Эволюции человеческой мысли. Вып. V

Переживания доисторического периода".

Пг. 1918 (Женева. 1898)

Это интересное издание прошло незамеченным. Судьба П.Л. Лаврова вообще крайне своеобразна. Он какой-то «неудобный». Применение тяжелого строя языка, который был переходным в России в середине XIX века. В начале века русский язык плохо понятен современному читателю. Потом, благодаря русским писателям он приобрел изяществ и современный вид. Но вот как-то этот язык П.Л. Лавров, живший именно в этот период «перестройки» русского языка его не освоил.

Почему я выдвигаю П.Л. Лаврова на первое место??? Тут ход даже чисто политический. А философ не может без политики. Философия – это выражение эпохи, которая ей современна, а потому ему всегда актуально то, куда движется обществе, кем и чем оно движется, согласно каким идеям?

Так вот, почему-то считают у нас единственными левыми – это большевики. Совершенно не так. Социалистическая революция творилась и развивалась исключительно эсерами (народниками, т.е.) разных «оттенков, которые воспитаны на идеях именно П.Л. Лаврова и Н.К. Михайловского. Среди них, наиболее философски грамотным был именно П.Л.Лавров. Собственно, после Февральской революции пошла волна пропаганды его работ. Так вот. Я веду свою «генеалогию» именно от народников, коими и была создана современная русская культура. Все творцы российской культуры XIX века были народниками.

А этот скепсис давнишний у всяких разновидностей новоглуповских философов. Многие иронизируют на предмет "выдвижения" мною П.Л.Лаврова вперед. Тут не все так просто я делаю. Это, как сказано, демонстративный шаг. Но не только.

Во-первых, П.Л. Лавров был признанным всеми "корифеями" русской мысли в то время. Все ученые России чтили "за честь" при своем пребывании в Европе обязательно заглянуть к Петру Лавровичу.. Он фактически заменил место лидера эмигрантской оппозиционной интеллигенции- А. Герцена. К примеру, этого не было в отношении Г.Плеханова и Вл. Ульянова..

Во-вторых, если бы прошло конституционное избрание нового правительства России Учредительным собранием, то было создано коалиционное правительство во главе с эсерами (т.е.народниками). Присутствовали в этом правительстве и социал-демократы (большевики с меньшевиками), т.е. марксисты, где-то одну треть..Было бы немножко кадетов- "позитивистов" в подавляющем большинстве.. Естественно, выдвинулся бы на первый план в отношении философских предпочтений в новой России не Вл. Ульянов и Г.Плеханов, а признанный всеми философ народничества - П.Л.Лавров.. Был бы своеобразный «триумвират»: Лавров, Плеханов, Ульянов (или Богданов). Всех бы это устроило. Меньшевик Г.Плеханов-это "протеже" П.Л.Лаврова в отношении литературной деятельности. И для Маркса и Энгельса П.Л. Лавров был "друг Петр".. Более того, начал усиленно издаваться П.Л. Лавров в 1918 году. В самое тяжелое время вышло его собрание сочинений, серией выпусков на очень плохой бумаге. Да и большевики потом издали его политические работы в 1934 гг. Собирались издать восемь томов. Но издали всего четыре. Он всем был вполне-вполне приемлем и органичен: и эсерам, и меньшевикам, и большевикам. Никто в новой России бредятину религиозной и декаденствующей философии внедрять не собирался и "продвигать"..Все презирали эти направления, которое было связано еще с прогнившим "самодержавием" Гришки Распутина. Да и религию собирались отделить от государства не только большевики, но и меньшевики с эсерами. В любом варианте всех тех же самых ждал в том или ином виде «философский пароход» или «телега».

Конечно, философские взгляды П.Л. Лаврова требовали развития. Мало проявлено у него "гносеологических" и "онтологических" аспектов философского знания. Но это типично.. Хотя мы много не знаем, ибо архив работ П.Л. Лаврова до сих пор не издан. Это та часть, которая была привезена в Россию, часть осталась до сих пор в Париже. И у Вл.Ульянова они слабо проявлены, я так думаю, что при нормальном течении дел гносеологию "лавризма" (а не марксизма-ленинизма) заняло бы нечто типа социальной эпистемологии. Все к этому шло, следуя за ходом мысли Петра Лавровича. А онтологию - тектология Богданова, т.е теория систем.

В-третьих, что самое важное,- он первый заявил о необходимости создания своей русской философии в России, со своей спецификой и задачами. Что четко было заявлено и в его «Трех беседах о современном значении философии» (1860). До этого в России философия была дело «иноземное», преподавалась преимущественно какая-то «окрошка» из шеллингианства» и «гегельянства». Нарождались какие-то зачатки философии в русле славянофильства, но довольно смешные, которые имели более отношение к религии или политике. В основе- «страдания на предмет Третьего Рима». И «бывати Четвертому Риму» или нет. В таком русле. Русская «самобытная» философия на уровне ношения лаптей и косовороток. Как правильно говорил П.Л. Лавров:: «Философ­ских школ у нас не было, а были философствующие единицы, и те приносили очень мало своего, а развивали большей частью предмет по миросозерцанию того или другого германского философа» (Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные произведения в 2-х томах. М., 1965. Т.1. с.515). И, далее,- у нас «…нет философского предания, великих имен национальных мысли­телей, которых системы спорили бы о господстве между нами» (Три беседы о современном значении философии \\ Отечественные записки 1861, №1. с.94)

Правильно подчерки­вает один из авторов сборника «П.Л. Лавров» (1922) Л. Мокиевский: «Главным фило­софом наших «шестидесятых годов», бесспорно, следует считать Лав­рова. Доб­ролю­бов и Писарев не пытались дать философского объяснения своего миро­воззрения; что же касается более образованного и более разностороннего Чернышев­ского, то философ­ские мо­тивы у него все-таки, всегда играли вполне второстепенную роль; к тому же и по своей философской эрудиции да­леко ус­тупал Лав­рову.

