МБУК «Библиотеки Тольятти» ко 2 марта - 220- летию со дня рождения русского поэта-классика

…Тот факт, что родился Евгений Боратынский 2 марта 1800 года, известен многим поклонникам его поэзии. Чуть меньше людей знают о том, что родился он в семье Абрама Андреевича Боратынского, отставного генерал-лейтенанта из окружения императора Павла I, и Александры Федоровны Черепановой, бывшей фрейлины императрицы Марии Федоровны. Казалось, уже в силу одного своего аристократического происхождения ребенку была обеспечена блестящая, надежная карьера. Но судьба распорядилась по-иному. Как именно, знают немногие.

На вечере в библиотеке читатели чуть больше прикоснутся к таинственной истории жизни поэта. Узнают, почему возникли разночтения его фамилии и за что дворянин Боратынский был по воле императора лишен всех гражданских прав. Полистают его поэтические сборники, посмотрят видеоролик «Первая Всероссийская акция «Читаем Евгения Боратынского», послушают в записи романсы на стихи поэта («Не искушай меня без нужды…», «Я был любим…», «Звезда», «Приманкой ласковых речей…», «Мечты волшебные, вы скрылись от очей!», «Не растравляй моей души») …

И. возможно, впервые задумаются о том, что, оказывается, любовь бывает разной. Порой ее и за любовь-то не примешь. Иногда любовь кажется вспышкой све­та, иногда - ноющей в сердце болью.

Первую разновид­ность любви тонкий лирик Евгений Боратынский (1800-1844) узнал в Петербурге, влюбившись в Софью Дмитриевну Пономареву, дочь сенатского оберсекретаря, большую авантюристку и завзятую любительницу талантливых литераторов, женщину необычайную, странную, страстную, славившуюся своими выходками на всю Северную столицу. Вторую - в Финлян­дии, полюбив Аграфену Федоровну Толстую, жену своего командира - Арсения Андреевича Закревского, генерал-губернатора Финляндии. И та, и другая долго питали его поэзию.

А что можно сказать об Анастасии Львовне Энгельгардт, женщи­не «неэлегической наружности», ставшей его женой и посвятившей ему жизнь? Наверное, многое.   

Окружающим казалось, что Евгений Боратынский был счастлив в браке: он построил добротный дом в Муранове, и хозяйственные дела шли прекрасно. И он, конечно же, по-своему любил жену - как хозяйку, мать их семерых детей, добрую и умную женщину. Но всю жизнь душу его скребли кошки, и поэт никак не мог отделаться от мысли, что счастливым так и не стал…

По мнению поэта, в героини поэмы Анастасия Львовна не годилась: и копье на турнире ра­ди нее не сломаешь, да и с ума из-за нее не сойдешь. И, тем не менее, Евгений Боратынский оказался единст­венным на свете поэтом, скончавшимся от любви к собственной жене. Как это произошло?

Итак…

                                Клин вышибают клином

Поговорка о том, что мужчина должен построить дом, вырастить дерево и родить ребенка, еще не появилась на свет, но это ничего не меняло: Евгений Боратынский строил дом и с каждым днем получал все большее наслаждение.

Материалом для стен послужили вертикально поставленные бревна: скоро их обложат

кирпичом. Вместо штукатурки он собирается использовать глину (так делают на Тамбовщине) и уже написал матери, что под краской разницы с настоящей штукатуркой видно не будет. А уж что касается долговечности, он ручает­ся, что дом простоит сто лет и не потребует никакого ре­монта.

Поэт чертил планы, командовал каменщиками, покрики­вал на плотников и чувствовал, что строительство захваты­вает его не меньше, чем работа над поэмой. Здесь было даже важное преимущество - стихотворение отдаешь на суд дру­гих, и глупцы-критики (чего стоит хотя бы неуч и грубиян Белинский!) бросаются на твое детище, словно коршуны. А дом строится для себя, чужие егоне опоганят.

Стены подни­мались все выше, и Евгений оттаивал душой - последний год оказался для него скверным. Поэт Боратынский чувство­вал себя глубоко несчастным, и самое противное состояло в том, что серьезных причин для этого не было.

