Глава 3. Путь к обожению по прп. Симеону

 

§1. Значение личных усилий человека для достижения обожения. Спасающее значение Божественной благодати

 

В том, что касается тех средств, с помощью которых человек может усвоить лично для себя плоды искупительного подвига Господа Иисуса Христа, прп. Симеон, как мы увидим, полностью следует традиционному святоотеческому учению о синергии. Под этим понятием в Православии передается принцип свободного сотрудничества (ухнесгейб), энергийной согласованности человека с обоживающей благодатью[187].

Подчеркивая необходимость веры и добрых дел для спасения, прп. Симеон, однако, гораздо чаще говорит о том, что сам по себе личный подвиг не имеет никакой цены, если не приводит к стяжанию благодати Божией и зрению Божественного Света, с которым отождествляется благодать.

Как говорит прп. Симеон, Сын Божий, воплотившись, не сделал тотчас людей богами. Люди как смертные и тленные не соделались сразу святыми и не имеют с Ним никакого другого общения, кроме одного сродства по плоти. Именно поэтому «посредницею между Богом и людьми поставлена вера в Него (Спасителя), чтобы Бог, вместо всего другого, принимал одну эту веру, которую имеем в Него, зная, что мы бедны и что совершенно ничего не можем принести Ему для спасения своего, кроме одной веры, и за одну эту веру миловал нас и подавал нам оставление грехов наших и избавление от смерти и тления». Именно через веру дарует Христос соединение с Ним и Богом и Отцем Его, сочетавая в то же время и с Духом Святым[188]. В этом тексте прп. Симеон настаивает на том, что со стороны человека нужна только вера во Христа для его обожения.

В иных текстах рядом с верой на пути к обожению прп. Симеон ставит и соблюдение заповедей. «Умом обоженным», то есть имеющим внутри себя Бога и созерцающим Его, - говорит преподобный, - становится «только тот ум, который соединяется с Богом посредством веры и познает Его через делание заповедей»[189]. Мы имеем возможность уже в этой жизни причаститься будущих благ при условии, если «мы не безыскусны в вере и не скудны деланием заповедей Божиих»[190]. Исполнение заповедей – единственный путь, который ведет к мистическому познанию, и в некотором смысле ведение Бога является наградой за исполнение заповедей: «скорее или медленнее, в большей или меньшей степени, (исполняющие заповеди) получат как мзду видение Бога и станут общниками Божественного естества и будут богами по положению»[191]. Вечный Божественный Свет может светить только в тех, которые приобрели «великую веру» и усердно хранят Божественный закон[192]. Причастие Божества Своего Христос подает только «верующим в Него и показывающим веру от дел»[193].

Аскетическое учение о добродетелях, о необходимости их стяжания для спасения, занимает очень много места в Словах прп. Симеона. Рассмотрение учения прп. Симеона о конкретных добродетелях и их взаимосвязи выходит за рамки целей нашей работы. Мы затронем лишь те из них, которым он придает особое значение для достижения обожения. Для нас в первую очередь важна сама роль добрых дел как таковых на пути к обожению. Об этом Симеон говорит в 82-м слове, где обожение человека поставляется в прямую зависимость от добрых дел: только человек, «проходящий путем добродетелей», приходит в состояние, когда с его душой «соединится Бог ради исполнения заповедей Его» и «делает ее всю Божественным Светом и богом через единение с Собою и благодать Свою»[194]. И в другом месте прп. Симеон утверждает, что душа, «добре подвизаясь», достигает в меру, когда «наконец сдружается с Богом и делается жилищем Пресвятыя Троицы, чисто зрит Творца Своего и Бога, беседует с Ним непрерывно».[195] Как пример этого прп. Симеон приводит древних святых, в частности, преподобного Антония Великого, который, «как толкал всеусердно, претерпел до конца, то и получил достойную терпения своего награду», то есть был возведен Христом Господом «в чудный Свет Лица Своего».[196]

Итак, по учению прп. Симеона очищение сердца путем добродетелей является необходимым условием соединения с Богом. Если мы будем иметь «чистую веру в Бога и в отцев и учителей наших, кои по Богу, - стяжем сердце сокрушенное и смиренное мудрование души, - очистим сердце свое от всякой нечистоты и от всякого осквернения греховного слезами покаяния», то сподобимся «достигнуть некогда в полную меру совершенства христианского» и воспринять «блага Божественного Света… по степени очищения нашего», «ибо сим образом мы соединимся с Богом, и Бог с нами»[197]. На пути к обожению, как мы видим, преподобный особо выделяет веру, стяжание сердца сокрушенного (то есть покаянного состояния души) и смиренного, и подвиг очищения сердца.

Первое, что требуется от человека на пути к обожению – это покаяние. В 75м слове преподобный говорит, что именно через покаяние и слезы человек становится достойным узреть Божественный Свет, без чего он не может «ни освободиться от страстей, ни стяжать добродетели, ни достойно причащаться Св. Тайн, ни возъиметь чистое сердце, ни достигнуть того, чтобы вселился в нас Дух Святый, осязательно для чувства нашего, ни удостоиться узреть Бога… ни в сей жизни, ни в будущей»[198].

Очень важное место среди добродетелей прп. Симеон отводит смирению. «Первейшее и необходимейшее есть смирение, так как оно есть начало и основание»[199]. Важность его основывается на том, что, смиряясь, человек исполняет повеление Христово, состоящее в подражании Его смирению, дабы подобно тому, как пострадал Сам Он, будучи безгрешен, «так и мы, согрешившие, переносили бы все: искушения, и гонения, и биения, и скорби, и наконец, (даже самую) смерть от беззаконных»[200]. Смирение – Сам Христос[201]. Причастие страданиям Христовым, подражание Его делам и смирение, «которое доставляет обожение с разумением проходящим его» делают человека причастником Божественной славы[202]. Только в душе смиренномудрой обитает и почивает Бог[203]. Как мы видим, в приведенных текстах прп. Симеон прямо говорит об обоживающем смирении. Когда человек приобретет смирение, тогда Божественный Свет бывает неразлучен с ним, он сам делается светом и стяживает Бога в себе[204].

В 40-м гимне преподобный от лица Божия говорит, что для того, чтобы сделаться «причастником Божества Моего и славы» необходимо совершенно отречься от мира, взять свой крест, с благодарностью переносить искушения, скорби и печали[205]. Особенно он подчеркивает необходимость причастия и подражания страданиям Христовым.

Прп. Симеон подчеркивает, что все эти добродетели важны как собственное волевое усилие человека, которое он совершает для своего спасения. В одном из гимнов прп. от лица Божия говорит о тех, кто не желает сделать этот ответный шаг к Богу: «что Мне делать с ними? – Я совершенно недоумеваю. Ибо спасти их без их воли и по принуждению – это показалось бы скорбным для не желающих спастись. Ведь добро бывает добром только по воле, без воли же добро не будет добром»[206]. Об этом же говорят слова гимна 20-го: «не говорите, что невозможно воспринять Божественного Духа. Не говорите, что возможно спастись и без Него… Не говорите, что Бог не бывает видим людьми…Не говорите, что люди не видят Божественного Света…Никогда, друзья, это не было невозможным, но и весьма даже возможно для желающих, для тех исключительно, которые, проводя жизнь в очищении от страстей, соделали чистыми умные очи»[207].

Итак, мы видим, что прп. Симеон во многих местах своих творений говорит о вере и добрых делах как совершенно необходимых для желающих спастись и достигнуть обожения. В этом он следует православной аскетической традиции. Мы не будем здесь приводить места из святоотеческих сочинений о роли доброделания для достижения богообщения и обожения. Приведем лишь одну цитату из свт. Григория Богослова – того святого Отца, сочинения которого оказали несомненное влияние на преподобного: «пказывай свою деятельность не в том, чтобы делать зло, но в том, чтобы делать добро, если хочешь быть богом»[208].

Однако, прп. Симеону чужда мысль, что человек спасается только своими добрыми делами. «Все даром спасены будут», и все святые спаслись даром, а не за добрые дела и добродетели свои»[209]. Соответственно, подвижник никак не должен полагаться на свои усилия и свои дела перед Богом. «Бестелесное, духовное, божественное здоровье души достигается не собственными нашими трудами, чтобы никто не думал хвастаться ими… но только когда Дух Святый войдет и вселится в нас», душа выздоравливает[210].