У Лаврова философия всегда стояла на первом плане. Так, например, Лавров из­вес­тен, как один из вождей революционного движения, но в этом революционном движении его роль сводилась, главным образом, к «философскому» обоснованию революционной дея­тельно­сти. И он всегда делал это с такой тщательностью и той основательностью, которые соответствовали его огром­ной эрудиции и его огромной трудоспособно­сти» (П.Л. Лавров. Сб.статей. Пг., 1922. с.29)

Реально было два толковых философа в России того времени на уровне задач, которые философией ставились и достигали уровня философа. Это Вл. Соловьев со своей довольно спорной концепцией и П.Л. Лавров. Вот что пишет А.А. Гизетти (1888-1938), известный социолог того времени, прошедший «горнило советских концлагерей, скончавшийся в тюремной больнице:

«.. Лавров в основных трудах своих выступает перед нами, как мыс­литель не менее само­стоя­тельный, своеобразный и, пожалуй, даже более систематиче­ский, чем Вл. Соловьев. Влияние Лаврова именно как фи­лософа на последующую ис­торию русской мысли тоже, по­жалуй, не менее зна­чительно, чем влияние Соловь­ева» (П.Л. Лавров. Сб. ст. Пг., 1922. с.385)

Гизетти пишет далее: «Лавров и Соловьев – крупнейшие представители и, можно ска­зать, почти основатели двух основных течений русской философии - антропологизма позитивного «гуманистического» и антрополо­гизма христианского. Одно течение идет ближайшим обра­зом от западников- социалистов Герцена и Белинского, другое от Чаадаева и славянофилов. В Лаврове и Соловьеве оба течения впервые становятся строго философскими. «Школы» Лаврова и Соловьева доныне относятся друг к другу резко враждебно» (П.Л. Лавров. Сборник статей. Пб.,1922. с.387)

А. Гизетти, подводя итог сопоставления равновеликих по таланту русских философов Лав­рова и Со­ловьева, пишет: «Разные, друг друга не знавшие, может быть, предвзято враждебные; они оба бесконечно нужны и дороги нам сейчас. Именами Лаврова и Со­ловьева начались но­вые главы в истории русской филосо­фии….Начались и оборва­лись… Но теперь, через откровение нового Ада и Чистилища истории - Рос­сия поймет, что они шли к одной цели раз­ными путями, и сохранит вместе зерна до дня, когда все оживет и воскреснет» (П.Л. Лавров. Сборник статей. Пб.,1922. С.403). Время Вл. Соловьева пришло – он «воскрес». Теперь, по всей логике, время за Петром Лавровичем Лав­ро­вым. Но, к сожалению, «воз и ныне там».

Рассматриваемая работа успела быть изданной в 1918 году в Собрании сочинений. В блоке; Статьи научного характера. Вып.V. Переживания доисторического перiода Петроград. 1918. Это часть его обширнейшей работы «Опыта истории мысли нового времени». (Был полностью издан лишь Том 1 во Франции).

Сразу видим его своеобразие языка. Что, он подразумевает под «переживанiями»? Он пишет так; «Все исторические периоды представляют, рядом вс явлениями, для них характеристичными, еще остатки предшествующих эпох. Ничто не мешало бы все эти остатки называть переживананiями; но, для надлежащего понiмания обществъ, правилънъе, может быть, различать в самихъ терминах два рода этихъ остатковъ; именно, съ одной стороны, тъ элементы, которые, хотя и унаследованы от болъе ранних эпох, однако, содъйствуютъ более или менее удачному рению новых общественных вопросов, а потому могут быть названы и позже жизненными элементами данного общества; съ другой же- явления, составляющiя безспорно помъху при решенънии упомянутых новых вопросов; для послъдняго рода явлений мы удерживаем исключительно термин переживаний. Какъ всъ эпохи историческiя, так и доисторическiй период оставили въ наследство позднейшим поколънiямъ и нъкоторые жизненные элементы позднейшим поколъниямъ и нъкоторые жизненные элементы и достаточное число переживаний.» (Собрание сочинений Петра Лавровича Лаврова Статьи научного характера. Вып.V Переживния доисторического периода. Петроград. 1918. с.9)

Я специально сохраняю не только его тяжелый стиль написания, но и существующую в начале XIX века орфографию. Это для того, чтобы понять, как мы ушли в русском языке. (Я читал книжку 1815 года издания, которая была написана русским языком того времени - это почти иностранный язык!). По сути, он под «переживаниями» понимает традицию. Самое главное, что странно, термин-«традиция» вполне эффективно применялся в то время. Вот эти его изобретения» неологизмов и тяжелый стиль фактически «угробили» интерес к этому мыслителю. Но, тем не менее, мы как имеем, так и будем иметь улицы его имени во всех городах нашей страны. Он не «запятнал» себя ни в чем. Он не большевик, а народник, который призывая к революции, прежде сего, не забывал о просвещении народа, как базовой задачи народной интеллигенции, которая должна нести знания, красоту и добро людям.. Значит «переживания» - это традиция.

