М. Мюллер. Введение в науку о религии

В наши дни почти невозможно говорить о религии, не обидев кого-нибудь. Некоторым религия кажется слишком священным предме­том для научного изучения; другие ставят ее в один ряд с алхимией и астрологией, считая, что она сплетена из ошибок и галлюцина­ций, недостойных внимания ученого.

В некотором смысле я согласен с этими двумя мнениями. Рели­гия есть священный предмет, и в ее самой совершенной или самой несовершенной форме она заслуживает наивысшего уважения... Но подлинное почтение состоит не в том, чтобы объявить дорогой для нас предмет недоступным для свободного и честного исследования; отнюдь нет! Подлинное почтение к предмету, каким бы священным, каким бы дорогим для нас он ни был, проявляется в подходе к нему с полным уважением; без страха и без предубеждения; безусловно, с нежностью и любовью, но прежде всего с неуклонным и бескомпро­миссным стремлением к истине.

С другой стороны, я вполне допускаю, что религия, если посмот­реть шире, и в прежние времена, и в нашу эпоху находилась иногда на высшем уровне, а иногда нисходила на уровень алхимии и астроло­гии. В религии можно обнаружить предрассудки, остатки фетишиз­ма; и, что еще хуже, в ней можно найти нечто напоминающее лице­мерие римских авгуров. В практической жизни было бы неверным занимать нейтральную позицию между этими противоречивыми точками зрения. Как толь­ко мы видим, что теряется уважение к религии, мы обязаны, выра­зить свой протест; как только мы видим, что предрассудки иссуша­ют корни веры, а лицемерие отравляет источники морали, мы. должны. занять определенную позицию. Но как специалисты, изучающие ре­лигию, мы. поднимаемся выше, в более спокойную атмосферу. Мы. изу­чаем заблуждение, подобно тому, как физиолог изучает болезнь, вы­являя ее причины, прослеживая ее влияние, размышляя о возможных лекарствах от этой «священной болезни» [эпилепсии], но право применения лекарств мы предоставляем другим людям, напри­мер хирургу или практикующему врачу. Выражение Diuersos diuersa juvant [о вкусах не спорят] имеет всеобщее значение, и раз­деление труда в соответствии со способностями и вкусами различ­ных индивидов будет всегда обеспечивать наилучшие результаты. Студент, изучающий историю естествознания, не вступает в поле­мику с алхимиками и не спорит с астрологами; скорее он пытается проникнуть в их понимание вещей и открыть в ошибках алхимии зародыши химии, а в фантазиях астрологии жажду и поиски истин­ного знания о небесных телах. Аналогичным образом поступает и студент, изучающий науку о религии. Он желает выяснить, что такое религия, какую основу она имеет в душе человека и каким за­конам следует в своем историческом развитии. В данном случае изу­чение заблуждений для него более поучительно, чем изучение той религии, которую он считает единственно истинной; и улыбающий­ся авгур является таким же интересным предметом, как римский верующий, который, закрывая свое лицо во время молитвы, думает, что он остается наедине со своим богом.

Мюллер М. Религия как предмет сравнительного изучения. — X., 1887. - С. 4-5.

*                     *                       *

1.7. [Почуття як найглибше джерело релігії. Концепція У. Джеймса]:

… По существу своему религия есть частное явление, имеющее толь­ко индивидуальное значение и как таковое не поддающееся объек­тивной формулировке. Конечно, попытки облачить содержание и смысл религии в философскую форму никогда, вероятно, не прекратятся, так как это стремление слишком глубоко заложено в при­роду человеческого ума; но эти попытки имеют для религии лишь второстепенное значение и не могут ни прибавить ей авторитет­ности, ни дать санкцию достоверности тем чувствам, на которых она основана и из которых религиозные люди черпают свои побуж­дения и свою уверенность в объективной истинности их веры... Я действительно думаю, что чувство есть глубочайший источник религии, а философские и богословские построения являются толь­ко вторичной надстройкой, подобной переводу подлинника на чужой язык.

Называя их так, я разумею под этим, что в мире, где совсем от­сутствовали бы религиозные чувства, не могло бы никоим образом создаться философское богословие. Я глубоко сомневаюсь в том, что бесстрастное, интеллектуальное созерцание мира могло бы. со­здать — без помощи чувства внутренней потерянности и жажды спасения, с одной стороны, и мистических переживаний, с другой, — те системы, религиозной философии, которые существуют в насто­ящее время. Люди начали бы с анимистического объяснения явлений природы и затем опровергли бы их с помощью научных методов, как это и случилось в действительности. В науке они собрали бы. толь­ко известное количество психологических наблюдений, как это де­лают и теперь. Но у них не было бы побуждения прийти к высшим спекуляциям догматического или идеалистического богословия, так как они не чувствовали бы потребности проникновения в такие воз­вышенные области. Эти спекуляции, по-моему, следует назвать сверхверованиями, т. е. надстройками, созданными разумом на фун­даменте, который был ранее заложен чувством.

Но установив, что фундамент религиозной философии заложен чувством, мы должны признать, что философия обрабатывает бо­лее высоким способом материал, доставленный им. Чувство огра­ничено и слепо; оно не способно дать себе отчета в себе самом. Оно успокаивается на том, что его достижения таинственны и зага­дочны, отказывается оправдывать их рационально и нередко охот­но предоставляет им быть противоречивыми и нелепыми. Филосо­фия относится к этим вопросам совершенно иначе. Она стремится отвоевать у тайны, и противоречивости всякий клочок знания, которого она касается. Высочайший идеал свой разум всегда видел в освобождении своего царства от темных и неустойчивых личных убеждений и в достижении объективной истины, обязательной для всякого мыслящего человека. Освобождение религии от ее нецелесо­образного и нерационального индивидуального характера, придание начертанным ею путям к спасению общего значения и признания — такова вечная задача разума.

Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. — М., 1993. — С. 335-336.

*                     *                       *

1.8. [Психоаналітична інтерпретація феномену релігії]: