Основное содержание диссертации

 

Во введении обосновывается актуальность избранной для исследования проблемы, дана общая характеристика историографии, определены цели и задачи, объект и предмет, хронологические и географические границы исследования, дается характеристика источников, излагаются методологические основы исследования, его научная новизна, практическая значимость, а также формулируются положения, выносимые на защиту, приводятся сведения об апробации результатов диссертационной работы.

В первой главе «Теоретические основы исследования истории адыгской интеллигенции» формулируются и разрешаются теоретические подходы к изучению истории адыгской интеллигенции, анализируется состояние научной разработки проблемы.

Первый раздел данной главы «Формирование исследовательских подходов» посвящен осмыслению теоретических основ исследования и понятийных дефиниций.    Учитывая острые дискуссии, которые более века ведутся вокруг понятия «интеллигенция» и исключительную многогранность самого феномена интеллигенции, обращение к истории адыгской интеллигенции привело диссертанта к необходимости выработки базовых подходов к понятию «национальная интеллигенция». В целом интеллигенция рассматривается как социокультурная общественная группа взаимодействующих людей, занятых в сфере интеллектуального труда, выполняющих функцию аккумулятора, хранителя, создателя духовной культуры народа и решающих задачу формирования ценностно-ориентированной основы общественной деятельности. Объем данного определения позволяет сфокусировать исследовательское внимание на деятельностной стороне истории интеллигенции.

Исходя из понимания того, что интеллигенция является носителем национальной традиции народов в конкретных политических, социальных, культурных условиях, важно выделить определенные национальные типы интеллигенции, являющиеся носителями ментальности и культуры своего народа. Обладая характеристиками, присущими интеллигенции как социокультурной группе, «национальная интеллигенция» является носителем и выразителем ценностей и идей, основанных на историко-культурном опыте своего народа, ориентированных на преобразование его общественной и культурной жизни.

Наряду с этнической составляющей понятия «национальная интеллигенция», в уточнении нуждается ее структура. Исследуя историю адыгской интеллигенции, автор работы посчитал целесообразным разделить ее на две основные группы – светскую и духовную. Правомерность включения духовенства в состав интеллигенции до сих пор не получила однозначного ответа. Думается, что характер и социальное значение общественной деятельности представителей адыгского духовенства дает основание определить его как «духовную интеллигенцию». В силу своего особого положения и функциональных задач в обществе духовенство являлось той благоприятной социокультурной основой, которая из своей среды выделяла значительное число представителей интеллигенции.   

В диссертации отмечается, что важное теоретическое значение для исследования истории адыгской интеллигенции в хронологических рамках конца ХIХ в. – начала 30-х гг. ХХ вв. имеет понимание переломности данного периода. Рубежным событием в истории российской интеллигенции вообще и адыгской в частности стали революционные преобразования в России, которые привели к ломке всей системы общественных и социальных связей, предопределили существенные качественные и количественные изменения интеллигенции. Именно под влиянием изменившихся общественно-полити-ческих обстоятельств происходила ее серьезная трансформация.

Исследование истории адыгской интеллигенции сделало необходимым уточнение содержания таких понятий, как «старая» и «новая» интеллигенция. В работе отмечается, что данные понятия соответствуют языку исследуемой исторической эпохи и несут в себе вполне конкретное содержание, отражая изменившиеся социально-политические реалии жизни российского общества, роль интеллигенции в культурно-историческом пространстве. Понятием «старая интеллигенция» в отечественной историографии обозначались профессиональные кадры специалистов умственного труда, доставшиеся советской власти в «наследство» от прежнего строя. В свою очередь под «новой интеллигенцией» понимались профессиональные кадры, сформированные усилиями советской власти из трудовых слоев населения в 20-е – 30-е гг.

Исходя из того, что адыги на протяжении столетий находились в зоне активного политического, межкультурного взаимодействия с Османской и Российской империями, а со второй половины ХIХ в. были включены в состав России, особое теоретическое значение приобрело выявление роли факторов внешнего воздействия как на процесс формирования, так и на содержание деятельности адыгской интеллигенции. В то же время в диссертации отмечается недопустимость смещения исследовательского акцента в сторону рассмотрения интеллигенции исключительно как управляемого объекта, как это было в советской и отчасти в постсоветской историографии. Необходимо понимание того, что интеллигенция является сложным явлением общественной жизни, выступающим одновременно в роли объекта и субъекта социальной реальности, ее продукта и создателя.   

Учитывая региональный аспект исследуемой проблемы, большое теоретическое значение для ее разработки имело осознание того, что изучение истории интеллигенции национальных регионов должно осуществляться с новых исследовательских позиций и быть ориентировано на то, чтобы выявить специфические черты национальной интеллигенции как проявления культуры локального мира. Необходимо исходить из того, что интеллигенции как социокультурному явлению свойственно многообразие форм, обусловленных, в том числе, ее этническим происхождением, которые не должны быть стандартизированы.

Такой подход к исследованию истории адыгской интеллигенции способен, по мнению автора диссертации, не только обогатить новыми фактами эмпирическое пространство общероссийской истории, но и создать  возможности для расширения тематики исторических исследований по проблеме интеллигенции в целом, помочь приблизиться к осмыслению всей сложности и многообразия проявлений интеллигенции как универсального явления в жизни различных народов.

Важное теоретическое значение имеет понимание того, что интеллигенция как социокультурная группа представляет явление многообразное, дифференцированное политически, идеологически, социально, профессионально. Данные черты интеллигенции в полной мере проявили себя в период революционных преобразований в России. При этом политическая позиция адыгской интеллигенции определялась совокупностью мотивов, далеко выходящих за рамки социального происхождения, материального положения, профессиональной принадлежности.

Выработка теоретических подходов к разработке проблемы позволила сфокусировать исследовательское внимание на деятельностной стороне истории адыгской интеллигенции. При этом принципиально важно было учесть влияние как объективных, так и субъективных факторов, определявших характер, содержание и направление развития общественной деятельности интеллигенции и ее воздействия на жизнь общества. Такой подход привел к расширению исследовательского видения, создав условия для комплексной реконструкции сложной истории адыгской интеллигенции.

В работе подчеркивается, что важным аспектом в изучении деятельностной стороны истории адыгской интеллигенции является исследование истории идей, получивших распространение в среде интеллигенции. Диссертант исходил из понимания того, что объектом исторического исследования выступает не только событийная сторона истории, безусловно, отражающая содержание деятельности национальной интеллигенции, но и интеллектуальная жизнь, движение идей в среде национальной интеллигенции. Речь идет не только о «великих идеях», но и о тех, которые разделялись большими группами людей и имели распространение в рассматриваемый исторический период. Это позволило наиболее полно отразить субъектность интеллигенции, осознать ее влияние на интеллектуальное состояние адыгского общества.

Научная разработка истории адыгской интеллигенции с учетом обозначенных теоретических установок, по мнению диссертанта, позволяет расширить исследовательское пространство, создавая условия для комплексной реконструкции сложной истории интеллигенции вообще и адыгской в частности.

