Не следуйте за мной, потому что я потерял себя 10 страница

Так что там находится незавершенный мавзолей, кото­рый должен был стать лучше, чем Тадж-Махал. И потом -благодаря этим радхасвами есть еще один, который будет определенно лучше, если он получится, что почти невозможно, ведь это очень маленькая секта; очень богатая, очень творчес­кая, но завершить работу, как это сделал Шах-Джахан, невозможно... А знаете ли вы, что сделал Джахангир, сын Шах-Джахана? Он нетолько прекратил все работы, он отрубил руки лучшим художникам для того, чтобы никто не мог построить ничего сравнимого с завершенным Тадж-Махалом или с незавершенным мавзолеем его отца. Такова награда тем людям, которые работали в течение почти трех поколений. Проделки эго....

Итак, я был приглашен в этот храм. Они сказали мне:

«Наш Учитель учил нас, что есть пятнадцать стадий. И в этом заключается способ, которым он определил, кто есть где — кто есть кто и кто есть где». «Что вы думаете об этом?» — спросили они меня.

Я сказал: «Ваш учитель прав, поскольку я вижу, как с пятнадцатой он пытается добраться до шестнадцатой, но все время соскальзывает, очень скользко — это последняя. Бедный парень все время падает — я знаю его». Эти глупые люди! Это та же жажда власти, но именем религии.

Вы найдете ее очень тонкой в поэтах, в живописцах, в других художниках, певцах, танцорах, — но это то же самое.

Так что я не против политиков, я против жажды власти, поскольку жажда власти — это не что иное, как проекция эго, а это величайший барьер между вами и существованием.

Чем больше у вас эго, тем дальше вы от существования. Если его нет... встреча, слияние...

Но я не буду говорить вам отбросить эго. Я полностью осознаю, как хитро эго. Оно может даже сыграть в игру с отбрасыванием себя, и вы можете сказать: < Посмотрите, я самый смиреннейший человек в мире, самый лишенный эго». Оно снова вошло через заднюю дверь; теперь вы самый ' смиренный, самый лишенный эго, но вы должны быть кем-то особенным и необыкновенным.

Я только говорю вам: если вы пытаетесь отбросить его, оно войдет через заднюю дверь. Просто постарайтесь понять его игры, этого достаточно. Просто постарайтесь увидеть, как много игр, в которые оно может играть, сколькими многими способами оно может обманывать вас. Просто будьте бди­тельными. И если вы осознаете все возможные пути эго, оно исчезает, точно так же, как исчезает тьма, когда вы вносите горящую свечу. И вы с горящей свечой начинаете искать, где же тьма. И вы ищете все время... и куда бы вы ни пошли, ее нет... куда бы вы ни пошли, ее нет.

Когда есть свет, тьма исчезает. Не то чтобы тьма сбежала;

темноты нет совсем. Темнота — это отсутствие света.

Эго подобно тьме; оно не существует само по себе. Оно -только отсутствие осознавания.

Поэтому я не говорю вам отбросить эго. Я говорю вам, что следует наблюдать его. Будьте наблюдательными, рассматри­вайте его — и вы найдете в нем так много слоев, что будете удивлены.

Политик — явный эгоист. Святой может быть очень тонким эгоистом. Он более опасен, чем политик, поскольку явное легче схватить. Я знаю обоих. Я знаю самого явного политика, я знаю самого тонкого святого, я знаю все категории между ними. Я встречался со всеми этими людьми.

Работа всей моей жизни заключается в том, чтобы вы­явить основную проблему человечества.

А когда мы знаем основную проблему человечества, совсем нетрудно разрешить ее. На самом деле она разрешается уже самим ее обнаружением, поскольку ваша осознанность становится для нее светом.

Я не говорю, что я мессия, я не говорю, что я аватара, поскольку знаю эти тонкие игры эго. Я говорю только: я такой же обыкновенный, как и все, или такой же необыкновенный, как и все.

В существовании малейший листик травы имеет ту же значимость и ту же красоту, что и величайшая звезда. Нет никакой иерархии. Нет никого выше, нет никого ниже.

Я не против кого-либо. Но моя основная работа — предста­вить перед вами все заболевания, все виды рабства для того, чтобы вы не попались в них, чтобы вы оставались свободными, чтобы вы могли слиться с существованием безо всяких препят­ствий. И эго — единственное препятствие. Оно может прийти столь многими путями, что если вы не бдительеы по-настоя­щему, то оно обманет вас. Оно может стать таким тонким — почти как тень, — что будет следовать за вами, а'вы не будете осознавать его.

Я хотел бы рассказать вам небольшую историю- Два монаха, буддийских монаха, возвращаются в свои монастыри;

они подходят к броду. Течение очень сильное- Местность холмистая. Там ждет молодая красивая девушка, ждет кого-нибудь, кто помог бы ей перебраться. Она боится переходить одна.

Один монах, который, конечно, постарше... так как он постарше, он идет впереди — все игры эго. Если вы старше, вы должны идти впереди; монахи помоложе должны идти немно­го сзади. Они не могут идти вровень со старшим монахом;

конечно, они не могут идти и впереди. И эти люди постоянно говорят о том, что нужно отбросить эго! Даже физический возраст используется для удовлетворения определенного эго.

Монах постарше подходит первым. Молодая девушка просит его: «Бханте», — бханте — это буддийский эквивалент слову «преподобный», — «Бханте, не поможете ли вы мне;

просто поддержите меня за руку? Я боюсь, течение такое сильяое, и тут может быть глубоко».

Старый человек закрывает глаза — так Будда сказал.мйнахам: если вы видите женщину, особенно если она краси­вая, закройте свои глаза. Но я удивляюсь. Вы уже увидели ее, затем закрываете глаза. Иначе как вы определите, что это женщина, что она красивая? Вы уже получили воздействие и теперь закрываете глаза. И запомните, с закрытыми глазами красивая женщина станет даже более красивой — она станет девушкой мечты. А Будда сказал: «Не разговаривайте с женщиной, не касайтесь ее», — поскольку, просто разговари­вая, вы можете быть захвачены; прикоснувшись, вы можете забыть, что вы монах.

Итак, он закрыл глаза и вошел в брод, не отвечая женщине. Видите безобразность этого. И эти люди говорят:

«Помогайте, служите», — а эта бедная девушка просто попро­сила: «Поддержите меня за руку, всего несколько секунд, чтобы я могла перейти брод». А этот человек закрыл глаза.

Потом подходит второй монах, помоложе. Девушка боит­ся, но нет никого другого, к кому можно было бы обратиться:

солнце садится, скоро ночь. Она не может идти назад, город далеко позади. Она должна идти вперед, только так она может Добраться домой до наступления темноты. Но как перейти этот брод? Поэтому она вынуждена просить молодого монаха:

«Бханте, не будете ли вы так добры, поддержите меня за руку? Брод кажется глубоким, и течение сильное... я боюсь».

Монах говорит: «Здесь глубоко, я знаю, ведь мы перехо­дим здесь каждый день. На той стороне наш монастырь, поэтому, чтобы принести пищу, мы каждый день вынуждены переходить на эту сторону в деревню. Здесь глубоко, и это хорошо, что вы не пошли в одиночку, иначе вас унесло бы. И просто поддерживать вас за руку недостаточно; вы садитесь прямо мне на плечи, и я перенесу вас на ту сторону».

Молодая девушка забралась к нему на плечи, он понес ее на другую сторону. Когда они находятся как раз на середине брода, старый монах вспоминает, что молодой идет позади, а он такой молодой, такой новичок, он может попасться в сети дьявола — женщина и есть сети дьявола. Может быть, это сам дьявол стоит в виде молодой красивой девушки. Он открывает глаза и не верит тому, что видит. Молодой монах несет красивую девушку на своих плечах. Он приходит в страшный гнев, просто трясется от гнева.

