Глава 3. Влияние Нюрнбергских и Токийских принципов на развитие международного публичног права

В этой главе рассматриваются, во-первых, последующее развитие сформулированных в Нюрнберге и Токио понятий преступлений - преступлений против мира, военных преступлений и преступлений против человечности и, во-вторых, создание, главным образом путем заключения международных договоров, значительного комплекса норм международного уголовного права. Трибуналы не только породили желание дополнительно разъяснить природу преступлений, в которых было обвинено руководство фашистской Германии и милитаристской Японии, но и содействовали резкому расширению предмета международного уголовного права. Влияние Нюрнбергского и Токийского трибуналов на развитие международного права можно дифференцировать по следующим аспектам:

1. Кодификация и развитие принципов трибуналов;

Развитие самих сформулированных в Нюрнберге и Токио понятий преступлений идет по двум направлениям: расширения и разъяснения составов конкретных преступлений и попыток включить их в более широкую категорию «преступлений против мира и безопасности человечества». Можно выделить, в частности, резолюции Генеральной Ассамблеи ООН от 11 декабря 1946 г., где содержится «Признанное Уставом Нюрнбергского трибунала подтверждение принципов международного права», резолюцию Ассамблеи о геноциде, датированную тем же днем; Конвенцию о геноциде, принятую Ассамблеей 9 декабря 1948 г.; кодификацию принципов Нюрнберга Комиссией по международному праву 1950 г.; Международную конвенцию о запрещении и наказании апартеида; Конвенцию о неприменении установленных законом сроков давности к военным преступлениям и преступлениям против человечности; Принципы международного сотрудничества в розыске, аресте, выдаче и наказании лиц, виновных в военных преступлениях и в преступлениях против человечности, Женевские конвенции 1949 г. и Протоколы к ним 1977 г. и другие основополагающие международные правовые акты.

Все эти документы можно рассматривать как попытки закрепить и конкретизировать сформулированные в Нюрнберге понятия преступлений и в то же время как подтверждение этих принципов мировым сообществом в целом, а не малым количеством государств, которые выступали от его имени в Нюрнберге и Токио.

Попытки сформулировать, обобщить и систематизировать уроки Нюрнберга имели место в работе Комиссии по международному праву, результатом которой явились сначала Проект кодекса о преступлениях против мира и безопасности человечества 1954 г. и затем возобновление работы над этим проектом.

Кроме того, в проекте Кодекса были предусмотрены наказания за действия, которые составляли сговор о совершении указанных преступлений, соучастие в них или покушение на их совершение. В Проекте было также предусмотрено, что то обстоятельство, что лицо действовало в качестве главы государства или в качестве ответственного правительственного чиновника, не освобождает его от ответственности. То обстоятельство, что оно действовало в соответствии с приказом своего правительства или вышестоящего должностного лица, также не освобождает его от ответственности, если по обстоятельствам времени оно имело возможность не подчиниться приказу. Эти последние положения были единственными в Проекте 1954 г. формулировками, которые имели характер норм «общей части».

2. Создание комплекса норм международного уголовного права;

В следующие после Нюрнбергского и Токийского процессов годы был принят целый ряд международных актов, в которых нашли отражение принципы, сформулированные на этих трибуналах:

Конвенция ООН о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948г.; Женевские конвенции Международного комитета Красного Креста 1949 г.; Конвенция ООН о пресечении торговли людьми и эксплуатации проституции 1949 г.; Гаагская конвенция ЮНЕСКО о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г.; Дополнительная конвенция ООН об упразднении рабства, работорговли и аналогичных им институтов и практики 1956 г.; Общая конвенция ООН о наркотиках 1961 г.; Токийская конвенция Международной организации по вопросам гражданской авиации о преступлениях и некоторых других действиях, совершенных на борту самолета 1963 г.; Гаагская конвенция Международной организации по вопросам гражданской авиации о пресечении незаконных захватов самолетов 1970 г.; Конвенция американских государств Организации американских государств о предупреждении и наказании террористических актов в форме преступлений против лиц, находящихся под международной защитой, и связанного с этим вымогательства имущества в случаях, когда эти акты имеют международное значение, 1971 г; Конвенция ООН против пыток и других видов жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство личности обращения или наказания 1984 г.; Европейская конвенция Совета Европы о посягательствах на культурные ценности 1985 г. Данный список можно продолжать.