Во втором разделе «Историография проблемы» отмечается, что в российской историографии накоплен значительный опыт изучения интеллигенции, позволяющий определить общие теоретические и исследовательские подходы к разработке темы диссертационного исследования. Историческое осознание особенностей интеллигенции как социокультурной группы, ее места в общественной жизни началось в России в последней трети ХIХ в., а в начале ХХ в. приобрело особое значение в связи с ее ролью в общественном движении. К началу ХХ в. относятся и первые попытки передовых представителей адыгской интеллигенции осмыслить роль и место национальной интеллигенции в просвещении и общественной жизни своего народа [26]. Статьи по данным проблемам, наполненные острым публицистическим началом, являются свидетельством саморефлексии национальной интеллигенции.  

Несмотря на широкий общественный интерес, проявленный к проблеме интеллигенции в начале ХХ в., научная разработка истории интеллигенции связана с советской историографией: 20–50-е гг. можно обозначить как период ее зарождения. Именно в эти годы начинает оформляться «официальная концепция интеллигенции», которая с небольшими изменениями просуществовала на всем протяжении советского этапа отечественной истории. В науке утверждается социологический подход к пониманию сущности интеллигенции. Характерной чертой исследований было стремление детерминировать внутренний духовный облик интеллигенции, содержание и направленность ее деятельности через факторы социального происхождения и материального положения в социальной структуре общества.  Идеологизированная общественно-политическая обстановка в государстве, своеобразие восприятия интеллигенции как явления социальной жизни, сформировавшееся у представителей высшей партийной номенклатуры, не могли не отразиться на характере исследования истории интеллигенции и формировании ее научной проблематики.

Качественно новый этап в развитии историографии интеллигенции начался в 60-80-х гг. Он знаменовался резким возрастанием научного интереса к истории интеллигенции. Достижением отечественной историографии интеллигенции в этот период являлся не только количественный рост исследований, но и их глубины, методологического уровня. Важное значение имело осознание необходимости преодоления догматизма в понимании сложных процессов, связанных с историей интеллигенции. Именно в эти годы произошло формирование основного круга исследовательских проблем, сохранивших свою актуальность на современном этапе развития научного знания[27].

В работе отмечается, что в отечественной историографии сложился достаточно широкий круг исследований по истории[28], теории и историографии отечественной интеллигенции[29], позволивших осмыслить динамику развития исторической мысли и основные направления его разработки темы[30].

Наряду с разработкой истории отечественной интеллигенции обозначился интерес и к проблеме формирования интеллигенции у народов Северного Кавказа. В работах А.-К. Эфендиева, М.М. Бекижева, Г.Ш. Каймаразова нашли отражение различные аспекты формирования национальных кадров социалистической интеллигенции на фоне общественно-политических и социокультурных преобразований в СССР [31].

История адыгской интеллигенции нашла фрагментарное освещение в обобщающих трудах по истории Северного Кавказа, Кубани, Адыгеи и Кабарды [32], специальных работах по культуре адыгских народов и народов Северного Кавказа[33], по развитию общественно-политической мысли адыгов[34], истории фольклора и литературы[35], истории образования [36], становления письменности[37]. В особую группу историографических источников выделены работы по истории адыгского просветительства, учитывая, что в известном смысле оно представляло основу становления и развития идеологии адыгской интеллигенции[38].

Учитывая тот факт, что предметом диссертационного исследования является адыгская интеллигенция в хронологических рамках конца ХIХ – начала 30-х гг. ХХ в., важную роль в реконструкции восприятия адыгской интеллигенцией революционных преобразований в России и ее участие в данном политическом процессе имели работы по проблемам общественно-политичес-кого развития адыгов в революционный период[39].

Непосредственно история адыгской интеллигенции только начала свое оформление в самостоятельную исследовательскую тему: постепенно происходит процесс осмысления исторического прошлого адыгской интеллигенции, формируется проблематика ее научной разработки. Появились первые специальные исследования: монографии[40] и статьи[41], диссертационные работы[42], в которых внимание сосредотачивается на начальном этапе формирования адыгской интеллигенции в конце ХIХ – начале ХХ вв.

Исходя из состояния историографии, в диссертации выделены проблемы, обусловившие исследовательское пространство истории адыгской интеллигенции. В их число вошли: подготовка национальных кадров специалистов, общественно-политическая и культурно-просветительская деятельность интеллигенции. В этом ряду следует выделить проблему подготовки профессиональных кадров специалистов, как имеющую наиболее длительный опыт изучения. Однако исследовательское внимание при ее разработке распределялось крайне неравномерно. В работе отмечено, что наряду с достаточно хорошо исследованными формами, методами и практикой подготовки кадров специалистов через российскую систему высших и средних профессиональных учебных заведений в конце ХIХ – начале ХХ вв., «восточный культурный канал» в силу идеологических оснований долгое время не был исследован даже в самом общем плане. Острота борьбы против религиозной идеологии, ее пережитков мешали советским исследователям объективно подходить к разработке данной проблемы.

Одним из первых к изучению влияния «восточного культурного канала» на развитие образовательного пространства адыгов обратился З.М. Налоев[43]. По его мнению, именно с развитием прогрессивных явлений в мусульманском образовании адыгов было связано завершение почти столетнего развития адыгского национального движения за культурный подъем. Эти идеи получили развитие: в современной историографии наблюдается рост научного интереса к развитию мусульманского образования и его влияния на формирование интеллигенции[44]. Предметом особого исследовательского внимания становятся прогрессивные изменения, происходившие в системе мусульманского образования в начале ХХ в.

В работах 60-80-х гг. на широком фактическом материале, с привлечением обширного круга источников анализировалась политика советской власти по формированию новой интеллигенции, ее сущность и социальная направленность, конкретные методы и формы подготовки специалистов для различных областей народного хозяйства и культуры; анализировались данные о количественном росте социалистической интеллигенции и усложнении ее профессионального состава. Диссертант обращает внимание на то, что советской историографии было свойственно исследование истории адыгской интеллигенции исключительно как объекта социального действия и однозначно позитивная оценка политики и практики советского государства по формированию новых кадров национальной интеллигенции. Вне поля внимания оставались факторы формирования интеллигенции, связанные с внутренними импульсами развития северокавказского общества. Обнаружилось и некоторое теоретическое отставание исследований по данной теме от общего теоретического уровня освоения подобных проблем в общей историографии российской интеллигенции.

В современной историографии постепенно происходит понимание необходимости переосмысления подходов к исследованию данной проблемы. Наряду с достижениями новой власти в области создания интеллигенции у народов Северного Кавказа отмечается, что проводимая политика имела немалые издержки – низкий образовательный уровень новой интеллигенции, ее недостаточная компетентность[45]. Тем не менее до сегодняшнего дня не существует работ, которые бы с объективных позиций комплексно исследовали политику и практику формирования национальных кадров в первые десятилетия советской власти.

Одной из «магистральных» проблем истории адыгской интеллигенции, слабо отраженных в историографии, является общественно-политическая деятельность. Ее разработка в рамках марксистской методологии характеризовалась преувеличением роли интеллигенции в подъеме революционного сознания трудящихся [46]. Более того, делались выводы о том, что к началу ХХ в. основным стержнем политической жизни народов Северного Кавказа была революционная борьба [47]. В этой связи в диссертации особо выделена точка зрения В.П. Крикунова, идущая вразрез со сложившимися в советской историографии подходами. Им, в частности, было отмечено, что характерной особенностью социального движения горцев Северного Кавказа было то, что оно не ориентировалось на русское освободительное движение и преследовало две основные цели – национальное и социально - экономическое освобождение [48]. Данная идея получила развитие в современной историографии. В частности, Р.Х. Хашхожева отмечает, что основным содержанием творчества адыгских просветителей в конце ХIХ – начале ХХ вв. являлось противостояние национально-колониаль-ной и великодержавно-шовинистической политике царизма[49].

В диссертационной работе отмечено, что важной составляющей изучения общественно-политической деятельности интеллигенции является ее участие в революционных событиях 1917-1920 гг. В то же время парадокс состоит в том, что проблема «интеллигенция и революция», являющаяся на протяжении долгих лет одной из центральных проблем общей историографии интеллигенции, так и не стала предметом исследовательского внимания в изучаемом контексте несмотря на большую политическую активность, проявленную адыгской интеллигенцией в революционный период.

В советской историографии сложилась традиция, в соответствии с которой позиция адыгской интеллигенции расценивалась как реакционная, при этом не предпринималось попыток разобраться в истинных целях и мотивах ее политической деятельности. Это выглядит тем более странным, что в общей историографии российской интеллигенции уже в 60-70-е гг. происходило осознание необходимости ухода от догматизма в определении позиции интеллигенции в отношении революционных преобразований, подвергался критике упрощенный и прямолинейный подход к вопросу о политической позиции интеллигенции[50].

В диссертации подчеркивается, что более широкие возможности в разработке проблемы открылись в связи с появлением ряда работ, основанных на новых исследовательских подходах. Они позволяют по-иному взглянуть на сущность социально-политических процессов в адыгском обществе в период революционных преобразований и участие в них национальной интеллигенции[51]. Возникло понимание того, что горская интеллигенция выступила своеобразным катализатором процесса национального самоопределения народа и стремилась использовать благоприятный политический момент для национально-демократического развития северокавказского региона.

Среди значимых проблем истории адыгской интеллигенции, нуждающихся в объективном научном осмыслении, автор также отметил проблему взаимоотношений «новой» власти и «старой» интеллигенции. Характерной чертой советской историографии адыгской интеллигенции являлось то, что она была направлена на отражение политики советской власти в отношении старой интеллигенции и не была ориентирована на исследование позиции другой стороны – «старой» интеллигенции. Современная же адыгская историография только стоит на пороге исследования данной проблемы: с большим опозданием от общей историографии интеллигенции происходит формирование исследовательских подходов к ее изучению.

Наиболее изученной в отечественной историографии является культурно-просветительская деятельность интеллигенции, выделены и разработаны ее основные направления: вклад в развитие национального образования, разработку письменности, в становление национального театрального искусства, а также в пропаганду и популяризацию адыгской истории и культуры. В диссертации отмечено, что наибольшее внимание в отечественной историографии обращено на исторические публикации конца ХIХ – начала ХХ вв. Однако на фоне обстоятельно исследованного творчества таких общественных деятелей как Ю. Ахметуко, С. Довлет-Гирея, С. Сиюхова, Б. Шарданова, И. Цея, А. Шогенцукова все еще слабо изученным остается творчество адыгов, получивших образование в странах Востока, писателей-публицистов, сотрудничавших с журналом «Мусульманин».

Проведенный историографический анализ свидетельствует о том, что сложившиеся подходы не позволяют в достаточной степени реконструировать многогранную историю адыгской интеллигенции. Исследовательские акценты расставлены таким образом, что в центре научного внимания, как правило, оказываются вопросы, связанные с политикой государства в отношении интеллигенции, в то время как важные вопросы, обусловленные внутренними импульсами развития интеллигенции как социокультурной группы, содержанием ее общественной деятельности оказываются менее разработанными. Интеллигенция по сложившейся в советской историографии традиции исследуется, главным образом, как объект, а не субъект социального действия.Достигнутый уровень разработки данной проблемы выдвигает задачу создания комплексного исследования по истории адыгской интеллигенции, нацеленного на системный анализ многообразных факторов, определивших ее общественную роль в конце ХIХ в. – начале 30-х гг. ХХ в.

Во второй главе «Формирование адыгской интеллигенции в условиях трансформации системы общественных отношений» исследуются исторические условия формирования адыгской интеллигенции в конце ХIХ – начале ХХ вв., политика советской власти в отношении интеллигенции как социокультурной группы, непосредственная практика привлечения адыгской интеллигенции на сторону советской власти, а также процесс создания «новой» национальной интеллигенции.

В первом параграфе «Исторические условия формирования адыгской интеллигенции. Складывание основных социокультурных групп (конец ХIХ – начало ХХ в.)» осуществлен комплексный анализ процессов, происходивших в различных областях общественной жизни адыгов. Он позволил говорить о складывании целой совокупности условий формирования национальной интеллигенции, вытекавших как из развития самого адыгского общества, так и характера взаимодействия с Российской империей и мусульманским Востоком. Специфика исторических условий существования адыгов в ХIХ в. определила нетрадиционную природу происхождения национальной интеллигенции. Ее появление было обусловлено сложными политическими, этносоциальными процессами в регионе. Наличие угрозы существования адыгов как этноса усиливало консолидационные процессы в обществе и способствовало выделению интеллигенции как социокультурного слоя, способного посредствам формирования комплекса ценностно-ориентированных представлений обеспечить самосохранение и развитие народа.

В работе подчеркивается, что важную роль в формировании национальной интеллигенции играла политика царской администрации. Включение региона в состав Российской империи поставило перед властью не только проблему включения адыгов в общую правовую и административную систему, но и принятия ими культурных и социальных норм, существовавших в российской государстве. Это естественным образом вызывало стремление властей к созданию в лице интеллигенции «группы-транслятора» культуры как проводников своего влияния и средства обеспечения своих интересов.

Говоря о стремлении царских властей к созданию группы-транслятора русской культуры, диссертант отметил, что в подобной группе было заинтересовано и собственно адыгское общество. Наиболее дальновидные представители адыгского народа все четче стали понимать, что их положение в государстве зависит от того, насколько они смогут адаптироваться в новых общественно-политических условиях. Адаптация, в первую очередь, подразумевала освоение новых нормативных, ценностных структур, существовавших в российском обществе. В известной степени, поэтому с конца ХIХ в. в адыгском обществе происходило активное осмысление важности светского образования как одного из основных способов адаптации.  Зрело понимание того, что образование облегчает жизненную карьеру, что от него зависит социальный статус в российском государстве. Эта тенденция нашла отражение во множестве прошений горцев на предоставление права поступления в российские учебные заведения. 

