Индия и Бразилия: связь, не предвещающая ничего хорошего

Надо сказать, Китай – не единственная возможная модель дальнейшего развития Индии. С культурно-политической точки зрения Индия имеет гораздо больше общего с хаосом и беспорядками современной Бразилии, чем с порядком, дисциплиной и контролем, характерными для Китая. Если Китай на протяжении целого ряда десятилетий каждые четыре-пять лет решительно нацеливался на все новые и новые раунды серьезных экономических реформ, в Бразилии реформационный период прекратился еще в 1970-х, когда страна вылетела из списка растущих экономик и показала «пример» самой сильной гиперинфляции, какую когда-либо видел мир.

И Индия, и Бразилия относятся к странам с так называемой высококонтекстной культурой; этот термин популяризировал известный антрополог Эдвард Холл. Им обозначается культура народов ярких, шумных, готовых на быстрые обещания, которые далеко не всегда выполняются, и довольно легкомысленно относящихся к таким понятиям, как сроки или ранее оговоренное время встречи. Эти общества, как правило, ориентированы на родственные связи; в них принято длительное время сохранять и поддерживать тесные взаимоотношения даже с относительно дальними родственниками. В такой среде многое происходит вовсе без обсуждений либо обсуждается очень кратко, ибо ценности этих обществ давно укоренились в сознании каждого члена и без лишних объяснений понятны из контекста. Произнесенные же слова нередко излишне цветисты и витиеваты; извинения длинны и формальны. Низкоконтекстная же культура встречается, например, в таких странах, как США и Германия, для ее представителей характерен индивидуализм. Люди тут очень серьезно относятся к вопросам неприкосновенности частной жизни, привыкли держать слово и выполнять все договоренности. Такие общества обычно очень мобильны, их члены имеют множество кратковременных связей, и как следствие их поступки и поведение регулируются открытым, свободным общением и закодированными правилами. Попробуйте переехать из немецкоязычного кантона швейцарского Цюриха в италоговорящий кантон Лугано, где уровень децибелов при общении вдруг резко повышается и создается впечатление, будто все говорят одновременно, – и увидите яркий пример деления общества на высококонтекстное и низкоконтекстное в рамках одной страны. И уж конечно, индийцы и бразильцы намного больше похожи на итальянцев, чем на немцев.

Высококонтекстные общества бережно хранят свои традиции, свято чтут историю и в любых отношениях, как личных, так и деловых, стремятся объединяться в группы; отсюда их, по сути, природная склонность к коррупции. Добавьте сюда еще и уникальную индобразильскую особенность – стремление граждан к защите от любых жизненных рисков со стороны своего государства. Такое отношение к вопросам благосостояния нации, объединенной в одну закрытую группу, в столь же немыслимой степени встречается крайне редко, даже в других высококонтекстных культурах, например в Китае или Чили. И если бизнесменам и туристам, которые считают Бразилию и Индию открытыми и понятными странами, данная характеристика кажется сомнительной, то это потому, что их опыт общения, скорее всего, ограничивается «низкоконтекстным» фасадом – элитой, которой часто приходится иметь дело с иностранцами и которая научилась это делать. На бразильском карнавале или индийской свадьбе каждый чувствует себя дорогим гостем, а то и вообще своим человеком, но на самом деле, чтобы действительно стать частью этих культур, требуется не одно десятилетие. Премьер-министр Индии Манмохан Сингх любит повторять, что все, что говорят о его стране, будет правдой, даже если сказать о ней нечто прямо противоположное. В этих словах, без сомнения, есть доля правды: Индия вообще полна противоречий, – но это еще и классический пример высококонтекстного анализа, способ во что бы то ни стало избежать открытой конфронтации с неопровержимыми фактами или с той стороной Индии, которая может потянуть ее вниз.

Конечно, Бразилия и Индия далеко не единственные высококонтекстные культуры в мире. Этот стиль социального взаимодействия характерен для многих стран Азии и Латинской Америки, в то время как низкоконтекстные общества преобладают у германских, англо-американских и скандинавских народов. И все же, по моему глубокому убеждению, между Бразилией и Индией существует некая особая связь. Я чувствую это каждый раз, когда посещаю обе эти страны: и из-за общей привычки поздно обедать, и из-за удивительной колоритности людей, которых встречаешь на улице, и из-за пренебрежения к формальностям и условностям, и из-за сходства культурно-духовного выбора.

Например, в последнее время в Бразилии приобрел огромную популярность телесериал «Поездка в Индию» – бразильско-индийская история любви, которая снималась в индийских городах Агра и Джодхпур; бразильские актеры играют индийцев и без особого труда сходят за жителей севера Индии. По мнению индийцев, посмотревших фильм, в нем на редкость точно копируется картинка, атмосфера и даже освещение, характерные для стиля индийского кинопродюсера Экты Капура. Он создатель самых популярных сериалов в истории индийского кино; кстати, названия всех его ранних работ из суеверных соображений начинались с буквы «K». (Трудно найти более характерную для высококонтекстного общества черту, чем суеверие). Надо признать, индийцы и бразильцы плохо осведомлены о тесной связи между своими нациями, если знают о ней вообще. Например, для усиления своих позиций в конкурентной борьбе с MySpace и Facebook компания Google в 2002 году приобрела социальную сеть под названием Orkut, работающую на 48 языках мира. Так вот, эта сеть вскоре потерпела фиаско почти во всех странах, за исключением Индии и Бразилии, на которые сегодня в сумме приходится свыше 80 процентов трафика. Что-то во внешнем виде сайта, его атмосфере и предлагаемых характеристиках и функциях показалось притягательным и индийским, и бразильским пользователям.

