2020-04-20
84
Однажды Кролик и Поросенок сидели возле парадной Пухова дома, и Пух тоже с ними сидел. Был такой дремотный летний день, и Лес был полон приятных звуков, которые все, как один, казалось, говорили Пуху: «Не слушай Кролика, слушай меня». Итак, он занял удобное положение, чтобы не слушать Кролика, и только время от времени открывал глаза, чтобы сказать «А!», а затем закрыть их снова, чтобы сказать «Верно», а Кролик время от времени говорил: «Ты понимаешь, что я хочу сказать, Пух», и Пух серьезно кивал, чтобы показать, что он понимает.
«Фактически», сказал Кролик, «Тиггер стал таким Прытким, что настало время его проучить. Ты не согласен, Поросенок?»
Поросенок сказал, что Тиггер действительно чересчур Прыток и что, если бы они нашли какой-то способ его депрыгировать, то это была бы Очень Хорошая Мысль.
«Вот и мне так кажется», говорит Кролик.
«А что ты скажешь, Пух?»
Пух рывком открыл глаза и говорит: «В высшей степени».
«Что в высшей степени?», спросил Кролик.
«То, что ты сказал», сказал Пух. «Безусловно».
|
|
|
Поросенок тихонько толкнул Пуха, и Пух, который понял, что сморозил что-то не то, медленно поднялся и начал присматривать за собой.
«Но как мы это сделаем?», говорит Поросенок. «Как мы его проучим? А, Кролик?»
«В том-то все и дело», говорит Кролик.
Слово «проучить», вызвало у Пуха какие-то другие ассоциации.
«Там такая вещь», сказал он. «Кристофер Робин пытался дать мне понять. Дважды-два. Но у меня не пошло».
«Что не пошло?», спросил Кролик.
«Не пошло что?», спросил Поросенок.
Пух покачал головой.
«Я не знаю», сказал он, «просто не пошло, и все. О чем мы вообще говорим-то?»
«Пух», укоризненно сказал Поросенок, «ты что, не слушал, что говорил Кролик?»
«Я слушал, но мне в ухо попала пушинка. Кролик, ты бы не мог повторить еще разочек?»
Кролика никогда не надо было дважды упрашивать что-либо повторить; итак, он спросил, с какого места начать, а когда Пух сказал, что именно с того места, когда пушинка попала ему в ухо; Кролик стал выяснять, когда это произошло, Пух сказал, что не знает, потому что он плохо слышал. Наконец Поросенок сказал, что просто они собираются найти способ, как выбить из Тиггера Прыть, потому что, как ни крути, как мы его ни любим, терпеть его каждодневное и безудержное бонсирование больше невозможно.
«О, понимаю», сказал Пух.
«Этого в нем слишком Много», сказал Кролик. «От этого все и происходит».
Пух попытался осмыслить все это, но все, что ему приходило в голову, было бесполезным.
Тогда он это все про себя прохмыкал:
Будь Кролик Побольше,
Повыше,
Потолще,
Побольше, чем Тиггер;
Его же повадки,
Не столь были б Прытки,
|
|
|
Все было б в порядке,
Будь Кролик Подлиньше.
«Что это Пух там говорит?», спросил Кролик. «Что-то хорошее?»
«Нет», сказал Пух печально. «Ничего хорошего».
«Ладно, мне пришла мысль», говорит Кролик, «и вот эта мысль. Мы берем Тиггера на длительную прогулку туда, где он никогда не был, и теряем его там, а на следующее утро находим – и он будет совершенно другим Тиггером».
«Почему?», сказал Пух.
«Потому что он будет Скромным Тиггером, Печальным Тиггером, Меланхоличным Тиггером, Маленьким и Виноватым Тиггером, О-Кролик-Как-Я-Рад-Тебя-Видеть-Тиггером. Вот почему».
«А он будет по-прежнему рад видеть меня и Поросенка?»
«Конечно».
«Это хорошо», сказал Пух.
«Мне было бы неловко, если бы он всегда был Печальным», с сомнением сказал Поросенок.
«Тиггеры никогда не бывают Печальными продолжительное время», объяснил Кролик. «Они с этим завязывают с Поразительной Быстротой. Я спрашивал у Сыча, просто чтобы убедиться, и он сказал, что они всегда из этого очень быстро выходят. Но если нам удастся сделать Тиггера Маленьким и Печальным хотя бы на пять минут, то это уже будет доброе дело».
«Кристофер Робин тоже так думает?», спросил Поросенок.
«Да», говорит Кролик. «Он бы сказал: „Ты сделал доброе дело, Поросенок. Я бы сделал его сам, только мне нужно было делать другое доброе дело. Спасибо тебе, Поросенок“. И Пух, конечно».
Поросенок после слов Кролика почувствовал большую радость и сразу понял, что то, что они собираются сделать с Тиггером, было безусловно добрым делом, и поскольку Пух и Кролик делали это дело вместе с ним, значит, это было такое дело, которое позволит даже очень Маленькому Животному, проснувшись поутру, почувствовать себя в Своей Тарелке. Итак, оставался один вопрос: где они потеряют Тиггера?
«Мы возьмем его на Северный Полюс», говорит Кролик. «Нам пришлось очень долго его открывать, так что Тиггеру придется переоткрывать его еще дольше».
Теперь была очередь Пуха радоваться, ведь это он первый открыл Северный Полюс, и, когда они пойдут туда, Тиггер сможет увидеть табличку, где сказано «Открыт Пухом», и тогда Тиггер будет знать (чего он, возможно, не знал до этого), с каким Медведем он имеет дело. С тем еще Медведем.
Итак, договорились начать на следующее утро и что Кролик, который жил недалеко от Канги, Ру и Тиггера, прямо теперь пойдет к ним и спросит Тиггера, что он собирается делать завтра, потому что если он ничего не собирается, то как насчет пойти завтра погулять и взять с собой Пуха и Поросенка? И если Тиггер скажет «Да», все в порядке, а если он скажет «Нет…»
«Он не скажет», говорит Кролик. «Предоставьте это мне». И он с озабоченным видом удалился.