Отмечая нетрадиционную природу происхождения национальной интеллигенции, обусловленную сложными политическими, этносоциальными процессами, происходившими у адыгов, автор обратил внимание на то, что на определенном этапе формирования данной социокультурной группы стало проявляться и влияние социально-экономического фактора. С включением Северного Кавказа в Российскую империю, капитализацией его социально-экономической жизни важное место в политике властей в регионе заняла задача подготовки квалифицированных кадров из среды местного населения. Происходившие социально-экономические изменения накладывали «отпечаток» на общественное сознание адыгов, которые начинали понимать практическую важность овладения достижениями европейской цивилизации. Если до проведения реформ на Кавказе горцы стремились, главным образом, получить военное образование, то с 70-х гг. ХIХ в. проявляется тенденция расширения сферы профессиональных интересов адыгской молодежи. Значительная ее часть стала искать возможность обучения в высших специальных учебных заведениях.

Исходя из того, что интеллектуально-образовательная характеристика является базовой характеристикой интеллигенции, необходимым условием ее формирования было становление системы образования, которая способствовала выделению и численному увеличению слоя образованных людей в адыгском обществе, усложнению его профессиональной структуры и расширению социальной базы.

В работе отмечается, что специфические условия существования адыгов, связанные, с одной стороны, с включением в состав Российской империи, а с другой, с выраженным влиянием культуры мусульманского Востока предопределили формирование национальной интеллигенции в двух направлениях: «восточном», объединявшем выходцев из адыгской среды, получивших арабо-мусульманское образование в Сирии, Египте, Турции, и «западном», к которому относились горцы, обучавшиеся в российских светских учебных заведениях. С данным обстоятельством связано существование в составе национальной интеллигенции двух групп, которые условно могут быть обозначены как светская и духовная интеллигенция. Обращается внимание на то, что в силу специфического положения и функциональных задач в адыгском обществе и несмотря на активную деятельность российских властей по приобщению адыгов к светскому образованию, именно духовенство являлось той благоприятной социокультурной основой, которая из своей среды к началу ХХ в. выделяла наибольшее количество представителей национальной интеллигенции.   

Второй параграф«Политика советской власти в отношении интеллигенции: идеи и реальность» посвящен анализу политики советской власти в отношении интеллигенции без которого, по мнению диссертанта, сложно понять сущность изменений, происходивших в развитии национальной интеллигенции в постреволюционный период.

Автор отметил, что приход к власти большевиков в результате Октябрьского переворота 1917 г. потребовал от них выстраивания отношений и выработки политики в отношении всех слоев российского общества. Предметом особого внимания стала интеллигенция. С самого начала четко обозначались некоторые системообразующие элементы формировавшейся политики в отношении интеллигенции. В ее основе лежало своеобразное восприятие интеллигенции. Лидеры большевиков исходили из социально-классового критерия, рассматривая интеллигенцию как «прослойку» с неопределенными экономическими интересами и политическими позициями, занимающую подчиненное положение по отношению к ведущим классам общества. Интеллигенция при этом определялась на основе достаточно четких, общественно значимых параметров: работа на профессиональной основе, связанная со сложным умственным трудом в сфере материального и духовного производства, наличие специальной квалификационной сертификации.

Осуществленный анализ позволил говорить о том, что политика советской власти в отношении интеллигенции носила дифференцированный характер и претерпевала изменения под влиянием менявшейся общественно-политической, экономической и социокультурной обстановки в советском государстве. Однако принципиальная позиция новой власти в отношении интеллигенции определялась своеобразным восприятием интеллигенции как общественной прослойки, предназначение которой заключалось в обслуживании пропагандистских и профессионально-кадровых запросов советского государства. Она, по сути, не предполагала рассмотрения интеллигенции в качестве активного субъекта политического действия. Власти не нужны были теоретики, критики действительности и предсказатели какого-либо иного будущего помимо того, которое было определено установленной партийной доктриной.Данный подход определил направленность и содержание изменений данной социокультурной группы и политику советской власти в ее отношении.

Действия новой власти в отношении интеллигенции зачастую были непоследовательны и противоречивы. От политики привлечения старых специалистов к процессу социалистического строительства в первые послереволюционные годы, вызванной необходимостью развития производительных сил страны, советское политическое руководство к концу 20-х гг. переходит к практически насильственному вытеснению старой интеллигенции из всех сфер производственной и культурной деятельности и замене ее новой пролетарской интеллигенцией. При этом ключевое значение придавалось ее социальному составу.

В работе отмечается, что четко обозначенная советской властью политика пролетаризации интеллигенции создавала условия для формирования новой интеллигенции, преданной классовым интересам трудового народа и готовой воплощать в жизнь поставленные партией задачи. В то же время она приводила к сужению функционального поля интеллигенции, нарушению процесса ее самовоспроизводства и, как следствие, нарушению преемственности между старой и новой интеллигенцией.

Рассматривая процесс формирования политики советской власти в отношении интеллигенции, диссертант заметил, что Россия являлась многонациональным государством, поэтому и политика в отношении интеллигенции имела четко выраженный национальный аспект. Он стал проявляться уже в начале 20-х гг. ХХ в. и был тесно связан с решением национального вопроса

В отличие от центральной части России советское руководство в национальных районах не могло прибегать к тактике устрашения и репрессий в отношении интеллигенции, так как это неизбежно вызвало бы их отторжение от России. Политика советской власти в отношении национальной интеллигенции оказалась более лояльной. Привлечение национальной интеллигенции на сторону советской власти стало важным условием преобразования общественно-политической, культурной и хозяйственной жизни национальных регионов страны и органичного «вписания» их в советское государственное пространство.

Не смотря на существование общих системообразующих элементов политики советской власти в отношении интеллигенции, в работе подчеркивается, что в ходе ее реализации в национальных районах Северного Кавказа в целом и адыгских национальных автономиях в частности властям пришлось столкнуться с дополнительными трудностями, проистекавшими из особенностей организации общественной жизни горцев. Это потребовало от властей корректировать общие установки в отношении интеллигенции с учетом местных особенностей.

В третьем параграфе «Практика привлечения интеллигенции на сторону советской власти: трудности и противоречия» отмечается, что советской власти приходилось выстраивать отношения с национальной интеллигенцией в достаточно трудных условиях, связанных как с ментальными особенностями адыгской интеллигенции, так и с различиями целей сотрудничества. Если советская власть стремилась использовать национальную интеллигенцию в качестве непосредственного проводника новых ценностей и идей в горской среде, «помощника» в деле уничтожения феодально-патриархальных пережитков и формирования интернационалистического сознания, то адыгская интеллигенция, помимо естественного стремления социально адаптироваться к новым общественно-политическим условиям существования, стремилась использовать союз с властью в целях создания национальных субъектов с широкими полномочиями в области обустройства национальной жизни.

Привлечение «старой» интеллигенции к осуществлению социалистических преобразований для советской власти осложнялось также преобладанием в ее составе мусульманского духовенства, являвшегося в силу исторических обстоятельств наиболее влиятельной частью национальной интеллигенции. Это поставило новую власть перед необходимостью поиска компромиссов и уступок в отношении духовной интеллигенции. Политика новой власти в отношении данной группы интеллигенции характеризовалась большой осмотрительностью, осторожностью и принципиальным образом отличалась от политики в отношении православного духовенства и православной церкви, сросшихся с государственной властью в Российской империи.

Определенную роль в лояльности властей к местному духовенству сыграл и тот факт, что среди образованных слоев адыгского общества было абсолютное преобладание мусульманского духовенства и их ближайших родственников. Реализовать кадровую политику большевиков в регионе, провести коренизацию управления и образования без участия мусульманского духовенства не представлялось возможным. Именно поэтому большой процент управленцев и учителей советских образовательных учреждений разного уровня состоял из представителей мусульманского духовенства или их родственников.

Проявлением лояльности советской власти к мусульманской интеллигенции, по мнению диссертанта, стало предоставление права преподавания ислама на дому и в мечетях. При этом был введен запрет на преподавание в мечетях общеобразовательных предметов. Сохранилось влияние мусульманского духовенства и в правовой сфере. В адыгских автономиях в порядке исключения продолжали функционировать шариатские и адатские суды, хотя их правовой статус так и не был определен.

В диссертации подчеркивается, что советское политическое руководство отдавало себе отчет в том, что успехи в осуществлении социалистических преобразований в горских районах Северного Кавказа в значительной степени зависели от направленности проводимой национальной политики. Понимая, что рассчитывать на вовлечение северокавказской интеллигенции в социалистическое строительство, основываясь на классовом противостоянии, не приходится, лидеры большевиков были вынуждены ответить на экзальтированные национальные устремления горцев.

Широкая пропаганда большевиками среди горцев положений «Декларации прав народов России», «Обращения СНК к трудящимся мусульманам России и Востока» дала свои положительные результаты. Значительная часть адыгской интеллигенции считала, что их реализация создаст условия не только для ликвидации национального гнета и сохранения национальной культурной самобытности народа, но и его самоопределения. Непосредственное участие в организации работы новых органов власти, культурно-просветительских учреждений, по мнению интеллигенции, позволяло влиять на общественно-политические и социокультурные преобразования через легальные каналы.

В исследовании отмечается, что широкое привлечение старой интеллигенции к работе в автономных органах власти и культурно-просветительской сфере было временной, вынужденной мерой, не соответствовавшей общей направленности политики и идеологии новой власти. В конце 20-х гг., реализуя общую партийную установку в отношении интеллигенции, власти переходят от тактики толерантного отношения к старой национальной интеллигенции к ее практически насильственному вытеснению из всех сфер общественной жизни.

Диссертант обращает внимание, что политика вытеснения «старой» национальной интеллигенции была обусловлена не только необходимостью очистить аппарат от классово чуждых элементов, но и стремлением новой властиинтернационализировать все сферы общественной и духовной жизни советских народов. Призывы «старой» национальной интеллигенции учитывать национально-культурную специфику народа в процессе социалистического переустройства, безусловно, мешали решению данной задачи. В результате национальная интеллигенция была обвинена в подмене классового принципа национальным. Типичными в адрес национальной интеллигенции стали обвинения в том, что она сбилась «с классово верного пути», не могла противостоять «буржуазно-националистическим отрыжкам в ней самой» [52].

В работе подчеркивается, что вытеснение «старой» интеллигенции из всех сфер общественной жизни приводило к значительному снижению уровня интеллектуальной среды, утрате духовных традиций и нарушению преемственности между «старым» и «новым» поколением национальной интеллигенции.

В четвертом параграфе «Создание новой интеллигенции: углубление дифференциации» отмечается, что ключевую роль в развитии процесса формирования адыгской интеллигенции играли мероприятия советской власти по созданию «новой» национальной интеллигенции. Они не только придали ему новый, мощный импульс, но и резко изменили его характер и содержание.

В данном разделе на обширном фактическом материале исследуются разнообразные формы и методы подготовки национальных кадров специалистов как внутри автономий, так и за их пределами. Подчеркивается, что инициированная советской властью массовая подготовка национальных кадров специалистов способствовала расширению «поля» формирования национальной интеллигенции и вела к ее значительному численному росту.

Вместе с тем отмечается, что в первое десятилетие существования советского государства трудно было говорить о каких-либо плановых началах в вопросах распространения образования среди адыгов. В основе этого лежала политическая нестабильность и неустойчивость хозяйственной жизни. С начала 30-х гг. отправка в вузы и техникумы национальной молодежи стала носить более организованный и продуманный характер. Начали разрабатываться единые планы подготовки национальных кадров. Советские партийные и исполнительные органы стали рекомендовать колхозным и хозяйствующим организациям производить расчет необходимой потребности в кадрах в отдельных отраслях промышленности, колхозно-совхозного и культурного строительства.

Анализируя практику подготовки национальных кадров специалистов, диссертант пришел к заключению, что она имела выраженную профессиональную ориентацию. В первую очередь формировались такие ее профессиональные группы, как учителя, специалисты сельского хозяйства. Данное обстоятельство было обусловлено как сельскохозяйственной направленностью экономики региона, так и политическими задачами советской власти, которая с самого начала высоко оценила роль образования в строительстве нового социалистического общества.

Особое внимание в работе обращено на то, что советская власть придавала принципиально важное значение «правильному» классовому подходу при подготовке национальных кадров специалистов. Особенно принципиально этот вопрос стал с середины 20-х гг. ХХ в. Основная партийная директива состояла в комплектовании состава учебных заведений по всем видам образования по классовому признаку.

В 1926 г. стали создаваться специальные Аттестационные комиссии «в целях отбора наиболее пригодных в классовом отношении в Вузы лиц…». Особое внимание комиссии должны были уделять «крестьянскому молодняку». Задача Аттестационных Комиссий в отношении лиц этой категории состояла в том, чтобы отобрать и направить в ВУЗы «ценную» в классовом отношении крестьянскую молодежь. С конца 20-х гг. от командированных абитуриентов требовали предоставления целого перечня документов, среди которых первое место занимали справки о социальном происхождении, о социальном положении и не лишении права голоса [53].

Однако классовый подход к комплектованию состава учащихся  не вписывался в социально-культурные реалии быта адыгского народа. Среди социально близких советской власти слоев населения в начале 20-х гг. не было подготовленного «материала» как с точки зрения наличия базовой подготовки, так и с точки зрения заинтересованности в возможности получения образования. Поэтому пролетаризация высшего и среднего образования сделала актуальной довузовскую подготовку через систему рабочих факультетов и подготовительных курсов.

