Тема: Поэма А. Ахматовой «Реквием»

 

1. Судьба Ахматовой трагична. В 1921 г. расстреляли мужа, Н. Гумилёва. Что из того, что в это время они были в разводе. Их по-прежнему связывал сын Лев. Судьба отца повторилась в сыне. В 1935, 1938 и 1949 годах по ложному обвинению он был арестован. Жутким ударом, «каменным словом» прозвучал смертный приговор, заменённый потом лагерями. Затем почти 20 лет ожидания сына. Однако поэма имеет не только личное значение.

2. В 1940 г. выходит в свет знаменитое ждановское постановление, которое оболгало Ахматову и Зощенко, закрыло перед ними двери журналов. К счастью, поэт смогла выдержать все эти удары, прожить достаточно долгую жизнь подарить людям чудесные произведения. Вполне можно согласиться с Паустовским, что «Анна Ахматова – целая эпоха в поэзии нашей страны».

3. Массовые репрессии в стране, трагедийные события личной жизни вызвали к жизни поэму «Реквием» (1935-1940). Памятником страшной эпохе стал «Реквием», посвящённый самым «проклятым датам» массовых убийств, когда вся страна превратилась в единую очередь в тюрьму, когда каждая личная трагедия сливалась с национальной.

4. 5 лет с перерывами работала Ахматова над этим произведением. Создавалась поэма в нечеловеческих условиях. Стихотворения эти не записывались – запоминались накрепко надёжными друзьями Ахматовой. Уже в 1961 г. поэме был предпослан эпиграф, строго, точно и лаконично отразивший гражданскую и творческую позицию автора.

5. Поэма состоит из 10 стихотворений, прозаического предисловия, «Посвящения», «Вступления» и двухчастного «Эпилога».

 

6. Вместо предисловия (чтение). Эти очереди вытягивались вдоль мрачных стен старой петербургской тюрьмы «Кресты».

 

 

Поэма сложилась из отдельных стихотворений, созданных в основном в предвоенный период. Окончательно эти стихи были скомпонованы в единое произведение лишь осенью 1962 г., когда оно было впервые написано на бумаге. Л. Чуковская в «Записках об Анне Ахматовой» сообщает, что в этот день. Ахматова торжественно сообщила: «Реквием» знали наизусть 11 человек, и никто меня не предал».

    При знакомстве с поэмой и её структурными частями поражает чересполосица дат: «Вместо предисловия» датировано 1957 годом, эпиграф «Нет, и не под чужим небосводом …» - 1961-м, «Посвящение» - 1940-м, «Вступление» - 1935-м и т. д. Следовательно, даты эти – своеобразные знаки того, что к этому творению Ахматова обращалась постоянно на протяжении 30 последних лет жизни. Важно уметь отвлечься от этих цифр и воспринимать «Реквием» как целостное произведение, рождённое трагедийным временем.

Слово «Реквием» переводится как «заупокойная месса», католическое богослужение по умершему. Одновременно это – обозначение траурного музыкального произведения. Исследовательница Абелюк сопоставила латинский текст заупокойной мессы с поэмой и нашла ряд параллелей, что свидетельствует о глубоком воздействии мессы на Ахматову. Есть переклички поэмы и с текстом молитвы, обращённой к скорбящей матери. Это позволяет нам сделать выводы о том, что произведение Ахматовой. Можно рассматривать в общем контексте мировой культуры и что поэма эта имеет ярко выраженное музыкальное начало.

    

Эпиграфом служит отрывок из её же стихотворения «Так не зря мы вместе бедовали…». С самого начала автор подчёркивает, что поэма затрагивает не только её несчастья как матери, но касается общенародного горя. Этот сплав личного и общего выделен в афористических строчках эпиграфа:

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

Лаконичное «Вместо предисловия» написано прозой: и содержание, и непривычная форма этого текста приковывают к себе особое внимание. Рассказ о 17 месяцах, проведённых в очередях возле тюрьмы, как бы конкретизирует эпиграф. Поэт клянётся, что сможет написать о пережитом, и сам текст «Реквиема» служит этому подтверждением. Значит, поэма – овеществлённая клятва, реализация высочайшей миссии, взятой на себя художником.

Называет виновника всех бед народа: «В страшные годы ежовщины …»

   

«Посвящение» содержит ряд конкретных картин общенародного несчастья «осатанелых лет».

