Субъективная школа в социологии. Психологическое направление

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

По дисциплине «Социология»

на тему:

 

«Социологическая мысль в России вторая половина XIX в.- начало XX в.»

 

Исполнитель: Досчиевой В.А.

Факультет: Финансово-кредитный

Специальность: Финансы и кредит-1

Группа: Вечерняя

№ зачетной книжки: 07ФФД11398

                                                             Руководитель: Петровичева Е.М.

 

Владимир 2010

 

 

Оглавление

Введение………………………………………………………………………………3

1.Субъективная школа социологии. Психологическое направление…………………………………………………………..……………….4

2. Многофакторная концепция М.М.Ковалевского……………………………………………..…………………...15

3. Русский историк XIX в. Н.Н. Кареев назвал Н.Г. Чернышевского «самым крупным социологом в России до возникновения в ней социологии.» Объясните, что означает такое суждение?....................................................................................18

Заключение ………………………………………………………………………….20

Список использованной литературы ……………………………………………..21

 

Введение

 

Социологическая мысль в России второй половины XIX начала XX столетия была представлена множеством направлений, которые отражали весьма сложный спектр существующих в то время общественно-политических течений. Различные социологические доктрины теоретически обосновывали цели, а порой и программные установки этих течений.

Почему же эта тема актуальна и в наше время?

С термином «социология» каждый из нас встречался неоднократно. В современной жизни она, как говорится, у всех «на слуху». Телевидение, радио, газеты сообщают о результатах социологических опросов населения по самым разнообразным проблемам. Социологические службы парламента, Президента, различных исследовательских центров изучают общественное мнение по важнейшим социально-политическим и экономическим вопросам: рейтинг наиболее влиятельных лиц в государстве, проблемы ценовой политики, удовлетворенность уровнем жизни и т. д. На предприятиях, в регионах проводятся свои специфические социологические исследования, в которых определяется состояние социальной напряженности в коллективах, удовлетворенность населения транспортным обслуживанием, работой различных организаций, сферы услуг. В институтах студенты осуществляют оценку работы преподавателей, заполняя анкету «Преподаватель глазами студента». Все это внешний, лежащий на поверхности уровень социологических исследований, который создает образ социологии как прикладной эмпирической науки, служащей удовлетворению каких-то текущих, сиюминутных потребностей общества.

Цель данной работы – рассмотреть основы субъективной школы в русской социологии и наиболее ярких ее представителей.

 

Субъективная школа в социологии. Психологическое направление

Идея о необходимости создания науки, которая могла бы изучать общественные явления методами, подобными тем, что применяются в науках о природе, начинает распространяться в России с конца 60-х годов XIX века. Тогда же входит в обиход и название этой новой науки - “социология”, данное ей О. Контом. До этого, как отмечает Н.И. Кареев - первый крупный историограф русской социологии, представления российской общественности о позитивизме Конта и о социологии были поверхностными [6, с. 27-29].

Цензурные условия, созданные в России после революционных событий 1848 года в странах Западной Европы стали помехой дальнейшему распространению идей Конта. Русское правительство усилило надзор за преподаванием гуманитарных наук, запретило выписки заграничных изданий без предварительного цензурного рассмотрения, отменило командировки русских ученых в Европу, а также изъяло из государственных библиотек сочинения Конта. После 1848 года имя Конта и название его учения надолго исчезают со страниц российской прессы. О последствиях цензурных мер, предпринятых в России, говорят следующие факты: философия была признана опасной наукой и с 1849 г. ее исключили из университетского преподавания, особые требования стали предъявляться к преподаванию всеобщей истории и истории права, а преподавание новейшей истории стало невозможным [7]. Только при правлении Александра II пришло время расширения в России гражданских свобод и снятия некоторых запретов на распространение западноевропейских идей. По словам М.М. Ковалевского, «начало царствования Александра II может считаться временем зарождения у нас более или менее самостоятельной научной публицистики». При Николае I «политическая мысль не выходила из сферы кружковых бесед, рукописных мемуаров, самое большое, отвлеченных журнальных статей, в которых читателю приходилось открывать действительную мысль автора между строками». Ряд правительственных указов, вышедших с 1856 по 1863 гг., существенно ослабил цензуру. Если в 1855 г. на русском языке выходило в свет только 139 периодических изданий, из которых 18 было литературно-политических, то в начале 70-х годов их количество увеличилось, соответственно, до 376 и 75, а в начале ХХ в. общее количество периодических изданий превышало 1000 [7]. После реформы 1861 г. были сняты запреты на изучение многих общественных проблем. Все это в конечном итоге привело к тому, что в 60-х годах XIX в. "позитивизм широкой волной влился в русскую литературу" [7]. Интерес к социологии в пореформенной России вполне понятен: его стимулировал переход России к капиталистическому пути развития, который вызывал существенные изменения в структуре общества. Происходил бурный рост городских сословий, до реформы совсем незаметных на фоне крестьянства и дворянства, появилась масса новых профессий, возросла мобильность населения, что сопровождалось ломкой старых культурных стереотипов. Усиливался интерес русского общества к социальным проблемам, прежде всего у интеллигенции, которая стремилась облегчить жизнь народа.

Заметное влияние на становление и развитие общественной мысли в России оказала социология народничества. Виднейшими ее представителями были П. Лавров (1823-1900 год) и Н. Михайловский (1842-1904 год). Они придерживались так называемого субъективного метода в социологии, который получил всестороннюю разработку в их многочисленных трудах [1, стр 86]. Субъективный метод напрямую связан с теоретическим обоснованием прогресса. Сущность прогресса "всё-таки лежит в субъективном взгляде мыслителя на то, что лучше или хуже для человека или человечества". Исходя из этого, Лавров конструировал свою формулу прогресса: развитие личности в физическом, умственном и нравственном отношении, воплощении в общественных формах истины и справедливости - вот краткая формула, обнимающая, как мне кажется, всё, что можно считать прогрессом.

Этико-субъективный подход, тем не менее, не представлял из себя чисто субъективного построения, а был своего рода парадигмальной моделью освоения действительности. Субъективный метод как научная доктрина проистекал из теоретической посылки о социально-активной функции личности в истории и на этой основе трансформировался в целостное учение о прогрессе как нравственном императиве истории. Говоря о цене прогресса, Лавров обращал внимание на то, что в истории часто упоминают о героях, гениальных личностях, забывая о тех условиях, при которых они действовали и при которых человечество было "осчастливлено" их появлением. "Для того чтобы эта маленькая группа могла образоваться, - замечал Лавров, - необходимо было, чтобы среди большинства, борющегося ежечасно за своё существование, оказалось меньшинство, обеспеченное от самых тяжких забот жизни".

И не столь уж важно, что человечеству прогресс меньшинства обошёлся дорого. Важно то, что цвет народа, эти "единственные представители цивилизации" (интеллигенция) так дорого обошлись большинству, а за эту цену сделано так мало. Вот откуда берёт начало идея "неоплатного долга" русской интеллигенции, идея жертвенности. Ведь это меньшинство мало заботится о развитии вокруг себя, о распространении мысли и о прогрессе в культуре. Лавров считал, что психика членов общественного организма, их сознание, теории, укореняющиеся в их мышлении, - всё это заставляет их действовать, и это составляет главную черту общества в его отличии от организма.

В общем контексте рассуждений Лаврова о национальностях просматривается доминирующая мысль: национальности - это "доисторическое начало", т.е. скорее продукт природы, нежели истории. Национальность не есть, по сути, орган прогресса, не является сама по себе представителем прогрессивной идеи, хотя и может стать таковой. Здесь также необходимо сказать о месте любви в этом процессе - в процессе становления самой нравственной личности. Настоящая идеализация любви возможна лишь с того времени, когда женщина вызывает к себе уважение, во имя того же самого идеала нравственного достоинства, который поставлен и для мужчины. Тогда союз любви представляется свободным обоюдным выбором двух существ, взаимно привлечённых физиологически и сближающихся, потому что каждый уважает в другом человеческое достоинство в его всестороннем проявлении. По Лаврову, прогресс заключается именно в развитии личности, составляющей не результат истории, а её исходный пункт: "критически мыслящая личность" вырабатывает нравственный идеал и активно претворяет его в жизнь, благодаря чему осуществляется прогресс. Но Лавров особо подчёркивал в своих социологических изысканиях важность исследования взаимоотношения личности и общества. "Истинная общественная теория требует не подчинения общественного интереса личному и не поглощения личности обществом, а слития общественных и частных интересов. Общественность становится реализированием личных целей в общественной жизни, но они и не могут быть реализованы в какой-либо другой среде". Личность, ощущая себя самостоятельной, самодостаточной, дистанциированной от общества, воспринимает всё остальное как враждебное себе, чуждое её эгоистическим притязанием. Но личность совершенствуется, развивается, мыслит, и на этом этапе эгоистическое развитие, а точнее - развитие эгоистической личности требует, по Лаврову, расширения личностного пространства. Ей тесно в рамках своей определённости. Этот процесс - многоступенчатая смена различных состояний личности, Лавров называет самоотвержением. "Сначала чужое существо нам дорого как дополнение нашего благосостояния, нашего достоинства; мы готовы принести жертвы для его сохранения, потому что оно нам нужно.