Сутью мыслей П.Л.Лаврова является утверждение, что развитие цивилизации состоит в том, что эти традиции перерабатываются мыслью. И мысль является главным двигателем прогресса. Но он не является противником традиции (переживаний). Просто констатирует превосходство человеческой мысли над традицией, которая сложилась часто случайно и уже не имеет значения в данную эпоху, мешает развитию. И потому начинается процесс переработки традиции мыслью. Критической мыслью. Традицией живут дикари и неразвитые общества, которые лишены истории. Но он не учитывает, что традиции (переживания) служат скрепами любых социокультурных образовании, включая науку и философию. Тем не менее, где отсутствует мысль, которая дает инновационный импульс традиции, то эта традиция закостеневает и превращается в тормоз общественного развития.

Интересны типы различения дикости, которые живут этими «переживаниями» (традицией): «Каковы же различные типы, которые могли выработаться в историческое время на почве этих переживаний лени мысли и царства обычая…

Это, прежде всего, целые племена и народы, существующие в эпохи исторической жизни человечества, но оставшиеся вне истории. Это, затем, пасынки цивилизации и дикари высшей культуры, составляющие огромное большинство тех самых исторических наций, которыми удалось выработаться в своей среде интеллигенцию, сделавшую эти нации - нациями историческими.

Существование в человечестве этих трех типов, переживания доисторического дикаря составляет во всех случаях помеху прогрессу человеческого общества

Пока довольно значительная доля человечества состоит из неисторических народов, до тех пор и самые передовые нации встречают помеху своему развитию. Присутствие соседей-дикарей вынуждает довольно часто (по действительной или кажущейся необходимости) цивилизованные народы прибегать, по отношению к этим соседям, к приемам, не только несогласными с задачами цивилизации, но даже прямо деморализирующим цивилизованные народы». (там же стр.14). Лавров отмечает, что взаимодействие «народов неисторических» и «народов исторических» деморализирует и сильно мешает развитию цивилизации. В принципе, он частично прав. По истории мы знаем, что дикие воинственные племена и народы часто разрушали цивилизации. Но этот процесс разрушения цивилизационных народов происходил тогда, когда уже сама эта цивилизация выродилась внутри себя. Сейчас наблюдаем такую же картину в Европе в связи с нашествием эмигрантов из Сирии, Ирана, Ливии и иных государств того региона.

Это в отношении все о «неисторических племенах и народах».

Далее о «пасынках цивилизации»: «Пасынки цивилизации несли и несут на себе всю тяжесть труда, вырабатывающего и поддерживающего вес формы цивилизации, которые добыло и добывает человечество; но внешние препятствия, особенно борьба за существование, лишали и лишают целые классы личностей возможности участвовать в продуктах этих цивилизаций не менее того, как от нее были отрезаны жители какого-либо уединенного острова океана. Присутствие в цивилизованных обществах этих пасынков цивилизации вызывает, с одной стороны, значительное сомнение относительно силы этой цивилизации, а, с другой,- представляет для нее постоянную опасность, так как случайная катастрофа, которая может дать временное преобладание большинству, чуждому не по своей вине потребности развития, способно тем самым понизить более или менее значительно уровень общественной цивилизации и замедлить, если не остановить вовсе, ход прогресса страны» (там же, с.15)

Лавров, движимый идеями просвещения народа, народник, утверждает, что пока эти «пасынки цивилизации» лишены доступа к высшим достижениям цивилизации, то прогресс страны проблематичен. Увы, мы сейчас реально видим, что сии «пасынки цивилизации» вполне вольготно себя чувствуют именно в качестве этих «пасынков» с агрессивной уверенностью в своем образе мысли и поведения. Но Лавров настаивает, что: «На исторической интеллигенции лежит постоянная обязанность самой решительной борьбы тех экономических и политических форм общественного строя, которые фатально созидают целые классы подобных пасынков цивилизации, не по своей вине остающихся вне исторической жизни. И, рядом с этим, на той же интеллигенции лежит другая обязанность: неутомимо действовать педагогически на это большинство, чтобы возбудить в нем потребность развития., которая ввела бы его действительно в историческую жизнь в то самое время, когда политические и экономические реформы уничтожат фатальные преграды, устраняющие пасынков цивилизации от этой жизни» (там же, с.16).

Увы, сейчас преград нет, но и желания у этих «пасынков цивилизации» становиться «ботаниками» нет совершено. Они довольно экономически обеспечены, а потому не считают нужным принимать какие-то иные, «высшие идеалы», менять свои принципы и образ жизни. Им без них с отличной выпивкой и закуской на анатолийских пляжах с дамочками вполне вольготно.

Теперь об интеллигенции. Тут не так все просто. Есть два типа интеллигенции, которые потом четко разделял, в частности, Вл. Ульянов. Это служители буржуазии, как понимал всю интеллигенций Махайский-Вольский, т.е. то, что Вл. Ульянов потом назвал «говном нации» (лучше и приличнее был бы термин, который я применяю- «философствующий навоз»), а есть народная интеллигенция, истинная интеллигенция. Так вот первый тип «интеллигенции Лавров относит к дикарям высшей культуры. Вот, что о них Лавров пишет: «Но доисторический представляет еще более поразительные переживания в среде исторических народов в дикарях высшей культуры. Это – люди, имеющие полную возможность выработать в себе наслаждение развитие и потребность его, но, по внутренним условиям, лишенные способности к этой выработке. Это-люди, которые без малейшего усилия приспосабливаются к обычным формам жизни и обычным формам мысли. Это- рабы обычая, никогда не ставящие себе вопроса, что в обычае хорошо или дурно. Их мысль остается при потребностях, существовавших у доисторического человека. Культура общества, их окружающего, развила в них потребность к комфорту, незнакомому дикарям культуры низшей, и потому внешность их жизни иная; но за этой внешностью лежат в сущности те самые заботы и та самая лень мысли, которые побуждают дикаря низшей культуры подвергаться мучительному процессу татуировки, опиливать зубы, строить из волос целое здание, украшать одежду побрякушками и жилище трофеями охоты и битв. Историческая цивилизация окружает дикаря высшей культуры продуктами религии, науки, философии, нравственности и сложными общественными формами; его воспитание ознакомило его с их проявлениями; его общественное положение заставило его включить эти продукты в большей или в меньшей мере в свой жизненный обиход и в обстановку своего комфорта. Но он все-таки относится к ним, как дикарь. Он вовсе не чувствует потребности с тех элементах, которые составляют их развивающее начало. Они нужны лишь потому, что так принято в его обществе» (там же стр.16-17)

Он отмечает интересную деталь, что лень мысли, жизнь по обычаю-традиции сопровождается, как бы мы сейчас сказали - флуктуациями разного рода, но, которые не поддержаны мыслью, превращаются в бессмысленную игру. Это-мода, которой живут дикари высшей культуры.

«Но лень мысли не только вызывала в дикаре коллективную наклонность к жизни по обычаю. Она обуславливает еще неспособность обдумывать и оценить всякое новое возникающее побуждение. А потому столь же существенный признак дикости составляет неосмысленная изменчивость в личных побуждениях в пределах обычая, одинаковая непоследовательность при появлении и при исчезновении моды, охватывающих большее или меньшее число особей» (там же с.21).

И далее о них же: «Дикари высшей культуры было всегда много во всех исторических цивилизациях, много и теперь. По своему общественному положению они составляли и составляют одно из сильных препятствий укреплению и расширению той смой исторической жизни, которая доставила им вся средства их влияния на общество, но по своей сущности остались им недоступными. Они располагали и располагают наибольшей долей экономических благ общества. Они сообразуют главный элемент общественного мнения. Они составляли и составляют большинство придворных клик, сословных, наследственных, избирательных собраний и советов. К их привычкам мысли большей частью приспособлялись и приспособляются литература и искусство. Они занимали и занимают, за немногими исключениями, влиятельные места в коллегиях жрецов, в иерархии духовенства, в судебном сословии, на кафедрах университетов, в ученых обществах и академиях. Экземпляры дикарей высшей культуры мы встречаем всего чаще на местах визирей, министров, президентов республик, на самодержавных и конституционных тронах. Без понимания роли этих дикарей в прошедшей и в настоящей истории она становится загадкой. Присутствие при исторических событиях людей, неспособных участвовать в исторической жизни, но влияющих на нее своим общественным положением, составляет одно из важнейших условий, определяющих течение жизни. Они парализуют действие самых благодетельных общественных форм, опошляют самые замечательные завоевания мысли в области науки, искусстве, нравственности, заглушают своей склонностью к рутине и своим отвращением от живой новизны наибольшую долю инициативы истинно-развитой интеллигенции и слишком часто лишают всякого значения общественные реформы, обещавшие замечательный прогресс. Умножение дикарей этого разряда и переход в их руки большей доли общественного влияния составляют постоянную помеху прогрессивным процессам в обществе* и постоянную опасность для сознательной цивилизации обратиться в рутинную культуру» (там же, с.18-19)

Но Лавров еще рассматривает своеобразный момент в культуре. Это наличия флуктуаций, которые не имеют вектора развития. Так - игра различий и повторений. Это явление в культуре - мода:«Если жизнь по обычаю представляет характеристическую черту человеческих групп, остающихся за пределами истории и как неисторические народы, и как пасынки цивилизации, и как дикари высшей культуры, то легкомысленное или просто бессмысленное перескакивание от одной моды в области форм общежития к другой, от одного эстетического вкуса к другому, или даже от одного приема философской мысли к другому - особенно свойственно дикарям высших культур. Забота о том, чтобы не отстать от других во внезапном распространении покроя жилета, модного украшения на шляпе, модного поклонения прославленному романисту или маэстро- иногда, действительно, великим, хотя столь же часто ничтожным, -модного вольтерианизма в 1780 году или пессимизма и struggle-for- life-изма в 1895 г., представляет совершенно подобное явление в новоевропейской цивилизации, какое мы наблюдаем у папуасов, при их разнообразных- не только по родовым группам, но и индивидуально - постройках удивительных форм их шевелюры, или у сибирских шаманов в их соперничестве в области магических песен и приемов. (там же, с.23-24)

Т.е. в обществах, которые живут исключительно «по обычаю» существуют разные флуктуации социокультурных систем - модные «веяния», которые иногда приводят к закреплению их в качестве традиции. Иногда эти «моды» имеют позитивный характер и дают динамику развития этих обществ обычая. Но, в большинстве случаев- это «развлечения» дикарей высшей культуры, которые совершено лишены способности мыслить, а потому это заменяют игрой мод. Это имеет и отношение к модным философским учениям, модным стилям социально-политического поведения. Но это совершенно не имеет отношения к реальной работе мысли, к реальным проблемам общества.