Молодой монах оставляет девушку на той стороне и следует за старым монахом к монастырю. Когда они добирают­ся до дверей монастыря — он, должно быть, в двух или трех милях от брода, — старый монах останавливается на ступенях и говорит молодому: «Ты, парень, совершил грех, и я собира­юсь рассказать Будде, что ты не только касался женщины, не только разговаривал с ней, ты нес ее на своих плечах. Ты должен быть изгнан из общины; ты недостоин быть монахом*.

Молодой человек смеется и говорит: -»Бханте, похоже, что, хотя я и снял эту девушку три мили назад, вы все еще несете ее на своих плечах. Три мили позади, а вы все еще беспокоитесь об этом?»

Это то, что происходит, когда вы начинаете бороться с чем-нибудь: то может быть секс, то может быть эго, то может быть алчность, то может быть страх, то может быть гнев — все, что угодно, если вы начинаете бороться с ним. И как вы отбросите это? Если не путем борьбы, то как вы собираетесь отбросить это? Вы будете сильно отталкивать все это, но куда отталкивать?

Все, что вы отталкиваете, проходит глубоко внутрь ваше­го подсознания. А в подсознании все более мощно, чем в сознании, поскольку сознание — это только одна часть; подсоз­нание в девять раз больше. В сознательном уме вы, по крайней мере, осознаете, что находится там. В подсознательном уме так темно, вы не можете знать, что есть там; а там всего в девять раз больше, там все в девять раз мощнее. Подсознательное в любой момент может перехватить ваши сознательные усилия.

Что же происходит со старым монахом? Одновременно многое... Девушка была красива; он упустил шанс. Он в гневе. Он ревнует. Он полон сексуальности. Он сам в том положении, о котором говорит, что в нем находится молодой человек: у него настоящие неприятности. Молодой же полностью чист. Он переправил девушку и оставил ее на другом берегу, вот и все. Все кончилось. Но молодой монах находился, должно быть, на очень высоком уровне осознавания.

Это осознавание и является предметом моего учения. Никогда не боритесь с алчностью, эго, гневом, ревностью, ненавистью — всеми этими врагами, о которых религии учили вас: «Боритесь с ними, сокрушите их, убейте их». Вы не можете убить их, вы не можете сокрушить их, вы не можете бороться с ними; все, что вы можете делать, — это просто осознавать их.

И в тот момент, когда вы осознаете их, они уходят. На свету темнота просто исчезает.

Бхагаван, Являетесь ли вы, сторонником коммунизма?

И да и нет. Сначала давайте обсудим «нет». Я против коммунизма, существующего в Советском Союзе, в Китае и других коммунистических странах. Я против коммунизма, который породили Карл Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, «Мао — все эти люди. Я против потому, что то, что они породили, -это не коммунизм.

То, что они породили, — это диктаторское, нечеловечес­кое, рабское общество — не демократическое, без уважения к личности и даже без признания личности. Она'— всего лишь номер, как в армии. Один человек умер. В списочном составе армии появляется: номер восемь убит или номер восемь пропал без вести.

Видите психологическую разницу? У номера восемь нет жены, нет детей, нет матери, нет престарелого отца, нет старой бабушки. Номер восемь — просто'номер восемь, арифметика.

Она ничего общего не имеет с человечностью. Но если вы замените номер реальным именем, то почувствуете себя по-другому. Вы начнете думать о том, что случится с его женой? Кому-то он был другом. Что случится с его матерью, с его престарелым отцом, кто присмотрит за ним. Что будет с его детьми?

Поэтому в армии и не используют имен — имена создают психологическое беспокойство в людях — только номера, а номера можно заменять. Номер восемь пал, пусть уходит; кто-то другой станет номером восемь. Он не станет мужем жены номера восемь, он не станет сыном отца номера восемь. Все это не касается армии.

