Ранение неандертальца диким кабаном

 

Если каменные орудия и оружие, которые мы находим на стоянках неандертальцев, рассказывают нам об их жизни и труде, то их кости или скелеты дают понятие не только об их физическом типе, но и о болезнях и страданиях, которые они переносили.

Наиболее часто в жизни древних людей случались ранения во время охоты на животных или в борьбе с врагом. Раненое животное, разъяренное от боли, часто превращалось из преследуемого в опасного преследователя. В таких случаях многие охотники, даже и пытавшиеся спастись бегством, бывали, как правило, легко или тяжело ранены, а то и убиты. Так, например, один охотник – неандерталец из пещеры Схул (Палестина), старавшийся спастись от раненого дикого кабана на дереве, был недостаточно проворным, и животное успело могучими клыками сильно поранить ему ногу. Другой древний охотник из долины Неандерталь тоже был опасно ранен во время охоты: пещерный медведь острыми когтями разорвал ему плечо и бок до самой кости; но рана относительно легко и быстро зажила, так как от нее на кости остались почти незаметные следы. Хуже пришлось неандертальцу из Брокен‑Хилла Родезия), который долго мучился от ран в области верхней челюсти и за ухом; углубления на костях, похожие на кратеры, ясно свидетельствуют о длительном гнойном процессе в незаживших ранах.

Неандертальцы очень страдали от зубной боли, у них часто бывали и тяжелые гнойные процессы, следы которых мы находим на многих челюстях. Особенно мучился, очевидно, неандерталец из Ла‑Шапелль‑о‑Сен, у которого челюсти гноились, а зубы преждевременно выпали, так что сравнительно не старый мужчина в возрасте около сорока лет уже выглядел беззубым стариком.

Неандертальцы сильно страдали и от ревматизма, очень распространенного вследствие длительного пребывания в холодных и сырых пещерах. Из многих примеров достаточно назвать хотя бы только что упомянутого несчастного шапелльского неандертальца, который тяжело болел и ревматизмом: у него оказались поврежденными позвоночник и некоторые суставы.

О других болезнях неандертальцев у нас пока нет сведений. Но можно утверждать, что у них были и другие болезни, например, инфекционные: они часто вторгались в жизнь сильных, выносливых, физически крепких неандертальцев, доставляя им неприятности и приводя даже к смерти. Нам неизвестно, как поступали неандертальцы: оставляли раненых или больных на произвол судьбы, или уже в те давние времена существовали некоторые отдельные опытные члены орды, которые могли им помочь, хотя бы и очень примитивно? Безусловно, многие тяжелые, но все‑таки хорошо зажившие воспалительные процессы а также серьезные переломы могли зарасти только в том случае, если некоторые члены орды хотя бы как‑нибудь заботились о больном и оказывали ему помощь, какую умели.

 

 

ПОГРЕБЕНИЕ ЮНОШИ НЕАНДЕРТАЛЬЦА В ЛЕ‑МУСТЬЕ

 

Однажды вечером в марте 1908 года швейцарский древний историк Отто Гаузер, проводивший тогда исследования в районе реки Везеры (Франция), получил приятное известие. Один из его помощников, работавших в Ле‑Мустье, пришел и сообщил ему, что под навесом скалы в свежеоткрытом культурном слое исследователи наткнулись на человеческие кости и поэтому тотчас же прекратили работы, чтобы как‑нибудь не повредить скелет. В ту же ночь, несмотря на сильный дождь, Гаузер отправился в Ле‑Мустье. Когда он убедился в том, что известие правильное и имеет большое значение, он решил приостановить все работы на месте раскопок до приезда особой комиссии, чтобы не возникло сомнений и споров о геологическом возрасте находящихся здесь костей человека.

Первая комиссия собралась 18 апреля. В ее состав входило несколько французских врачей и служащих; задачей комиссии было только составление отчета о находке и ее оценка. Вторая комиссия, на этот раз состоявшая действительно из специалистов, собралась только 9 августа. Несмотря на то, что Гаузер разослал более 600 приглашений, прибыло лишь девять специалистов из Германии, которые во главе с профессором Германом Клаачем приехали сюда после окончания съезда антропологов во Франкфурте.

Хотя профессор Клаач сначала не верил в то, что скелет мог действительно принадлежать неандертальцу, убедился в этом, когда сам начал откапывать скелет. Уже череп, отличавшийся прекрасно сохранившимися зубами, послужил убедительным доказательством. Но это было не все. Специалисты установили, что этот неандертальский юноша 16–18 летнего возраста, имевший длину тела около 160 см, был не просто брошен сородичами, а погребен. После его смерти была выкопана неглубокая яма, куда его положили на бок; голова его покоилась на правом локте, рука была вытянута вперед; около головы были положены большие куски кремня, а вокруг трупа были разбросаны каменные орудия. В могилу были положены и куски мяса, о чем свидетельствуют кости зверей, многие из которых были обожжены при жарении мяса.