Следует заметить, что многие из этих международных договоров - примеры того, как международное сообщество сумело в совершенно разрозненных сферах своих интересов прийти к согласию относительно борьбы с помощью норм международного уголовного права против конкретных разновидностей бедствия, именуемого международным терроризмом. В резолюции, которая была единогласно принята в 1985 г., Генеральная Ассамблея ООН недвусмысленно объявила его «преступлением».

В соответствии с положениями этого внушительного собрания международных договоров государств стороны правомочны, а в большинствеслучаев они обязаны подвергать - на основе установленной их внутренним законодательством административной или уголовно-судебной процедуры — преследованию физических лиц, обвиняемых в том, что они занимаются широким кругом таких деяний, которые международное сообщество признает преступными. В отсутствие до недавнего времени постоянно действующего международного уголовного трибунала по типу тех, что были учреждены ad hoc в Нюрнберге и Токио, национальные суды вполне можно было рассматривать как представителей международно-правовой системы.

Основной предмет вышеуказанных международных договоров достаточно виден из их названий – пресечение международных преступлений и борьба с ними. Тем не менее, попытаемся синтезировать некоторые аспекты содержания этих договоров как процессуального, так и материально-правового характера, рассмотрев три крупные группы вопросов, которые возникают в связи со многими договорами из числа включенных в указанный список:

А) Вопрос о юрисдикции и экстрадиции; то, что можно назвать «экстрадиция, предоставление убежища, исключение политических преступников, выдавать или подвергать уголовно-судебному преследованию» - очень сложный комплекс взаимосвязанных вопросов; права обвиняемого; защита ссылкой на выполнение акта государственной власти или приказов вышестоящих должностных лиц. Конечно, все эти вопросы имели непосредственное отношение к Нюрнбергу и Токио, и исследование их даст правильное представление о том, каковы были те обязательства, которые государства готовы были на себя принимать на протяжении десятилетий после окончания Нюрнбергского и Токийского процессов.

Специалисты по международному публичному праву обсуждают различные принципы, на основе которых государства претендуют на осуществление уголовной юрисдикции, в особенности такие, как принцип территории, принцип последствий, принцип гражданства (или активной правосубъектности), принцип пассивной правосубъектности (основанной на гражданстве потерпевшего) и принцип универсальности. Применение этих принципов в конкретных случаях является предметом значительных разногласий. Судя по всему, Нюрнбергский и Токийский трибуналы приняли за основу своей юрисдикции некий вариант принципа универсальности, хотя можно найти серьезные доводы в пользу того, что учредившие трибуналы страны действовали совместно в качестве представителей международного сообщества в целом.

Задача, которая в послевоенный период стояла перед всеми международными договорами уголовно-правового характера, заключалась в том, чтобы учредить суд для осуществления международной юрисдикции. Однако концепция Трибунала, учрежденного в качестве органа международного правосудия, продолжала оставаться лишь формальностью. Среди указанных выше международных договоров возможность учреждения Международного Трибунала рассматривалась только в конвенциях о геноциде и апартеиде, но подобного рода судебный орган долгое время учрежден не был. Действительно, указанными договорами редко предоставляется универсальная юрисдикция по типу установленной обычным правом традиционной юрисдикции в отношении пиратов - простым заявлением, что все стороны в договоре могут осуществлять юрисдикцию в отношении преступлений независимо от места их совершения.