Следующий день был совершенно другим днем. Вместо жары и солнца был холод и туман. Когда Пух думал о себе самом, то это его не беспокоило, но когда он думал о том количестве меда, который не сделают пчелы, холод и туман вызывали его неодобрение. Он так и сказал Поросенку, когда Поросенок зашел за ним, а Поросенок сказал, что об этом он не подумал, «но представь, как холодно и одиноко будет потерянному на вершине Леса пропадать весь день и всю ночь». Но когда он и Пух пришли к Кролику, Кролик сказал, что это как раз их день, потому что Тиггер всегда бонсирует впереди всех, и, как только он скроется из виду, они поспешат прочь, и он их больше никогда не увидит.
«Совсем никогда?», сказал Поросенок.
«Ладно, пока мы не найдем его на следующее утро, завтра или еще когда-нибудь. Пошли. Он нас ждет».
Придя к Канге, они обнаружили, что Ру, будучи большим другом Тиггера, тоже собирается идти с ними, что создавало Затруднения. Но Кролик шепнул: «Предоставьте это мне», прижав лапу к Пухову уху, и подошел к Канге.
«Думаю, Ру лучше с нами сегодня не ходить», говорит. «Во всяком случае, не сегодня».
|
|
|
«Почему это?», спросил Ру, который, как предполагалось, вообще не слышал этот разговор.
«Холодный ненастный день», говорит Кролик, потирая лапы. «А у тебя был кашель утром».
«Откуда ты знаешь?», сказал Ру с негодованием.
«О, Ру, ты мне не говорил», укоризненно сказала Канга.
«Я просто поперхнулся печеньем», сказал Ру, «а не то, что ты имеешь в виду».
«Я думаю, не сегодня, дорогуша. В другой день».
«Завтра?», говорит Ру с надеждой.
«Увидим», сказала Канга.
«Ты всегда видишь, и ничего не происходит», печально сказал Ру.
«В такой день вообще никто ничего не видит», сказал Кролик. «Я не думаю, что мы пойдем очень далеко, а потом, днем, мы – все мы – а, Тиггер, вот и ты. Пошли. До свиданья, Ру».
И они пошли. Сначала Пух, Кролик и Поросенок шли вместе, а Тиггер бегал кругами, а потом, когда тропинка сделалась уже, Кролик, Поросенок и Пух пошли друг за другом, а Тиггер бегал вокруг них овалами, и мало-помалу, когда вереск стал очень колючим с каждой стороны тропинки, Тиггер бежал поверху или понизу впереди них и по временам уже начинал бонсировать Кролика, а по временам не начинал. И по мере того, как они поднимались все выше, туман становился все гуще, так что Тиггер начинал исчезать, и в тот момент, когда вы уже думали, что его здесь нет, он опять появлялся, говоря «Ну давайте же», и вы не успевали еще ничего ответить, а его уже и след простывал. Тут Кролик обернулся и толкнул Поросенка. «Скоро», говорит. «Скажи Пуху». «Скоро», сказал Поросенок Пуху. «Чего скоро?», сказал Пух Поросенку. Вдруг появился Тиггер, пробонсировал Кролика и снова исчез. «Теперь!», сказал Кролик. Он прыгнул в лощину, и Пух с Поросенком прыгнули вслед за ним.
Они припали к земле и затаились в папоротнике, прислушиваясь. Лес, когда вы останавливаетесь и прислушиваетесь к нему, становится очень тихим. Они ничего не видели и не слышали.
«Ш-ш-ш!», сказал Кролик.
«Я и так ш-ш-ш», сказал Пух.
Раздался звук топочущих лап… затем все снова смолкло…
«Хэлло», сказал Тиггер и зашумел вдруг так близко, что Поросенок от страха давно бы уже выскочил, если бы на нем не сидел Пух.
|
|
|
«Вы где?», позвал Тиггер.
Кролик толкнул Пуха, а Пух поискал Поросенка, чтобы его толкнуть, но не нашел, а Поросенок дышал так часто, как только мог, и чувствовал необыкновенную храбрость и возбуждение.
«Забавно», сказал Тиггер.
Последовало минутное молчание, а затем они услышали, как он с топотом умчался вдаль. Они еще немного подождали, пока Лес не сделался таким тихим, что уже начал пугать их, и тогда Кролик встал и потянулся.
«Ну?», с гордостью шепнул он. «Вот так мы? Точно как я говорил!»
«Я вот тут думал», говорит Пух. «Я думал…»
«Нет», говорит Кролик. «Не надо. Бежим. Пошли».
И они все поспешили прочь во главе с Кроликом.
«Теперь», говорит Кролик, когда они пробежали немного, «мы можем поговорить. Что ты собирался сказать, Пух?»
«Ничего особенного. Почему мы пошли именно сюда?»
«Потому что это дорога домой».
«О!», говорит Пух.
«Я думаю, это, скорее, направо», нервно говорит Поросенок. «Что ты думаешь, Пух?»
Пух посмотрел на свои лапы. Он знал, что одна из них была правой, и знал, что когда ты решил, что одна из них правая, то другая становится левой, но он никогда не мог вспомнить, как к этому подступиться.[77]
«Ладно», медленно сказал он.
«Пошли», говорит Кролик. «Я знаю дорогу».
Они пошли. Через десять минут они остановились.
«Это очень глупо», говорит Кролик, «но я на минуту – а, конечно. Пошли…»
«Ну вот мы и тут», сказал Кролик через десять минут. «Нет, мы не тут».
«Теперь», говорит Кролик десять минут спустя, «я полагаю, мы как раз – или мы забрали немного вправо, чем я думал?..»
«Забавно», сказал Кролик через десять минут, «как в тумане все одинаково. Ты заметил, Пух?»
Пух сказал, что он заметил.
«К счастью, мы знаем Лес довольно хорошо, а то могли бы и заблудиться», говорит Кролик спустя полчаса, и он беззаботно рассмеялся таким смехом, которым смеются, когда знают Лес так хорошо, что уж заблудиться никак не могут.
Поросенок потянул Пуха за лапу.
«Пух!», шепнул он.
«Да, Поросенок!»
«Ничего», сказал Поросенок и взял Пуха за лапу. «Я просто хотел убедиться, что это ты».
