

Вследствие глобализационных процессов многие язычники отказываются от идеи построения родовых общин и в будущем. Волхв Всеслав Святозар (община "Купала") интересно рассуждает об этом на Изведнике Русского Язычества в Интернете: "В прежнем смысле родовая община невозможна: людей слишком много, они "хуже качеством" и мир существенно иной. Но принцип "соборности" (Соловьева) и "всемирности" (Достоевского) — это идеи как раз наши, из русской древности. Все так и будет: станет новая община — единое человечество". Ярослав Добролюбов, в данном случае представляющий Круг Бера", полагает, что будущие языческие общины совершенно не обязаны быть похожими на древние: "В условиях мегаполиса запросто возможно существование каких угодно общин с разным внутренним устройством и рядом", — пишет он. Интересны и высказывания других язычников с того же Изведника. Велеслав, община "Родолюбие": "В древности Родовая Община объединяла, прежде всего, сородичей, проживающих в непосредственной близи друг от друга и ведущих единое Общинное хозяйство. В наше время Родноверческие Общины строятся, зачастую, на других началах. Во-первых, в состав Общины входят не одни лишь близкие сородичи. Во-вторых, не все они проживают в непосредственной близости друг от друга (ибо современный город, даже далеко не самый крупный, простирает свои границы намного дальше любого древнего поселения, городища или деревни). А в-третьих, современный Мир диктует нам иные способы ведения хозяйства, зачастую весьма и весьма далёкие от древних. Современные Общины объединяют своих членов скорее на почве общности их мировоззрения, нежели по принципу их совместного проживания (хотя есть, конечно, и исключения)". Доброслава, "Рязанская Славянская Языческая Община", предлагает похожий вариант: "Если исторические общины основывались на совместном производственном процессе — современные, на мой взгляд, будут основываться на идеях духовного единства и совместного воспитания детей, физического и духовного совершенствования самих себя, решения задач физического и духовного выживания".

Любопытно, что большинство современных язычников в мире осознают, что их вера если и наследует вере предков, то лишь отчасти. Не секрет, что уже сегодня во многих регионах Евразии большинство языческих общин составляет так называемая городская интеллигенция, — люди, как правило, оторванные от какой бы то ни было исторической религиозной традиции. Отсюда и то, как они определяют ценность своей деятельности. Акцент ставится уже не столько на восстановлении или возрождении некоей утраченной веры предков, не на консервации каких-то религиозных устоев, сколько на определении истинного духовного пути для современников и, даже в большей степени, для своих потомков, на творческом конструировании по сути новой религии. Этот духовный путь иногда обозначается европейскими язычниками термином "археофутуризм". Неудивительно, что такая идеология распространяется преимущественно из Западной Европы, где христианизация культуры является безусловно самой глубокой на территории Евразии и, соответственно, этнические верования в наименьшей степени практикуются народом. Характерно это и для России, где культура в результате истории предыдущих веков оказалась одной из самых секуляризованных в мире, общество в целом является безрелигиозным, а, в частности, языческие традиции сохранились только на уровне быта, но не на уровне мышления.

С подобными явлениями мы сталкиваемся, к слову, и в современном буддизме. В буддизме сегодня растет напряжение между "этническими буддистами" и "неофитами", между буддистами "урожденными" и "новообращенными". Если в традиционных "этнических", главным образом, восточных, сангхах поддерживается столь важная для буддизма преемственность от учителя к ученику, то среди "необуддистов" на Западе она слаба или отсутствует. Отсюда первые порой не признают вторых "полноценными" буддистами, считая их веру чистой реконструкцией.

 Приблизительно то же и в современном язычестве. В нем также присутствуют два мира, как правило, конфликтующих между собой — мир тех, кто поддерживает веру своих непосредственных предков, кто унаследовал языческое мировоззрение и знания об обрядах через традиционное семейное воспитание, и тех, кто добровольно и сознательно пришел в языческую общину из христианской, мусульманской, или, что еще чаще, вовсе нерелигиозной семьи. Условно это можно описать как разделение на "патриархальное сельское" и "городское неофитское" ("интеллигентское") движения. В язычестве эти два движения в последнее время не столь борются друг с другом, сколь объективно друг друга усиливают.

В регионах сохранения "патриархального" язычества собственно "народное" языческое движение, как правило, хотя и конфликтует с "интеллигентским", но все же находится в весьма сильной от него зависимости. Лишь в немногих случаях, как, в частности, в Удмуртии, интеллигентам-язычникам удается объединиться с непосредственными носителями традиции — потомственными картами, шаманами, жрецами или волхвами в одну организацию. В остальных случаях интеллигенты-реконструкторы, как правило, находятся под постоянной критикой со стороны большинства "шаманистов по рождению" (например, регулярное разоблачение "шаманов-самозванцев" — неотъемлемый элемент современной религиозной жизни в республике Горный Алтай). Тем не менее, интеллигенты дают потомственным жрецам приток новых последователей и то общественное признание, которого сама патриархальная среда уже не может им гарантировать.