В порядке исключения универсальная юрисдикция узаконена Женевскими конвенциями 1949 г. и Конвенцией об апартеиде. В некоторых международных договорах, таких, как, например, Конвенция о геноциде (которая предоставляет юрисдикцию либо по территориальному признаку, либо международному трибуналу, если таковой будет учрежден), прослеживается тенденция в сторону отказа отдельным государствам в праве осуществлять универсальную юрисдикцию. Чаще бывает так, что международные договоры требуют от государства осуществления юрисдикции на основе иной или иных концепций юрисдикции при условии, что, если нельзя будет определить государство для осуществления юрисдикции на основе «иных концепций», действовать будет принцип вторичной или уступленной универсальной юрисдикции.

Примером подхода такого типа, который мы обнаруживаем почти во всех международных договорах, заключенных после 1970 г., является статья 3 конвенции 1973 г. «О наказании за преступления против лиц, находящихся под международной защитой, включая дипломатических агентов». Параграф 1 статьи 3 требует от государства-стороны принятия таких мер, которые могут быть необходимы для установления юрисдикции в случаях, когда (а) преступление совершено на территории этого государства или на борту корабля или самолета, зарегистрированного в этом государстве, (б) предполагаемый преступник является гражданином этого государства и (в) преступление совершено против лица, находящегося под международной защитой, которое пользуется своим статусом как таковым ввиду функций, которые оно осуществляет от имени этого государства.

Здесь мы можем наблюдать пример интенсивного смешения принципов территории, гражданства и пассивной правосубъектности. Как и в других международных договорах аналогичного характера, налицо совпадающая юрисдикция, однако приоритетность принципа юрисдикции - на случай, если те или иные государства пожелают ее осуществлять - прямо не указана. Такого рода вопросы о приоритетности просто оставлены для решения их путем переговоров между сторонами. Однако «первичный» характер этих концепций юрисдикции с очевидностью вытекает из формулировок и конструкции норм, трактующих о «вторичной» универсальной юрисдикции. Параграф 2 статьи 3 Конвенции 1973 г. связывает уступленную универсальную юрисдикцию с общим обязательством выдавать преступников одному из государств, осуществляющих первичную юрисдикцию. В нем предусмотрено, что каждое государство-сторона должно принимать такие меры, которые могут оказаться необходимыми для установления юрисдикции в отношении преступлений в случаях, когда преступник находится на его территории, а не выдавать его какому-либо из государств с первичной юрисдикцией, перечисленных ранее в этой статье. Общим здесь является принцип «выдавать или подвергать уголовно-судебному преследованию», однако решение в пользу уголовно-судебного преследования, основанного на принципе универсальной юрисдикции, здесь не может быть признано предпочтительным. А решение об экстрадиции может быть. С другой стороны, международные договоры, подобные этому, явно ставят дополнительным условием юрисдикции, основанной на принципе пассивной правосубъектности, одобрение ее международным сообществом.

Важным аспектом этих международных договоров является комплекс сложных вопросов, которые следует рассмотреть в их совокупности - экстрадиция, предоставление убежища, исключение политических преступлений и обязанность выдавать или подвергать уголовно-судебному преследованию.

Большинство государств практикуют заключение двусторонних и иногда многосторонних договоров, что облегчает выдачу скрывающихся от правосудия преступников в другие государства или из других государств. Некоторые государства осуществляют процедуру выдачи на основе собственного законодательства, не прибегая к заключению международных договоров. В условиях системы, подобной той, что была представлена нами выше в виде перечня международных договоров, заключенных после Нюрнберга и Токио, другими словами - в условиях системы, где нормой является национальное, ане международное правоприменение, нужны были определённые меры для того, чтобы обеспечить экстрадицию лиц, обвиненных в совершении международных преступлений.

Самое простое, что следовало сделать, это дополнить содержащийся в данном договоре или законе перечень преступлений, являющихся основанием для экстрадиции, теми или иными конкретными составами преступлений.