Когда Тиггер перестал ждать остальных, чтобы они присоединились к нему, а они этого не сделали, и когда он устал оттого, что ему никто не отвечает на его «Это я, пошли!», он подумал, что в таком случае он пойдет домой. И он затопотал назад. И первое, что спросила у него Канга, когда она его увидела: «А вот наш хороший Тиггер. Как раз время для Укрепляющего Лекарства», и сразу откупорила его для него.
Ру гордо сказал: «Я уже свое принял», а Тиггер облизал ложку и сказал: «Я тоже». Тогда они с Ру стали слегка дружески толкаться, и Тиггер случайно перевернул один-два стула, а Ру случайно перевернул один нарочно, и Канга сказала: «Тогда бегите гулять».
«А куда нам бежать гулять?», говорит Ру.
«Может, пойти и набрать шишек», говорит Канга, давая им корзину.
Итак, они пошли к Шести Деревьям и там долго бросались шишками, пока не забыли, зачем они вообще сюда пришли, бросили корзину под деревьями и вернулись домой обедать. И они как раз заканчивали обед, когда голову в дверь просунул Кристофер Робин.
«Где Пух», говорит.
«Тиггер, дорогуша, где Пух?», говорит Канга. Тиггер объяснил, что произошло, в то время как Ру объяснял насчет своего кашля, а Канга говорила им, чтобы они не говорили одновременно, так что прошло некоторое время, прежде чем Кристофер Робин понял, что Пух, Поросенок и Кролик потерялись в тумане на вершине Леса.
«Забавно», прошептал Тиггер Ру, «Тиггеры никогда не теряются».
«Почему это, Тиггер?»
«Просто не теряются, и все тут», объяснил Тиггер. «Так уж у них устроено».
«Ладно», говорит Кристофер Робин, «мы должны пойти и разыскать их, вот и все. Пошли, Тиггер».
«Я должен пойти и разыскать их», объяснил Тиггер Ру.
«Можно, я тоже пойду?», спросил Ру нетерпеливо.
«Я думаю, не сегодня, дорогуша», сказала Канга. «В другой день».
«Ладно, если они завтра потеряются, можно, я их найду?»
«Увидим», сказала Канга, и Ру, который знал, какова цена этим «увидим», ушел в угол и стал практиковаться в прыжках сам с собой, отчасти потому, что он и так был не прочь попрыгать, а отчасти потому, что он не хотел, чтобы Кристофер Робин и Тиггер думали, что он берет в голову из-за того, что они уходят без него.
«Как бы то ни было, факт остается фактом», говорит Кролик. «Мы сбились с пути».
Они отдыхали в небольшом песчаном карьере на вершине Леса. Пух уже стал уставать от этого песчаного карьера, и у него уже возникло подозрение, что он преследует их, потому что, в каком бы направлении они ни начинали идти, заканчивалось все в одном и том же месте, и каждый раз он проплывал мимо них в тумане, когда Кролик голосом триумфатора провозглашал: «Теперь я знаю, где мы», а Пух грустно говорил: «И я», а Поросенок вообще ничего не говорил. Он пытался подумать, что бы сказать, но единственное, что ему приходило в голову, было «На помощь, на помощь!», а говорить такое казалось глупо, когда рядом с ним были Пух и Кролик.
«Ладно», говорит Кролик после долгого молчания, на протяжении которого никто и не думал благодарить его за прекрасную прогулку. «Лучше будет, если мы пойдем, я полагаю. Какой путь мы изберем?»
«А что, если», медленно говорит Пух, «как только мы отойдем от этой Ямы, мы снова попытаемся ее найти».[78]
«Какой в этом толк?», говорит Кролик.
«Ладно», сказал Пух, «мы ищем дорогу домой и не находим ее, поэтому я думаю, что если мы будем искать эту Яму, то можно быть уверенным, что мы ее не найдем, что было бы Хорошей Вещью, потому что тогда бы мы, может статься, нашли то, что мы ищем на самом деле».
«Не вижу в этом никакого смысла», сказал Кролик.
«Нет», скромно сказал Пух, «его тут и нету, но он собирался тут быть, когда я начинал говорить. Просто с ним что-то стряслось по дороге».
«Если я отойду от этой Ямы, а потом пойду обратно, я, конечно, найду ее».
«Ладно, я думал, может, и не найдешь», говорит Пух. «Я просто так думал».
«А ты попробуй», говорит вдруг Поросенок. «Мы тебя здесь подождем».
Кролик фыркнул, чтобы показать, как глуп был Поросенок, и исчез в тумане. После того как он прошел сто ярдов, он повернулся и пошел назад, а после того, как Пух и Поросенок прождали его двадцать минут, Пух встал.
«Я просто так подумал», говорит. «Ладно, Поросенок, пойдем домой».
«Но Пух», закричал Поросенок, весь возбужденный. «Ты что, знал дорогу?»
«Нет», говорит Пух, «но у меня в буфете стоят двенадцать банок с медом, и они давно зовут меня к себе. Я не мог их ясно слышать, потому что Кролик все время говорил, но, если никто ничего не говорит, кроме тех двенадцати банок, я думаю. Поросенок, я пойму, откуда они меня зовут. Пойдем».
Они тронулись в путь, и долгое время Поросенок ничего не говорил, чтобы не заглушать банки, потом он вдруг издал писк… потому что теперь он начал понимать, где они находятся; но он не осмеливался сказать это громко на тот случай, если он ошибается. И только когда он начал уверять себя, что уже не важно, продолжают или нет банки звать Пуха, прямо рядом с ними раздался крик, и из тумана вышел Кристофер Робин.
«О, вот вы где», сказал Кристофер Робин беспечным голосом, как будто он совсем не Волновался.
«Мы тут», говорит Пух.
«Где же Кролик?»
«Не знаю», говорит Пух.
«О – ладно, я надеюсь, Тиггер его найдет. Он вроде как вас всех ищет».
«Ладно», говорит Пух, «я пойду домой, перехвачу чего-нибудь. И Поросенку тоже не мешает, потому что мы ведь еще не…».
«Я пойду с вами», говорит Кристофер Робин. Итак, они пошли к Пуху домой, а Тиггер тем временем шнырял по Лесу, издавая громкие пронзительные Вопли, в поисках Кролика. И наконец Маленький и Жалкий Кролик услышал его. И Маленький и Жалкий Кролик бросился сквозь туман на шум и вдруг наткнулся на Тиггера, на Дружественного Тиггера, Великого, Могучего и Спасительного Тиггера, Тиггера, который бонсировал, если он вообще бонсировал, так восхитительно, как только могут бонсировать Тиггеры.