Редкая находка скелета из Ле‑Мустье не осталась во Франции. Гаузер продал его в Германию вместе с другим, геологически более молодым скелетом из Комб‑Капелль, приблизительно за 160000 марок. В результате банкротства банка, куда были помещены его деньги, он потерял три четверти полученного капитала. К обеим своим находкам Гаузер питал какое‑то благоговейное почтение. Во время каждого приезда в Берлин он обязательно приходил в музей и клал букеты красных роз на витрины, где были выставлены скелеты.

В настоящее время скелеты из Ле‑Мустье и Комб‑Капелль уже не существуют. Они погибли во время второй мировой войны. Грустно подумать об этом. Много десятков тысячелетий покоились эти скелеты в земле, преодолевая все гибельные влияния, затем они были благоговейно вынуты из своих могил и почти полстолетия покоились в тишине музейного зала. В феврале 1943 года было достаточно несколько страшных мгновений, чтобы и они стали жертвой разрушительных сил войны.

 

 

ПОГРЕБЕНИЕ МАЛЬЧИКА НЕАНДЕРТАЛЬЦА В ГРОТЕ ТЕШИК‑ТАШ

 

Когда советский археолог Алексей Павлович Окладников начал в июне 1938 года исследования в горах Байсун‑Тау, близ долины реки Турган‑Дарья (Узбекистан), центром его исследовательской работы стал кишлак Мачай, откуда поступало больше всего известий о находках каменных орудий древнего каменного века.

Спустя несколько дней после того, как в окрестностях Мачая было осмотрено пятнадцать глубоких горных долин и ущелий, или саев, ребята из поселка повели Окладникова куда‑то высоко в горы. Сначала они шли по долине горной речки, но через некоторое время они начали медленно взбираться на крутые скалы живописных горных склонов. Узкие тропы, вившиеся над глубокими пропастями, привели, в конце концов, всю группу к скалистому ущелью, на дне которого лежал щебень, нанесенный сюда весенним половодьем. Они пошли по ущелью. Не обращая внимания на мелкий щебень, скользивший у них под ногами, и на колючие кусты шиповника, они пробирались вперед. В одном узком месте, на повороте ущелья, Окладников неожиданно увидел темный вход в пещеру. Он всмотрелся в него и в это время услышал замечание одного из его проводников: „Тешик‑Таш“, что означает „скала с дырой“. Так Окладников оказался перед гротом, находящимся, приблизительно, на высоте 1600 метров над уровнем моря, размером около 7x20x7 метров, но еще не догадывался, что в пещере его ждет чрезвычайно важное открытие.

Находки первого дня уже убедили Окладникова в том, что необходимо провести более обширное и подробное исследование. Поэтому на следующий день с ним в пещеру пришло двадцать мачайских колхозников, которые проявляли большой интерес к работе Окладникова И хотели помочь ему. Окладников установил, что из пяти слоев на дне пещеры было только два с предметами культуры; это означало, что пещера была дважды обитаема людьми. Наиболее ценные находки были сделаны в первом – самом глубоком культурном слое, полном каменных орудий и костей съеденных людьми животных.

Приближался момент, когда Окладников должен был сделать великое открытие и когда незаметная тешикташская долина должна была приобрести мировую известность: 4 июля 1938 года после обеда Окладников обнаружил у западной стены пещеры человеческий череп, распавшийся на множество обломков. Вскоре он нашел нижнюю челюсть и установил, что это остатки черепа неандертальского ребенка (в возрасте восьми‑девяти лет). Находка послужила первым доказательством того, что неандертальцы жили далеко в Средней Азии. Дальнейшие раскопки показали, что мальчик был похоронен. Его кости лежали в мелком углублении. Вокруг черепа были воткнуты в землю рога сибирского козла кийка (Capra sibirica), были и их обломки. Две пары рогов еще крепко сидели на лобных костях, так что они естественно образовывали соединенные пары. То же наблюдалось и у других пар. Заслуживало внимания и то, что рога были воткнуты острыми концами вниз, вследствие чего они образовывали вокруг черепа мальчика нечто наподобие ограды. Недалеко от могилы были следы небольшого костра, который горел очень короткое время. Возможно, что это был ритуальный огонь, имевший отношение к погребению. Может быть, он свидетельствует о магическом отношении к козлу, которое, как считает Окладников, у тешикташских неандертальцев существовало в самой примитивной форме (культ козла распространен в среднеазиатских областях в настоящее время).

 

 

КУЛЬТ МЕДВЕДЯ

 

Когда в 1917 году два швейцарских исследователя Бэхлер и Нигг начали свои исследования в Драхенлохе, то уже первые находки костей и черепов пещерных медведей (Ursus spe‑laeus), уложенных в определенных местах и в порядке, возбудили в них мысль о том, что это, может быть, памятник какого‑то медвежьего культа неандертальских охотников. Дальнейшие раскопки подтвердили их предположение.