Главная мысль в аскетике прп. Симеона та, что вера и добрые дела имеют цену лишь постольку, поскольку через них человек стяживает благодать Божию, которая, собственно уже и делает человека богом: «спасение наше иначе не может состояться, если не изменится ум наш… так, чтобы стал он умом обоженным, то есть бесстрастным и святым. Обоженным бывает тот ум, который внутри себя имеет Бога. Впрочем, чтобы стал таковым ум сам от себя, это невозможно. Только тот ум, который соединяется с Богом посредством веры и познает Его через делание заповедей, только такой наивернейшее сподобляется видеть Его и созерцательно; ибо чрез посредство веры, какую имеет он во Христа, вселяется Христос внутрь его и делает его обоженным»[211].

«Душа, по-видимому украшенная всеми добродетелями, если не сделается причастною Света и благодати Святаго Духа, есть еще погашенная и омраченная и дела ее не тверды; ибо надобно, чтобы они были обличены и явлены Светом (Еф.5:13)»[212]. Добродетели – это как бы светильники, лишенные света, но они могут получить свет, и в этом их назначение. «И для этого все подвижничество, - говорит прп. Симеон, - и все действия совершаются нами, чтобы мы, как светильник, приобщились бы Божественного Света»[213]. В 40-м гимне он уподобляет душевные добродетели веществу, которое охватывает «Божественный Свет Духа»[214]. Именно Дух Святый сообщает жизнь добродетелям. Прп. Симеон говорит об этом, вдохновляясь видением пророка Иезекииля костей и суставов (Иез.37), в которых не было жизни. Им он уподобляет добродетели, лишенные благодати. Только Дух Святой, «придя и вселившись в нас, как друг от друга расторгнутые члены, связывает омертвелые добродетельные действия жилами духовной силы и соединяет любовью с Богом и тогда делает нас из ветхих новыми и живыми из мертвых»[215]. Человек без помощи Божией, без «руки Божественной» не может даже помыслить что- либо доброе[216]. Прп. Симеон поясняет это, приводя пример кузнеца. «Как кузнец, с каким бы искусством ни владел своими инструментами, абсолютно ничего не может сделать без действия огня, так и человек, что бы ни делал, пользуется добродетелями, как инструментами, которые без пришествия духовного огня остаются бездейственными и бесполезными»[217]. Более того, прп. Симеон говорит, что без Духа Святаго становится невозможным и соблюдение заповедей Божиих: «невозможно для тела действовать что-либо без души, так и душа не может без Твоего Духа двигаться и заповеди Твои, Спасе, сохранять»[218]. Именно благодати Духа Святаго принадлежит ключевая роль в самом процессе очищения человека, который «смиряется, плачет, ищет помощи Божией с великим рвением»: «благодать Всесвятаго Духа приходит в него, и искореняет и уничтожает страсти одну за другою…,и таким образом обновляет человека, и по душе и по телу».[219] Он же подкрепляет человека Своею силою во время брани с диаволом[220]. Благодать, таким образом, не отменяет, но придает силу и жизнь добрым делам, которые составляют личный подвиг каждого человека для достижения обожения. Но сама благодать вселяется в человека в ответ на его собственное усилие. Приводя в пример преподобных Антония и Арсения Великих, прп. Симеон говорит: «никто из святых отцев, ни прежде приятия благодати Святаго Духа, ни по приятии оной, не мог выйти из омрачения душевного и увидеть Свет Святаго Духа, без трудов, подвигов и потов, без самопринуждения, самоутеснения и прискорбности»[221]. Дух Святый, пишет Симеон, «ввергает» Свой Божественный огонь только в души, «преизобильно имеющие главнее всего милость, и прежде этого и вместе с этим, веру и дела, ее подтверждающие»[222]. Только в «чистом уже сердце воссиявает благодать и просвещение от Святаго Духа, который возрождает нас, делает сынами Богу, облекает во Христа»[223], и делает ум способным «в соответствии с мерой просвещения достичь созерцания сущего». Никто не смог бы «когда-либо увидеть Его чрез собственную силу и действие, если бы Он Сам не послал Своего Божественного Духа», Который сообщает «нашей немощной природе крепость, силу и мощь», и тем самым делает «человека способным видеть Его Божественную славу»[224].

Подводя итоги сказанного в настоящем разделе, мы можем сделать некоторые выводы. Во-первых, прп. Симеон придерживается традиционного учения о синергии, о соработничестве человека и Бога на пути человека к обожению. Благодать и собственные усилия, аскетические подвиги, невозможно отделить друг от друга. Мистическое озарение, боговедение и аскетическая напряженность взаимно проникают друг в друга. Подвиг необходим, но еще более необходимо сокрушенное сердце, как наибольшая жертва Богу, сердце, готовое открыться навстречу благодати Святаго Духа, посылаемой человеку даром, а не за что-нибудь. От человека требуется подвиг веры его, подвиг жизни и соответствующее ему раскрытие его души навстречу нисходящей к нему благодати[225]. Во-вторых, решающее значение прп. Симеон все же отводит благодати Божией. Все спасение совершается по благодати даром, не в меру заслуг, а только сообразно с духовной восприимчивостью. Однако, сама эта восприимчивость не может возникнуть в сердце, не очищенном слезами и подвигом. Поэтому вершины мистического восхождения, то есть обожение, есть благодатное состояние души, но души, борющейся за царствие Божие. Обожению нельзя научиться теоретически[226]. Когда прп. Симеон говорит о состоянии обожения, он очень часто подчеркивает то, что все блага его подаются, только если человек хочет, желает этого. Так, «если хотим, Он будет иметь с нами такое же единение по благодати, какое единение Сам Он имеет со Отцем по естеству»[227].

 

 

§2. Значение Церкви и таинств на пути к обожению

 

Итак, мы видим, что решающее значение для спасения человека, для усвоения конкретной личностью плодов искупительной жертвы Христа Спасителя, а значит и для осуществления обожения как подлинного назначения человека, по прп. Симеону имеет благодать Божия. Но саму эту благодать человек получает только в Церкви и через Церковь.

В настоящей главе мы разберем взгляды прп. Симеона на Церковь и таинства, выясним место, которое им отводил прп. Симеон на пути к обожению.

Как и другие Отцы Восточной Церкви, прп. Симеон не оставил нам четкого догматического определения того, что представляет собой Церковь, да и сам этот термин он употребляет нечасто. Экклесиология прп. Симеона, как и вообще его богословие, не укладывается в логическую схему. Тем не менее, у прп. Симеона мы можем найти практически все аспекты традиционной экклесиологии.[228]

Прп. Симеон безусловно считает Церковь небесную, которую отождествляет с эсхатологическим царством, единственным местом спасения. «Отделенные от Божественного Тела, то есть от Церкви и лика избранных, скажи, куда они пойдут? В какое царство? В каком месте, скажи, они надеются вселиться? Ибо рай, конечно, и лоно Авраамово, и всякое место упокоения, принадлежит спасающимся» - пишет преподобный[229]. «Бог, сделавшись человеком, соединился с людьми и приобщившись человечества, преподал всем верующим в Него и показывающим веру от дел причастие Божества Своего» и «спасутся только эти одни приобщившиеся Божества Его, как и Сам Он… приобщился нашей природы» - а это возможно только в Церкви. Грешники, извергнутые из Церкви, теряют возможность соединения «со всенепорочным телом Божиим» и «соделаться членами Христовыми»[230]. Здесь прп. Симеон вновь ясно выражает принцип синергии. Спасение подается через Боговоплощение, но реализоваться это спасение может только в верующем во Христа и показывающем соответствующие этой вере дела, реализоваться через приобщение Божеству в Церкви.