Анализируя соотношение инстинкта борьбы за существование и чувства солидарности на различных этапах развития природных (животных) сообществ и человеческого общества, Лавров подчёркивал большое значение инстинктивной солидарности как оружия в борьбе за существование и за "наслаждение", или - усовершенствование человеческой жизни. Для "наслаждения" человек готов был рисковать своим существованием, готов был и жертвовать им. Для высших наслаждений он был готов отречься от низших. А среди человеческих наслаждений наивысшим, по мнению Лаврова, является прочувствованная солидарность любви. И в борьбе человеческих групп за существование та группа, члены которой были связаны самой прочной привязанностью, наиболее страстно прочувствованной солидарностью, имела значительное преимущество перед группами, где не было никакой связи, и перед теми, которых связывала только привычка и предание. Любовь, связующая личности в группы была исторической силой для поддержания существования [8]. Развитие должно подчиняться закону прогресса, который есть "приближение исторических фактов к реальному или идеальному лучшему, нами сознанному". Сущее имеет для Лаврова ценность относительную, должное же в своём идеале - ценность безусловную. Отношения между сторонами этого противоречия конфликтные, взрывоопасные, но это обуславливается скорее обстоятельствами, чем необходимостью. "Спасение человеческих обществ от застоя именно в том, что в них есть всегда первые. Они мешают другим остановиться на той или другой ступени общественного развития…" Насильственная революция "фактически в историческом процессе оказывается большею частью несравненно более обыкновенным орудием общественного прогресса, чем радикальная реформа в законодательстве мирным путём". Главную причину такого исхода Лавров видит в недостатке "умственного и нравственного развития в господствующих и руководящих личностях и группах", который "и ведёт обыкновенно в подобных случаях к неизбежному кровавому столкновению. Здесь виден тот революционный радикализм, который был присущ Лаврову. Но отнюдь не все его товарищи по науке разделяли такую точку зрения. [8]

Теперь перейдём ко второму яркому представителю субъективной школы в российской социологии. Итак, от Лаврова к Михайловскому. Принципиально важным является вопрос продуцирования субъективного метода в теориях обоих мыслителей, соотнесённости субъективизма с идеей прогресса, анализа категориальной основы в доктринах народнических мыслителей. В отличие от Лаврова, Михайловский не имел всесторонне разработанной теории, объясняющей причины активности личности; он выводил её, по сути дела, из нравственного самосознания, хотя и не отрицал при этом огромного воздействия на неё социальной среды, "всей социально обстановки". В этом смысле, конечно, Михайловский был большим, чем Лавров, субъективистом.

Личность, наделённая способностью страдать и наслаждаться, не может быть сведена, полагал Михайловский, к функции бездушного винтика. Страдания и наслаждения должны быть введены в формулу прогресса. Идею прогресса Спенсера Михайловский считает неверной потому, что движение цивилизации противоречиво - есть два вида прогресса: прогресс личности и прогресс общества, которые "не всегда совпадают и в сумму цивилизации входят иногда неравномерно". Лишь тогда, заключал Михайловский, когда "возьмём за центр своего исследования мыслящую, чувствующую и желающую личность", то, естественно, признаем прогрессивным только такое движение, которое "увеличивает массу наслаждений этой личности и уменьшает массу её страданий. Как и Лавров, Михайловский смотрел на историю с позиций должного. Нравственный идеал становится у него мерилом ценности истории.

Обращаясь к теме прогресса в русской субъективной социологии, трудно обойти стороной, вопрос о критике Лавровым формулы прогресса Михайловского, поскольку прояснение её характера даёт возможность выявить особенности научной системы Михайловского. Лавров не согласился с её главным теоретическим аргументом, который заключается в том, что условием обретения личностью целостности и самоидентичности является уменьшение общественного разделения труда в социальном организме при увеличении такового между органами личности. По мнению Лаврова, формула прогресса должна быть применима ко всем фазисам истории. Михайловский же отстаивал идею недифференцированного общества (простая кооперация), по сути дела, согласно Лаврову, отстаивал неисторическую точку зрения, поскольку факты простой кооперации (т.е. социально однородного общества) редки в жизни человечества. Кроме того, Лаврову казалось ошибочным мнение Михайловского о том, что условие прогресса заключается в уменьшении разделения труда в обществе, ликвидации специалистов, дифференцированность общественного организма. Лавров считал такой подход Михайловского защитой регресса, поскольку "идеал равенства должен быть достигнут у Михайловского всеми возможными средствами, даже с ограничением успехов знания и техники", которые были достигнуты благодаря специализации.