В диссертации подчеркивается, что жесткая классовая ориентация в области подготовки национальных кадров интеллигенции отражалась не только на изменении ее социального состава. Создавались условия, при которых сильно ограничивались возможности получения «большого» образования детьми представителей «старой» интеллигенции, которые в отличие от молодежи пролетарского происхождения обладали необходимой суммой знаний и были способны к восприятию и усвоению сложных профессиональных навыков. Более того, существенное упрощение требований, предъявляемых к уровню базовой подготовки учащихся из трудовых слоев населения не могло не отражаться на качестве их профессиональной подготовки.

В работе особо отмечается, что советская практика подготовки новых профессиональных кадров кардинальным образом отразилась на изменении духовного облика национальной интеллигенции. Политика большевиков в области культуры в целом характеризовалась выраженным стремлением к унификаторству. Содержание национальных культур в соответствии с их планами должно было быть наполнено пролетарским, интернациональным, социалистическим содержанием. В результате советская система образовательных учреждений была ориентирована на интернациональное воспитание трудящихся и борьбу с патриархально-феодальными пережитками. Активно внедрялось представление о культурной отсталости народов, населявших национальные окраины РСФСР. Это формировало у новой национальной интеллигенции отторжение национальных основ культуры. Интеллигенция становилась проводником идей, направленных на интернационализацию сознания и быта своего народа и размывавших его национально-культурную специфику. «Новая» интеллигенция в массе своей была готова с энтузиазмом реализовывать не только профессиональные, но и идеологические задачи, намеченные коммунистической партией и большевистским правительством.

Анализ деятельности властей по формированию «новой» интеллигенции позволил сделать вывод о том, что она имела противоречивые результаты. Наряду с численным ростом национальной интеллигенции, усложнением ее профессионального состава и степени вовлечения в работу региональных, областных и местных органов власти, происходило значительное сужение общего уровня интеллектуальной среды и утрата духовных традиций.

В третьей главе «Общественно-политическая деятельность интеллигенции: содержание, направление и формы» исследуется формирование ценностно-ориентированной основы общественно-политической деятельности в конце ХIХ – начале ХХ в., ее содержание и направления в периодреволюционных событий в России и деятельность национальной интеллигенции по наиболее оптимальному «вписанию» адыгов в советское политическое пространство.

В первом параграфе «Формирование ценностно-ориентированной основы общественно-политической деятельности» отмечается, что историческая динамика «переходов» и связанная с ними трансформация системы общественных связей определила рост политической активности адыгской интеллигенции.

Проведенное в рамках данного раздела работы исследование позволило говорить о том, что содержание, направление и формы общественно-политической деятельности интеллигенции определялись сложными социально-политическими условиями жизни адыгов, в которых приоритетное значение приобрела задача самосохранения и самоутверждения народа. В плане решения этих задач и развернулась деятельность интеллигенции. В ее основу легло стремление к наиболее оптимальному «вписанию» адыгов в социально-политическую систему российского государства при сохранении и развитии значимых для дальнейшей эволюции этноса элементов культуры.

В результате в качестве наиболее значимых направлений общественно-политической деятельности интеллигенцией были определены развитие этнического сознания адыгов, борьба против ущемления их гражданских и политических прав. При этом характерной особенностью общественно-политической деятельности интеллигенции в конце ХIХ – начале ХХ вв. являлось то, что, как правило, она не приводила к прямой оппозиции во взаимоотношениях с властью. Понимая невозможность решения общественных задач с позиции силы, она не шла на конфронтацию, а искала пути к их решению в конкретных условиях существования.

Анализ введенных в работу материалов позволил утверждать, что одной из наиболее острых в восприятии интеллигенции являлась проблема политического бесправия адыгского населения. Она хорошо понимала, что национальное самосохранение адыгов зависит от правового статуса этого народа в российском государстве. В этой связи интеллигенция не только стремилась привлечь внимание властей к данной проблеме, но и ставила вопрос о представительстве адыгов в органах административного управления всех уровней и в окружных судах.

Большой резонанс в среде интеллигенции вызвал Манифест 17 октября 1905 г., объявивший о намерении предоставить места в Государственной думе представителям национальных окраин. Однако Положение о выборах в I Государственную думу (февраль 1906 г.) на Кавказ не распространялось. Лишь в августе 1906 г. царским указом были утверждены «Особые правила о выборах в Думу, составленные с изъятиями из положения о выборах в империи», но адыги, как и другие северокавказские народы, не получили права иметь своего депутата в Думе, что естественным образом вызывало критическую реакцию интеллигенции.  

В работе отмечается, что большое влияние на развитие общественно-политического сознания интеллигенции оказало усиление национально-религиозного движения мусульманских народов Российской империи. Анализ разноплановых источников позволил говорить о том, что интеллигенция стала осознавать необходимость выделения адыгского духовенства в специальное «организационное ведомство, признанное правительственной санкцией, с определенным положением, правами и преимуществами»[54].

Важным аспектом общественной деятельности интеллигенции, по мнению автора работы, стало осознание политической и социальной значимости прекращения процесса переселения адыгов в Османскую империю. В целом комплексе публицистических работ предпринимались попытки раскрыть негативную роль Турции в судьбе переселенцев в Кавказа. Прекрасно понимая, что к переселению адыгов толкают, главным образом, бедность и произвол русского чиновничества, интеллигенция старалась предостеречь своих соотечественников от этого опрометчивого шага. Отмечалось, что обещания, данные Турцией, оказались лишь обещаниями, в действительности же тысячи молодых жизней оказались погребенными в «голодных» песках Малой Азии.

Учитывая то обстоятельство, что основная масса адыгов была безграмотна, особую роль приобретала непосредственная пропаганда среди масс адыгского народа. В начале ХХ в. подобная разъяснительная работа приобрела особую значимость в связи с тем, что многие прогрессивные мусульманские деятели связывали большие надежды с социально-политическими изменениями в Турции. 

Важным результатом развития адыгской интеллигенции стали изменения в ее внутренней организации. С начала ХХ в. все ощутимее стала проявляться потребность в объединении усилий для решения важных общественных задач, стоявших перед адыгским народом. Это способствовало внутренней консолидации молодой адыгской интеллигенции – созданию общественных организаций, проведению совместных национально ориентированных мероприятий, изданию специализированных печатных изданий.

Исследование общественно-политической деятельности интеллигенции в конце ХIХ – начале ХХ вв. позволило говорить об ее индифферентности в отношении революционно-демократического движения в России. В ее основе лежало понимание того, что для сохранения и развития социокультурного единства народа необходима его консолидация. Оторванность интеллигенции от революционно-демократического движения объяснялась также тем обстоятельством, что социальные противоречия у адыгов не были столь выражены, как в российском обществе, в силу отставания темпов социально-экономического развития.  

