Вездесущая зависимость

 

При всем возвеличивании, чуть ли не обожествлении государства, государственность в советском обществе неизменно выражалась в партийно-идеологизированных характеристиках. Сообразно этому и юридическая система в советском обществе строилась так, что над всей государственно-правовой действительностью возвышалась высшая сила — верховный законодатель, кон­тролер и судья — коммунистическая партия.

Эта зависимость носила многосторонний, вездесущий характер.

Ни один проект закона, иного более или менее важного нормативного юридического документа не поступал "для принятия" в советские учреждения (Верховный Совет, Со­вет Министров и т. д.) без предварительного его утвержде­ния в партийных органах. Все ведущие работники в юри­дической области — юриспруденции, прокуратуры (судьи, прокуроры, руководители юридических служб и др.) вхо­дили в состав "номенклатуры" — должностей, соискатели которых должны были прежде всего проходить процедуру утверждения в соответствующей по рангу партийной ин­станции — райкоме, горкоме, обкоме, ЦК. Ни один член пар­тии не мог быть привлечен к уголовной ответственности без предварительного решения данного вопроса в партийном порядке и т. д. Эта вездесущая зависимость деятельности юридических учреждений от партийного ведомства (повто­рю: в своей работе и решениях никак не связанного законом) принимала непосредственно юридически значимый характер: на основании партийных решений производились кадровые перестановки, происходила передача материаль­ных ресурсов, денежных средств. По уголовным делам, рас­сматриваемым Верховным Судом, в ряде случаев меру наказания по предстоящему приговору определяло непо­средственно Политбюро.

Стало быть, юридическая система, существовавшая в социалистическом обществе, была не только ущербной, при­способленной к "социализму", подогнанной под потребности и особенности партократического режима, но она к тому же еще и не являлась самостоятельной, суверенной — такой, юридические вопросы "внутри" которой решаются и рас­сматриваются все без исключения (только в правовом по­рядке в юридических процедурах на основании закона).

 

Право насилия.

 

Еще одна, по всем данным, определяющая характеристика юридической системы, вытекающая из коммунистической философии-права, — это то, что она представляла собой "право насилия".

Разумеется, данную характеристику не следует пони­мать упрощенно.

Позитивное право и в советском обществе было нацеле­но также на то, чтобы решать повседневные деловые вопро­сы практической жизни в хозяйстве, бытовых отношениях, деятельности коллективов и т.д. Значительная часть содер­жащихся в нем нормативных положений и практическая деятельность юридических учреждений призваны просто-напросто обеспечивать элементарный житейский порядок, реагировать на правонарушения, устранять неурядицы и мелочные конфликты, достигать какой-то стабилизации в жизни людей. Надо учитывать и то, что, оставаясь заложни­ком социалистических идей, советская власть включала в ткань действующего права положения, которые — хоть во многих случаях и иллюзорно — отвечали интересам людей труда, их защите от произвола администрации (в частности, области трудового законодательства, пенсионного законодательства).

Добавим сюда и то, что право, какое оно ни есть, все же — право со своей особой логикой и спецификой. И пото­му, если не по существу, то формально, "по видимости" советская юридическая система не могла не функциониро­вать так, чтобы как-то не "защищались права", чтобы так или иначе не действовали "процессуальные гарантии", не функционировали иные институты юридического порядка, которые во всем мире символизируют приверженность вла­сти праву и законности.

Тем не менее советская юридическая система (даже в ореоле пропагандистских восторгов о "торжестве социали­стического права, самого передового в мире") неизменно оставалась правом насилия.

Именно эта характеристика советской юридической системы дает полное представление об истинной сущности коммунистической философии права — той основной части марксистской идеологии в ее ленинско-сталинском, боль­шевистском истолковании и практическом применении, которой — как и всей идеологии марксизма — официально придавался, особенно в 1950-е и в последующие годы, бла­гообразный, европеизированный, чуть ли не либеральный облик.

Речь идет о той действительной сути марксистской философии права, впоследствии тщательно маскируемой, которая с такой обнаженностью раскрылась в высшем ком­мунистическом революционном праве — в "праве" большевиков на вооруженный насильственный всеохватный коммунистический эксперимент в отношении гигантской страны с многовековой историей, на расправу со всеми ина­комыслящими и инакодействующими людьми.

В чем же реально состоят особенности советской юри­дической системы как права насилия?

Три момента являются здесь определяющими.

Первый, Советское право по своему содержанию име­ло отчетливо выраженный силовой характер. В нем, осо­бенно в его "криминалистической" части (уголовном праве, исправительно-трудовом праве, уголовном процессе, да и не только в этих отраслях), доминировали юридические установления и механизмы, нацеленные на устрашение, на физическое силовое воздействие, унижение человека, по­прание его элементарных человеческих прав. Дух силы, насилия представлял собой ту главную идею (если есть во­обще какие-то основании именовать ее в каком бы то ни было смысле "правовой идеей"), которая в соответствии с отмеченными ранее моментами реально находилась в са­мом центре действующего юридического организма.