Прп. Симеон образно сравнивает Церковь с телом человека. «Мне кажется, - говорит прп. Симеон, - что Церковь Христова есть украшенный мир и сам весь человек, в котором говорится, что живет и прохаживается Бог и посылает, как солнце правды, светлые лучи Своих благодатных даров. Мы знаем также, что она называется Телом Христовым и Невестою»[231]. В данном отрывке ясно говорится о том, что разлитие благодатных даров происходит именно в Церкви, в которой обитает Бог. По Симеону, Церковь есть Храм Божий, но, с другой стороны, можно сказать, что и Сам Христос есть Храм. Приводя слова 44-го псалма: «Предста царица одесную Тебе, в ризах позлащенных одеяна и преиспещренна…», прп Симеон добавляет: «Какой это храм, - спрашивает Симеон, - ты думаешь? Может быть, ты мыслишь, что этот храм есть какой-нибудь другой дом и что Царь кто-то другой, чем храм? Ни в коем случае! Ибо как Христос есть глава Церкви и Бог, так он бывает Сам Храмом для нее, как, в свою очередь, и сама Церковь стала Храмом Его и прекрасным миром»[232]. И, далее, что особенно важно, прп. Симеон высказывает мысль, что земная Церковь является как бы незавершенной: она ожидает своего исполнения и завершения в будущем веке. Только когда родятся и будут приведены в жизнь «все предуведанные», наполнится и придет в совершенство «вышний мир Церкви перворожденных Иерусалима на небесах»[233]. Церковь, следовательно, в своей полноте есть Иерусалим Небесный, то «место», тот «Храм», который есть Сам Христос, где будут собраны все сподобившиеся достичь обожения.

Спасение, и обожение по прп. Симеону заключаются в причастии Божественному естеству, а для этого «необходимо нам … быть неотделимыми от Христа, быть во едином духе единым телом»[234] потому что Христос «соделал нас сродниками» Божества. Церковь является местом спасения вследствие того, что Сам Спаситель имеет со Своим Телом самое тесное единство, которое прп. Симеон, следуя ап. Павлу, выражает образом единства мужа и жены, а также тела и главы.. «Какое единение, общение… имеет жена с мужем и муж с женою, такое же единение и сроднение имеет и Владыка наш и Творец всяческих со всею Церковью, как с единою женою и бывает едино с нею»[235]. Благодаря этому и «мы имеем со Христом такое же единение, какое единение имеет муж с женою своею и жена с мужем своим.»[236]. Можно, поэтому сказать, что, согласно прп. Симеону по своей природе и цели Церковь представляет собой истинное «причастие обожения»[237]. Это единение человека с Богом и другими людьми, которое достигается в Церкви, непосредственным источником своим имеет таинства Церкви. Именно через них обретаемые во Христе возрождение о обожение человеческой природы становятся доступными всем людям. Церковные таинства открывают возможность каждому человеку как личности стать причастником божественной благодати, которую Бог даровал человеческой природе, восприняв ее[238]. В творениях прп. Симеона мы можем найти довольно много мест, в которых он говорит о церковных таинствах. Более всего внимания он уделяет трем таинствам – крещению, покаянию и Евхаристии, в которых домостроительство Сына Божия выражается наиболее полно. Учение прп. Симеона о таинствах изобилует весьма неожиданными, смелыми и оригинальными мыслями, которых часто не принимали его современники.

2.1 Таинство крещения и «крещение Духом»

По прп. Симеону таинство крещения имеет очень важное значение для спасения человека. В 55-м гимне он говорит, что через крещение человек получает разрешение от «первого преступления», т. е. от первородного греха, получает «искупление от тьмы, ада и смерти», совершенно избавляется от тления, бывает безгрешным и святым, и входит в виноградник Господень, которые есть рай[239]. Крещением и благодатью Святого Духа мы становимся сообразными образу Сына Божия. Таинственно преобразуя нас в сыновей Божиих, оно восстанавливает нас новыми из ветхих и бессмертными из смертных. Вода и Дух возрождают, воссозидают и дают благодать Духа[240]. Прп. Симеон здесь подчеркивает важность действия Святого Духа в крещении: «Наше спасение не только в воде крещения, но и в Духе»[241].

«Мы исповедуем, что… невозможно спастись никому, кто не крестится водою и Духом»[242]– категорично утверждает преподобный. Неудивительно поэтому, что у него можно найти тесную связь Крещения с обожением человека. В 49-м слове прп. Симеон прямо говорит, что в крещении, в этом «рождении от Духа Святого», «соделались мы сынами Божиими и богами по благодати»[243]. Подробнее он раскрывает это в «Послании об исповеди». Перечисляя благодеяния Божии по отношению к человеку, преподобный говорит, что Бог даровал нам «через Божественное Крещение сделаться детьми, сыновьями и наследниками Его, облечься в Самого Бога, стать Его членами и принять живущим в нас Святого Духа, являющегося царской печатью…, стать и нам подобными Ему»[244]. Отметим здесь, что здесь он упоминает и печать Святого Духа, что наводит на мысль о том, что здесь имеется в виду таинство миропомазания. Та же мысль присутствует и в другом тексте: «в первом крещении вода преднаписует слезы, а миро помазания предзнаменует умное миро»[245].

Для прп. Симеона характерно учение о важности сознательного приобщения благодати. Только когда человек восчувствует в себе благодать, он приходит в должное состояние. Это относится и к благодати, получаемой в таинствах. По прп. Симеону, самый факт крещения не является достаточным для полноты христианской жизни. Важно иметь веру в Троицу и Божество Христа и желание начать новую жизнь, а особенно сознавать, что получил благодать. Но почти все христиане, крещеные в младенчестве, не могли в момент крещения сознавать это[246]. Именно поэтому, говорит прп. Симеон, «когда мы крещаемся, будучи нечувствующими детьми, как несовершенные, мы и благодать принимаем несовершенным образом»[247]. Эту совершенную благодать следует приобретать добрыми делами[248]. Прп. Симеон даже говорит, что «не все крестившиеся получают Христа через крещение, но лишь те, кто силен в вере и в совершенном знании»[249]. Здесь он, может быть, имеет в виду, что никто из нас не может удовлетвориться чисто внешним, механическим крещением, что мы непременно должны пережить его действие – то же, что прп. Марк Подвижник: «мы получаем Христа в крещении, но мы узнаем Его, только если выполняем заповеди»[250].

Большинство людей, крещеных в младенчестве, позднее теряет и ту несовершенную благодать крещения через преступление заповедей Божиих. Отсюда прп. Симеон выводит свою идею необходимости «второго крещения», то есть обновления крещальной благодати в тех, кто утратил ее. Через это второе крещение, которое есть ничто иное, как покаяние, человек возвращает себе то Божественное достоинство, которое потерял по причине своей греховной жизни[251]. Это крещение Святым Духом понимается прп. Симеоном как «новое рождение и обновление свыше», как повторное – теперь уже сознательное - обретение благодати, утерянной после крещения. «Как невозможно спастись никому, кто не крестился водою и Духом, так и согрешающему после крещения [это невозможно], если не крестится свыше и не возродится… Кто не сознает крещения, которым в младенчестве крестился, но лишь принимает его на веру и десятками тысяч грехов смывает, отвергая при этом второе крещение – я говорю о [крещении], которое через Духа, свыше… подается взыскующим его при помощи покаяния – тот как сможет иным образом получить спасение? Никак!»[252].

Таким образом, крещение Духом отличается от сакраментального крещения тем, что не может не сознаваться принимающим его. Поэтому оно превосходит первое. Первое крещение он называет «образом истины», а второе – «самой истиной»[253]. Соответственно, через второе крещение человеку подается полная благодать, которая преобразует и обожает человеческое естество: «кающийся судится и исследуется Божественным огнем и, утучняемый водою слез, становится влажным всем телом и крещается понемногу весь Божественным огнем и Духом и становится весь чистым, весь нескверным, сыном света и дня и отныне не (сыном) смертного человека»[254].

Учение прп. Симеона о «крещении Духом», восполняющем первое крещение, имеет место у других Отцов. Нет необходимости приводить все их здесь, поскольку игум. Иларион в своем исследовании сделал достаточно полный обзор соответствующих мест в творениях Св. Отцов[255]. Согласно этим свидетельствам, второе крещение не есть нечто абсолютно новое, дарующее новую благодать, отличную от водного крещения. Второе крещение есть исполнение и проявление благодати, уже полученной в сакраментальном крещении. Такое же понимание допускают и рассмотренные нами тексты прп. Симеона Нового Богослова.