Чтобы лучше понять глубже эту работу П.Л.Лаврова, имеет смысл обратиться к другой его работе - «Цивилизации и дикие племена». Эта работа вызвала благоприятный отклик, как у зарубежных, так и у российских ученых «первой величины», к примеру, выдающегося историка Н.И. Кареева. Он под несколько иным углом смотрит на это разделение: неисторические племена и народы, обособленные и дикари высшей культуры.

В этой работе он рассматривал социальную регламенти­ро­ванную инстинк­том жизнь социальных беспозвоночных (муравьев). Далее он рассматривал жизнь позвоночных, отмечая, что, в отличие от беспозвоночных, их «го­сударственное» уст­ройство проще. Но, в то же время, они отличаются тем, что их лич­ное поведение отличается большей изворотливостью и хитростью, они более способны к «игре», выходя в её процессе за рамки заданного им природой «обычая». Потом он пе­реносит эту схему на человеческое общество, считая, что в обществе действуют два этих типа поведения - беспозвоночных и позвоночных. В этой работе он разделяет общество на «дея­телей», «участников» и «присутствующих».

«Весь мир беспозвоночных, не представляя следов протеста личной мысли и переработки культуры мыслью, остается при одной культуре, то есть он имеет один из элементов цивилизации, её формальную сторону, жизнь общественную как наследст­венный, необсуждаемый, ненарушимый, безусловно обязательный обычай, как предание и привычку.

Этот элемент есть и во всякой человеческой цивилизации, но к нему здесь присоединя­ется другой элемент, мысль личности, постоянно перерабатывающая культуру и разви­вающая в этой переработке, - это элемент человечный; хотя его можно проследить и в мире позвоночных, но там он постоянно подавлен внешними обстоятельствами и не может добраться до состояния прогрессивности в обществе» (Лавров П.Л. Цивилизация и дикие племена. Спб., 1903. с.221-222)

«Личная мысль и её влияние на изменение обычая – вот важный элемент общественно­сти, появляющийся среди позвоночных» (Лавров П.Л. Цивилизация и дикие племена. Спб., 1903. с.209)

Главную роль в прогрессе обществ он видит в «критически мыслящих личностях» - главных, по его мнению, деятелей (акторов) цивилизации. В другой работе он пишет: «Выделение из массы народа, сплоченного в нацию или скованного государственным законом, интеллигенции, усвоившей потребность развития и обратившейся в историческую силу, есть основной факт исторической жизни» (Арнольди С.С. (Лавров П.Л.) Задачи понимания истории. Проект введение в изучение эволюции человеческой мысли. М.,1895. с.165).

Т.е опять «интеллигенция разделена у него на два вида. Один тип-это дикари высшей культуры, другой тип- это «деятели», главные акторы социокультурных процессов.

Прежде всего, о «деятелях», которые спасают общество от застоя и придают ему дина­мику: «Спасение человеческих обществ от застоя заключается в том, что в них есть всегда первые. Эти дерзкие критики существующего, эти лицемеры, относящиеся с тайным эгоистическим расчетом к священному обычаю, эти львы, идущие за другими не потому, что и те идут, а по­тому, что им лично видна цель в этом направлении – это люди мысли, работники прогресса, или реакции, но, во всяком случае, враги закона. Они мешают своим присутствием другим ос­танавливаться навсегда на той или другой ступени общественного развития и хранят их тради­цию позвоночных животных среди общества, готового опуститься на ступень беспозвоночных» (Лавров П.Л. Цивилизация и дикие племена. Спб., 1903. с.215)

Интересна статья П.Лаврова о Сент-Бёве на сей предмет, где он анализирует соотношение писателя и современной ему эпохи: «..отдельные умы и группы умов не суть самопроизвольные или просто лю­бопытные явления в кунсткамере мировой истории. Это - продукты исторического процесса, в который они входят, как элементы, сами оказывая большее или меньшее влияние на дальнейшее течение этого процесса, и «понять» какую-либо из этих групп или даже какую-либо из этих личностей можно лишь при помощи понимания всей той доли самого исторического процесса, в которую эта группа или личность вошла как элемент, подвергаясь весьма разнообразным влияниям, как в своей явной, официаль­ной, общественной деятельности, так и в своей интимной, частной жизни.

Есть эпохи, в которых движущие силы истории более просты и единообразны во всех своих элементах, и тогда все проявления частной и общественной деятельности личностей, служащих представителями эпохи, имеют настолько общий характер, что одно из этих проявлений может служить дополнением, комментарием другому: в семье и в народном состоянии человек является с теми же особенностями, с той же высотою или низостью характера; преклоняясь перед величием и ясностью мысли в его произведениях отражение, изнанку жизни, столь же величественной даже в своей обы­денности или столь же возмутительной в своей пошлости. Но такие эпохи редки и та­кие личности не особенно часто встречаются именно в среде замечательных умов и деятелей. В эпохи, которым более или менее точно принято давать наименование кри­тических, переходных (как будто в истории не все есть переход!), в эпохи, когда муки рождения новых личных общественных идеалов становятся особенно сильными, мы встречаем часто сложные личности, мысль которых опередила привычки жизни; лич­ности, одна доля деятельности которых вызвана влиянием одного течения, господ­ствующего в данную эпоху, тогда как другая доля находится под влиянием совсем дру­гого течения. У иных личностей эти явления представляются последовательно, как сту­пени развития или нравственной дегенерации. Но у других противоречивые влияния сосуществуют в своих предъявлениях, и это особенно часто случается в эпохи, когда большинство личностей не в состоянии переложить свои привычки, устроить жизнь со­образно сознанным идеалам, или уверовать в идеалы, которые согласовались бы с ру­тиной жизни. Тогда, «натуралист в области умов» отмечает странные, уродливые ком­бинации. Глубоко - честный и искренний человек, без пятна в своей частной жизни, ока­зывается под знаменем ретроградов и расчетливых эксплуататоров окружающей среды. Представитель передовой мысли эпохи в своих произведениях, руководитель передовой группы в борьбе партий за будущее, смелый и самоотверженный мученик за благородную идею выказывает в своей частной жизни, или в некоторых сторонах своей общественной деятельности, и узкое недомыслие, и мелочную бесхарактерность, и по­зорные побуждения. В груди одной личности как будто живут не только две души», но гораздо более» (П.Угрюмов (П.Л. Лавров) Сент-Бёв как человек \\ Отечественные записки. 1881. №1. с.206).

Но, как мы уже знаем, есть категория «дикарей высшей культуры», которые освоили все достижения цивилизации, но, по сути, остались такими же первобытным дикарями. Они «участники», которые в рамках созданной культуры ищут себе удобное местечко и вполне сносную питательную базу. «Участники»- это те, которые осваивают и претворяют в социальное достижения «дея­телей», но сами к творчеству неспособны. К этому классу, как можно понять, он относит и интеллигенцию, но только ту часть, которая ближе к типу дикарей высшей культуры: «Цивилизурующая деятельность интеллигенции могла сделаться исторической силой лишь при пособии примкнувшей к ней или подчинившейся ей части дикарей высшей культуры. Но для этих дикарей, в мысли которых переживает царство обычая и моды, цивилизация, подрывающая старый обычай, не может быть ничем иным, как новой формой обычая, новой прочной культурой, не подлежащей изменению. И вот переходная эпоха кануна истории на первой же ступени исторической жизни сменяется эпохой попытки создать новую культуру. Но эта культура представляет то характери­стическое отличие от культур доисторических, что она не есть исключительно продукт бессознательной и непреднамеренной общественной метаморфозы. В обществе образовался и появился, как сила историческая, элемент интеллигенции, стремящейся к развитию. Новая культура должна удовлетворять и этой сознанной потребности, а по­тому пред нами историческая цивилизация, заключающая в себе не только заботу о прочности новых форм мысли, а также стремление удовлетворить и некоторые идейные требования. В данном случае попытка создать новую культуру характеризо­вана тем обстоятельством, что имеет в виду цивилизации обособленные. Но, вместе с тем, в истории начинается… ряд неустранимых смен эпох переходных от одной разрушающейся культуры к другой, также неизбежно долженствующей разрушиться – и эпох, характеризованных попыткой создать новую более прочную и более рацио­нальную культуру. Требование общественной прочности сдерживает и регулирует за­дачи общественных реформ и революций во имя развития. Требование развития не доз­воляет историческим цивилизациям остановиться на какой-либо неподвижной общественной комбинации задач жизни и мысли…» (Арнольди С.С. (Лавров П.Л.) Задачи понимания истории. Проект введение в изучение эволюции человеческой мысли. М.,1895. с.165-167)

При всем этом существуют в обществе «присутствующие». «Присутствующие» – это люди, которые относятся к классу дикарей высшей культуры и «…потому лишь принадлежат к цивилизован­ному об­ществу, что родились в нем, родились при условиях, поставивших их рядом с двигателями и участниками цивилизации. Они получили по наследству некоторые формы жизни и привычки, и сохранять их, подобно тому, как австралиец до конца жизни сохранит обычаи и привычки се­мьи, в которой родился, как муравей содержит тот или другой строй унаследованного им мура­вейника… Они действительно живут в среде цивилизации, но для них цивилизация есть лишь несколько сложнейшая форма общественности, где ходы мышиных нор и построек термитов заменены паркетными полами.., дойные вши муравьев заменены наследственной рентой или чиновничьем жа­лованием; но в сущности разницы нет никакой» (Лавров П.Л. Цивилизация и дикие племена. Спб., 1903. с.198). Он далее более пространно писал: «Формы общественной жизни, насколько они получаются по преданию и передаются по привычке, отличаются от строя животной жизни лишь по сложности, а не по существенным признакам. Чело­веческий муравейник может обладать администрацией, законодательством, промыш­ленностью, искусством, религией, даже в известной степени наукой и оставаться не бо­лее, как человече­ским муравейником» (Лавров П.Л. Цивилизация и дикие племена. Спб., 1903. с.205) Более толково потом назвал такое общество А. Зиновьев - « Человейник»

Вот как перелагал мысли П. Лаврова М. Филиппов: «Гастрономические наслаждения, утонченный разврат, азартные игры – таковы наслаждения культурного дикаря. Он даже читает порой Бокля и Толстого, потому что это делают другие. Он быстро соображает выгоду нового акционерного предприятия, подобно тому, как папуас бы­стро постигает преимущество ружья над луком. Но, в то же время, он раб обычая, для него не существует самого элементарного представления о потребности развития мысли путем уяснения и усовершенствования методов, - о потребности развития об­щежития путем воплощения справедливости в общественные отношения» (Филиппов М. Теория критически-мыслящей личности \\ Научное обозрение. 1900. №4. с.758).

Интересна его критическая оценка этой теории. Филиппов считал, что Лавров сам от­рицает свою теорию критически-мыслящей личности тем, что в поздний период подхо­дит к материалистическому пониманию истории и утверждая, что мысль продуктивная – это мысль техническая и мысль по творчеству общественных форм. В связи с этим становится важна их общественная роль: «Эти личности оказываются плотью от плоти тех общественных групп, к которым они принадлежат по рождению и воспитанию или примыкают по симпатиям и убеждениям. Сложные, переплетенные нити, связывающие личности с различными общественными группами, настолько определяют собою отно­шения этой личности к историческим движениям, что для чисто индивидуальных суж­дений остается немного места. Самая критическая работа оказывается не делом* лич­ного произвола, а явлением общественным. Стоит вспомнить о веке энциклопедистов. Чем более глубоко проникла данная личность в потребности своей группы, своего об­щества, своей эпохи, тем глубже представляются другим её убеждения… Таким обра­зом субъективизм автора в конце концов приводит к общественному элементу. В этом я вижу мост, соединяющий его воззрение с другими, более объективными социологиче­скими теориями» (Филиппов М. Теория критически-мыслящей личности \\ Научное обозрение. 1900. №4. с.774-775).

Интересна мысль о том, что именно перманентные «потрясения» общества придают динамику социокультурным изменениям. Такой принципиальный «катастрофизм», прямо в русле синергетического мышления: «Культурный строй не мог окоченеть, потому что постоянно подвергался потрясениям и в этих потрясениях мысль находила возможность крепнуть и отыскивать новые спо­собы действия» (Лавров П.Л. Цивилизация и дикие племена. Спб., 1903. с.243)

Большое внимание Лавров уделяет формированию психики человека культуры, который уже более сдержан и способен рассчитывать свои действия. Это дает то, что человек, который приобщен к культуре более «управляем» и «дисциплинирован». Все идеологии обществ исторических- это общества, которые формируют иные практики мысли и поведения.

Далее Лавров рассматривает под этим ракурсом все разновидности «переживаний» (традиций) в разных областях человеческого общества - социальных институтах управления, в искусстве, в религии, в философии и науке. В частности, интересно, что он придает одновременно большую роль аналогии в философии и науке, но, одновременно, говорит, что при дальнейшей работе мысли аналогия, как механизм мысли эпохи «переживаний», не может позитивно рассматриваться ни философией, ни наукой.

Итожит эту работу следующим: «В предшествующих главах было показано, как многочисленны и разнообразны были и остались переживания доисторического времени в исторические эпохи, и как рядом с жизненными элементами, способствовавшими историческую эволюцию народов, эти переживания оказывались большей частью опасным препятствием этой эволюции. Историческая интеллигенция, усвоившая наслаждение развитием и потребность его, пользовалась, конечно, всеми жизненными элементами для упрочения и для расширения своего влияния; однако сознательная работа мысли этой интеллигенции в направлении развития рисковала оказаться слишком слабым орудием борьбы за историческое будущее, вследствие многих препятствий, встречавшихся на этом пути; работу интеллигенции парализовала и сравнительная малочисленность этой интеллигенции во все периоды истории, и могущество обычая в большинстве населения, и лишь лень мысли, унаследованная этим большинством, и другие подобные же препятствия, на которые только что было указано. Но в этой борьбе за будущее интеллигенция нашла себе пособников и в особях, вполне подвластных бессознательному процессу жизни по обычаю. Эти пособники действовали не из-за потребности развития, доступной лишь интеллигенции, но из разнообразных побуждений, возникавших в среде общества, помимо указанной потребности. Таковы были сперва некоторые естественные побуждения, которые мы замечаем и у дикарей; затем таким же мотивом были низшие интересы, в то время, когда интеллигенция ставила перед своими современниками уже представления об интересах все более высших; еще позже возникали в большинстве коллективные побуждения фантастические, когда интеллигенция все лучше и все определеннее уясняла себе и обществу реальные задачи в области развивающих идей и общечеловеческой солидарности. На всех этих последовательных фазисах побуждения интеллигенции значительно отличались от мотивов деятельности общественных групп, оставшихся вне истории; тем не менее, результаты тех и других могли иногда совпадать и действительно совпадали. В подобных случаях - более частых чем это можно было бы ожидать - интеллигенция встречала бессознательных пособников, как своей выработки при переходе доисторического общества к исторической жизни, так и своему позднейшему влиянию на общество при своей борьбе с неисчислимыми препятствиями. Именно это обусловило ряд явлений, которые, в своей совокупности, представляют знаменательную картину борьбы исторической мысли с переживаниями доисторического времени.