Он крепок, здоров, а после женитьбы стал состоятелен. Жену, Анастасию Львовну, урожденную Энгельгардт, в де­вичестве за глаза называли барышней «любезной, умной и доброй, но не элегической наружности». А для Евгения на­ружность не имела значения - он полюбил ее душу. И не прогадал: лучшей жены просто не найти.

Так в чем же дело - конечно же не в том, что критика ох­ладела к его стихам, а Белинский ничего не понял в «На­ложнице»? Это просто смешно! Что ему, взрослому, гордому, многое повидавшему человеку, критики? Что Белин­ский?

Боратынский твердо решился стать счастливым, но по вычерченной им дороге счастье не пришло. А тот, кто хочет найти доступ­ный и полезный заменитель счастья, должен начать стро­ить дом - и он у Евгения получался на славу.

Поэт возил на прода­жу вековой лес, после сажал на вырубках маленькие ели, сосны и дубы, убивая душевную пустоту. Червь, гложущий его душу, затихал лишь тогда, когда голова была занята тесом, кирпичом да пла­ном гостиной...

Что будут пом­нить о нем его собственные сыновья? Как Евгения исклю­чили из Пажеского корпуса за кражу? Его поэтическую из­вестность? (Славный был поэт, но не Пушкин, нет, не Пушкин!).

       Евгений строил обыкновенный дом - простой, уютный, удобный: свет в гостиную попадает не только через окна, но и через застекленные двери; дети будут заниматься на самом верху, в башенке. Свет будет литься и сверху, из окон, прорезанных в барабане купола. Боратынский чертил пла­ны, проверял прочность бревен, распекал плотников: он думал, что здесь пройдет остаток его жизни.

Поэт проводил на строй­ке весь день, а вечером приходил в крестьянскую избу, ужи­нал хлебом с молоком, писал письма, ложился на покры­тую чистой простыней лавку и тут же засыпал.                               

Он видел те же сны, что и много лет назад, когда учился в Пажеском кор­пусе: родительский дом в Маре, имение под Тамбовом, ов­раг, пруд, грот и протягивающий к нему руки высокий муж­чина в павловском мундире - человек без лица. Это отец, а лица его он не помнит: отец умер, когда Евгению было де­сять лет.

Стихов тот не писал, но жизнь прожил полную - даже по меркам своего богатого на приключения времени. Вы­ходец из знатного, но обедневшего карпатского рода (на Руси бывшие владельцы замка Боратынь стали Боратын­скими) служил в гвардии, сражался со шведами на море. После того как на его галере были разбиты все пушки и пе­реломаны весла, Абрам Андреевич Боратынский попал в плен и был представлен шведскому королю.   

Скромный офицер сделал блестящую карьеру: цесаревич Павел при­близил его к себе, император Павел I сделал генералом, ода­рил землями и крепостными. После отца осталась славная память.

А ощущение от сна у его сына Евгения было таким же, как когда-то в корпусе: тоскливое одиночество и желание немедлен­но что-нибудь разбить.

                             И грянул гром, или Черт в судьбе

Однажды он уже поддался та­кому чувству, и чем все закончилось? Мерзким поступком, позором, затянувшейся на годы бедой. Евгений перетерпел беду, обуздал своих бесов и выжил. Так что же, выбросить прошлое из головы? Но как? Ведь ничего ярче и страшнее в его жизни не было!

       Все началось со скверных книг, впечатление от которых умножилось на сильное воображение и живость нрава. В Пажеском корпусе он зачитывался романами о похождениях знаменитого Ринальдо Ринальдини и прочих бандитов. Но погубили его не канувшие в Лету графоманы, а блистательный Шиллер: он прочел «Разбойников» и решил перейти к делу.

Так появилось "Общество мстителей», по­портившее много крови и учителям, и служившим в корпу­се офицерам. Инспектору они подсыпали в табак толченых шпанских мух, и тот шел домой с распухшим носом, а офи­церам тайком обрезали форменные шарфы. По вечерам «мстители» собирались на чердаке корпуса и пировали припрятанной во время ужина едой.

Вскоре к обществу присое­динился 13-летний паж Приклонский, сын камер­гера. Он сообщил, что несколько месяцев назад подобрал ключ к бюро отца и каждую неделю таскает оттуда деньги. Теперь "разбойники» зажили широко: каждый вечер лако­мились конфетами.

     До выпуска оставалось недолго - впереди у Евгения бы­ла спокойная, удачная жизнь с постоянным повышением в чинах, выгодной женитьбой, придворной карьерой. Но тут в его судьбу вмешался черт - паж Приклонский уехал из го­рода и по доброте душевной оставил им ключ от отцовско­го бюро. Прошла неделя, затем другая. «Мстителям» захоте­лось сладкого.

     «Погостили» хорошо. Боратынский, который был зна­ком с Приклонским - старшим, отвлекал хозяина разгово­ром, а приятель Ханыков пробрался в его кабинет, открыл бюро и вытащил оттуда оправленную в золото черепахо­вую табакерку и пятьсот рублей. Табакерку пажи изломали и выбросили, золотую оправу спрятали, двести семьдесят рублей потратили на сладости и ликеры.

       Камергер быстро обнаружил пропажу и поднял шум. Корпусное начальство устроило обыск. Часть денег нашли. Начальник Пажеского корпуса, генерал-лейтенант Клингер тут же сообщил о слу­чившемся императору. И над головами проворовавшихся пажей грянул гром - да такой, какого в Петербурге не слы­хали со времен покойного государя Павла Петровича.  

       Камергер Приклонский рвал на себе волосы: оказалось, его собственный сын - член шайки! Теперь он отдал бы все, чтобы избежать скандала. Камергер просил государя про­стить пажей, но было уже поздно.

       Император подверг юнцов строгой каре: Ханыкова и Бо­ратынского исключили из корпуса, запретив поступать на любую службу, военную или статскую. Император­ский указ был разослан во все присутствия и полки. И бывшие пажи превратились в парий, призраков Боратынского и Ханыкова: дворянские грамоты остались в корпусе, в ре­зультате они утратили все гражданские права.

Единственным выходом оставалась солдатская шинель, но 16-тилетний Боратынский понял это не сразу. Около года он мыкался в Петербурге, жил у матери в Ма­ре, пока в Петербурге за него хлопотала родня. Но хлопоты не помогли. Через три года Евгений Боратынский стал ря­довым солдатом лейб-гвардии Егерского полка...

Это случилось двадцать два года назад, с тех пор прошла жизнь... Целая жизнь, а что ее заполняло? Домашние хлопо­ты, занятия литературой, жена, дети, встречи с друзьями... Что ни говори, но это было призрачное существование.

Отец, павловский генерал, по-прежнему казался ему идеа­лом - но если в молодости он еще мог попытаться к нему приблизиться, потому и пошел в солдаты, то что делать те­перь, когда жизнь сложилась? Строить дом, как это сделал отец в Маре? Он его и строит.

А ведь в былые годы счастье казалось таким достижимым, таким простым: получи офи­церские эполеты - и оно в кармане!..

                   Солдатское счастье и первая любовь

Возможно, на самом деле все обстояло вовсе не так, как казалось, и именно сол­датом Боратынский был истинно счастлив.

Командир полка, Карл Иванович Бистром, оказался доб­рым знакомым его родных, и служба совсем не тяготила Боратынского. Евгений жил на частной квартире, в городе он носил статское платье, с утра ходил на службу, да и то не всегда. Его окружали друзья: барон Дельвиг, начинающий поэт, литератор Кюхельбекер, поэт Креницын, шестой год проводивший в Пажеском корпусе. Боратынский приятельствовал с Пушкиным...

Это была хорошая жизнь, она частенько вспоминалась поэту и много лет спустя.

Однажды Дельвиг прислал друзьям визитные карточки с приглашением отобедать. Когда все собрались, барон повел их в город и остановился перед домиком с намалеван­ным над входом двуглавым орлом.