Б. Права обвиняемого;

В статье 16 Нюрнбергского устава содержалось несколько норм, обязывающих к проведению по делу справедливого судебного разбирательства. Обвинительный акт, должен был быть составлен со всеми подробностями и переведен на язык, понятный подсудимому. Подсудимый имел право на то, чтобы судопроизводство по его делу велось с переводом на понятный ему язык, был вправе давать любые объяснения, имеющие отношение к выдвинутым против него обвинениям, представлять доказательства лично или через своего участвующего в деле адвоката, а также подвергать перекрестному допросу любых свидетелей, вызванных в суд обвинением.

За годы, прошедшие после Нюрнберга, в рамках норм международного права о правах человека - в частности, во Всеобщей декларации прав человека и в Международном пакте о гражданских и политических правах — получил развитие впечатляющий массив нормативного материала, регламентирующего права обвиняемого. Речь идет об основных правах на справедливое обращение, включая право быть информированным об основаниях ареста, быть незамедлительно представленным судебному должностному лицу, право на справедливое судебное рассмотрение дела, на помощь участвующего в деле адвоката, на апелляцию и на возмещение в случае судебной ошибки. Более того, применительно к тем случаям, когда лицо обвиняется в совершении преступления за пределами своей страны, Венской конвенцией о консульских отношениях кодифицированы правовые нормы, относящиеся к праву обвиняемого на контакт с представителями своего государства.

При наличии подобной массы правовых норм, очевидно, нет ничего удивительного в том, что права обвиняемого не находятся в фокусе ни одного из международных договоров уголовно-правового характера. Связанные с этим подробности получили отражение только в Женевских конвенциях. Действительно, есть такие международные договоры, в которых об этом вообще ничего не говорится; в нескольких имеется только норма о запрете «двойного риска», препятствующая тому, чтобы лица, судимые в одной стране, были затем где бы то ни было судимы еще раз за то же преступление; иногда в международных договорах разрешается отказ в экстрадиции по мотивам защиты прав человека; во множестве других воспроизводится общий стандарт справедливого судебного разбирательства по делу и права на контакт с консульским персоналом. Таким образом, можно сказать следующее: обвиняемый, признание которого преступником происходит в рамках аутентичных (то есть соответствующих оригинальному тексту документа) формулировок международного сообщества, имеет право на защиту своих основных прав, которые также формулируются указанным сообществом. Сколь ужасны ни были бы выдвинутые против него обвинения, ему в элементарной человечности не отказывают.

В. Официальное положение подсудимых и приказы вышестоящих должностных лиц;

Своё развитие впоследствии получил (отразившийся в обоих уставах) принцип ответственности лица за международное преступление вне зависимости от его официального положения, будь то в качестве главы государства или ответственного должностного лица в правительственных ведомствах.

Тот факт, что подсудимый действовал в соответствии с приказом своего правительства или высшего по отношению к нему должностного лица, не освобождал его от ответственности, но мог рассматриваться как смягчающий наказание, если Трибунал решал, что того требует правосудие. Позднее Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН было подтверждено, что это положение является основополагающим принципом международного права.

Нюрнбергский трибунал истолковал эти слова следующим своим заявлением: «Истинное мерило, которое в той или иной степени присутствует в уголовном праве большинства стран, это не наличие приказа, а наличие или отсутствие при этом реальной возможности морального выбора». Тем не менее, он воспринял основную позицию - защита ссылкой на положение подсудимого в правительственной иерархии или на какие-либо приказы свыше недопустима.