Непостоянство мысли дикаря всех культур являлось уже в самой среде царства обычая разъедающим началом для последнего. Особи, чувствовавшие удовольствие от случайной новизны, бессознательно становились противниками обычая. Изменчивая мода вызывала среди дикарей всех культур во все периоды такое же безусловное подчинение, как и неизменный обычай. Между автоматами обычая и ребяческими слугами моды не могло во многих случаях не обнаружиться противодействие. Как только это противодействие здесь или там дошло до того, что в общих привычках мысли стали побеждать сторонники бессмысленной смены мод над столь же бессмысленными рабами обычая, тут оказались шансы для нового изменения. Среди низших племен, соседи, выработавшие высшую культуру, или колонизаторы более дальних цивилизованных племен приносили дикарям, у которых господствовала смена мод, новые моды, настолько внушительные, что старый обычай был окончательно подорван ими. Оказалась почка для новой работы мысли. Более или менее ясное наслаждение развитием сделалось осуществимым для вчерашних дикарей. Для племен несколько высших по способностям изменчивость моды оказалась сильнее и без посредства чужих, и для них возможность исторической жизни появилась самостоятельно.

Первым шагом на этом пути была у одних особей, усиливавшаяся склонность к подражанию и заимствованию, и преобладание у других, удовольствия от новизны над удовольствием от неизменности форм жизни и приемов мысли. Те особи, которые стремятся наслаждаться новизной, вообще, мало по малу вырабатывают в себе новые побуждения. Это, во-первых, склонность ставить эту новизну перед собою и перед другими, как нечто лучшее, нечто высшее,- следовательно, элементарное побуждение к развитию. Это, во-вторых, у особей, в которых наилучше подготовлялся будущий индивидуализм, стремление сделаться инициаторами в обществе распространяющейся новизны: внушительными личностями, требующими подражания в области мод. Но в то же самое время, для этого самого инициаторства одних особей в области моды, вырабатывается очень удобный материал в тех группах, которые развивают в себе преимущественно подражательность и переимчивость в области привлекательной новизны. Таким образом, в обществе происходит несколько дифференциаций. Рядом с большинством, остающимся под безусловным гнетом обычая и случайно возникающих мод, из этого большинства выделяются инициаторы мод - почти, исключительно, бессмысленных и приятных только своей новизной- и их подражателя на почве склонности к новизне. Зародыш интеллигенции, стремящейся к лучшему - более или менее ясно представляемому- выделяются в группы особей, способных сделаться инициаторами мод и действовать внушением на других в направлении господствующей новизны. Зародыш групп пособников интеллигенции, починяющихся их инициативе, присутствуют в среде людей, склонных поддаваться чужому внушению в поддержке новизны. В последующие периоды эволюции большинство этих групп обнаруживает наклонность войти в массу дикарей высшей культуры, против которых становится неизбежной- позже и обязательной- борьба меньшинства, вырабатывающегося в историческую интеллигенцию Но на низшей ступени, подготавливающей историческую жизнь, именно в только то упомянутой дифференцирующейся среде, совершалось подготовка. На почве борьбы за новизну вообще или за старую культурную форму вырабатывается борьба за новизну лучшую, борьба за начало развитию там, где обстоятельства этому способствуют, начинается историческая жизнь. Прежде чем она началась, первым симптомом, обнаруживающим присутствие течения в этом направлении, оказывается непреднамеренная смена культур; коллективность доисторических дикарей, под влиянием инициаторов новизны и их сторонников, переходит от одной культурной формы к другой, но потребность развития еще не обнаружилась. Интеллигенция еще не выработалась. Доисторический период продолжается в новых формах культуры» (там же, с. 158-160).

Историческая интеллигенция еще не выработалась. Она появится тогда, когда выявится слой критически-мыслящих личностей, а по моей философии- шизоидов. Они с большой натяжкой могут считаться интеллигенцией. Подавляющее большинство интеллигенции - это клан дикарей высшей культуры. А это те «одинокие», которые дают толчок развитию мысли, знания и изменению социальных форм (часто это происходит путем террора и кровавых гражданских войн). Так и идет постоянно разделение интеллигенции на две категории, что выражается в разных формах. К примеру, это различение выразил Вл. Ульянов таким образом: ««Интеллектуальные силы» народа смешивать с «силами буржуазных интеллигентов неправильно. За образец их возьму Короленко, я недавно прочел его, писаную в августе 1917 года брошюру «Война, отечество и человечество».

Короленко ведь лучший из «околокадетских», почти меньшевик. А такая гнусная, подлая, мерзкая защита войны, прикрытыми слащавыми фразами! Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками! Для таких господ 10 000 000 убитых на империалистической войне, дело, заслуживающее поддержки (делами, при слащавых фразах против войны), а гибель сотен тысяч в справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно. «Интеллектуальным силам», желающим нести народу (а не прислуживать капиталу), мы платим жалование выше среднего. Это факт. Мы их бережем. Это факт» (Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Изд.5. 1978. Т.51 с. 48-49)

Это одна из вариаций. В любом варианте факт, что эти критически-мыслящие личности, шизоиды и являются главными акторами социокультурных изменений

 

Глава 3