Номера можно заменять; человеческие существа — нет. Коммунизм, пошедший от Карла Маркса, негуманен, посколь­ку он совершенно не принимает в расчет вашу индивидуаль­ность, вашу личность.

Маркс говорит, что нет ничего, кроме материи. А если вы — не что иное, как материя, то какое значение имеет, живы вы или умерли? Поэтому так легко было Сталину убивать милли­оны людей в России. Это было бы не так просто, если бы Карл Маркс не сказал, что вы —.только материя. Нет проблемы;

уничтожая миллионы людей, Сталин не чувствовал угрызений совести: они не люди, у них нет никакой души. Они — только механизмы.

Я не собираюсь поддерживать эту идиотскую идеологию, которая отбирает у человека человеческое. Человеческое долж­но обогащаться, индивидуальное должно заостряться.

Они же разрушают все индивидуальное. Они хотят, чтобы вы были лишь частью целого коллектива — только частью, винтиком в колесе, деталью, которую всегда можно заменить.

А вы знаете, что ни одно человеческое создание не замени­мо, поскольку каждое человеческое существо так уникально, так предельно уникально, что нет способа заменить его.

В марксовом коммунизме нет уважения к личности. Знаете ли вы, что они закрывают? Они закрывают дверь к вашему собственному существу, а если эта дверь закрыта, то вы полностью отделены от существования. Тогда нет и вопроса о поиске истины; нет вопроса о познании себя, о том, чтобы быть самим собой. На самом деле, это опасно — быть собой, познать себя. Лучше быть винтиком в колесе, без себя.

Идея Маркса не основывается на каком-либо внутреннем поиске. Мне жаль этого человека; он был разумным, но он остался лишь интеллектуалом, книжником. Он первым при­ходил в библиотеку Британского Музея, и каждый вечер перед закрытием его приходилось выводить силой. А иногда его вынуждены были выносить на носилках, поскольку от чтения целыми днями и курения сигарет — вот и все, чем он занимал­ся, — он терял сознание.

В течение сорока лет непрерывно Британский Музей имел дело с этим человеком. Но они осознавали, что: «Мы вынуж­дены принимать его. Он является первым — до открытия дверей он уже стоит в дверях — и уходит последним. Если вы обнаружите его в сознании, выведите его, если вы обнаружите его без сознания, несите его на носилках в больницу».

Этот человек никогда, ни одного мгновения, не медитиро-вал. Он ничего не знал о внутреннем; он смотрел только в свои книги. То, что он написал в Капитале... коммунисты не читают эту книгу. Я встречал тысячи коммунистов; ни один комму­нист не читал этого. Каждый коммунист держит эту книгу в своем доме, совсем как христианин держит Библию. Это Библия коммунизма — и он создан как раз троицей: Маркс, Энгельс, Ленин; и Библией является Капитал, — но никто не читает его. Я прошелся по нему, от первой страницы до последней. Это все слова, нет переживания; цитаты из других книг, но нет подлинного переживания, ни одного его собствен­ного переживания.

Что за человек Карл Маркс? Евреи дают миру людей странного типа. Сначала они дали нам Моисея, который сорок лет водил целое еврейское сообщество... семьдесят пять про­центов его людей умерли за эти сорок лет в поисках Израиля. И какое совпадение — он прошел мимо всех тех мест, которые сейчас являются богатейшими: Средний Восток, все нефтяные источники, он прошел мимо всего этого. И это избранный Богом пророк, а сам ничего не знает о нефти! И он остановился в Израиле, где ничего нет — только пустыня. Если бы он остановился где-нибудь раньше, евреи были бы чрезвычайно счастливы; они могли бы создать рай.

Затем приходит Иисус, другой еврей. И благодаря Иисусу евреи дают жизнь христианству. Они несут ответственность за это. Если бы они не распяли Иисуса, не было бы христианства. А знаете ли вы, что христианство сделало для человечества? За прошедшие двадцать веков сколько миллионов людей было убито христианами, сожжено заживо? Во имя Бога, Святого Духа и сына. Они сжигали людей заживо, потому что были абсолютно уверены, что все, что они делают, правильно. Иисус дал им право загонять всякого в паству. Поэтому против язычников постоянно снаряжались крестовые походы.

Вы удивитесь: язычники гораздо ближе к существова­нию, чем все остальные. Язычники — это люди, поклоняющи­еся природе, деревьям, горам, океанам, рекам, звездам. Языч­ники — это те, кто все, окружающее нас, воспринимает божественным. Мне они гораздо ближе, чем так называемые религиозные люди.

Они убивали язычников, потому что те не верили в Бога-создателя. Все убивали язычников. Евреи убивали их, потому что они не верили в еврейского Бога, христиане убивали их, потому что они не верили в христианского Бога, мусульмане убивали их, потому что они не верили в мусульманского Бога, — а богов так много. Это хорошо, что индусы никогда не начинали убивать, ведь у индусов тридцать три миллиона Богов! Если бы они начали убивать, то что бы осталось от человечества?

Тридцать три миллиона Богов... идея эта так стара, что в те времена даже на всей земле не было тридцати трех милли­онов человек, что же говорить об индусах. На всей земле не было тридцати трех миллионов людей, а у индусов было тридцать три миллиона Богов. Зачем у индусов было тридцать три миллиона Богов?

Потому же, почему у джайнов двадцать четыре тиртхан-кары. Буддисты тоже не остались позади — все то же эго, -изобрели... У них только один Гаутама Будда, но они изобре­ли... Это вымысел, но они должны были состязаться с джай-нами; они были их современниками, их конкурентами. Джай-ны подлинно имели двадцать четыре тиртханкары; Будда был один. Сначала он пытался говорить, что он двадцать четвертый тиртханкара. Когда он не был принят джайнами, а Махавиру' успешно приняли, он выдумал, что было двадцать четыре Будды — перед ним двадцать три. На самом деле- этими двадцатью тремя были его жизни; он раньше был в мире двадцать три раза, как будда, а это его двадцать четвертая жизнь.

Это чистый вымысел; просто чтобы состязаться с джайна­ми, нужно быть двадцать четвертым. Но индусы в то время имели понятие только о десяти аватарах. Видя, что джайны и буддисты имеют двадцать четыре, они немедленно изменили это число; поэтому любой священный текст, написанный после Гаутамы Будды и Махавиры, гласит: «У нас тоже есть двадцать четыре аватары». Но потом, чтобы выиграть это состязание навсегда, они придумали эту идею о тридцати трех миллионах Богов.

Маркс — еще один подарок евреев миру — и настоящий еврей! Причина, по которой он основал коммунизм, не заклю­чается в каком-либо сострадании к бедным. Нет, совсем нет -это ревность к богатым. Вы должны понять это ясно, посколь­ку это изменит ваше отношение. Его отец был бедным. Отец его отца был бедным. Он был бедным; он оставался зависимым от поддержки своего друга Фридриха Энгельса, который был богатым человеком и постоянно давал ему деньги.

Фридрих Энгельс не является великим интеллектуалом или чем-то еще, но в благодарность за его финансовую поддер­жку Маркс все время помещал его имя на каждую написанную им книгу. Фридрихом Энгельсом не написано ничего, это просто Маркс проявлял свое уважение. На самом деле это, так или иначе, правильно, поскольку без него Маркс не был бы в состоянии писать; он умер бы с голоду. ^

А быть евреем и бедным — очень трудная ситуация. Я знаю, потому что родился в семье джайнов. Джайны — это евреи Индии. Во всей Индии вы не найдете ни одного нищего джайна; все нищие — индусы, нет ни одного нищего джайна. Я искал по всей Индии и не смог найти ни одного нищего джайна. Они не бедные; каждый достаточно богуг, а большин­ство из них являются богатейшими людьми страны.

И вот, быть евреем и бедным, когда все остальные евреи богаты, это, естественно, порождает ревность. Это не сострада­ние к бедным. Нигде в Капитале, в Коммунистическом мани­фесте и других книгах Маркса вы не найдете ни одного утверждения, показывающего сострадание к бедным, — этого нет совсем. Это ревность к богатым.

Так что если я должен дать точное определение, то оно будет... Марксов коммунизм означает: уничтожить богатых, разделить богатство поровну. Это они и сделали в России, в Китае. Бедный все еще беден, но так или иначе удовлетворен, поскольку богатые потревожены. Богатые уничтожены. Срав­нение исчезло; теперь нет богатых, которые дадут вам почувствовать, что вы бедный. Вы по-прежнему бедный. Нищета, конечно, распределена равномерно. Каждый одинаково беден:

так что никто не может сравнивать, никто не может ревновать. Никто не может думать, что дела могли бы идти и получше.

Я не сторонник распределения на уровне нищеты, я не сторонник уничтожения богатых.

Поэтому я говорю «нет» коммунизму, существующему сегодня, марксову коммунизму. Но я говорю «да» совершенно иной концепции коммунизма. Для меня коммунизм — это наивысшая и последняя стадия капитализма.

То, что может наступить коммунизм, — не против капи­тализма. То, что ког унизм настанет, — это завершающая стадия капитализма.

Капитализм — первая система в мире, которая создает капитал, изобилие. Раньше был феодализм — он не создавал изобилия; он эксплуатировал людей, он грабил людей. Богат­ство, которое имели цари прошлого, было преступлением. Оно было силой отнято у людей, у бедных; оно было не ими создано. Капитализм — первая система, которая создает изобилие, богатство. Чтобы создавать изобилие, требуется разум.

А когда мы создаем так много богатства, это изобилие теряет все свое значение, когда мы создаем такой высокий стандарт изобилия, то бедные автоматически начинают стано­виться богаче... Никто не может съесть изобилие — что вы собираетесь делать с ним? Наступает точка насыщения. И когда капитализм подходит к точке насыщения, только тогда наступает цветение коммунизма. Поэтому я называю мое сообщество коммуной. Коммунизм, слово «коммунизм» про­изошло от «коммуны».

Я верю в капитализм. Может быть, я единственный человек в мире, который так ясно говорит, что верит в капитализм. Поскольку это произошло впервые в истории человека, что есть система, создающая изобилие и способная создать такое изобилие, что вместе с наукой и научной технологией устранит возможность нищеты.

Не нужно распределять изобилие, оно распределяется автоматически. Не нужна никакая диктатура пролетариата.

Капитализм находится в полном согласии с демократией, с личностью, со свободой слова. Он ничего не разрушает.

Поэтому мой подход заключается в том, что мы должны проповедовать идею создания богатства, а не распределения его. Что вы собираетесь распределять, если прежде этого у вас нет?

Даже Маркс никогда не говорил, что коммунизм насту­пит в России или Китае, поскольку эти страны так бедны — что вы собираетесь распределять? Даже по идее Маркса комму­низм наступит прежде в Америке. Но он случился в России. Конечно, это что-то фальшивое. Это что-то, что точно не сделало людей счастливее, богаче, свободнее, а только испор­тило все, что у них есть, и дало им ложную надежду: «Скоро вы все станете богатыми». Когда наступит это «скоро»? Шестьдесят лет прошло, больше шестидесяти, со времени революции. Все революционеры умерли. Все надеялись, что «скоро» придет. Россия осталась бедной, все еще бедной.

Даже беднейший человек в Америке находится в лучшем положении, чем хорошо оплачиваемый человек в России. А то, что они потеряли, имеет огромную ценность. Они потеряли свободу, они потеряли индивидуальность, они потеряли свобо­ду выражения. Они потеряли все. Они живут в большом концентрационном лагере: нет справедливости, некуда взы­вать, нет возможности быть услышанным.

Я против коммунизма такого рода; это так разрушитель­но.

Но у меня есть своя собственная идея коммунизма.

Поэтому я говорю: «И да и нет». «Нет» коммунизму, который вы представляете себе, и «да» коммунизму, о котором я постоянно говорю вам.

Создавайте изобилие, богатство. Теперь наука и техноло­гия дали вам все средства для этого, просто глупо думать о распределении. Создавайте его так много, чтобы добраться до точки насыщения. Тогда оттуда оно начнет распространяться к каждому.

Коммунизм — это окончательный расцвет капитализма.

 

Беседа 9

ПРОСТО РОДИТЬСЯ -НЕДОСТАТОЧНО, ЧТОБЫ БЫТЬ ЖИВЫМ

7 ноября 1984 года

Бхагаван,

Люди, посещающие коммуну, снова и снова спрашивают нас, почему мы ведем такую богатую жизнь?

Я удивляюсь, как это они не спрашивают, почему мы вообще живем? Это был бы правильный вопрос.

Жизнь означает изобилие, богатство во всех возможных измерениях.

Просто посмотрите на существование. Вы думаете, оно бедно? Посмотрите на миллионы цветов, на их благоухание;

посмотрите на миллионы звезд.

Человек еще не смог пересчитать их. И я не думаю, что когда-нибудь сможет пересчитать. Невооруженным глазом вы можете видеть, самое большее, три тысячи звезд — и больше ничего. И эти звезды разбегаются. Все равно, как раскрывает­ся цветок и его лепестки начинают расходиться от центра, так и вселенная непрерывно расцветает, открывается, цветет — и с потрясающей скоростью.

Звезды разбегаются от центра. Мы не знаем точно, где находится этот центр; но одно известно точно: вся вселенная быстро расширяется, движется, живет.

Эти люди, прибывающие сюда с визитами, не знают, для чего жизнь. Они никогда не жили. Да, они родились; но просто родиться недостаточно, чтобы быть живым. Они будут жить, как растения, и думать, что они живут. И однажды они умрут, совсем не пожив. Эти чудеса постоянно происходят по всему миру; люди, никогда не жившие, умирают — невероятно. Но так случается каждый день. И многие узнают об этом в момент смерти и говорят: «Это странно; впервые я понял, что пропус­тил жизнь».

Если вы живете, то для чего? Чтобы любить, чтобы получать удовольствие, чтобы испытывать восторг — иначе вообще зачем жить?

И что такое богатство»? Это просто способ делать жизнь более и более радостной, более и более любовной, более и более удобной, более и более роскошной.

Человек, ничего не знающий о великом мире музыки, беден; он упускает величайшую роскошь жизни. Человек, не знающий, как наслаждаться Пикассо, Ван Гогом, ничего не знает о цвете. Если он не может наслаждаться Леонардо да Винчи, как он может наслаждаться рассветом, закатом? Мил­лионы людей живут, не осознавая рассветов, не останавливая ни на мгновение взгляда на закатах и всех тех красках, которые закат оставляет на небе. Миллионы людей никогда не поднимают глаз к небу, к его великолепию.

«Жить» может означать только одно: жить многомерной жизнью... музыка, поэзия, живопись, скульптура... но все это роскошь.

Я не поклонник нищеты; я поклоняюсь роскоши.

И существование есть роскошь, изобильная роскошь. Где достаточно одного цветка, расцветают миллионы цветов.

Разве вы когда-нибудь чувствовали, что существование является скупым? Какая нужда в столь многих звездах?

Если эти дураки, которые задают вам вопрос, если они встретят создателя, в которого верят, то они спросят у него:

«Какая нужда в столь многих звездах? Зачем эта роскошь? Немного меньше было бы достаточно? Какая нужда в столь многих птицах, животных, человеческих существах?»