Таково было, например, открытие 23 августа 1920 года, когда Бэхлер и Нигг начали исследовать проход между вторым и третьим отделениями пещеры. Они очень скоро натолкнулись на кострище, которое было обложено известняковыми камнями; поблизости находился небольшой, высотой в метр, каменный шкафчик, прикрытый сверху известковой плитой толщиной в 12 сантиметров. Когда исследователи осторожно открыли переднюю стенку шкафа, сооруженную из 18 камней, то обнаружили полость, из которой, после удаления покрывающей плиты, они смогли извлечь семь прекрасно сохранившихся черепов пещерных медведей; все черепа были заботливо уложены лицевым отделом к входу в пещеру. У двух черепов еще сохранились по два первых позвонка – атлант и эпистрофей, но у остальных они отсутствовали. В стенку каменного шкафчика упирались три большие берцовые и две локтевые кости, а также обломок плечевой кости.

Находка Бэхлера и Нигга, склеп для черепов пещерных медведей, позволяет думать, что ими было обнаружено очень древнее место жертвоприношения. После удачной охоты неандертальские охотники складывали медвежьи головы в каменный шкафчик, сопровождая это, надо полагать, определенными обрядами. По‑видимому они наполняли шкафчик медвежьими головами не за один раз, а постепенно, в результате нескольких охот.

Высоко к облакам возносится вершина Драконовой горы с Драконовой пещерой. Прекрасная панорама горных великанов открывается перед каждым, кто, не боясь трудностей и усталости, поднимется по крутым скалистым склонам горы до ее вершины. Неандертальские охотники забирались сюда не для того, чтобы полюбоваться красотой окрестностей. Они приходили охотиться на пещерных медведей и, если все хорошо кончалось, совершали в пещере при свете факела какие‑то обряды тайного охотничьего культа.

 

 

КРАПИНСКИЕ ЛЮДОЕДЫ

 

Городок Крапина, прославившийся во всем ученом мире, находится приблизительно в двух часах езды от Загреба к северу, в горах между реками Савой и Драной, на небольшой реке Крапинице. Эта речка уже очень давно вымыла в морских миоценовых песчаниках небольшую пещеру. Скорее это навес скалы, находящийся в настоящее время приблизительно на высоте 25 метров над руслом речки. В начале плейстоцена Крапиница протекала на уровне дна пещеры. Об этом можно заключить на том основании, что самый древний слой в пещере состоит из щебня, которым речка покрыла дно пещеры. Позднее речка изменила свое течение, и ее русло стало все больше и больше врезаться в дно. Пещера обсохла, и ее наполнили продукты выветривания горных пород (толща 8,5 метров). Образование слоев наносов происходило очень медленно, поэтому пещера в определенные периоды могла служить убежищем для различных животных или для неандертальцев.

Из девяти различимых слоев наиболее интересны третий и четвертый снизу: в них находилось 300 обломков человеческих костей. Так было выкопано более 80 зубов, 50 обломков черепных коробок, 2 обломка нижней челюсти с несколькими зубами, 6 суставных головок нижних челюстей, 2 обломка верхних челюстей с несколькими зубами, обломки ребер, куски длинных костей, конечностей, части лопаток, а также много лобных костей с массивным надглазничным валиком. Все эти кости были перемешаны с золой и древесными углями. „Да, весь третий слой“, – провозгласил профессор Горьянович‑Крамбергер, – „представляет собой единый большой костер, в котором были найдены почти только человеческие черепа, в большинстве своем разбитые и обожженные или вообще сожженные. Кости принадлежат не менее чем десяти особям различного возраста (детям и взрослым)“.

При более позднем исследовании крапинского местонахождения в июне 1905 года (находка и первое исследование относятся к сентябрю 1889 года) было найдено еще более 200 обломков костей неандертальцев. Кости, вперемешку с каменными орудиями, лежали прямо на месте кострища, где валялись и кости животных.

Интересным открытием было то, что длинные человеческие кости, например плечевые и бедренные, были расщеплены вдоль.

Следовательно, найденные в Крапине человеческие кости были раздроблены и обожжены. Поэтому тем, кто их нашел, пришла в голову мысль, что это, скорее всего, остатки пиршества людоедов, или каннибалов. Таким образом можно предположить, что крапинские неандертальцы охотились не только на зверей, но что они нападали и на членов собственного племени и убивали их. На стоянках они жарили человеческое мясо на огне и, может быть, разбивали длинные кости и черепа, чтобы достать мозг, который был для них особым лакомством.

Другое такое же страшное место, как крапинское, в Европе неизвестно, хотя в некоторых местах исследователи и наталкивались на признаки людоедства. Может быть, только отдельные орды неандертальских охотников иногда при неблагоприятных условиях отдавали дань каннибализму, вынуждены делать это от голода; но людоедство не было свойственным всему неандертальскому человечеству.