«О, Тиггер, как я рад тебя видеть!», закричал Кролик.
Глава VIII. Буря
На полпути между домом Пуха и домом Поросенка было Мыслительное Место, где они иногда встречались, решив пойти и повидаться, и, если было тепло и не было ветра, они там немного сидели и размышляли, что они будут делать теперь, когда они уже встретились. Однажды, когда они решили ничего не делать, Пух сочинил об этом стих, так чтобы каждый мог знать, для чего служит это место.
Задумчивое Место Пух облюбовал. Здесь свои дела Медведь и Поросенок Хорошенько обсудят.[79]
Вот однажды осенним утром, после того как ветер ночью сорвал все листья с деревьев и теперь пытался сорвать ветки, Пух и Поросенок сидели в Мыслительном Месте и размышляли.
«Что я думаю», сказал Пух, «так это вот что я думаю: что мы пойдем в Медвежий Угол и поглядим на И-Ё, потому что, возможно, И-Ё-Хауз снесло ветром и, вероятно, ему бы пришлось по душе, если бы мы его снова построили».
«Что я думаю», говорит Поросенок, «так это вот что: что мы пойдем повидаем Кристофера Робина, только его не будет дома и у нас из этого ничего не получится».
«Пойдем и навестим всех», говорит Пух. «Потому что, когда ты идешь по ветру много миль, и вдруг приходишь в чей-то дом, и тебе говорят: „Хэлло, Пух, ты как раз вовремя, чтобы отведать добрый кусочек чего бы то ни было“, и ты идешь и отведываешь, то это то, что я называю Дружеским Днем».
Поросенок подумал, что для того, чтобы пойти и навестить всех, надо иметь Причину вроде Поиска малютки или Организации Эскпотиции, и хорошо бы, если бы Пух мог ее придумать.
Оказалось, что Пух может.
«Мы пойдем, потому что сегодня Четверг», сказал он, «и мы пойдем пожелать всем Очень Счастливого Четверга. Пошли, Поросенок».
Они поднялись, и когда Поросенок снова сел, потому что он не знал, что ветер такой сильный, Пуху пришлось ему помочь; и они двинулись в Путь. Сначала они зашли к Пуху домой, так как он их пригласил в гости; там они слегка перехватили того-сего, а потом они пошли к Канге, поддерживая друг друга и крича «Правда ведь?», «Чего-чего?», «Я не слышу». К моменту прихода к Канге они так вымотались, что остались там на ланч. Когда же они вышли, им поначалу показалось, что было скорее холодно, поэтому они так быстро, как только могли, потопали к Кролику.
«Мы пришли пожелать тебе Очень Счастливого Четверга», сказал Пух, войдя внутрь и выйдя наружу, просто чтобы убедиться, что он сможет выйти опять.
«А что, собственно, такого происходит в Четверг?», спросил Кролик, и, когда Пух объяснил, то Кролик, чья жизнь была полна Важных Дел, говорит: «О, я думал, вы действительно пришли с чем-нибудь дельным». Тогда они присели на минутку и вскоре поплелись опять. Ветер теперь был позади них, так что они могли не кричать.
«Кролик умный», сказал Пух задумчиво.
«Да», говорит Поросенок. «Кролик умный».
«И Мозги у него есть».
«Да», сказал Поросенок. «У Кролика есть Мозги».
Последовало продолжительное молчание.
«Я думаю», говорит Пух, «что именно поэтому он никогда и ничего не понимает».
Кристофер Робин был дома, и он был так рад их видеть, что они остались приблизительно до чая, и, когда они выпили Очень Приблизительный Чай, такой чай, о котором потом тут же забываешь, они поспешили в Медвежий Угол, чтобы повидать И-Ё и после этого поспеть к Настоящему Чаю у Сыча.
«Хэлло, И-Ё», бодро закричали они.
«А!», говорит И-Ё. «Заблудились?»
«Мы просто пришли тебя повидать», сказал Поросенок, «и посмотреть, как твой дом. Смотри, Пух, он еще стоит!»
«Понимаю», говорит И-Ё. «Действительно, очень странно. Должен был кто-то прийти и развалить его».
«Мы думали, может, его снесло ветром», говорит Пух.
«А, так вот почему никто не беспокоится. Я думал, возможно, просто забыли».
«Ладно, мы были очень рады тебя видеть, И-Ё, а теперь мы пойдем повидать Сыча».
«Это правильно. Вам понравится Сыч. Он тут пролетал день или два назад и заметил меня. На самом деле он ничего не сказал, как вы догадываетесь, но он понял, что это был я. Очень дружелюбно с его стороны, подумал я тогда. Воодушевляет».
Пух и Поросенок немного помялись и говорят: «Ладно, И-Ё, всего хорошего» со всей возможной медлительностью, но им предстоял долгий путь, и они не хотели опаздывать.
«До свиданья», говорит И-Ё. «Надеюсь, тебя не унесет ветром, Маленький Поросенок. Это было бы досадно. Тебя будет не хватать. Люди будут говорить: „Куда это понесло Маленького Поросенка!“, и им вправду это будет интересно. Ладно, до свиданья. И спасибо вам за то, что случайно проходили мимо».
«До свиданья», окончательно сказали Пух и Поросенок и потопали к Сычу.
Ветер снова дул навстречу, и уши Поросенка трепались на ветру, как знамена, и он еле-еле пробивал себе дорогу вперед, и, казалось, прошли часы, прежде чем они оказались в укрытии Сто-Акрового Леса и остановились отдохнуть и несколько нервозно послушать рычание бури на верхушках деревьев.
«А вдруг дерево упадет, Пух, когда мы будем внутри».
«А вдруг не упадет», сказал Пух, основательно поразмыслив.
Поросенок не знал, что на это ответить, и через некоторое время они очень бодро стучали и звонили в дверь Сыча.
«Хэлло, Сыч», говорит Пух. «Я надеюсь, мы не слишком опоздали к… я имею в виду, как твои дела, Сыч? Поросенок и я, мы просто пришли потому что ведь сегодня Четверг».