Если и существовало мнение, что Нюрнбергский и Токийскийуставы и приговоры стали по обеим этим позициям источниками вполне определенной по своему содержанию нормы международного обычного права, нормы, вообще применимой к международным преступлениям как к таковым, то во время подготовки проекта Конвенции о геноциде оно поколебалось. Подтверждение в конечном счете получила лишь одна из этих позиций, другая же не получила. В статье IV Конвенции предусматривается, что «лица, совершающие преступления, предусмотренные Конвенцией, подлежат наказанию; независимо от того, являются ли они ответственными перед конституцией правителями, государственными чиновниками или частными лицами». Поправка о дополнении этой статьи параграфом «Требование закона или приказы вышестоящих должностных лиц не оправдывают геноцида» принята не была. Аналогичным образом не имели успеха попытки регламентировать вопрос о приказах вышестоящих должностных лиц пи в Женевских конвенциях 1949 г., ни при подготовке в 1977 г. протоколов к этим конвенциям.

Действительно, за вычетом трех документов, вопросы официального положения подсудимых и приказов вышестоящих должностных лиц не получили регламентации в тех международных договорах, которые были заключены в последующее время.

Первым таким исключением является Конвенция об апартеиде, в статье 3 которой заявляется, что ответственность за преступления по международному праву возникает независимо от мотивов поведения для частных лиц, членов организаций и учреждений и представителей государства. В подготовительных материалах Конвенции есть свидетельства в поддержку утверждения о том, что по замыслу ее создателей статья 3 означает, что к решению вопроса об уголовной ответственности не имеют отношения ни положение подсудимого как государственного чиновника, ни какие бы то ни было соображения о приказах вышестоящих должностных лиц. Судя по всему, таков на самом деле очевидный смысл этой статьи.

Вторым исключением является Конвенция о пытках. При определении понятия пытки в статье 1 Конвенции указывается на острую боль или страдания, физические или психические, умышленно причиняемые в определенных целях, «когда такие боль или страдания причиняются государственным должностным лицом или другим лицом, действующим в качестве должностного лица, либо по его подстрекательству, либо с его согласия, явно выраженного или молчаливого». Цитированная формулировка не имела бы смысла, если бы не подразумевала, что ни должностное положение обвиняемого, ни любые приказы, которые он мог получить свыше, не влияют на решение вопроса о его вине. В самом деле, этот пункт о приказах вышестоящих должностных лиц четко регламентирован в параграфе 3 статьи 2, где предусмотрено, что «в оправдание пытки нельзя ссылаться на приказ вышестоящего должностного лица или органа государственной власти».

Третьим таким исключением является региональный договор, Межамериканская конвенция о пытках, которая исключает защиту ссылкой как на участие в акте государственной власти, так и на исполнение приказа вышестоящего должностного лица.

Вызывает удивление, что эта основная правовая норма не была со всей определенностью воспроизведена в последующих документах. Только в Римском статуте Международного уголовного суда этот принцип нашёл своё подтверждение. В то же время складывается впечатление, что противоположная ей позиция в практике государств, к сожалению, продолжает в какой-то мере существовать.

Первые судебные процессы, в ходе которых было реализовано требование народов о привлечении к уголовной ответственности лиц, виновных в совершении массовых преступлений против мира и человечности, военных преступлений на оккупированных гитлеровской Германией землях, состоялись еще во время второй мировой войны в июле 1943 г. - в городе Краснодаре, в конце 1943 и в 1944 г. - в Харькове, Минске, Риге и т. д. Это была первая судебная практика по делам о преступлениях и уголовной ответственности гитлеровцев, которая стала своеобразной прелюдией Нюрнбергского и Токийского процессов, проложившей дорогу применению и реализации многих норм и принципов, составивших позже основу уставов этих трибуналов.

После Нюрнбергского и Токийского процессов во всём мире стали проводиться локальные суды над фашистскими и милитаристскими преступниками. Этому способствовала также проделанная работа по инкорпорированию их принципов в национальное право.