2.2 Таинство Евхаристии

Как справедливо отмечает архиеп Василий (Кривошеин), значение прп. Симеона состоит в том, что именно он, может быть, первый из аскетических писателей, отводит Евхаристии главное место на пути к Богу, и в этом его разительное отличие от писателей-аскетов эпохи расцвета монашества[256]. Интересно, что даже прп. Макарий Египетский, у которого мы находим чрезвычайно много общего с прп. Симеоном, когда говорит о мистическом единстве человека с Богом, в этой связи почти не упоминает Евхаристию. Прп. Симеон же говорит об обожении в его связи с Причащением Христовых Таин часто и много.

Так, в гимне 1-м ясно выражена идея, что причащаясь обоженного тела и крови Самого Бога, человек обожается и сам. «Ибо очистившись покаянием и потоками слез, - говорит прп. Симеон, - причащаясь обоженного Тела, и я становлюсь богом неизреченным соединением. Смотри, какая тайна! Душа таким образом и тело… единое в двух сущностях. Итак, эти оба, единое и двойственное, причастившись Христу и испивши Крови, обеими сущностями, а также природами соединившись с моим Богом, становятся богом по причастию и называются одноименно по Его имени, Которому они причастились существенно»[257]. Прп. Симеон настаивает здесь, что, причащаясь, человек достигает существенного единения с Богом, полного единения своей человеческой природы с Телом Христовым, благодаря которому эта человеческая природа преображается.

В другом, 49-м гимне прп. Симеон идет еще дальше, говоря о себе, что «причастившись плоти Твоей, я приобщаюсь естества (Твоего), и поистине бываю причастником существа Твоего, делаясь соучастником и даже наследником Божества»[258]. Здесь он как будто говорит о соединении с Богом по сущности. Однако, как и в другом подобном месте, прп. Симеон имеет здесь в виду благодатное единение: мы «такое же имеем единение и жизнь со Христом, какое единение и жизнь имеет Он со Отцем. Ибо как Он едино есть с Богом и Отцем Своим по естеству, так … и мы едино бываем с Ним по благодати, когда вкушаем плоть Его и пьем кровь Его»[259].

Важно отметить, что, говоря о том, как человек получает обожение в Евхаристии, преподобный совершенно ясно утверждает, что это обожение касается не только души, но и тела, то есть всего человеческого состава, видя в этом следствие того, что Христос имел совершенное человеческое естество. В этом прп. Симеон следует общей православной аскетической традиции, которой вообще свойственно рассматривать человека как нечто единое. Он говорит, что причащающиеся «вкушают и пьют мысленно Бога, двоякими чувствами – души и тела: вкушают плоть чувственно, Бога же мысленно и соединяются таким образом и телесно и духовно со Христом, Который двойствен по естествам, яко Бог и человек, и бывают сотелесники с Ним и сообщники славы Его и Божества»[260].

В отношении образа соединения человека со Христом в таинстве Евхаристии прп. Симеон часто употребляет слова «вотелеснение» Христу, «сотелесники Христу». По мысли архиеп. Василия (Кривошеина) основная идея прп. Симеона касательно Евхаристии заключается в том, что причащение евхаристических Даров вотелесняет нас Телу Христову, рожденному от Девы Марии, также как и Церкви, которая тоже есть его Тело, и дарует Божество достойно и с верой причащающимся[261]. Так, в 28-м гимне преподобный так говорит об этом теснейшем единстве: «нечистая и тленная сия храмина (тела моего) соединилась с пречистым Твоим Телом, и кровь моя смешалась с Кровью Твоею; знаю, что я соединился и с Божеством Твоим, и соделался Телом Твоим Чистейшим, членом Твоим блистающим…, святым…, светлым, прозрачным и сияющим»[262]. В 58-м гимне Симеон говорит: «Ты Сродник наш по плоти, а мы (Твои) – по Божеству Твоему. Ибо восприняв плоть, Ты дал нам Божественного Духа, и мы все вместе стали домом Давидовым по свойству Твоему и по родству к Тебе… Соединяясь же, мы делаемся единым домом, т. е. все мы сродники, все мы братья Твои»[263], и далее прп. Симеон говорит об этом вотелеснении в еще более сильных и дерзновенных выражениях, утверждая обожение решительно всех телесных членов (См. ниже, главу IV, §3). Важный момент здесь - участие в Евхаристии не только соединяет отдельную человеческую личность с Богом, но соединяет ее и с другими личностями, которые, таким образом, в духовном союзе со Христом и между собой, образуют единую Церковь.

Говоря об этом вотелеснении Христу в Евхаристии, прп. Симеон уподобляет его Боговоплощению. Он утверждает, что «таинство сие, явно для всего мира… бывшее во время воплощенного домостроительства Христова, таким же образом и после того совершалось и совершается в каждом христианине. Ибо когда мы приемлем благодать Иисуса Христа, Бога нашего, то соделываемся причастниками Божества Его, и когда вкушаем пречистое Тело Его…то бываем сотелесниками Ему и сродниками воистину»[264]. Совершается как бы «обмен»: Сын Божий, Который воспринял от нас человеческую плоть, дает нам свое Божество посредством Своей обоженной плоти, благодаря чему мы становимся сродниками (ухггенейт) Его[265]. Нисходящая в таинстве Евхаристии благодать Божия так глубоко проникает человека и так тесно соединяется с душой его, что обнимает всю природу человека, срастворяясь с ней - это и дает преподобному основание называть людей сродниками и сотелесниками Бога. Благодаря причастию мы имеем в себе «всего воплощенного Бога», но только «никогда из нас не происходящего или телесно рождаемого и отделяющегося от нас», то есть Христос не рождается телесно от нас, как от Матери Божией и «не познается больше по плоти… но пребывает бестелесно в теле, неизреченно смешивающийся с нашими сущностями и природами и обоготворяя нас, как сотелесных Ему, сущих плотью от Его плоти и костью от Его костей»[266].

В целом здесь выражена мысль, что Боговоплощение, совершившееся в свое время, продолжает духовно совершаться во всяком христианине, причастном благодати Христовой, подаваемой, в первую очередь, в таинстве Причащения. До прп. Симеона весьма схожая идея была выражена в писаниях прп. Макария Египетского, причем выражена более ярко и оригинально, что даже давало основание некоторым исследователям называть ее в своем роде «единственным в патристической литературе учением»[267]. Для обозначения мистического общения человеческого естества с Богом прп. Макарий использовал термин «ксбуйт» (смешение). Этим термином святые Отцы – в частности, свт. Григорий Нисский и Немезий Эмесский обозначали соединение Божеской и человеческой природ в лице Иисуса Христа, обозначая с одной стороны, тесное общение двух природ, с другой – их неизменность. Прп. Макарий представлял обожение христианина настолько существенным и как бы физическим, что видел его ничем существенным не отличающимся от соединения Божественной и человеческой природ в лице Богочеловека и почти отождествлял с Боговоплощением[268]. Об этом говорит 4-я беседа: «беспредельный и недомыслимый Бог по благости Своей умалил Себя, облекся в члены тела сего… по снисхождению и человеколюбию преображаясь, плототворит Он Себя, входит в единение, восприемлет святые, благоугодившие и верные души», чтобы «душа, достойная Бога… могла жить в обновлении и соделалась причастницею нетленной славы»[269]. Здесь прп. Макарий говорит о соединении человека с Богом вообще, не упоминая специально в этой связи таинство Евхаристии. Однако во многих других местах своих творений прп. Макарий часто уподобляет это внутреннее мистическое чувство Божества в душе человека вкушению Божественной пищи, что носит уже евхаристическую окраску[270].