«Садись, Пух, садись, Поросенок», сказал Сыч ласково. «Устраивайтесь поудобнее».
Они поблагодарили его и устроились так удобно, как только могли.
«Потому что, видишь ли, Сыч, мы торопились к тебе, чтобы поспеть вовремя к… к тому, чтобы тебя увидеть, прежде чем мы снова уйдем».
Сыч торжественно кивнул.
«Поправьте меня, если я заблуждаюсь», сказал Сыч, «но не прав ли я, высказав предположение, что на дворе сегодня весьма Бурный день?»
«Весьма», сказал Поросенок, который мирно оттаивал уши и мечтал только об одном: в целости и сохранности добраться до своего дома.
«Так я и думал», говорит Сыч. «Именно в такой бурный день мой дядя Роберт, чей портрет ты видишь на стене справа, как раз вернулся утром с… Что это?»
Раздался громкий треск.
«Берегись!», заорал Пух. «Берегись часов! Поросенок, с дороги, я на тебя падаю».
«На помощь!», кричал Поросенок.
Пухова сторона пространства медленно запрокидывалась вверх, а его стул скользил вниз на стул Поросенка. Часы мягко сползли по камину, волоча за собой вазу, пока все это не грохнулось на то, что некогда было полом. Анкл Роберт, собираясь заменить собою каминный коврик, притащил вместе с собой часть стены, в то время как ковер встретился с Пуховым стулом как раз в тот момент, когда Пух собирался его покинуть, и вскоре вообще стало очень трудно вспомнить, где находился север. Раздался еще один страшный треск. Затем наступило молчание.
В углу комнаты начала извиваться скатерть. Затем она свернулась в клубок и покатилась по комнате. Потом она два раза подпрыгнула, и из нее высунулись два уха. Они покатились опять по комнате и развернулись.
«Пух», нервно сказал Поросенок.
«Да?», говорит один из стульев.
«Где мы?»
«Я не вполне уверен», сказал стул.
«Мы – мы в доме Сыча?»
«Я думаю, так, потому что мы только что собирались пить чай, а мы его так и не пили».[80]
«О», говорит Поросенок. «Ладно, а Сыч что, всегда почтовый ящик держит на потолке?»
«А что он – его держит?»
«Да посмотри».
«Не могу», говорит Пух, «у меня на лице что-то сидит. А это, Поросенок, не самое лучшее положение вещей, чтобы смотреть на потолок».
«Ладно, в общем, он там».
«Ладно, может, он его поменял», говорит Пух. «Просто для разнообразия».
Под столом, в углу комнаты, послышалось трепыхание, и перед ними снова предстал Сыч.
«Поросенок!», сказал Сыч в высшей степени раздраженным тоном. «Где Пух?»
«Я не вполне уверен», говорит Пух.
Сыч изменился в голосе и страшно нахмурился.
«Пух», сказал Сыч сурово, «это ты сделал?»
«Нет», скромно говорит Пух, «не думаю».
«Тогда кто же?»
«Я думаю, это ветер», сказал Поросенок. «Я думаю, твой дом опрокинуло ветром».
«О, неужели? Я думал, это Пух».
«Нет», говорит Пух.
«Если это ветер», сказал Сыч, рассматривая предмет всесторонне, «тогда Пух здесь не при чем. Ответственность не может быть на него возложена». С этими милостивыми словами Сыч взлетел вверх, чтобы осмотреть свой новый потолок.
«Поросенок!», позвал Пух громким шепотом.
Поросенок наклонился к нему.
«Да, Пух?»
«Что на меня не может быть возложено?»
«Он сказал, что не может тебя винить в том, что произошло».
«О! А я думал, он имеет в виду – о – я понимаю».
«Сыч», говорит Поросенок. «Спускайся и помоги Пуху».
Сыч, который тем временем восхищался своим почтовым ящиком, снова слетел вниз. Вдвоем они толкали и пихали кресло, и спустя некоторое время Пух освободился из-под его гнета и снова был в состоянии оглядеться.
«Ладно!», говорит Сыч. «Хорошенькое дело!» «Что будем делать, Пух? Может, ты что-нибудь придумаешь?», спросил Поросенок.
«Ладно, мне кое-что уже пришло в голову. Это такая маленькая песенка, я ее сочинил». И он начал петь:
Я лежу вниз мордою,
Вгрызаясь в землю твердую.
Где хочу, там и лежу
Занимаюсь спортом я.
Я лежу вниз брюхом,
К земле припавши ухом.
Что хочу, то и пою, назло клопам и мухам.
Моя грудь уперлась в пол.
Я играю в волейбол.
Акробат я, что ли, в цирке,
Или совсем с ума сошел?
Лапы креслом отдавилки
Сокрушотельный удар!
(Хоть в башке одни опилки,
Как считает Заходер.)
Как прийти в себе меня
После этакого дня?
«Вот и все», сказал Пух.
Сыч неодобрительно кашлянул и говорит, что если Пух считает, что это все, то теперь самое время пораскинуть мозгами насчет проблемы Спасения.
«Потому что», говорит Сыч, «мы не можем выйти посредством того, что использовалось ранее в качестве парадной двери, ибо на нее свалилось нечто».
«А как же еще выйти?», тревожно спрашивает Поросенок.
«Именно в этом заключается та проблема, Поросенок, по поводу которой я просил Пуха пораскинуть мозгами».
Пух сел на пол, который был некогда стеной, и уставился в потолок, который некогда исполнял обязанности другой стены с парадной дверью, которая некогда отлично справлялась с обязанностями парадной двери, и принялся раскидывать мозгами.
«Ты можешь взлететь к почтовому ящику с Поросенком на спине?», спросил он Сыча.
«Нет», быстро говорит Поросенок, «он не может».
Сыч объяснил насчет Необходимых Дорсальных Мышц. Он уже как-то объяснял это Пуху и Кристоферу Робину и все ждал удобного случая повторить объяснения, потому что это такая вещь, которую с легкостью можно объяснять дважды, пока кто-то поймет, о чем вообще идет речь.
«Потому что, видишь ли, Сыч, если бы мы смогли переправить Поросенка к почтовому ящику, он мог бы протиснуться сквозь то место, куда бросают письма, спуститься с дерева и сбегать за подмогой».
