Поаккуратней с миражами

Зерно подвига

Посвящение героям - блокадникам, трудившимся во Всесоюзном институте растениеводства.

Страдая от летальной атрофии,
В блокадном Ленинграде заточённые,
Свой уникальный подвиг совершили
Великие советские учёные.

Жестоким голодом мучительно изглоданы,
Семян коллекцию хранили непритронутой,
Для будущего мира кладезь подлинный,
Зерно надежды в тёмном-тёмном омуте.

И сохранили! Именем Вавилова
В своей самоотдаче осиянные,
Не дали труд нацистам изнасиловать,
Представ невероятными титанами.

На площади у храма Исаакия,
Едва дыша, они под небом мертвенным
Хранили достоянье, как оракулы,
Показывая истинную жертвенность.

От судорог голодных в три погибели
В своих холодных кабинетах корчились,
Но каждый грамм семян у смерти выбили,
За будущее мира, в не почести.

Загубленные страшным истощением,
Из многих тонн ни зёрнышка не взявшие,
Они достойны только восхищения
За честь и настоящее бесстрашие!

Сильней врагов с их ложными кумирами,
Хотевших Землю провернуть на вертеле -
Сложили жизнь за будущее мирное
И, этим самым, обрели бессмертие!

 

Возмездие

"Gott mit uns" на пряжках ременных
Выглядит на солнце, как орнамент...
Гнусная прислуга сатаны,
Как ни возноситесь, правда с нами!

И у нас бесчинства в закромах,
И у нас обманов выше крыши,
Но не даст нам, кланяясь, хромать
То, что и, обманутые, дышим

Жаждой правды и огнём любви,
Силой предков и заботой близких...
Негодяи, вам здесь гнёзд не вить
И не жрать баварские сосиски.

Подожгли - восстанем из огня,
Закопали - встанем из могилы,
Чтоб девиз на кожаных ремнях
Ваша кровь позором окропила.

Фрицы, содрогайтесь, небеса
Умоляя дать вам смерть полегче,
А, вонючих, жалких, не бросать
На суровый суд понурых женщин,

Чьих мужей убили на войне,
Чьих детей штыками закололи...
Умоляйте умереть во сне,
Псы, принесшие земле так много боли.

 

Гражданская лирика

Шестидесятники

 

Над бюрократией и ханжеством,
Как шпиль собора протестантского,
Подня́лись рифмы стоэтажные
В цветастых ша́рфах с водолазками.

Битком забит Политехнический,
Глазеет на шестидесятников -
Его Величество Лиричество
В народ шагает мегаваттами.

В народ шагает мегатоннами
Изысканного правдорубия -
Их время сделало иконами,
Талант их сделал саблезубыми

Ко злу и чуткими к прекрасному:
Великие шестидесятники -
Союза граждане по паспорту
И мира целого соратники!

Андрюша, Роберт, Женя, Беллочка,
А с ними старший друг их, Шалвович -
С какою силой бонбоньерочной
Вы, возносясь над славой шалою,

В сберкассу вечности бесценные
Вносили вклады рифмотворные,
И выше кепи В.И.Ленина
Взлетела пламенная сборная!

Взлетели выше звёзд космических
Любовью к Слову озарённые,
Грамматики Его Лиричества,
Поднявшиеся над канонами!

 

Россия - пилигримка.

Россия - песня далеко идущих
Заполненных составов пассажирских -
Народ пестрей, чем борщевая гуща,
Стучат колёса, словно машинистки,

И движутся составы вереницей,
И, как составы, движутся эпохи -
Россия ввысь божественно стремится,
Но попадает в гай чертополоха,

Ведь на пройдох ведётся то и дело,
Хотя творцами издревле богата -
И, может, потому не околела
Под натиском свирепых супостатов.

За плексигласом в маленьких разводах
Виднеются деревья и деревни,
В их облике - история народа,
Его напев, протянутый из древней

Руси и пахнущей землёю,
Обильно кровью русскою политой...
Здесь непрерывно мастерят и строят,
Но вскоре рушат. Маты и молитвы

Сплелись давно в причудливую пряжу,
Как в тамбурах курильщицкие ды́мки.
И, как прогноз погоды, ждём, что скажет
Сегодня нам Россия - пилигримка.

 

Высоцкий.

 

Собираясь в горы непременно
Захвачу с собой любимый томик
С маяками многих поколений,
С песнями, с которыми, как дома,

Даже если вторит им лишь эхо
Да белобородые лавины,
Чохов драмы, Чехов смеха
Скрасит холод, горы сдвинет,

Горн эпохи граммпластинок,
Тот же Пушкин, но сипатый -
Правда ж, стоит в горы двинуть,
В альпинистские палаты?

Ты ушёл, слезу пустила
Вся страна не лишь по Мишке:
Безымянные могилы,
И Каретный, и парижский,

Тоже наш, район Монмартр -
Всё почтительно застыло
Над оборванным азартом,
Над ушедшим вдаль светилом.

Чистый Гамлет. Друг, Володя,
И рыдаем, и не верим,
Что не в горных высях бродишь,
А совсем захлопнул двери.

Ах, Высоцкий, ах, таганский,
Хулиганский, непослушный,
Как сдирал умело маски -
И сейчас спасаешь души!

Настоящий буйный малый,
И не малый - величайший...
Задавило, заклевало,
А гитара дальше пашет! -

Тау-Кит за рамой Яка,
Нет фатального исхода,
Пляшут рифмы-забияки -
Здравствуй, вечная свобода!

 

Серебряный век.

О, златокрылый век серебряный,
Войной-тугариным погашенный,
Гуляка, франт, шальной бессребреник,
Как бравый ординарец Гашека.

Неординарный, необыденный,
Пришедший к блоковским "Двенадцати" -
Эпоха обречённых Иденов,
Пред смертью слышавших овации.

Блистал антрепренёрством Дягилев,
Моргнёшь - и тут же философские
Суда навек от дома драпали,
Отпущенные отморозками.

Позор Цусимы, стать Столыпина,
Зловещие глаза Распутина -
И слог великих над погибелью,
Бесповоротностью запутанной!

Панмонголизма имя дикое
И капитаны гумилёвские
Навеки стали обелисками
Того идей подъёма хлёсткого,

Что утонул в угаре морфия,
Придя к Морфею, революции,
С её стихами-полуштофами,
Демьяновой ухою куцею.

Маяк с Сережёй догарали уж
В штаны одетой белой яблоней,
И поднимался профиль Сталина,
Означив расставанье с ямбами.

 

Неродившиеся дети.

Посвящается жертвам абортов.

На лужайке только дети, дети с грустными глазами,
На некошенной лужайке, с неба падающей градом -
Неудавшиеся мамы им в рожденьи отказали,
И они незримым сердцем знают то, что им не рады.

Смотрят с неба на детишек, говорящих слово "Мама!",
Без завидок и без злости, но печаль размером с айсберг
Их пронизывает дрожью, и звучит вопрос к тем самым:
"Чем мы хуже? Не нужны вам? Не важны нисколько разве?"

Без обиды, без укора - с удивлением застывшим
Плачут ливнем, искупая и прощая тех, кто предал,
И пытаются смеяться, и тогда их смех по крышам
Тарабанит стуком капель, но звучит, как пуск торпеды.

Потому что в каждом звуке, в каждой ноте неподкупной
Слышно их непониманье, их неизлечимый ужас,
Потому что их убили, соскоблив ошмётки трупов,
Потому что не пустили в мир их ласковые души.

 

Любовная лирика

Печальная девушка.

Поправляешь шаль на плечиках,
Кутаешься - подморозило...
Сколько раз судьба калечила,
Как боярыню Морозову!

По тебе не скажешь этого -
Просто девочка курносая.
За незримыми приметами -
Быль и невидаль несносная.

Сколько раз ломали хрупкую,
Также как Космодемьянскую!
За обветренными губками,
За застенчивыми глазками -

Столько ужаса щенячьего,
Столько боли нерасказанной...
Может, мне судьбой назначена
Эта грусть голубоглазая?

 

В сердцах.

В сердцах мы оба встречу нашу прокляли,
Но всё же небеса целую ласково,
Пусть даже и за ставшею дамокловой
Любовь, ворвавшуюся в жизнь доброй сказкою,

Внезапною и всё же долгожданною
Симфонией от бурь укрытой гавани -
Мы пара, купидоном заарканенных,
(Пускай, весьма неравномерно раненых).

Хоть потеряли близость, впав в усобицы,
И разменяли вечное на грошики,
Я славлю на руинах нашей звонницы

Отслоённое, как сетчатка, прошлое,

Превозношу роман несостоявшийся,
Но искренний, как исповеди отрока,
Я становлюсь его душеприказчиком
И замираю в трепете над ворохом

Мгновений отпылавших и размётанных,
Как листья в октябре в аллее парковой...
Пусть чувство звёздное и сузилось в блокнотное
(Один лишь стержень высохший от "Паркера"),

Пусть осознал, насколько мы различные,
И ты сочла, что я, как наказание,
Мы, как желток с белком в одной яичнице,
Две части рукописи общего издания.