Кроме того, политические элиты обеих стран просто одержимы идеей государства всеобщего благосостояния, и население Индии и Бразилии уже сегодня требует серьезной поддержки со стороны государства – невзирая на то, что экономики этих стран еще не приносят дохода, необходимого для создания такой социально-экономической структуры. В последнее время, стараясь вернуть бывших сторонников, разбежавшихся по множеству региональных партий, правящая партия страны «Индийский национальный конгресс» начала проявлять чудеса невиданной щедрости. Она, например, обещает сто рабочих дней в году с гарантированной зарплатой одному члену каждой крестьянской семьи – невероятное великодушие для подавляющего большинства развивающихся стран. Кроме, ясное дело, Бразилии. Индии не составило особого труда повысить уровень расходов в разгар глобального экономического бума, но эти расходы продолжали расти и в посткризисный период. Именно эта привычка – расходы, превышающие доходы, как в хорошие, так и в плохие времена – стала одной из основных причин нынешних долговых проблем в США и Западной Европе, а Индия, конечно же, ни в коем случае не может себе этого позволить.

«Молчаливый Кэл» Индии

Ранние признаки грядущих перемен начали появляться в годы правления премьер-министра Сингха, но не благодаря ему. В начале 1990-х, будучи министром финансов, Сингх помог открыть страну для внешней торговли. Индия пребывала тогда в состоянии кризиса, и Сингх руководил радикальными изменениями, сломавшими бюрократическую систему под названием License Raj, в соответствии с которой четко прописывалось не только кто может производить товары, но и сколько и по какой цене. Сингх также снизил средние импортные тарифы с 85 до 25 процентов и открыл индийский фондовый рынок для иностранных инвесторов. В 1990-х годах экономика Индии росла примерно на 5,5 процента в год, то есть не намного быстрее, чем в 1980-х, но проведенные Сингхом реформы подготовили страну к взлету во времена глобального бума, начавшегося в 2003 году. В период между 2003 и 2007 годами экономика Индии, как и во всех развивающихся странах, росла почти на 9 процентов в год.

Когда в 2004 году Сингх занял пост премьер-министра, многие надеялись, что он продолжит проводить реформы, а он стал скорее номинальным лидером экономического бума, начавшегося под влиянием глобальных, а вовсе не местных факторов. По мнению критиков, стать сильным премьер-министром Сингху помешал сдержанный, не слишком харизматичный стиль руководства, однако на практике его власть была довольно ограниченна. Не имеющий собственной независимой политической базы, Сингх всецело обязан своим положением главе партии «Индийский национальный конгресс» Соне Ганди, ярой стороннице социально направленной государственной политики, не слишком способствующей экономическому росту страны. Сингх так и не смог форсировать реформы при политическом классе и в условиях культуры, для которых характерно редкое самодовольство. Теперь он напоминает мне бывшего президента США Кэлвина Кулиджа, незаметного лидера, который занимал этот высокий пост во время бума 1920-х годов, но не сумел воспользоваться властью, чтобы исправить неуклонно усугублявшиеся ошибки и просчеты, которые в конечном счете привели к резкому ухудшению экономической ситуации в США в 1930-х годах. Кулидж слыл очень немногословным человеком, за что получил прозвище Молчаливый Кэл. Сингх тоже предпочитает держать рот на замке. В Индии чрезвычайно популярна карикатура, на которой изображен Сингх в зубоврачебном кресле, а стоматолог, нависший над ним, умоляет пациента открыть рот, чтобы хотя бы произвести осмотр.

В нынешний период вялого дрейфа большую тревогу вызывает клановый капитализм, характерный для Индии. Проблема коррупции существовала тут издавна, но сегодня ситуация стала поистине ужасающей, ибо решающим фактором при заключении любой бизнес-сделки в стране служат полезные связи в правительстве. Я высказал эту мысль в статье сентябрьского номера Newsweek International за 2010 год – она называлась «Роковая ошибка Индии», – и реакция на нее была весьма резкой. Индийские государственные чиновники высокого ранга наперебой убеждали меня, что кумовство и непотизм представляют собой вполне нормальный этап развития, и приводили в пример американских «баронов-разбойников» XIX века. А когда премьер-министра Манмохана Сингха в частной беседе спросили о проблеме коррупции в его стране, он, говорят, посоветовал в ответ прекратить чернить имидж Индии и перестать распространяться на эту тему. Понятно, что впечатление нередко значит больше реальности, но премьер-министр Индии, кажется, и слыхом не слыхивал о крепнувшем в его народе впечатлении, что кумовство в бизнес-кругах становится все более вопиющим и безудержным.

Но начиная с 2010 года эта проблема привела к целому ряду громких скандалов: в сфере недвижимости, при проведении аукциона на получение лицензий на использование диапазона частот беспроводной связи, в связи с отвратительным качеством строительства объектов для Игр Содружества[8], состоявшихся в том же году. Индия приближается к точке, к которой на разных стадиях цикла развития приходили Латинская Америка и некоторые страны Восточной Азии. Она наступает тогда, когда в обществе начинает формироваться и крепнуть противодействие экономическим реформам, ибо, по мнению большинства, они идут на пользу только небольшой кучке избранных. Даже в таком высококонтекстном обществе, как Индия, средний класс, увидев серьезную угрозу для своей закрытой группы, непременно взбунтуется.