Во втором параграфе «Революционные события в России: активизация общественно-политической деятельности» отмечается, что революционные события в России (1917–1920гг.) служили мощным толчком активизации общественно-политической деятельности адыгской интеллигенции и поиска ею путей дальнейшего общественно-политического развития своего народа. Специфические условия существования адыгов определили тот факт, что центральной вопросом общественной жизни стал национальный вопрос. Интеллигенция, несмотря на все разнообразие политических позиций, стремилась не только к сохранению национально-культурной самобытности своего народа, но и к его самоопределению. Почувствовав некоторую политическую свободу, адыгская интеллигенция предприняла значительные усилия по поднятию политической значимости своего народа. В плане решения данной политической задачи в работе была рассмотрена деятельность интеллигенции по проведению собрания горцев Кубанской области в Ектеринодаре (март 1917 г.), Хакуринохабльского съезда (август 1917 г.), созданию партии «Свободная Кабарда», а также участие адыгских представителей в деятельности Кубанской Законодательной Рады.

В работе обращается внимание на то, что содержание и направленность общественно-политической деятельности адыгской интеллигенции в революционных условиях определялись во многом внешними факторами. Не смотря на это, интеллигенция выступила как достаточно независимая политическая сила в смысле выбора политических ориентиров. Ситуация в стране диктовала ориентацию на прагматичное поведение. В сложный период противостояния различных общественно-политических сил интеллигенция пыталась опереться на поддержку тех, которые, по ее мнению, были способны содействовать оформлению суверенитета адыгов.

 При этом интеллигенция оказывалась гораздо более индифферентной в отношении социально-экономической, классовой политики боровшихся за власть политических сил.Данный факт определялся как значимостью проблемы национального самосохранения, так и классовой природой интеллигенции, в которой преобладали выходцы из социальных верхов адыгского общества.

В работе особо отмечается то обстоятельство, что активно включившаяся в политические процессы национальная интеллигенция продемонстрировала понимание того, что все северокавказские народы должны консолидировать свои усилия в борьбе за повышение своего статуса не только на уровне отдельных областей и этносов, но и всего региона. Осознавалась необходимостьорганизационного оформления движения горцев за свои права. В русле решения этой политической задачи представители адыгской интеллигенции приняли активное участие в организации Особого Комитета горцев Северного Кавказа, проведенииI съезда горских племен Северного Кавказа во Владикавказе, а также съезда горской интеллигенции в Новороссийске.  

Анализ введенных в работу материалов позволил говорить о том, что по мере развития революции адыгская интеллигенция оказалась втянутой в жесточайшую политическую борьбу в ходе которой часть интеллигенции перешла на сторону советской власти. Обращается внимание на то, что данный факт был обусловлен, с одной стороны, великодержавной политикой белого движения, которая грозила горцам возвратом в имперское прошлое, а с другой, грамотно организованной пропагандистской работой РСДРП(б) среди народов Северного Кавказа.

 Автор подчеркивает, что заявленные большевиками демократические принципы организации государственной жизни в новой России, решительное отрицание всех и всяческих форм принуждения в отношении национальностей, отмена всяких национально-религиозных ограничений, признание права народов на самоопределение, призыв свободно и беспрепятственно устраивать свою национальную жизнь становились для многих представителей интеллигенции Северного Кавказа, в том числе и духовной, гораздо предпочтительнее и понятнее, чем лозунг белого движения о «единой и неделимой России». В результате поддержку большевикам в годы гражданской войны оказывала не только малочисленная леворадикальная часть адыгской интеллигенции, но и та, которая не разделяла политической доктрины большевиков. Наиболее ярким результатом пропагандистской работы большевиков стало движение революционных мулл, получившее широкое распространение среди духовной интеллигенции Кабарды.

Диссертант пришел к заключению, что в сложившихся политических обстоятельствах именно с Советской властью они связывали возможность реализации своих надежд относительно национального самоопределения и организации общественной жизни народа на основах шариата. Основную массу революционных мулл составили выходцы из адыгской так называемой трудовой крестьянской среды. Именно из нее происходили наиболее крупные представители революционного духовенства Н. Катханов, Х. Эльбердов,       А. Шогенцуков, А. Абуков, считавшие, что идея социальной справедливости вытекает из самой сути учения ислам. Принимая деятельное участие в становлении Советской власти на Северном Кавказе, они полагали, что «шариат и советская власть совместимы, т.е. могут работать в контакте»[55]. 

В работе отмечается, что гражданская война в России вызвала политическую поляризацию адыгской интеллигенции не только в рамках белого и красного движения. Все большее распространение в ее среде начинают получать идеи панисламизма, которые наиболее последовательно реализовывались Союзом объединенных горцев Кавказа. Если до Октябрьской революции Союз провозглашал своей целью создание горской национально-территориальной автономии в составе Российской федеративной демократической республики, то после прихода к власти большевиков идейные лидеры Союза приходят к мысли о полном самоопределении. При этом как приоритетная рассматривалась коллективная форма государственности на Северном Кавказе. Обострение внутренних противоречий в условиях гражданской войны, по мнению сторонников Союза, создавало условия для национально-политического самоопределения северокавказских народов.

Анализ введенных в работу материалов позволил утверждать, что в годы революции и гражданской войны адыгская интеллигенция активно включилась в процесс поиска дальнейших путей общественно-политического развития своего народа. В этот период она выступила как достаточно независимая политическая сила в смысле выбора политических ориентиров. Основным содержанием ее деятельности, несмотря на все разнообразие политических позиций, стало стремление к оформлению национального суверенитета адыгов.

В третьем параграфе «Проблемы «вписания» в советское политическое пространство» указывается, что начало новому этапу общественно-политической деятельности адыгской интеллигенции положило установление в конце марта – начале мая 1920г. советской власти на Северном Кавказе. Он характеризовался необходимостью такого «вписания» адыгов в новое политическое пространство, которое бы максимально обеспечивало представление и защиту их национальных, правовых и культурных интересов. Основными целями общественно-политической деятельности адыгской интеллигенции стала реализация заявленного советской властью права на национальное самоопределение и развития исламских структур в новых политических реалиях.

Однако процесс национального самоопределения адыгов оказался чрезвычайно сложным. Решение вопроса о национальном самоопределении адыгов, как и всех остальных северокавказских народов, зачастую становилось полем противостояния представителей национальной интеллигенции и центральных органов власти, политика которых в национальном вопросе имела выраженное стремление к унификаторству.

Хотя властям и не удалось уйти от широкого публичного обсуждения наиболее приемлемых форм национального самоопределения, постоянно инициируемого интеллигенцией, тем не менее главная цель деятельности в области национального строительства – создание национальных субъектов с широкими полномочиями в области обустройства своей национальной жизни –  так и не была достигнута. Реализованная в СССР в начале 20-х гг. модель национальных автономий не создавала условий для развития проявившихся с начала Февральской революции консолидационных процессов у адыгов.