Масштабы трагедии заданы уже первыми строками «Посвящения»:

Перед этим горем гнутся горы,

Не течёт великая река…

Эта метафора позволяет добиться удивительной краткости и выразительности.

Но эта конкретность поразительно соединена с высоким обобщением, Поэтому закономерным становится введение в текст образов, восходящих к отечественным «первенцам свободы» и Пушкину: «Но крепки тюремные затворы, / А за ними «каторжные норы» и смертельная тоска».

Любовь и дружество до вас

Дойдут сквозь мрачные затворы,

Как в ваши каторжные норы

Доходит мой свободный глас.

Заключая слова «каторжные норы» в кавычки, Ахматова нацеливает своего читателя на сопоставление со стихами Пушкина. Но в стихотворении Пушкина звучит уверенность в торжестве справедливости, которая как бы преодолевает расстояние между поэтом и декабристами. У Ахматовой вместо преодоления возникает отдаление. Лирическая героиня Ахматовой знает, что её монолог останется без ответа. Поэтому ниже появляются строки «Ото всех уже отделена».

Для лирической героини «Реквиема» мир как бы разделился надвое. И если

Для кого-то веет ветер свежий.

Для кого-то нежится закат,

то для неё такого мира уже не существует. Сразу после ареста Мандельштама Ахматова, бывшая свидетельницей обыска в его квартире, записала: «Было очень тихо. За стеной у Кирсанова играла гавайская гитара». Здесь, как и в «Реквиеме», противопоставлены два мира – благополучие и трагедия. Все чувства лирической героини обострены, и слух её улавливает те звуки, которые не слышны другому миру.

Насколько тяжёлое время тогда было, можно судить уже по тому, как Ахматова описывает город. Даже «стало солнце ниже и Нева туманней».

«Вступление» обнажает правду на грани фантастики. И очень естественно здесь возникают гротескные образы: «… улыбался // Только мёртвый, спокойствию рад. / И ненужным привеском болтался / Возле тюрем своих Ленинград»; «безвинная корчилась Русь».

Ахматова стала голосом национальной трагедии:

Звёзды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под крышами чёрных марусь.

 

   

Образ родины трансформируется в поэме. Он охватывает и «сибирскую вьюгу», и «великую реку», и «тихий Дон», и «кремлёвские башни», и «море», и «царский сад», и Енисей, и Неву. Но на этих просторах – лишь страдания, улыбается «только мёртвый, спокойствию рад». Это переложение страшного: «И живые позавидуют мёртвым». Даже неживое не могло устоять перед натиском огромной разрушительной силы. Между «живыми» и «мёртвыми» у Ахматовой нет границы. И даже весь «Реквием» посвящён и живым, и мёртвым, в нарушение традиции.

Любимый Ахматовой Петербург-Ленинград становится «ненужным привеском» своих тюрем.

«Марусями» называли в народе машины для перевозки арестантов. Существовало и иное название – «ворон» или «воронок».

    

Строфа Ι «Уводили тебя на рассвете …»

строится как народный плач. Это причитание матери по уводимому в тюрьму сыну, которое неожиданно объединяется с крестьянским плачем по покойнику (представление о нём возникает благодаря соответствующей лексике: «тёмная… горница», «плакали дети», «божница», «свеча оплыла», «холод иконки»).

     Наконец, это услышанные из глубины веков крики и стоны стрелецких жён. Но все эти голоса сливаются в один общий вой, невыносимый в своём трагизме. Ахматова воплощает себя и свою судьбу в облике женщины русского средневековья, «стрелецкой жёнки», показывает тяжесть вполне конкретного страдания русской женщины, судьба которой оказывается типичной.

В следующей части произведения, II, (с. 206), датированной 1939 годом, получает своё выражение склонность Ахматовой к космическимобразам. Изображённое на земле обозревается глазами «жёлтого месяца» («жёлтый месяц входит в дом»).  У Ахматовой жёлтый лунный свет часто сопутствует смерти, напр.:

Если плещется лунная жуть,

Город весь в ядовитом растворе…

В поэме месяц не только свидетель, но и участник событий. Жёлтый цвет луны усиливает ощущение трагичности происходящего.

Своё личное горе Ахматова выразила в коротких строчках стихотворения, корнями уходящего в фольклор:

Тихо льётся тихий Дон,

Жёлтый месяц входит в дом.

Входит в шапке набекрень.

Видит жёлтый месяц тень.

Эта женщина больна,

Эта женщина одна.