Входя в столь тесное единение с человеком в Евхаристии, Божество, решительно утверждает прп. Симеон, никоим образом не оскверняется, так как сообщает человеку свою нетленную чистоту и тем самым, преображает его. Сама человеческая природа в любом состоянии, говорит преподобный, «не может выносить того, чтобы ясно созерцать Тебя – Христа моего», но в таинстве Причащения «Ты, не причастен тления или скверны… сообщаешь мне нетленную чистоту Твою, Слове, и омываешь скверну пороков моих, и прогоняешь мрак беззаконий моих, и очищаешь позор сердца моего, и утончаешь грубость злобы (моей), и светом творишь меня, прежде омраченного, соделывая меня обоюду (т. е. по душе и по телу) прекрасным и осиявая меня Светом бессмертия»[271]. Участвуя в таинстве Евхаристии и через это «приобщаясь Божественной природы»[272], человек полностью преображается. Плоть Христова, «будучи обоженной и полной жизни, всех ядущих (ее) соделывает причастниками жизни и делает бессмертными»[273]. Таким образом, посредством причастия Пречистых Христовых Таин Бог «очищает нас, оживотворяет, соделывает святыми и безгрешными»[274].

Учение преподобного Симеона о вотелеснении нас Христу, происходящем в Евхаристии, которое он выражает в своих творениях с присущей ему яркостью и неординарностью, не следует, однако, считать чем-то совершенно новым, не имевшим параллелей в православном Предании. Конечно, она родилась не из отвлеченного от реальной духовной жизни исследования этого Предания, а из собственного опыта жизни во Христе прп. Симеона. Будучи порождением такого опыта, это учение согласуется и с тем, что говорили о Евхаристии предшествующие ему по времени Отцы. Например, свт. Кирилл Иерусалимский так говорит о вотелеснении Христу: «приобщись Телу и Крови Христа, дабы стать сотелесным (ухуущмпт) и единокровным (ухнбймпт) с Ним. Таким образом, мы становимся христоносцами (чсйуфпцпспй), когда Его Тело и Кровь подаются нам»[275]. Свт. Иоанн Златоуст говорит, что посредством единения со Христом человек становится Его сродником[276]. Наконец, у свт. Кирилла Александрийского мы можем найти то же учение о существенном, физическом, даже телесном, по образу ветвей животворной лозы, соединении с Богом в Евхаристии. И как малая закваска квасит все тесто, так и таинственная Евлогия заквашивает все наше тело, как бы замешивает его в себя и наполняет его своею силою, «так что и Христос пребывает в нас и мы в Нем, ибо со всею справедливостью можно сказать, что и закваска находится во всем тесте, и тесто подобным же образом оказывается во всей закваске». Чрез святую Плоть Христа «проникает в нас свойство Единородного, т.е. жизнь», и все живое существо человеческое преобразуется в жизнь вечную, и созданное для всегдашнего бытия человечество является выше смерти, освобождается от мертвенности, вошедшей с грехом[277].

Тем не менее, между процитированными авторами и прп. Симеоном, как отмечает игум. Иларион, есть разница. Если первые подчеркивают само соединение человека со Христом в таинстве Евхаристии, то последний обращает гораздо более внимания на его следствия - преображение и обожение человека. Среди Отцов, которые прямо говорили о таинстве Евхаристии в контексте учения об обожении, наиболее близок к преподобному св. Максим Исповедник, который прямо учит, что обожение подается в таинстве Евхаристии: человек через вкушение нетленной и животворящей плоти Господа причащается нетления, соединяется с Самим Богом и обожается[278]. Приведем несколько характерных цитат. «Святым причастием пречистых и животворящих тайн [показывается] общность и тождество с Богом по сопричастности, воспринимаемые через наше подобие [Ему], посредством причащения человек удостаивается стать из человека богом»[279]. «Причащение святых и животворящих тайн показывают усыновление [людей] Богу нашему, единение и родство [с Ним], божественное уподобление и обожение, которые, по Благости Его, распространятся на всех достойных»[280].

Рассматривая учение прп. Симеона о таинстве Евхаристии, следует отметить, что, как и относительно Крещения, участие в Ней должно иметь непременно сознательный характер. Причащаясь, человек должен созерцать Бога душевными очами и ощущать Его живое присутствие в освященных Дарах. То есть причастие должно сопровождаться мистическим опытом: «если оно совершается в чувстве и сознании (ен бйуизуей кбй гнщуей), то ты причащаешься достойно; а если же не так, конечно же ты ешь и пьешь недостойно. Если в чистом созерцании (ен иещсйб кбибсб) ты приобщился того, чего ты приобщился, сделался ты достойным подобной трапезы…»[281]. Здесь критерием достойного причащения прп. Симеон называет «чистое созерцание», то есть наличие мистического опыта боговидения.

Подводя итоги сказанному о значении таинств Церкви на пути к Богу, можно выделить несколько основных моментов. Прп. Симеон, следуя общей православной духовной традиции, считал участие в таинствах совершенно необходимым для спасения. В одном из своих посланий он прямо говорит, что «без крещения и причащения божественных Таин никто из верных не будет признан достойным вечной жизни»[282]. Особенность учения преподобного состоит в том, что он гораздо более других говорил об обоживающем действии таинств. Никто другой не говорил столь ясно и с такими подробностями о таинствах в контексте именно учения об обожении. Иной чертой в учении прп. Симеона является то, что он подчеркивал необходимость непременно сознательного участия в таинствах.

 

христианство библия обожение симеон

 

Глава 4. Учение преподобного Симеона Нового Богослова об обожении в его характерных аспектах

В настоящей главе нашей работы мы попытаемся дать аналитический обзор некоторых характерных черт учения прп. Симеона об обожении, которые придают этому учению совершенно неповторимый оттенок.

В первом параграфе мы рассмотрим учение прп. Симеона об обожении в контексте темы Божественного Света. Божественный Свет в православном богословии отождествляется с нетварными энергиями Бога, которые являются Его проявлениями вне Своей сущности – по отношению к тварному миру и, соответственно, человеку как венцу этого тварного мира. Поэтому обожение человека теснейшим образом связано с видением Божественного Света.

Во втором параграфе будет затронут вопрос о природе самого обожения – согласно прп. Симеону, есть ли это соединение с Богом по сущности, или же по энергии.

Особого рассмотрения заслуживает тот момент в учении прп. Симеона, который заключается в том, что обожение он предполагает включающим в себя всю целостную природу человека, охватывающим не только его душу, или ум, но и тело, тем более что обожение тела Симеон описывает очень в дерзновенных выражениях.

Наконец, учение прп. Симеона о непременно сознательном характере приобщения Божественной благодати, и о необходимости для человека достигнуть обожения «уже здесь», в земной жизни, составляет предмет исследования четвертого параграфа.

 

§1.Учение прп. Симеона об обожении в контексте темы Божественного Света

 

Пожалуй, самой характерной чертой всего учения прп. Симеона об обожении, является то, что само обожение он понимает как соединение человеческой природы с Богом, Который является как Свет. Как отмечают исследователи, прп. Симеон оставил гораздо более развитое учение о Боге как о Свете и о соединении с Богом как Светом, нежели все предшествующие церковные писатели. В том, с какой яркостью, откровенностью и подробностями он выразил свои видения Божественного Света, ему вообще нет равных среди православных мистиков ни до, ни после него[283]. Тема Божественного Света является одной их наиболее личных, автобиографических у преподобного: все многочисленные описания видений Божественного Света составляют плод его собственного опыта и не зависят непосредственно от какого-либо литературного источника. Описывая и осмысливая свой опыт Божественного Света, преподобный редко обращается даже к тем местам Священного Писания, которые служили для других Отцов отправной точкой при изложении учения о Божественном Свете[284].