- Помилуй, братец, это и есть твой обед? Брось свои причуды, пойдем в ресторан!

Дельвиг преважно покачал головой:

- Что хорошего в ресторане? Кого из тех, кто там обеда­ет, мы не видали? Здесь же нас ждет новое общество. Посмо­три на герб: может ли царев кабак не потрафить истинным патриотам?

В кабаке висело дымное марево. Пиликала скрипка, му­жичонка в пеньковой шапке плясал русскую. Друзья попро­сили настойки, и важный трактирщик наполнил рюмки, протерев их перед тем большим пальцем. Так начался этот замечательный день - закончили его в харчевне, где нож и ложки были прикованы к столу цепями. Цепи грохотали весь обед. С утра стоявшие на огне щи, к полудню долитые и доваренные, исчезали на глазах. Хохот стоял неописуемый.

Так они и жили, чередуя проказы со стихами, а пирушки с разговорами о судьбах Отечества.

Вскоре пришла и любовь - как же без нее, если тебе чуть за двадцать, ты хорош собой и считаешься отверженным? Офицеров в Петербурге много, а солдат-дворянин, да еще из знати, к тому же одаренный поэт - один...

Даме с заурядным умом такой выбор мог бы показаться необычным, но особа, решившая покорить солдата Боратынского, славилась своими выходками на всю Северную столицу. Петербургской любовью рядового лейб-гвардии Егерского полка и потомка легендарного галицийского замка Боратын стала Софья Дмитриевна Пономарева, дочь сенатского оберсекретаря.

Поговаривали о ней всякое. Идет, к примеру, завсегдатай ее салона по улице и вдруг столбенеет от неожиданности. Что такое? В чем дело? Да ни в чем - просто ему в лицо расхохоталась хорошенькая крестьяночка с коромыслом плече. Он вглядывается в нее пристальнее - ан и не крестьянка это, а Софья Дмитриевна спешит по своим секретным делам!

Другой друг дома Пономаревых, человек почтенный и заслуживавший доверия, уверял, что как-то поутру видел Софью Дмитриевну, наряженную финкой. За ней, тоже в финском костюме, шла ее подруга, итальянка. А куда они торопились, кто их ждал, чего ради дамы затеяли этот карнавал, оставалось только гадать.

Этим поклонники Софьи Дмитриевны и занимались. Поэт Боратынский должен был украсить коллекцию Пономаревой. Дело, однако, кончилось тем, что она влюбилась в него сама. Передаваемые через друзей записки, свидания в Летнем саду, объяснения, ревность...

 Презренья к мнению полна,

Над добродетелию женской
Не насмехается ль она,
Как над ужимкой деревенской?
Но как влекла к себе всесильно
Ее живая красота!
Чьи непорочные уста
Так улыбалися умильно?

Как в близких сердцу разговорах
Была пленительна она!
Как угодительно-нежна!
Какая ласковость во взорах
У ней сияла!..

Было ли это счастьем? Теперь Евгений может ответить твердо - да, было!

       Потом ему дали чин. Впрочем, чин издевательский, дворянский: Боратынский стал унтером. Он перевелся в армию и отправился в Финляндию в Нейшлотский пехотный полк.

                             Любовь вторая, или План похищения чужой жены

Там поэт узнал, что такое безнадежная, смертельная любовь. Боратынский влюбился в Аграфену Федоровну Толстую, жену своего командира - Арсения Андреевича Закревского, генерал-губернатора Финляндии.

Закревскому Аграфену сосватал сам император. Генерал принял женитьбу так, как принимал назначения на новую должность: с достоинством и готов­ностью исполнить свой долг. Отношения с женой у него первое время оставались совершенно платоническими: граф не считал возможным охотиться в полях, когда-то принадлежавших государю.

В свете у Аграфены Федо­ровны была слава Мессалины. Она ее заслужила: без посто­янного кавалера графиня не обходилась, головы кружила всему финскому свету: русским офицерам, морякам и служившим в русской армии шведам. Лицо, по словам недоброжелательниц, имела «округлое, как ее бусы», но совершенно прелестное. А еще у нее были живые глаза и удивительно белые руки... 