Поросенок не преминул заметить, что он стал последнее время гораздо больше и что он не видит возможности, как бы он этого ни хотел, на что Сыч возразил, что последнее время его почтовый ящик стал гораздо больше, специально на тот случай, чтобы можно было бы получать большие Письма, поэтому, вероятно, Поросенок смог бы, на что Поросенок говорит: «Но ты же сказал, что [FIXME]необходимая ты знаешь что не выдержите», на что Сыч сказал: «Нет, не выдержит, об этом и думать нечего», на что Поросенок сказал: «Тогда лучше подумать о чем-нибудь другом» и тут же сам приступил к этому.
Но Пух все продолжал раскидывать мозгами и раскинул их по поводу того дня, когда он спас Поросенка от наводнения и все так им восхищались, и так как это случалось не часто, то он подумал, что было бы не слабо, если бы это случилось опять. И вдруг ему в голову пришла мысль.
«Сыч», говорит Пух, «я кое-что придумал. Ты привязываешь веревку к Поросенку и взлетаешь с ней вверх, к почтовому ящику, с другим концом в зубах, и ты продеваешь ее сквозь проволоку и приносишь вниз, мы тянем за один конец, а Поросенок медленно поднимается вверх до самого верха. Ну вот мы и там».
«И вот Поросенок там», говорит Сыч. «Если веревка не оборвется».
«А если оборвется?», спросил Поросенок с неподдельным интересом.
«Тогда мы попробуем другую веревку».
Все это Поросенку не очень-то понравилось, потому что ведь сколько бы кусков веревки ни рвалось, падать придется ему одному; но все же это казалось единственной вещью, которую можно было предпринять. Итак, окинув последним мысленным взором все счастливые часы, проведенные им в Лесу, когда не нужно было, чтобы тебя тянули на веревке к потолку, Поросенок храбро кивнул Пуху и сказал, что это Очень умный П-п-план.
«Да она не оборвется», успокаивающе прошептал Пух, «потому что ты Маленькое Животное, а я буду стоять внизу, а если ты нас спасешь, это будет Великое Дело, о котором будут много говорить впоследствии, и, возможно, я сочиню Песню, и люди скажут: „Это было такое Великое Дело, то, что совершил Поросенок, что Пух сочинил об этом Хвалебную Песню“».[81]
Поросенок почувствовал себя намного лучше после этих слов, и еще он почувствовал, что он медленно подъезжает к потолку, и он так загордился, что хотел уже было закричать: «Посмотрите на меня!», если бы не боялся, что Пух и Сыч, засмотревшись на него, отпустят веревку.
«Мы подходим», бодро говорит Пух.
«Восхождение протекает по намеченному плану», ободряюще заметил Сыч.
Вскоре самое страшное было позади. Поросенок открыл почтовый ящик и, отвязав себя от веревки, начал протискиваться в щель, куда в старые добрые времена, когда парадные двери были парадными дверями, проскальзывало много нежданных писем, которые ЫСЧ писал самому себе.
Он протискивался и протискивался, и наконец с последним протиском он вылез наружу. Счастливый и Возбужденный, он повернулся, чтобы пропищать последнюю весточку узникам.
«Все в порядке», прокричал он в почтовый ящик. «Твое дерево совсем повалилось, Сыч, а дверь загородило суком, но Кристофер Робин и я его отодвинем, и мы принесем веревку для Пуха, и я пойду, и скажу ему сам, и я могу совсем легко спуститься вниз, то есть я хочу сказать, что это опасно, но я справлюсь, и Кристофер Робин, и я будем обратно через полчаса. До свидания, Пух!»
И, не дождавшись ответа Пуха: «До свиданья и спасибо тебе, Поросенок», он убежал.
«Полчаса», говорит Сыч, усаживаясь поудобнее, «это как раз то время, за которое я смогу закончить рассказ о своем дяде Роберте – портрет которого ты видишь под собой. Теперь напомни мне, на чем же я остановился. О, да. Это был как раз такой бурный день, когда мой дядя Роберт…»
Пух закрыл глаза.
Глава IX. Ысчовник
Пух вошел в Сто-Акровый Лес и остановился перед тем, что некогда было Домом Сыча. Теперь это вообще было не похоже на дом; это выглядело просто, как сваленное дерево; а когда дом выглядит таким образом, пора искать другой. Сегодня поутру Пух Получил Таинственную Писку, которая лежала внизу под дверью, гласившую: «Я исчу новый дом для Сыча тебе тоже ниобходимо Кролик», пока он размышлял, что бы это все могло значить, Кролик сам пришел и собственноручно прочел ему свое письмо.[82]
«Я разослал всем», говорит Кролик, «а потом рассказал, что оно значит. Они тоже включаются. Извини, бегу. Всего». И он убежал.
Пух медленно поплелся следом. У него в планах было кое-что поинтереснее поисков нового дома для Сыча; он должен был сочинить Пухову Песнь об одном старинном деле. Потому что он обещал Поросенку давным-давно, что напишет ее, и, когда они встречались с Поросенком, Поросенок на самом деле ничего не говорил, но вы сразу понимали, чего именно он не говорил[83], и если кто-нибудь заговаривал в его присутствии о Песнях, или Деревьях, или Веревках, или Ночных Бурях, то он весь краснел от пятачка до кончиков копыт и старался быстро перевести разговор на другую тему.
«Но это нелегко», сказал себе Пух, глядя на то, что ранее было домом Сыча. «Потому что Поэзия, Хмыканье, это не такие вещи, до которых ты сам добираешься, а такие, которые сами добираются до тебя. И все, что ты можешь сделать, это пойти туда, где они тебя могут обнаружить».[84]
Он подождал с надеждой.
«Ладно», сказал Пух после долгого ожидания. «Я напишу „Обломки дерева лежат“, потому что они действительно лежат, и посмотрим, что произойдет дальше». Вот что произошло:
Немного дней тому назад, Там, где теперь унылый вид – Обломки дерева лежат, – Был Дом, там Сыч жил. Он богат Был Сыч и сановит.
Но чу! Вдруг ветер налетел, И дерево он вмиг свалил, И я (Медведь) – я озверел И скорбно головой поник, Оставшись не у дел.