Обязанностьгосударств осуществлять преследование и наказание военных преступников расценивалась ими как универсальная. Не подлежащая давности и вытекающая из принципа уголовной ответственности физических лиц за международные преступления, она была четко выражена и, безусловно, закреплена во многих международно-правовых документах, принятых странами антигитлеровской коалиции еще в период войны (Сент-Джеймская декларация 1942 г., Московская - 1943 г., Ялтинская - 1945 г.), а затем и в послевоенных документах - Потсдамском соглашении, Лондонском соглашении от 8 августа 1945 г., Уставе МВТ, резолюциях Генеральной Ассамблеи ООН 1946 и 1947 гг. В той или иной форме в каждом из этих документов подчеркивалось, что военные преступники подлежат суду и наказанию независимо от места и времени совершения преступлений и что союзники найдут их даже на краю света с тем, чтобы правосудие свершилось.

Судебное преследование продолжало осуществляться военными трибуналами оккупационных властей в соответствующих оккупационных зонах. В Нюрнберге начали свою деятельность шесть составов американских военных трибуналов. С 1947 по 1949 г. состоялось 12 процессов. Было осуждено 1814 нацистских военных преступников.

Военные трибуналы Франции, которые осуществляли правосудие в ее зоне оккупации, рассмотрели дела 2107 нацистских военных преступников по обвинению во всех трех категориях преступлений. Во многих из них рассматривался вопрос о репрессалиях - коллективных расстрелах или других массовых казнях, широко применявшихся гитлеровцами в отношении гражданского населения оккупированной Франции. Деятельность ее трибуналов отличалась тем, что ими было вынесено несколько сотен заочных приговоров, в том числе и в отношении таких преступников, как Клаус Барбье (заочно дважды смертный приговор), палач французской деревни Орадур-сюр-Глан, гитлеровский генерал Ламмердинг и многие другие. В ходе процессов французские трибуналы обоснованно считали, что репрессалии в отношении мирного населения оккупированной страны, использовавшиеся оккупантами для подавления движения Сопротивления, должны квалифицироваться как преступные нарушения законов и обычаев ведения войны. Гитлеровские военачальники совершали военные преступления и преступления против человечности, отдавая приказы о массовых расстрелах мирного населения.

Военные трибуналы были образованы и действовали также в британской зоне оккупации. В отличие от других зон в британской основным нормативным актом преследования и наказания нацистских военных преступников считался специальный королевский указ от 14 января 1946 г. На нем основывали свою деятельность, принципы процедуры и вынесения приговоров британские суды. Решения МВТ они расценивали не как неоспоримые доказательства, а лишь как аргументы наряду с другими фактами и обстоятельствами. В противоположность судам других оккупационных держав британские состояли из непрофессиональных юристов. Они осудили 1085 нацистских преступников, из них 240 приговорили к смерти. По вопросу о принадлежности к преступным организациям британские суды придерживались особого мнения, не считаясь с принципами МВТ, согласно которому членство в преступных организациях гитлеровской Германии является уголовно наказуемым деянием и в дополнительных доказательствах не нуждается. Такая позиция проявилась, например, в процессе по делу М. Велени и 17 других нацистских военных преступников по обвинению в зверском убийстве 50 военнопленных английских летчиков в концлагере в Жагане. За одним исключением все подсудимые служили в гестапо, признанной МВТ преступной организацией. Несмотря на это, английский трибунал много усилий потратил на добывание и принятие доказательств в качестве неоспоримых.

Устав и приговор Международных военных трибуналов в Нюрнберге и Токио по делу главных военных преступников - это акты особого юридического значения: они составляют неотъемлемую часть современного международного права, костяк норм и принципов об уголовной ответственности физических лиц за международные преступления - против мира, человечности и военные преступления.

Приведение национального законодательства в соответствие с принципами и нормами действующего международного права является необходимым условием осуждения и наказания нацистских и потенциально иных военных преступников. Выполнение международно-правовой обязанности в деле преследования и наказания за международные преступления имело и имеет огромное значение в борьбе за мир и обеспечение безопасности на планете. Осуждая агрессивную войну и порожденные ею страшные злодеяния, наказывая виновных, Нюрнбергский и Токийский трибуналы и действовавшие в соответствии с его принципами национальные трибуналы защищали глубоко гуманные ценности - жизнь, свободу, человеческое достоинство, культуру, мир и права человека.