Второй момент, уже отмеченный ранее (он заслуживает того, чтобы вновь заострить на нем внимание, вновь повто­рить), заключается в том, что советская юридическая систе­ма оставляет за пределами официальной юридической регламентации и правосудной деятельности те сферы жизни общества, через которые приводится в действие "механизм" вооруженных сил и репрессивно-карательных органов и практически осуществляется их функциониро­вание, и тем самым открывает неконтролируемый про­стор для самого жестокого, беспощадного и широко­масштабного насилия, в том числе прямого вооруженного насилия с применением современных, самых беспощадных средств уничтожения людей. Факты свидетельствуют, что даже во второй половине 1980-х годов, вплоть до запрета компартии в 1991 году, несмотря на отмену ст. 6 Конститу­ции, на принятые законодательные документы, регламенти­рующие деятельность по охране общественного порядка, несмотря на все это и вопреки этому, вооруженные силы и репрессивно-карательные учреждения фактически остава­лись под непосредственным руководством центральных уч­реждений коммунистической партии, ее руководящих инстанций — ЦК, обкомов, их первых секретарей.

И наконец, третий момент, по всем показателям самый главный. Это "установленное" марксизмом "право" коммунистической власти не считаться с действующими за­конодательными установлениями и судебными решениями, отбрасывать их и поступать по свободному усмотрению, произволу (создавая, и то не всегда, лишь внешнюю види­мость соблюдения каких-то юридических требований). Это право конституировалось и утвердилось в качестве незыблемой данности в советском обществе в первые же дни после октябрьского большевистского переворота. И теоретически в словах Ленина о том, что плох тот революционер, Который останавливается перед незыблемостью закона. И реально, практически — в разгоне в январе 1918 года боль­шевиками всенародно избранного Учредительного Собрания.

С тех пор история советского общества в полной мере соответствует основным началам коммунистической фило­софии, когда во "имя революции", "во имя коммунизма", "сохранения достижений социализма", без колебаний и без каких-либо ограничений применяется насилие, в том числе вооруженное насилие, включая прямой террор, физические расправы, ведение войны.

И, на мой взгляд, самое страшное и чудовищное при таком "праве" — это даже не столько открыто объявлен­ный "красный террор" или массовое переселение целых "провинившихся" народов (что, конечно же, само по себе являет собой беспрецедентно жестокое насилие), сколько использование в идеолого-политических целях регулярной армии, оснащенной современным вооружением, и ведение войны с применением средств массового поражения. По сути дела, такое ведение войны против собственного народа оз­начает не просто массовую расправу, в том числе с неви­новными людьми, и даже не просто возвращение общества во внецивилизационное, внеправовое состояние, а наступ­ление хаоса "безгранично дозволенного", самоистребления людей, самоуничтожения человечества.

 

Новый облик.

 

Для придания необходимой определен­ности последующему изложению следует наряду с четкой оценкой коммунистической правовой идеологии еще раз напомнить то обстоятельство, что эта радикально-револю­ционная идеология приняла начиная с 1930-х годов новый облик — облик императивного требования всесильной госу­дарственности, "имеющей право" при решении своих коренных задач ("защиты социализма") идти на любые меры.

Более того, постулаты и практические ориентации ком­мунистической философии права, воплотившись в требова­ния всесильной государственности, ныне приняли еще и модное "патриотическое" обличье и выступают в качестве чуть ли не центрального звена некой благообразной россий­ской национальной идеи.

Более подробно об этом речь пойдет ниже в пятой главе. А сейчас, пожалуй, необходимо отметить лишь следующее.

Примечательно, что к революционным марксистским иде­ям и лексике, отодвигаемым "гениальными высказываниями товарища Сталина", уже с конца 1930-х годов стали прибе­гать все реже. Ныне же, после крушения коммунистической системы, они вообще как бы изъяты из открытого употребле­ния, прямо не декларируются. Даже сторонники коммунизма, увязывая свои непосредственные задачи в основном с нынешними бедами, недостатками реформ, все реже и реже упот­ребляют слова "коммунизм", "марксизм", "социализм" и им подобные, утверждают, правда без должной конкретизации и определенности, без высказываний "впрямую", что старые догмы ушли в прошлое. Такие же постулаты революционного марксизма (без которых марксизм не марксизм и коммунизм не коммунизм), как "революционное насилие", "революционные войны", "красный террор", даже не упоминаются, будто их никогда и не было. Предпринимаются даже попытки оты­скать корни коммунизма в российско-патриархальных нача­лах, в вечевой демократии, в соборности, в земстве.

Но все дело как раз в том, что реально основополагаю­щие догмы марксизма, большевизма, в первую очередь дог­мы коммунистической философии права, сохранились, пусть и не в первозданном своем виде. И поныне остаются неиз­менными главные из требований и порядков, порожденных коммунистической правовой философией и утвердившихся в условиях сталинской и неосталинской идеологии, — при­оритет и доминирование всесильного государства, его вер­ховенство в отношении всех сфер жизни общества, допустимость и оправданность во имя его господства и не­сокрушимости его "идолов" и исповедуемых им идей ис­пользования любых средств, вплоть до применения самого жестокого вооруженного насилия.