Нет особой необходимости доказывать, что учение о Божественном Свете не является у прп. Симеона чем-то новым, что не было бы высказано до него. Само Священное Писание изобилует выражениями, говорящими о Божественном Свете, где терминология света применена к Богу. «Во свете Твоем узрим свет» (Пс.35,10) – говорится в Псалтири (Ср. Ис. 58,8,10). В Новом Завете учение о Боге как Свете выражено особенно ярко в писаниях св. ап. Иоанна Богослова. «Я свет миру» (Ин.8,12), «Я свет пришел в мир» (Ин.12,46) – говорит о Себе Христос. «Бог есть Свет» (1 Ин. 1,5), «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» (Ин. 1,4) Выражениями о Божественном Свете насыщены и литургические тексты Православной Церкви, где Спаситель именуется «Светом тихим», «Светом истинным». Мысли о природе Божественного Света, об его отличности от всего тварного и его несозданности можно проследить и на всем протяжении патристической и аскетической письменности Восточной Церкви[285]. Эта тема была развита у таких авторов как Евагрий Понтийский, прп. Макарий Египетский, прп. Максим Исповедник, прп. Исаак Сирин, и особенно свт. Григорий Богослов, а также в жизнеописаниях многих святых, особенно преподобных, непример в житии прп. Павла Латрийского (X век)[286]. Как говорит архиеп. Василий, православная духовность вообще может быть охарактеризована как «мистицизм света»[287]. Но никто не создал такого развитого учения о видении Света, как прп. Симеон. В отличие от последнего, другие Святые Отцы предпочитали покрывать молчанием свой опыт Божественного Света как высшей реальности, неизобразимой языком.

Все без исключения аспекты богословия прп. Симеона в той, или иной степени связаны с темой Божественного Света, которая присутствует практически во всех его произведениях. Наряду с темой Божественного Света, другой такой темой, которая бы пронизывала все учение прп. Симеона, является только тема обожения. Отсюда нетрудно догадаться, что обе эти темы у прп. Симеона тесно переплетаются друг с другом. Почти везде, где он говорит об обожении, он говорит о нем от своего опыта видения Божественного Света и описывает соединение с Богом именно как Светом.

Наше исследование в этой области мы разделим на две части: в первой мы рассмотрим учение прп. Симеона о Боге, являющемся как Свет, а во второй – конкретные аспекты преображения и обожения человеческой природы как результат соединения с Богом-Светом.

 

1.1 Учение прп. Симеона о Боге, являющемся как Свет

Собственно, «основной духовный опыт прп. Симеона и состоит в том, что Бог есть Свет и Его видение и познание есть свет»[288]. Из писаний преподобного можно заключить, что во всех своих опытах видения Христа он видел и познавал Его именно как Свет. Тем не менее, прп. Симеон не сразу понял, что во Свете ему открывается Сам Бог. Он хотя и чувствовал божественную природу этого явления, оставался в неуверенности до момента, пока Сам Свет не открыл ему, Кто Он. Соответственно, и характер видений Света менялся от ярко экстатического, что мы видим на примере видений, описанных в 56-м и 86-м словах, до совершенно сознательного в видениях, о которых говорится в 63-м и особенно в 91-м словах. «И Тебя я, таким образом, моего Бога видел, - говорит прп. Симеон, - не зная и не веруя до этого, что Бог… бывает видимым кому-нибудь, мне не приходила мысль, что Бог, или слава Божия, есть то, что иногда так, или иначе показывалось мне…»[289]. В ином месте он говорит об ослепляющем, невыносимом для слабых глаз Свете, природу которого он не мог тогда познать: «И тогда в первый раз Ты осиял со всех сторон мои немощные глаза пречистым блеском Твоего Лица, и тот Свет, который я полагал иметь, я его потерял, не будучи в состоянии Тебя познать. И как я мог бы видеть или познать Тебя Самого, Кто Ты такой, когда даже не имел силы увидеть сияние Твоего Лица, ни узнать, ни понять?»[290].

Но вот, в описании прп. Симеоном своего видения Света в 63-м слове уже показано, как видение непостижимого постепенно становится ясным, хотя и несказанным познанием, и заканчивается диалогом с Богом, Который является как Свет и самого человека делает богом. «Когда кто- нибудь увидит Его (т.е. Бога) открывшимся, он видит Свет. И он дивится, увидев, но Кто явившийся – не знает сразу, и не смеет Его спросить…Он только смотрит в трепете и большом страхе как бы по направлению к Его ногам, зная, что Некто во всяком случае явился пред его лицом. И если существует (человек), ранее объяснявший ему такие вещи, как прежде познавший Бога, он отходит к нему, и говорит: “я видел”». Далее прп. Симеон описывает духовному отцу свое видение, и в ответ слышит: «Это Тот, чадо!». После этих слов он снова видит Его и приобретает дерзновение. Он спрашивает Того Самого: «Боже мой, это Ты?». И Тот отвечает и говорит: «Да, это Я, Бог, для тебя ставший человеком. И вот Я сделал тебя, как видишь, и сделаю богом»[291]. Из этого отрывка видно, что бывшее преподобному видение Света носило характер именно богоявления: Сам Бог явился в виде Света, и обожил человека. Наконец, когда прп. Симеон уже был опытным монахом, Бог дал ему познать Себя. «Когда я однажды, - рассказывает он, - отошел к пречистому образу Рождшей Тебя, чтобы приложиться к нему, и припал к нему, Ты Сам, прежде чем я встал, стал видим мною внутри моего жалкого сердца, соделав его светом. И тогда я узнал, что я имею Тебя в себе познавательно»[292].

Видение Божественного Света, таким образом, хотя и занимает центральное место в мистическом богословии прп. Симеона, не представляется для него вершиной духовного опыта человека. Для него важен не Свет сам по себе, который, будучи рассматриваем отдельно, может интерпретироваться несколько безлично, но встреча, которая совершается в Свете, встреча лицом к лицу человека с богочеловеческой личностью Иисуса Христа. Мировоззрение св. Симеона – не только «светоцентрично», но прежде всего христоцентрично[293]. Простое видение Света не дает личного познания Бога, но может вызвать сильное томление и мистическую неудовлетворенность, о чем прп. Симеон свидетельствует в описаниях своих ранних видений Света[294]. Так, свое первое видение Божественного Света, бывшее в двадцатилетнем возрасте, сам святой в более поздний период жизни оценивает как не имеющее полноты, и даже оставившее его беспокойным и неудовлетворенным. После того видения он вновь вернулся к мирской жизни, а, следовательно, оно не имело еще онтологического влияния на личность прп. Симеона, не преобразило его естество. Только потом, после многих видений Света, повторных разочарований, он наконец достиг того, чего желал: и это произошло, когда он не только увидел Свет, но когда Христос заговорил с ним во Свете[295].

Причиной того, почему первые видения Божественного Света оставляют душу скорбной и неудовлетворенной прп. Симеон видит в том, что сама душа, будучи еще не очищенной от скверны страстей, не готова еще к такому спокойному созерцанию Божественного Света и поэтому испытывает «чрезмерное и нестерпимое болезнование (сердечное)»[296]. «Я не сподобился еще слышать глас Твой… Ты еще не сказал мне таинственно: Аз есмь; потому что я был недостоин того и нечист»[297]. Свет никогда не скрывался от людей, но существует прямая зависимость степени сознательности восприятия Божественного Света от нравственного состояния человека. Следуя свт. Григорию Богослову, прп. Симеон развивает учение о том, что Божественный Свет сияет в достигших обожения «по мере» их очищения и любви: «...И воссияет, как солнце, благодать Твоя, Боже мой, [Благодать] Всесвятого Духа во всех святых; И воссияешь среди них Ты — неприступное Солнце; И все они будут озаряемы по мере веры, деятельности, надежды и любви, очищения и просвещения от Духа Твоего...»[298]. Бог, - говорит прп. Симеон в другом месте, видим бывает и человеколюбно является, преобразуясь сообразно восприятию каждого из людей, и потому одни и те же иногда видят Бога Солнцем, когда имеют ум очищенным, иногда же Звездою, когда окажутся под мраком и ночью этого тела[299]. «Свет всегда был, всегда сиял и сияет в тех, которые очистились»[300]. Именно поэтому единственным «путем к созерцанию Божественного Света» является аскеза, о чем говоорится в последнем гимне, где указано, с одной стороны, на необходимость очищения от страстей и скверн, а с другой – на стяжание добродетелей[301]. Если человек не видит Божественного Света, то в этом виноват только сам он. Соответственно никто не имеет права утверждать невозможность видения Света, - в этом случае отвергаются «все Писания пророков и апостолов, и слова Твои, Иисусе, и домостроительство»[302]. Прп. Симеон весьма часто, особенно в своих гимнах, обращается к обличению тех, кто отрицает саму возможность видения Божественного Света.