Заключение

Детально изучив предпосылки создания и историю формирования Нюрнбергского и Токийского военных трибуналов, судебную процедуру в них на основе соответствующих уставов, а также проанализировав то влияние, какое оказали эти процессы на нормы международного уголовного права, мы можем прийти к выводу, что их роль международном праве огромна.

Учитывая напряженнейшую международную обстановку, в которой они создавались, мы сознаём бесценность усилий людей, их создавших. Уже сам факт создания полномочных учреждений для суда над нацистскими и милитаристскими преступниками говорит о кардинальном изменении общественного правосознания в послевоенные годы. Никто не мог быть подвергнут наказанию иначе как по решению компетентного суда.

Формирование трибуналов осуществлялось на основании специальных международных документов. Различие заключалось в том, что если в Нюрнберге это было особое коллективное соглашение между союзными державами, то в Токио – единоличный акт Главнокомандующего союзными войсками генерала Д. Макартура.

Особняком в положениях Уставов Нюрнбергского и Токийского трибуналов стояла судебная процедура. В основном, она была схожей за некоторыми исключениями. В частности, Токийский трибунал имел возможность сам назначать подсудимым защитника, что не предусматривалось в уставе Нюрнбергского трибунала. Ни один из уставов не предусматривал возможность пересмотра приговора, что в современном мире расценивалось бы как нарушение прав подсудимых. Представляется, что такая норма была продиктована сложившейся исторической обстановкой – ведь сам факт проведения цивилизованного суда над преступниками заслуживает уважения. Никакое доказательство не имело заранее установленной силы, его значение могло определяться только исходя из подтверждаемых ими обстоятельств и их значения для судебного разбирательства. Постановка ответственности подсудимого вне зависимости от его служебного положения как принцип легла в основу всех последующих международных актов. Этот принцип подтвердил правовое равенство всех лиц перед законом и судом.

На твёрдой основе Нюрнбергских и Токийских принципов создавалось практически всё международное право послевоенного периода – будь то конвенции ООН и её специализированных учреждений или уставы международных трибуналов (например, Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г., конкретизировавший Нюрнбергские и Токийские правила). Уставы трибуналов в Нюрнберге и Токио впервые дали чёткое определение военным преступлениям, преступлениям против мира и преступлениям против человечности, которое использовалось при квалификации преступных деяний после второй мировой войны.

Трибуналы дали мощный толчок становлению целого комплекса норм международного уголовного права, положили начало его кодификации. Резолюции Организации Объединённых Наций подтвердили важность Нюрнбергских и токийских принципов, признав их основополагающими постулатами международного права.

Наконец, Нюрнбергский и Токийский процессы явились живым свидетельством подлинного единения стран и народов мира, а главное – правителей государств с принципиально разным общественно-политическим строем. Противоречия в отношениях между СССР, США и Великобританией копились и нарастали ещё в ходе войны, однако это не помешало ответственным людям собрать всю казуистику по кирпичикам в единый монолит Нюрнбергского и Токийского процессов, повернув его во благо всей человеческой цивилизации, навеки покарав бесчеловечных преступников.

Уроки Нюрнберга и Токио не должен забывать никто. Помешать процессу не могла даже стремительно менявшаяся политическая обстановка (вспомним, хотя бы, речь У. Черчилля в университетском городке Фултон и антисоветскую доктрину Трумэна, с интервалом в год имевших место в аккурат проведению судебных заседаний). В этой связи следует предостеречь сегодняшних мировых лидеров от двойных стандартов, когда геополитические интересы некоторых держав с попытками расширения сфер влияния выходят на первое место по сравнению с борьбой с реальной угрозой – угрозой мирового терроризма.