Но Поросенок молодой, Бегущий быстрой чередой, Он рек: «Надежда есть всегда! А ну веревку мне сюда!» А мы ему: «Герой!»
Он поднялся под небеса, В почтовый ящик он проник, И, совершая чудеса, Сквозь щель для писем лишь одних Умчался он в Леса.
О, Поросенок! О, Герой! Его не дрогнул пятачок. За нас одних он стал горой, Крылатой вестью – скок-поскок! – Бежал ночной порой.
Да, он бежал и заорал:
«Спасите Пуха и Сыча! Атас! На помощь! и Аврал!» И все другие сгоряча Задали стрекача.
«Скорей, скорей!», он бормотал, И все на помощь шли и шли. (О, Поросенок! О, Тантал!) Отверзлись двери, час настал, Мы вышли, как могли.
О, Поросенок, славен будь! Во веки веков, Ура![85]
«Ладно», говорит Пух, пропев это про себя три раза. «Это не то, что я задумал, но получилось так, как получилось. Теперь я должен пойти и спеть это Поросенку».
«Я исчу новый дом для Сыча тебе тоже ниобходимо Кролик».
«Что это такое?», говорит И-Ё. Кролик объяснил.
«Что случилось со старым домом?»
Кролик объяснил.
«Никто мне ничего не рассказывает»[86], говорит И-Ё. «Никто не снабжает меня информацией. В будущую пятницу исполнится семнадцать дней, когда со мной последний раз говорили».
«Ну уж, семнадцать дней, это ты загнул».
«В будущую Пятницу», объяснил И-Ё.
«А сегодня Суббота», говорит Кролик. «Так что всего одиннадцать дней. И я лично был здесь неделю назад».
«Но беседы не было», сказал И-Ё. «Не так, что сначала один, а потом другой. Ты сказал „Хэлло“, и только пятки у тебя засверкали. Я увидел твой хвост в ста ярдах от себя на холме, когда продумывал свою реплику. Я уже было подумывал сказать „Что?“, но, конечно, было уже поздно».
«Ладно, я торопился».
«Нет Взаимного Обмена», продолжал И-Ё. «Взаимного Обмена Мнениями. „Хэлло“ – „Что?“ – это топтание на месте, особенно если во второй половине беседы ты видишь только хвост собеседника».
«Ты сам виноват, И-Ё. Ты никогда не приходил в гости ни к кому из нас. Ты просто стоишь здесь в одном углу Леса и ждешь, когда другие придут к тебе. Почему ты сам никогда не приходишь к ним?»
И-Ё помолчал, раздумывая.
«Что-то в твоих словах есть, Кролик», сказал он наконец. «Я запустил вас. Я должен больше вращаться. Приходить и уходить».
«Верно, И-Ё. Заглядывай к каждому из нас в любое время, когда тебе нравится».
«Спасибо тебе, Кролик. А если кто-нибудь скажет Громким Голосом: „Черт, опять этот И-Ё“, я могу опять исчезнуть».
Кролик застыл на секунду на одной ноге.
«Ладно», говорит, «я должен идти. Я сегодня довольно занят».
«До свиданья», говорит И-Ё.
«Что? О, до свиданья. А если тебе случится проходить мимо подходящего дома для Сыча, дай нам знать».
«Я посвящу этому все свои интеллектуальные способности», сказал И-Ё.
Кролик ушел.
Пух разыскал Поросенка, и они двинулись вместе по направлению к Сто-Акровому Лесу.
«Поросенок!», говорит Пух несколько робко.
«Да, Пух?»
«Помнишь, когда я сказал, что мог бы написать Хвалебную Пухову Песнь ты знаешь о чем?»
«Что? Неужели?», говорит Поросенок, слегка краснея.
«Она написана, Поросенок».
Поросенок стал медленно и густо краснеть от пятачка до кончиков копыт.
«Неужели, Пух», сказал он хрипло. «О – о – о том Времени, Когда? – Ты понимаешь, что я хочу сказать, – ты имеешь в виду, ты на самом деле ее написал?»
«Да, Поросенок».
Кончики ушей у Поросенка запылали, и он попытался что-то сказать; но даже после того, как он прохрипел что-то раз или два, у него ничего не получилось. Итак, Пух продолжал.
«Там в ней семь куплетов».
«Семь?», говорит Поросенок небрежно, «Ты ведь не часто сочиняешь хмыки по семь куплетов, а, Пух?»
«Никогда», сказал Пух. «И я не уверен, что кто-нибудь еще слышал ее».
«Но другие уже знают?», спросил Поросенок, остановившись на секунду, чтобы поднять палку и опять ее бросить.
«Нет», говорит Пух. «Я не знал, как тебе понравится больше: чтобы я ее тебе схмыкал сейчас или подождать, пока все соберутся, и тогда схмыкать ее всем?»
Поросенок немного подумал.
«Я думаю, что больше всего мне бы понравилось, если бы я попросил тебя схмыкать её сейчас – и – потом схмыкать ее всем нам. Потому что тогда Все ее услышат, и я мог бы сказать: „О, да, Пух мне говорил“ и сделать вид, будто я не слушаю».[87]
Итак, Пух схмыкал ее ему, все семь куплетов, и Поросенок ничего не говорил, он только стоял и горел. Ибо никто никогда ранее не пел Хвалу Поросенку (ПОРОСЕНКУ), и при этом вся хвала была бы адресована только ему. Когда все закончилось, он хотел попросить спеть один куплет еще раз, но постеснялся. Это был куплет, начинающийся словами «О, Поросенок! О, Герой!». Это начало ему особенно понравилось.
«Я на самом деле сделал все это?», сказал он наконец.
«Ладно», говорит Пух, «в поэзии – в стихах – ладно, да, ты это сделал, Поросенок, потому что поэзия говорит, что ты это сделал. И люди это так и понимают».[88]
«О!», говорит Поросенок. «Потому что я-я думал, я все-таки немного дрогнул, особенно вначале. А там говорится „Его не дрогнул пятачок“. Вот я почему спросил».
«Это была лишь внутренняя дрожь», говорит Пух, «а это наиболее храбрый способ поведения для очень маленького Животного; в каком-то смысле это даже лучше, чем если бы ты вообще не дрожал».