Тем не менее, прп. Симеон весьма ясно выражает мысль, что Божественный Свет – это главное проявление Божества по отношению к тварному миру, и отводит видению Божественного Света главную роль в познании человеком Бога. «Иначе невозможно кому-нибудь познать Бога, если не через созерцание посылаемого от Него Света… так и относительно невидимого Бога, и относительно неприступной славы Его Лица, и относительно энергии и силы Всесвятаго Его Духа, то есть Света, никто не может сказать, если сначала не увидит очами души сам Свет и точно не познает Его осияния и энергии в себе»[303]. Сам Бог возвещает тем, кто говорят, что знают Христа, но не видят Света Божества Его, что «если вы познали Меня, познали как Свет»[304]. В слове 79м прп. Симеон говорит, что Богу вообще невозможно явить Себя миру, иначе как через Свет: «Бог Свет есть, и те, которые сподобляются узреть Его, все видят, как Свет.… Ибо Свет славы Его предъидет пред лицем Его, и без Света Ему невозможно явить Себя. Те, которые не видели Света Его, не видели и Его, потому что Бог Свет есть; и те, которые не прияли Света Его, не прияли еще благодати, потому что приемлющие благодать приемлют Свет Божий и Бога»[305].

Прп. Симеон никогда не говорит о явлении ему Христа в человеческом облике. Так, в 92-м слове он рассказывает, что Христос «благоволил показать мне горе… лице Свое, как солнце, без образа и вида»[306]. В другом месте преподобный говорит, что Бог показывается внутри его как «Свет шаровидный, тихий и божественный, безвидный, неначертанный в безвидном виде (безобразном образе) и видимый»[307]. Здесь мы встречаемся употреблением оригинального выражения (мпсцз бмпсцщ), которое хорошо показывает разницу между прп. Симеоном и западными мистиками, с которыми его часто любят сравнивать критики[308]: в отличие от последних, он, следуя в целом восточной аскетической традиции, запрещающей воображение, никогда не стремился увидеть Бога в каком-то образе.

Кроме этого, можно привести множество мест, где преподобный говорит о бывших ему явлениях Христа в виде Света, для описания которых он пользуется большим количеством образов и терминов, связанных с мистикой света (среди них – солнце, звезда, светильник, молния)[309]. Все Божественные свойства прп. Симеон описывает в терминах света, говоря о Свете Божественной славы, Божественной благодати, Свете лика Христова, Свете Божественной любви и т. д.[310].

Хотя в видениях ему открывался именно Христос, прп. Симеон не считает Божественный Свет проявлением только Второго Лица Святой Троицы. В 22-м гимне он так говорит о Боге: «Он совершенно не видится, совершенно не постигается, обитает же в неприступном Свете, и есть Свет триипостасный»[311]. Очевидно, что здесь святой имеет в виду не какое-либо одно Лицо Святой Троицы, но всего Бога по существу. В одном из гимнов преподобный прямо говорит, что «Свет Отец, Свет Сын, Свет Святой Дух… Три суть один Свет, один, неразделенный… Бог…виден весь, как простой Свет».

В ином месте он призывает к очищению души «для приятия Божественного Света, Самого Солнца правды Божией. Он и оправдает нас даром Святого Духа Своего и покажет нас праведными соединением с Собою»[312]. Здесь скорее Христос, как Солнце правды, является Божественным Светом, но именно дар Духа дает нам Его видеть. Он также говорит о Святом Духе, Который дарует нам видение Божественного Света, с которым Он почти отождествляется. Так он говорит, что «когда… мы насытимся неизреченных благ Царства Божия Духом утешения, далее… узрим Свет Бога, то есть Самого Духа Святого… тогда мы сможем отдать себя, как последних рабов, на пользу другим»[313]. В слове 79-м Симеон обещает добре подвизающемуся снисшествие силы Всесвятого Духа – не такое, как было апостолам в Пятидесятницу – «не в чувственном видении огненном, не с шумом великим… но она явится мысленно, как умный Свет, со всякой тихостью и обрадованием, - каковой Свет есть предначатие Света вечного, воссияние и луч вечного блаженства»[314]. Та же мысль содержится и в 89-м слове, где вечная жизнь называется Светом Божиим, Самим Духом Святым[315].

Повествуя о своем опыте видения Бога как Света, прп. Симеон, конечно, подразумевает, что сам термин «Свет» и вообще вся соответствующая терминология могут быть применены к Богу только условно, ибо Божественный Свет находится за пределами любых категорий материи и формы, за пределами человеческой речи и понимания. Поэтому, когда он касается свойств и атрибутов Божественного Света, он употребляет в основном отрицательные термины. Среди последних одним из наиболее употребляемых является термин «несозданный» (бкфйуфпн). В одном из гимнов преподобный говорит об огне, нисходящем на сердце человека, взыскующего Господа, и называет его «несозданным». Также он ведет речь о стремлении ума «быть совершенно вне тварей, чтобы достичь несозданного и неуловимого сияния»[316]. Божественный огонь «неудержим, несотворен, невидим, безначален и нематериален, совершенно неизменен, равно как неописуем, неугасим, бессмертен, совершенно неуловим, будучи вне всех тварей»[317]. Естественно, Свет этот не имеет ничего общего с материальным светом: «слыша “Свет”, будь внимателен, о каком Свете я говорю, не подумай, что я говорю о свете солнца»[318]. Божественный Свет «есть невещественный луч (велпт) от Невещественного»[319]. Физическому свету он противополагает Свет, видимый духовными очами сердца: «чувственный свет освещает только чувственные очи и дает видеть только чувственное, но никак не умственное. Поэтому все, кто видит только чувственное, слепы умными очами сердца. А умственные очи умного сердца должны освещаться умным Светом»[320]. Здесь прп. Симеон называет Божественный Свет умным, что, как будто бы говорит в пользу того, что восприятие Божественного Света по преподобному носит не чувственный, а интеллектуальный характер. Однако в другом месте прп. Симеон утверждает, что «невещественный Свет, который… пребезначально был Богом» является невидимым не только чувственным очам, но он – «неприступный и для умных очей сердца»[321]. Также он говорит, что этот Свет бывает видим, но тут же называет его «Светом незримым»: «Это поистине Божественный огонь, нетварный и невидимый, вечный и нематериальный, совершенно неизменный и бесконечный, неугасимый и бессмертный, непостижимый, пребывающий за пределами всего тварного». Этот Свет «отделил меня от всех видимых и невидимых существ, сообщив мне видение несозданного... Я соединился с Тем, Кто несотворен, нетленен, бесконечен и невидим для всех»[322]. В 40-м гимне Бог, обращаясь к преподобному, говорит ему: «Я - Свет совершенно неизобразимый, весь простой, несложный, нераздельный естеством, неисследимый и вместе доступный недоступным образом.»[323].

Еще более антиномичность высказываний прп. Симеона о своем опыте Божественного Света видна из наличия мест в его творениях, где утверждается относительность применения самого термина «Свет» к Богу. В 82-м слове он говорит, что Божественный Свет есть «сокровище невыразимое… все простое как Свет, который превыше всякого света»[324]. В другом месте прп. Симеон вообще говорит, что Бог выше всякого света: «Он отделен от всякого света, сверхсветлый, сверхсияющий, нестерпимый для всякого творения; потому что, как, когда сияет солнце, не видны звезды, так, если захочет воссиять Владыка солнца, ни одно живое существо не выдержит Его восхода»[325].

Тем не менее, прп. Симеон, широко пользуясь апофатическими выражениями при описании Бога как Света, и говоря о том, что Бог превосходит всякий свет, почти никогда не называет Божественный Свет «мраком» (гнпипт)[326]. Среди великих писателей-мистиков к символизму Божественного мрака особенно тяготели Климент Александрийский, свт. Григорий Нисский и св. Дионисий Ареопагит. Встречается он и у свт. Григория Богослова, хотя несравненно менее, чем символизм Света. Согласно св. Дионисию Ареопагиту, «Свет неприступный», в котором живет Бог (1Тим 6,16) терминологически равнозначен Божественному мраку, поскольку Бог – за пределами всякого человеческого представления о свете[327]. Божественный мрак традиционно толкуется в православной духовности как избыток света, как «hyperlampros Gnophos» (пресветлый Мрак), превосходящий человеческую способность восприятия[328]. Именно такое понимание мы находим в одном месте «Глав Умозрительных и богословских», где Божественный мрак упомянут рядом со Светом[329]. Однако, чаще прп. Симеон употребляет выражение «мрак» не по отношению к Божеству[330], а по отношению к плоти Христа[331].