В основании социологических доктрин обоих мыслителей лежал нравственный идеал, идея целостной личности. Именно она, индивидуальность, с производимым из неё нравственным обустроением мира, становилась мерилом сущего. Поскольку действительные тенденции жизни вступали в нравственный конфликт с реальностью, то задача социолога и историка менялась. Учёный должен был исследовать мир не в его реальных тенденциях и противоречиях, а в их будущих формах. Мыслитель был призван исследовать не жизнь, а факторы её улучшающие, отыскать основы человеческого счастья. Сила для общественных преобразований принадлежит народу, и только он сам может её употребить. Личность противостоит общественным формам только тогда, когда за ней стоит большинство, масса, сплочённая своими потребностями и интересами. Михайловский замечал: один герой ничего не сделает, не совершит в истории, если его не поддержит большинство.

Таким образом, Михайловский воспользовался "субъективным методом", предложенным ранее Лавровым; он оснастил его рядом аргументов, дополнений и пояснений. Их основной смысл таков: в естественных науках, прибегающих к объективным методам изучения стихийных материальных явлений, при строгом соблюдении приёмов сбора, описания, классификации и обобщения материала, возможно, получить общепризнанный истинный результат (он его называет "правда-истина"); в обществоведении в силу специфики изучаемых явлений (наличия в самих объектах сознательного и бессознательного элементов, объединяемого людьми в цели их поведения) требуются другие приёмы и методы, и результат получается более сложным ("правда-справедливость"). Эти приёмы и дают нам субъективный метод, который при сознательном и систематическом применении не просто вскрывает причины и необходимость исследуемого процесса, но и оценивает с точки зрения "желательности", "идеала". Михайловский так пояснял эту мысль: "Коренная и ничем неизгладимая разница между отношениями человека к человеку и к остальной природе состоит, прежде всего, в том, что в первом случае мы имеем дело не просто с явлениями, а с явлениями, тяготеющими к известной цели, тогда как во втором цель эта не существует. "Мы не можем общественные явления оценивать иначе как субъективно", то есть через идеал справедливости. Речь идёт о методе понимания идей, чувств, ценностей как важнейшей составляющей социального пространства, о роли "сочувственного опыта", как его называл сам Михайловский. Без интроспекции, сопереживания, субъективного подключения к нему этот мир становится в известной мере "невидимым".

Социология для Михайловского представлялась наукой, исследующей желательное в общественной жизни и то, насколько оно возможно, т.е. исследующая общественные отношения с позиции сознательно выбранного общественного идеала. Индивидуальностью Михайловский обозначает любое онтологическое целое, "вступающее в отношения внешнему миру, как обособленная единица" на любых фазах эволюции материи, но особенно интересуется "живой" и общественной формами движения материи. Он считал, что здесь особенно ярко проявляются две тенденции: первая - усложнение организмов и систем их деятельности, рост различия, дифференциации и взаимной борьбы за существование, и вторая - увеличение относительной самостоятельности индивидуальностей от других, более комплексных, сложных организаций, эволюционной и функциональной частью которых они являются, процессы "борьбы за индивидуальность" и, в итоге, рост их однородности и солидарности. Наконец, надо сказать, о том, как старался Михайловский дать такое определение общественному прогрессу, чтобы эта (или эти) формула (или формулы в совокупности) могла служить своеобразным философским камнем для построения "золотого века". "Прогресс есть постепенное приближение к целостности, неделимости, к возможно полному и всестороннему разделению труда между органами и возможно меньшему разделению труда между людьми". Прогресс - это "борьба за индивидуальность". Прогресс - "последовательная смена форм кооперации", или смена трёх этапов "борьбы за индивидуальность" в человеческой истории - объективно-антропоцентрического (исходная "простая кооперация"), эксцентрического ("сложная кооперация") и субъективно-антропоцентрического (вторая разновидность "простой кооперации"). К сожалению, та доля утопизма, которая прослеживается в работах Михайловского, пока подтверждается на практике - справедливое "золотое" общество свободных и равных бывает либо в прошлом, либо в будущем.