Поросенок сиял от счастья и думал о себе. Он был ХРАБРЫМ…
Когда они подошли к старому дому Сыча, они нашли там всех, за исключением И-Ё. Кристофер Робин говорил им, что делать, а Кролик давал повторные директивы на тот случай, если они не расслышали, и они все делали, как им говорили. Они достали веревку и вытаскивали Сычовы стулья, и картины, и остальные вещи из его старого дома так, как будто уже были готовы перенести их в новый. Канга находилась внутри, привязывала вещи к веревке и кричала Сычу: «Тебе ведь не нужно это старое грязное посудное полотенце, правда же? А как насчет этого коврика, он весь в дырах?» А Сыч кричал ей с негодованием: «Конечно, нужно! Это лишь вопрос правильной расстановки мебели. И это не посудное полотенце, а мой плед». Каждую секунду Ру падал вниз и вылезал на веревке со следующим номером, что несколько раздражало Кангу, потому что она никогда не знала, где он находится в данный момент, чтобы за ним присматривать. Итак, она пошла на конфликт с Сычом, заявив, что его дом это Позорище, везде пыль и грязь, и что вовремя он перевернулся. «Посмотри на эту ужасную Кучу Поганок, выросшую в углу!» Тогда Сыч заглянул внутрь, слегка удивленный, так как он ничего об этом не знал, а узнав, издал короткий саркастический смешок и объяснил, что это его губка и что если люди не понимают, что такое обыкновенная губка для мытья, то, конечно, все остальные вещи тоже предстают в черном свете. «Ладно!», сказала Канга, и Ру быстро упал внутрь с криком: «Я должен увидеть Сычову Губку! О, вот она. О, Сыч! Сыч, разве это губка, это же шмубка. Ты знаешь, что такое шмубка? Сыч? Это когда губка превращается в…», а Канга говорит:
«Ру, дорогуша!», потому что это не тот тон, в каком можно говорить с человеком, который может написать ВТОРНЕК. Но все очень обрадовались, когда пришли Пух с Поросенком, и тут же перестали работать, чтобы немного отдохнуть и послушать новую песню Пуха. Итак, они все сказали Пуху, какая она хорошая, а Поросенок небрежно сказал: «Ничего, правда? Я имею в виду поэтическую сторону дела».
«А как насчет Нового Дома?», говорит Пух. «Ты его нашел, Сыч?»
«Он нашел имя для него», говорит Кристофер Робин, лениво покусывая травинку, «так что теперь все, что он хочет, это сам дом».[89]
Это был квадратный кусок доски с написанным на нем названием дома:
ЫСЧОВНИК
Тут произошел волнующий эпизод, потому что вдруг нечто, продравшись сквозь заросли, налетело на Сыча. Доска упала на землю, и Поросенок и Ру в замешательстве упали на нее.
«О, это ты», сказал Сыч сердито.
«Хэлло, И-Ё!», говорит Кролик. «Наконец-то. Где ты пропадал?»
И-Ё не обратил на них никакого внимания.
«Доброе утро, Кристофер Робин», сказал он, смахнув Ру и Поросенка и садясь на Ысчовник.
«Надеюсь, мы одни?»
«Да», говорит Кристофер Робин, с улыбкой.
«Мне сказали – новость прилетела в мой уголок Леса – сырость, и больше ничего, никому не нужно, – что некая особа ищет дом. Я тут присмотрел один».
«Молодец», ласково говорит Кролик.
И-Ё медленно оглянулся на него и затем опять повернулся к Кристоферу Робину.
«Кажется, к нам кто-то присоединился», говорит, «но неважно, мы сейчас их покинем. Если ты пойдешь со мной, Кристофер Робин, то я покажу тебе дом».
Кристофер Робин вскочил на ноги.
«Пошли, Пух», говорит.
«Пошли, Тиггер!», заорал Ру.
«Пошли, Сыч», говорит Кролик.
«Минутку», говорит Сыч, подбирая доску, которая тут как раз появилась на свет божий.
И-Ё замахал копытом.
«Кристофер Робин и я собираемся на Прогулку», говорит, «но не на толкучку. Если ему хочется взять с собой Пуха и Поросенка, я буду рад их компании, но ведь нужно же и Дышать!»
«Все в порядке», говорит Кролик, скорее даже довольный, что его оставляют за старшего. «Мы продолжим вынос вещей. А ну-ка, Тиггер, где та веревка? В чем дело, Сыч?»
Сыч, который только что обнаружил, что его новый адрес ОБЕСЧЕЩЕН, сурово закашлялся на И-Ё, но ничего не сказал, а И-Ё с остатками ЫСЧОВНИКА на хвосте двинулся прочь.
Итак, через некоторое время они подошли к дому, и когда они к нему подходили, Поросенок толкнул Пуха, а Пух – Поросенка, и они одновременно друг другу говорят: «Не может быть! Это он. На самом деле он».
А когда они подошли поближе, оказалось, что это на самом деле он.
«Вот!», говорит И-Ё гордо, остановившись перед домом Поросенка. «И название на нем, и все».[90]
«О!», сказал Кристофер Робин, не зная, что делать, смеяться или что.
«Как раз подходящий дом для Сыча. Ты так не думаешь, Маленький Поросенок?»
И тогда Поросенок совершил Благородный Поступок, причем совершил его как будто во сне, думая о тех замечательных словах, которые Пух нахмыкал о нем.
«Да, это как раз подходящий дом для Сыча», сказал Поросенок величаво, «и я надеюсь, что он будет в нем очень счастлив»[91].
«Что ты думаешь, Кристофер Робин?», спросил И-Ё несколько тревожно, чувствуя, что что-то здесь не так.
Кристофер Робин сам хотел задать себе этот вопрос, только никак не решался.
«Ладно», говорит. «Это очень хороший дом. А если твой собственный дом разрушен, ты должен пойти куда-то еще, правда, Поросенок? Что бы ты сделал, если бы твой дом был разрушен?»
Прежде чем Поросенок успел подумать, за него ответил Пух.
«Он бы стал жить у меня», говорит Пух. «Правда, Поросенок?»
Поросенок пожал ему лапу.
«Спасибо тебе, Пух», говорит. «С удовольствием».