Такая противоречивость высказываний прп. Симеона о природе видения Божественного Света, обусловлена, конечно, невозможностью адекватного выражения на человеческом языке анитиномичной тайны Божественной реальности, с которой человек соприкасается.

1.2 Последствия видения Божественного Света для человека

Как показывает опыт прп. Симеона, все человеческое естество, включая ум, душу, и даже тело, преображается под действием Божественного Света. Бог, являющийся человеку как Свет, сообщает ему дар обожения. Эта одна из центральных идей, к которой преподобный постоянно возвращается, и которой уделяет чрезвычайно много места в своих сочинениях[332].

Во многих местах своих творений он прямо говорит об обоживающем действии Божественного Света, которое выражается в том, что сам человек делается как бы светом, уподобляясь этим Богу. Мысль, что через видение Божественного Света человек становится богоподобным, выражена в 17м гимне, где возносится молитва о тех, кто говорит, что приобщается Бога без чувства, «чтобы, увидев (Тебя), они действительно убедились, что Ты – воистину – Свет, и тех, с которыми ты соединяешься, уподобляешь Себе и соделываешь как бы светом»[333]. Именно для того, чтобы человек соделался «вторым светом», подобным первому Свету - Богу, и через это стал «общником славы Его и наследником вечных благ», воплотился Сын Божий[334]. В 31-м гимне прп. Симеон говорит, что Сын Божий, явившись ему, «всего меня просветил всем Светом (Своим), и я сделался светом» и «богом по благодати Божественной, сыном по усыновлению»[335].

Для прп. Симеона характерно то, что у него Божественный Свет является всему человеку, как несозданная реальность, превосходя как материю, так и дух. Обоживающее действие Божественного Света охватывает всю психосоматическую целостность человека. Лучше всего это показано в 7-м гимне, где преподобный описывает, как созерцает собственную красоту, когда видит Божественный Свет: «Он находится внутри меня, блистая, как молния, внутри моего жалкого сердца, отовсюду облистая меня бессмертным сиянием, озаряя все мои члены лучами, весь сплетаемый со мною, лобызает меня всего и всего отдает Себя мне, недостойному… Причащаюсь Света, приобщаюсь и славы, и мое лицо сияет, как моего Вожделенного, и все мои члены становятся светоносными. Тогда я делаюсь более прекрасным, чем прекрасные…, и значительно более почитаемым всего видимого… и неба, и всего, что на небе, имея Творца всего»[336]. В 78-м слове прп. Симеон говорит, что тело, причащаясь Божественного Света, само делается «огнем по причастию»[337]. В другом, 21-м гимне прп. Симеон называет «сеном» все части человеческой природы – и ум его, и тело, подчеркивая этим их приблизительное «равенство» по сравнению с нетварной природой Божественного Света. Обращаясь к Богу, он спрашивает: «как Ты, Христе, Боже мой, смешиваешься с сеном, всецело Божественной сущностью…? Каким образом… Ты сохраняешь вещество этого сена неопалимым, и, сохраняя неизменным, все его изменяешь? И оно, оставаясь сеном, есть свет, свет же тот не есть сено, но Ты, будучи Светом, неслиянно соединяешься с сеном, и сено, неизменно изменившись, делается, как свет»[338]. Таким образом, учение прп. Симеона о действии на человека Божественного Света, находится в рамках его «антропологии цельности», речь о которой у нас пойдет в особой главе.

Однако, в первую очередь, как учит прп. Симеон, Божественный Свет действует на ум, или душу человека. Об этом говорит его 12-й гимн: «ум, погружаясь в Твой Свет, просветляется и делается светом, подобным славе Твоей, и называется Твоим умом; (так как) удостоившийся соделаться таковым удостаивается тогда и ум Твой иметь и делается с Тобою безраздельно единым», «богом по благодати»[339]. Когда Бог соединится с душой, то «делает ее всю божественным светом и богом чрез единение с Собою и благодать Свою»[340]. Тогда ум «становится неподвижным и лишенным мыслей», но тем не менее бывает «в созерцании и чувстве и вкушении тех благ, в которых находится»[341]. В 24-м гимне прп. Симеон рассказывает, как Бог даровал ему до сытости наслаждаться красотой Божественного Света: «Ты удостоил быть с Тобою и с Тобою радоваться, и видеть несравненную славу Твоего Лица, и наслаждаться досыта Твоим неприступным Светом, и радоваться и веселиться неизреченным веселием, соединением, Владыка, с Твоим невыразимым сиянием. А услаждаясь этим неизреченным Светом, я ликовал, радовался вместе с Тобою, творцом и создателем, постигая недоуменную красоту Твоего Лица»[342]. Можно сказать, что здесь сосредоточены все особенности видения Света: радость, красота, невыразимость, близость к Богу, ибо Он Сам открывается в Свете, в Своей славе.

Одним из существеннейших действий Божественного Света на человека является достижение бесстрастия. Плодом видения Света является очищение от грехов: «Блаженны те, которые приблизились к Свету Божественному, и вошли в него, и соединились с ним и стали все свет, потому что они совершенно совлеклись оскверненной одежды грехов своих». «Приобщившись Света, - говорит прп. Симеон, - я подлинно сделался светом, став выше всякой страсти, и будучи свободным от всякого порока. Ибо к свету бесстрастия не приближается страсть»[343]. В 1-м гимне, где прп. Симеон использует символику огня, он, говоря о том, что Божественный огонь «освещает душу вместе и весь дом тела», подробно описывает единение души с Божественным огнем, перечисляя его действия на душу: «Когда Божественный огонь воссияет… и прогонит рой страстей, и дом души твоей очистит, тогда он смешивается с нею без смешения и соединяется несказанно, существенно, с сущностью ее, весь со всею совершенно, и мало-помалу озаряет ее, делает огнем, просвещает… Тогда двое, душа с Творцом делаются едино, и в душе пребывает Творец… Он весь с Отцом и Духом вмещается в одной душе и душу внутри Себя объемлет»[344]. Озаряемый Божественным Светом бывает неуязвимым для искушений, помыслов, забот, страстей, печали[345]. Однако, давая душе радость, Свет может породить в ней опасение, что эта временная радость лишит ее вечной радости: «таинственно воссиявший мне Свет Твоего Лица прогнал мысли, упразднил страдание и ввел вместо него радость моей смиренной душе. Я хочу быть скорбным, Христе, и скорбь не пристает ко мне, и я скорблю, как бы из-за этого мне не погибнуть и не лишиться будущей радости»[346].

Еще один аспект действия Божественного Света – его дидактическая функция. Пребывая в человеке, он непрерывно научает человека Божественным тайнам, открывает ему глубины Божественной природы, отвечает человеку на все вопросы[347]. Исполняется то, о чем говорил Господь Своим ученикам: «Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему» (Ин.,14,26) и «Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас; и в тот день вы не спросите Меня ни о чем» (Ин, 16,22-23). «Озаренный в душе Божественным Духом, лишь только причащается Света и делается светом, видит Свет Божий и Бога, Который показывает ему все… Кого Он просвещает озарением, тем дает видеть то, что – в Божественном Свете; и просвещаемые видят то по мере любви и хранения заповедей, и посвящаются в глубочайшие и сокровенные Божественные таинства»[348]. Бог, когда вселится в человека, «научает его всему – и относительного настоящего и относительно будущего, не словом, а делом и опытом, практически. Он снимает покрывало с очей души его и показывает ему, чего хочет Сам, и что полезно для него»[349]. В 63-м и 79-м словах прп. Симеон называет Божественный Свет Светом ведения, и подчеркивает, что именно через Свет Бог дает человеку познать Себя. «Когда слышишь о Свете ведения, не думай, что это есть только ведение без света; потому что это не называется сказанием или словом ведения, но Светом ведения, или ведательным Светом, поколику Свет сей рождает в нас ведени