Вот потому с другими так не торкает,
Какими бы прелестницами ни были -
Пусть послевкусье отдаёт касторкою,
Не зря однажды мы друг друга выбрали.

И, как бы путь по-разному ни ладился,
И в ликованьи, и в тоске морщинистой,
В душе тебя ношу я, словно ладанку,
И в нужный час примчусь на крыльях финиста.

 

Пожалуйста, не уходи.

Начальник наорал несправедливо,
Друзья-подруги смылись кто куда,
Но счастлив, поднося тебе оливы
И пледом укрывая в холода.

Собака у стоянки покусала,
А голуби за памятник сочли,
Но счастлив наливать тебе в бокалы
Чаи из разных уголков Земли.

Опять в футболе наши пропустили,
Карманники лишили кошелька,
Но, подходя к тебе с букетом лилий,
Могу сказать, что счастье отыскал.

Соседи вновь затеяли скандалы,
Раскалывала голову мигрень,
Но вот с тобою гляжу я сериалы
И счастье наполняет этот день.

Ушибся я, сдвигая антресоли,
А кот мой тапок принял за лоток,
Но для тебя готовя ванну с солью
Счастливее, чем раньше, раз во́ сто.

Пусть жизнь наносит разные удары,
Мы справимся со всем, как ни крути,
Но только ты с твоим волшебным даром,
Любимая навек, не уходи!

 

Пейзажная лирика

Южная зима.

В январском лесу растут цикломены,
Погода под стать Ариэлю - апрелю,
Нарушены циклы - трава по колено,
Журчанья капели заместо метели.

От снега уже не осталось проплешин,
И зимняя сказка сменилась весенней,
Скрипят половицы и, кажется, леший
Стучится берёзовым посохом в сени.

Как южные зимы для русского глаза
Медлительным зноем своим не привычны,
Без белых бастилий, летящих салазок,
Зато с жарким дымом кавказских шашлычных

И щебетом юрких щеглов - попрыгуний,
Резкими криками банд петушиных,
С днями тягучими, как сулугуни,
Страстными, смуглыми, краше рубинов

И Сулико волоокой, ночами,
Стройными станами горных ущелий...
Южные зимы нам назначают
То ли свидания, то ли дуэли!

 

Март.

Март - первый акт простывших вёсен,
Сдающих снежный тюль в ломбарды,
Март - разметавшиеся косы
Босого бурного азарта.

Март - продолженье февраля
И пограничный столб апреля,
Погоду ясную суля,
Несёт рубцовские метели.

Март - закомара долгих зим:
Долги теплом не отдавая,
Он всё же будит в небе синь,
Кормя капельным караваем.

Как Караваджо, водит кистью,
Рисует строго, как острожник,
Мой месяц - март, пляша со свистом,
Скрестив тайгу и запорожье.

 

Лето.

Лето - это длинные каникулы...
Лишь бы не каникулы для сердца!
Лишь бы сердце трепетно мурлыкало,
Из груди рвалось, куда же деться

От избытка жгучих чувств не ведая,
И, не зная, чувствам шло навстречу!
Лето - встречи с долгими беседами,
Пикники у квакающей речки,

По грунтовке на звенящих великах
Сразу после дождика прогулки...
Лето открываешь, как Америку,
Как сундук старинный, как шкатулку,

Собирая в туесок моменты,
Сочные, как ягоды клубники...
Лето - это займ беспроцентный
Для геройств и глупостей великих!

Чтобы даже в рукотворной сельве,
Как в сачок, ловить дыханье моря
И лечить расшатанные нервы
Тополиным пухом чудотворным.

 

Город-мечта.

На витринах - кегли лимонада
И шары арбузов астраханских,
Манят краски улочек нарядных
И девчонки мило строят глазки.

Проходя по сказочным бульварам,
Голубям бросаю хлебный мякиш,
Улыбаюсь парам в парке старом
И от звуков звонких скрипок мякну.

Скрипачам в футляр бросая мелочь,
Наслаждаюсь сочною кантатой,
И смотрю, как дети пишут мелом
Корабли, дельфинов и пиратов.

Мой давным-давно знакомый город,
Наконец-то для тебя открылся -
Пропуская рюмочку кагора,
Я ловлю твоё дыханье с пирса.

А потом брожу полночи пьяный,
Пьяный светлой правдой, мне открытой:
Нет тоски на свете - есть нирвана,
Парадиз, эдем и дольче вита.

 

Облака.

Гляжу на зоосад изящных облаков,
На роскошь конденсируемых фортов,
И как-то сразу - на душе легко,
И гейм за геймом я беру на корте

Ещё недавно блёклой, и пустой,
И наводнённой пакостями жизни,
Накрытой литосферною плитой,
Как накрывает раковина - слизня.