А знаете ли вы, что теперь ученые узнали тот факт, что по крайней мере на пяти тысячах планет существует жизнь. Мы не знаем, какие краски приняты там — какие формы, какая красота, какого рода создания развились там, — одно точно:

существование переливает через край, все роскошно. Это не бедное существование, нет.

Нищета — создание человека.

И люди, приходящие сюда посмотреть коммуну, имеют, должно быть, в своем уме определенную идею. Возможно, они смотрели фильм Ганди. Они слышали об аскетизме Востока. Я не аскет. Я не так глуп. Я не Махатма Ганди. Я абсолютно против него.

Люди, подобные Ганди, несут ответственность за нищету в мире.

Да, никто не может задать такой вопрос в коммуне Ганди. Если вы пойдете туда, то почувствуете просто печаль и жалость. Еще существует маленький ашрам, в котором жил Ганди. Рамдас, сын Ганди, очень интересовался мной и однажды пригласил меня. Я пришел туда — это было после смерти Ганди. Там было тридцать, тридцать пять человек. Там была целая группа, которая жила еще при Ганди, и я сказал Рамдасу: «Зачем вы мучите этих людей? Это сущий мазохизм и ничего больше. Во имя нищеты, во имя простоты вы совершенно лишили этих людей жизни».

То, что они едят, абсолютно безвкусно, поскольку в Индии для религиозного человека вкус — это то, чего нужно избегать. Махавира дал пять великих принципов; один из них

- безвкусность. Великие принципы! Вместе с истиной, ненаси­лием, невладением, неворовстовом... безвкусность.

И, конечно, Махатма Ганди внес в это свои усовершен­ствования. Пища не только безвкусная, она тошнотворная. В Индии есть дерево, которое называется ним. Это самое горькое дерево в мире. Его листья настолько горькие, что, однажды попробовав, вы не забудете их никогда, по крайней мере, в течение нескольких жизней. В ашраме Ганди было правилом подавать каждому соус из нима. Другим правилом аскетизма в Индии является то, что на тарелке ничего не должно оставаться. Вы не должны оставлять ничего, вы должны все съесть. Невозможно, чтобы вы оставили такую вот большую чашку, наполненную нимом.

Один американец, Луис Фишер, посетил Махатму Ганди

- его очень привлекала философия^ Ганди; он написал самую прекрасную книгу о нем — и был у него особым гостем, поэтому Ганди взял его с собой на кухню. Это была большая привиле­гия — сидеть и кушать рядом с Ганди. И он увидел, что Ганди так счастлив есть это и что все остальные ели счастливо.

Поэтому он подумал: «Об этом лучше помалкивать, не говорить ничего; это будет выглядеть невежливо». И он подумал, — а все люди вокруг макали хлеб в этот соус и ели его,

- и он подумал, что, чем портить всю еду, будет лучше покончить с этим соусом одним глотком, а затем приняться за еду, так будет лучше. И он сделал глоток, с закрытыми глазами, сдерживая дыхание, — просто чтобы покончить с этим, поскольку ничего другого не оставалось. И вы знаете, что сделал Ганди? Он позвал повара и сказал: «Посмотри, как ему нравится это! Принеси еще чашку; он любит этот соус!» И чашка была наполнена снова.

Чтобы жить жизнью бедных, Ганди не разрешал никому пользоваться противомоскитной сеткой; это роскошь. А место, где он жил, Варда, — самое жаркое место, точно посередине Индии, точно в центре — одно из самых жарких мест. И вокруг так много москитов, что если вы хотите делать какую-нибудь работу, читать, писать или что-нибудь еще, вы даже в дневное время вынуждены пользоваться противомоскитной сеткой и сидеть в ней. Даже в дневное время сотни москитов садятся на все ваше тело; как же можно спать ночью? Но идея нищеты... разве можно пользоваться противомоскитной сеткой? Это великая роскошь.