В работе отмечено, что одним из важных направлений общественно-политической деятельности интеллигенции являлось расширение социальных функций ислама и адаптация его структур к новым общественно-политическим условиям. В решении этой проблемы наибольшую политическую активность проявила духовная интеллигенция. С самого начала установления советской власти она активно включилась в выстраивание с ней конструктивных отношений. В этом плане особо выделена политическую активность духовных деятелей Кабарды. Выступив с оружием в руках на стороне советской власти, революционные муллы Кабарды развернули активную деятельность по включению их в состав исполнительных органов власти. Стремление духовенства «войти во власть», по мнению автора, прежде всего объяснялось желанием обустройства национально-государственной жизни своего народа на основах, обеспечивавших сохранение и развитие национально-культурной специфики адыгского народа. 

В работе подчеркивается, что общественная активность мусульманского духовенства приобретала все больше организованный характер. В начале 20-х гг. в Адыгее и Кабарде были образованы шариатские советы, в состав которых вошли авторитетные духовные деятели. В первой половине 20-х гг. в Адыгее по инициативе духовенства было проведено четыре съезда с участием верующих. Анализ их материалов четко обнаружил значимость двух основных задач: выстраивание отношений с новой властью и реформа ислама в соответствии со сдвигами, произошедшими во всех областях общественной жизни.

О готовности духовной интеллигенции к поиску компромиссов во взаимоотношениях с властью свидетельствуют решения, принятые мусульманскими съездами Адыгее-Черкесской автономной области. В частности, духовенство поддержало линию на укрепление советской власти на местах и искоренение агитации против нее, а также приняло решение о направлении части средств от закята на культурно-просветительские нужды[56]. В работе подчеркнуто, что наиболее активную общественную позицию заняла прогрессивная часть адыгского духовенства, стремившаяся «приспособить» обряды и структуры ислама к изменениям, которые произошли в результате революции 1917 г.

Одним из принципиально важных направлений общественной деятельности мусульманского духовенства являлось противостояние действиям властей, направленным на отчуждение его от жизни адыгского общества и возможности открытого участия в общественно-политических процессах через лишение духовенства избирательных прав.

Наиболее принципиальную позицию заняли так называемые «революционные муллы» в лице своих лидеров Н. Катханова, К. Шогенцукова,           А. Абукова, в свое время принявших деятельное участие в установлении советской власти на Северном Кавказе. Будучи убежденными в возможности мирного сосуществования коммунистической партии и мусульманской религии, они открыто выступили против политики притеснения мусульманской веры и исламских деятелей, развернув работу в массах верующих, используя в своей деятельности все возможные легальные средства (съезды советов, беспартийные крестьянские конференции, перевыборы). Власти достаточно жестко реагировали на подобные выпады духовной интеллигенции в свой адрес, подвергая активистов аресту и высылке.

В работе обращается внимание на то обстоятельство, что национальная интеллигенция не всегда адекватно оценивала сложившуюся политическую ситуацию. Довольно большое распространение среди оппозиционно настроенной интеллигенции получило мнение, согласно которому ужесточение политики в отношении ислама, аресты духовенства и «затыкание ртов говорившим правду», происходило по санкции местных властей, а не центра.

Анализ ранее недоступных для исследователей источников позволил автору работы установить, что прокатившаяся по адыгским автономиям в конце 20-х гг. волна арестов духовных лидеров, закрытие мечетей и мусульманских школ вызвали резко негативную реакцию адыгского населения и в особенности мусульманского духовенства. Оно стало осознавать, что политика советской власти, несмотря на заявленные ею демократические принципы организации государственной жизни, направлена на полное вытеснение мусульманства из всех сфер общественной жизни.

В результате в среде духовенства,   некогда лояльного к новой власти, происходит раскол. Часть духовенства, понимая бесперспективность борьбы, предпочитает смириться со сложившейся ситуацией, часть уходит в оппозицию к власти, пытаясь организовать горцев и вовлечь их в массовые выступления против советской власти. В Кабардино-Балкарской и Адыгейской автономных областях в конце 20-х гг. прошла волна народных восстаний под руководством исламских деятелей, выступивших под лозунгом защиты ислама и исламских структур. Наиболее масштабным выступлением, организованным мусульманским духовенством, стало Баксанское восстание 9-12 июня 1928 г., в котором участвовали жители двенадцати селений.

Анализ введенных в работу материалов позволил утверждать, что по мере упрочения новой власти самым решительным образом пресекались попытки создания национальных субъектов с широкими полномочиями в области обустройства своей национальной жизни. Интеллигенция, несмотря на свою готовность к поиску компромиссов во взаимоотношениях с властью, вытеснялась из общественно-политического пространства и лишалась возможности активно участвовать в преобразованиях общественной жизни своего народа.Если к моменту установления советской власти интеллигенция выступила как субъект социальной действительности, активно участвовавший в преобразовании общественной жизни своего народа, то по мере укрепления советской власти интеллигенция, в особенности духовная, вытеснялась из общественно-политического пространства. Это не могло не отражаться на оценке интеллигенцией политической ситуации и ее отношении к происходившим преобразованиям.

В четвертой главе «Осмысление и реализация основных культурно-образовательных задач» исследована деятельность интеллигенции по развитию мусульманского и светского образования у адыгов, созданию национальной письменность и научной разработке национальной истории.

В первом параграфе «Развитие мусульманского образования» подчеркивается, что сферой особого внимания интеллигенция являлось формирование национального образования, которое реализовывалось в двух самостоятельных направлениях: светском и конфессиональном. Несмотря на существование различных форм образования, четко обнаруживается существование общего подхода интеллигенции к образованию как таковому. Оно, по ее мнению, должно было обеспечить не только просвещение широких народных масс адыгского народа, но и культурное воспроизводство. В направлении решения этих задач интеллигенцией была развернута большая просветительская работа.

В работе отмечается, что в начале ХХ в. основными образовательными учреждениями, в которых обучались адыги, являлись мусульманские школы, качество образования в которых в основной массе было низким. Анализ введенных в работу материалов позволил диссертанту прийти к выводу, что начало ХХ в. ознаменовалось важными прогрессивными изменениями в развитии мусульманского образования у адыгов, связанными как с влиянием передовой общественной мысли мусульманского Востока, так и с объективным процессом социокультурного развития общества, формирующего новые внутренние культурные потребности. Из среды духовенства выделился слой нового (прогрессивного) духовенства. Его основу составила мусульманская интеллигенция, получившая образование в Каирском университете Аль-Азхар, Османском университете в Стамбуле, средних учебных заведениях Крыма, Уфы, Казани и Дагестана, увлеченная идеями, характерными для передовой общественной мысли мусульманского мира.

Выдвинув задачу национального возрождения и культурного развития народа, прогрессивное духовенство активно включилось в работу по организации процесса обучения на родном языке, введения в программу духовных учебных заведений светских предметов и внедрения в преподавательскую практику новых прогрессивных методов обучения. Это не только расширяло образовательную базу мусульманских школ, но и направляло их развитие в сторону пр