И вот, всего лишь взгляд на облака,
На шелковистость паровой структуры -
И льётся оживлённая строка
Под пологом перины белокурой.

Но не спасает этот патронаж
От непростых, взрывоопасных, мыслей,
О том, как схожих облаков копна
Над Бухенвальдом и Хатынью висла;

Как смотрят в небо жертвы палачей,
Как кущи райские смыкаются в Кущёвке,
А облакам плевать на жар печей,
На запах крови, блеск боеголовок.

Плевать им на хулы и похвалы.
Плевать на миг. Пожалуй, и на вечность.
Они красивы, трепетны, милы,
Но, вместе с этим, просто бессердечны.

 

Честное серое небо.

По заспанным утрам мне небо серое
Милей и ближе ласковой лазури,
Которая и после нашей эры
На брошенных костях побалагурит.

Неискренни небесные кондукторы,
Когда, надев бесправедности митру,
На нас, как сторож обнаглевший, фукают,
Но выбрав ясную, как дважды два, палитру.

Когда душа напоминает крошево,
Не контрастируя, тона угля и стали,
Быть может, и бесхитростно, и дёшево,
Но согревают. А иные жалят.

Мы не чисты под небом голубеющим,
Оно презрительно кривится: "Недостойны!",
Так лучше уж, когда по Сеньке зрелища,
Пускай, серы и дряхлы, но спокойны.

Философская лирика

Поаккуратней с миражами.

Сколько взглядов прекрасных как будто
Пустоту да и только содержат -
Так и тянемся мы перепутать
Ключ Петра с дубликатом консьержа.

Сколько раз мы мечтам позволяли
Увлекать нас заманчивым ядом -
Не вдаваясь вначале в детали,
Как бывает мучительно падать.

Сколько дракул учтивых встречали
И драконов с дыханием феи,
А потом утопали в печали,
Становясь их банальным трофеем,

Потерявшим в порыве рассудок
И в сетях до нутра опалённым...
Надо быть осторожней, покуда
На рассудок влияют гормоны.

Чудеса - миражи зачастую,
Миражи - зачастую ловушки:
Жди хоть век своего сабантуя,
Но отсеивай все погремушки.

Помни, то, что сирена - не Моцарт,
А любовь без взаимности - мука,
А удача тебе улыбнётся,
Только если её не профукать,

Не растратить в тоске бледнолицей,
Растеряв всю летучую юность...
Пусть на клювах зарубят синицы,
Что на них, обманувшись, не клюнешь.

Настоящее небо увидишь,
Журавля настоящего словишь -
Ты достоин не свеч к панихиде,
А живых неподдельных сокровищ.

Твои года - твоё богатство.

Не бойтесь старости: пусть будет подбираться,
Как осень к отцветающему клёну -
Вчера букварь носили в школьном ранце,
Сегодня прячем за стеклом рифлёным

Зубной протез, таблетницу и линзы
И видим в зеркале над тумбочкой морщины,
Но, верно, даже пирамиды Гизы
В седых камнях таят исток невинный,

А потому гастритам и хондрозам
И прочим скверным признакам заката
Не выгнать, вопреки метаморфозам,
Цветенье юности, поистине крылатой.

Пенсионер с не затвердевшим сердцем
Вполне себе с внучатами на равных -
В нём также пламя может разгореться,
Как в молодом - увы, сидеть отрава.

Седая молодость отнюдь не инфантильна:
Унынье - инфантильно, это - мудрость! –
Светить другим, сияя, как светило,
Года настроем правильным припудрив!

Теченье лет, как грозный царь, свирепо,
И всё же драгоценны наши годы,
Если с любовью строим жизни крепость
И в тёмный час предвидим час восхода!

 

Транзит к вечности.

У кого здесь рыльце не в пушку?
Даже Пушкин не был беспорочен,
И святые, в общем, не зер гут,
А порой совсем-совсем не очень.

На земле великий идеал
Не восходит в совершенной мере -
Может, крылья сделает Дедал,
Но погибнет тот, кому доверит.

Важно просто вечность ощутить,
Уловить прекрасное дыханье -
Хоть ты жрец, хоть жнец, а хоть пиит
Пусть сознанья глас не затухает.

Даже если выпало страдать,
Не сломись, как и библейский Иов,
И взойдёт ещё твоя звезда,
И достигнешь берегов счастливых.

В этом мире - временный приют,
Но, при всех присущих недостатках,
Искр вечности достаточно и тут,
И путей к волшебному порядку!