Муж в могиле, сын в тюрьме,

Помолитесь обо мне.

В русских исторических песнях образ «льющейся реки» часто связывался со слезами.

III, стр. 207

О себе автор пишет в 3 лице. Это уже не женщина – тень. Человеку невозможно вынести такое:

Нет, это не я, это кто-то другой страдает.

Я бы так не могла…

Лирическая героиня как бы смотрит в зеркало своей судьбы и не может принять эту судьбу. «Чёрные сукна» не только знак траура, но и попытка забвения.

Ахматова пробует увидеть страдания других людей со стороны, но от этого они не менее трагедийны. Выражением всеобщего горя становится страшная ночь.

 IV

Умом она понимает, что счастливое, безмятежное прошлое ушло безвозвратно, и обращается мысленно к нему:

Показать бы тебе, насмешнице

И любимице всех друзей,

Царскосельской весёлой грешнице,

Что случится с жизнью твоей…

Героиня поэмы пробует взглянуть на себя со стороны и с ужасом замечает себя, былую «весёлую грешницу», в толпе под Крестами, где столько «неповинных жизней кончается …». Стих обрывается на полуслове, на многоточии.

(Кресты¹ – политическая тюрьма в Ленинграде).

V

 

В следующем отрывке (1939) отчаяние матери, кажется, достигает высшей точки:

Семнадцать месяцев кричу,

Зову тебя домой,

Кидалась в ноги палачу,

Ты сын и ужас мой.

Всё перепуталось в её сознании, ей слышится «звон кадильный», видятся «пышные цветы» и «следы куда-то в никуда». «Следы куда-то в никуда» - повторяющийся мотив поэзии Ахматовой 40-х гг.; он связывается со смертью, с движением в Вечность. И светящая звезда становится роковой и «скорой гибелью гроз ит». «Огромная звезда» - речь может идти о Кремле.

   

Строфа VI «Лёгкие летят недели…» 

     Датирована тем же 1939 годом. Героиня пребывает в каком-то оцепенении. Все её мысли о сыне, общее у них сейчас – белые ночи, которые глядят в тюрьму, но приносят не свет и радость, а говорят о кресте и смерти. И в этом состоянии оцепенения на героиню обрушивается очередной удар – приговор сыну.

 

Эта часть «Реквиема» так и называется – «Приговор» VII.

 

И упало каменное слово

На мою, ещё живую грудь.

«Каменный» в значении тяжёлый, страшный, невыносимый.

Женщина находится на грани жизни и смерти и как бы в полубреду пытается всё-таки найти выход:

Надо память до конца убить,

Надо, чтобы душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

VIII

 

Но у героини нет сил жить, и она зовёт смерть.

Ты всё равно придёшь – зачем же не теперь?

Я жду тебя – мне очень трудно.

Так начинается следующая часть - «К смерти». Героиня готова принять любую смерть: отравленный снаряд, гирьку бандита, тифозный чад и даже увидеть «верх шапки голубой» - самое страшное в то время.

Это всеобщее горе настолько велико, что Ахматову уже мало волнует окружающее:

Мне всё равно теперь. Клубится Енисей,

Звезда Полярная сияет.

IХ

 

Но смерть не приходит – приходит безумие («Уже безумие крылом …» - 1-я строка новой части).

Само страдание становится окаменелым. Всё происходящее в жизни и в сердце сводит с ума. И теперь смерть обретает свою новую форму – душевной болезни:

Уже безумие крылом

Души накрыло половину.

На смену разуму приходит его затмение, былая стойкость сменяется слабостью, речь превращается в бред, память – в беспамятство, а богатство жизни – в предельную пустоту. И если мелькают ещё призраки чего-то святого, то это смутные наплывы из прошлого.

Само название – «Реквием» - настраивает на торжественно-траурный, мрачный лад, оно связано со смертью, скорбным молчанием, которое происходит от непомерности страдания.

Тема смерти обусловливает тему безумия: «Уже безумие крылом // Души накрыло половину…». Безумие выступает как последний предел глубочайшего отчаяния и горя, невыносимого здравым умом, а потому отстранённого: «Прислушиваясь к своему // Уже как бы чужому бреду».

Трагедия народа так велика, что не вмешается в рамки траурного реквиема. Трагедия вызывает в памяти самое страшное из преступлений в истории человечества – распятие Христа. Трагедия подключает сознание читателя к судьбе Матери, принесшей в мир Сына-Искупителя.