Итак, Финляндия: леса, озера, огромные валуны. Зимой - сверкающий на солнце снег; просыпающиеся весной во­допады; комары, не дающие покоя летом, и прекрасная женщина, из-за которой Боратынский сходил с ума.

Появился и соперник - Николай Путята, адъю­тант генерала Закревского.

Впоследствии Бора­тынский с Путятой породнились, женившись на родных сестрах, но кто бы мог представить такое двадцать лет назад?

Разумеется, никто - тогда Евгения волновали только две вещи - откладывающееся с года на год производство в офицеры и благосклонность прекрасной Мессалины - графини Аграфены Федоровны. Рядом с Аграфеной постоянно находился шведский аристократ Армфельт, прозванный за глаза Мефистофелесом. Да и каждый второй полковой офицер был готов бежать с ней хоть на край света.

3акревский смотрел на флирт супруги с равнодушием истинного философа: граф понимал, что красавице жене, богатой наследнице, доставшейся ему по прихоти императора до поры до времени лучше дать волю. Скандалы и трагедии ему не нужны, а с годами графиня перебесится.

На балах в Гельсингфорсе и Вильманстранде гремела музыка, пары летели в мазурке, среди офицеров в золоченых мундирах выделялся статский в черном фраке - унтер-офицер Нейшлотского полка Боратынский. Во время танца графиня улыбнулась ему, шепнув на ухо: «У вас красивые глаза, мсье унтер». Что это значит? Имеют ли се слова хоть какое-то значение - ведь второй такой кокетки нет во всем свете? Может ли он надеяться?

После бала унтер-офицер утешал адъютанта Путяту. Тот рассказывал другу о том, что Мессалина делала ему авансы. Накануне графиня сказала, что хотела бы станцевать с ним мазурку. Но сегодня Мессалина разговаривала только с Мефистофелесом, а для него у нее танца не нашлось! Путята кусал губы и клялся вызвать шведа Армфельта на дуэль и пристрелить, как собаку.

Боратынский успокаивал его и старался не рассмеяться. И, правда, - ну что тут скажешь? «Все устроится?» Он искренне на это надеялся, но пусть у Мессалины все устроится не с другом-соперником Путятой, а с ним. Евгений дружески похлопывал его по плечу, а сам обдумывал романтический и вполне разумный план.

Чина можно ждать еще сто лет, выйти в отставку унтер-офицером невозможно. Вместо этого он мог бы бежать с графиней за границу - хотя бы в Италию. Знакомый капитан тайно вывезет их из страны. В последние годы имение сильно расстроилось, но на скромную жизнь в Риме хватит. К тому же он может поступить на службу - хоть в папскую гвардию... Похитить жену у генерал - губернатора Закревского - тоже карьера, это дорогого стоит. Вопрос в том, как посмотрит на его план Мессалина?

Время шло. Боратынский влюблялся все сильнее, даже как будтопохудел. Друзья ин­тересовались его здоровьем, он отвечал что-то невразуми­тельное - не объяснять же всем, что Мессалина больше не обращает на него внимания.

Страшись прелестницы опасной,
Не подходи: обведена
Волшебным очерком она;
Кругом ее заразы страстной
Исполнен воздух! Жалок тот,
Кто в сладкий чад его вступает:
Ладью пловца водоворот
Так на погибель увлекает!
Беги ее: нет сердца в ней!
Страшися вкрадчивых речей
Одуревающей приманки;
Влюбленных взглядов не лови:
В ней жар упившейся вакханки,
Горячки жар - не жар любви.

А вскоре пришло печальное известие: в письме из Петербурга говорилось, что Софья Дмитриевна Пономарева скоропостижно скончалась -хо­хотунья и выдумщица простыла во время загородного ка­тания и сгорела за несколько дней.

Теперь его жизнь окон­чательно потеряла вкус и цвет, но до конца финляндского заточения было уже недолго.

                                        За честь мундира

Император по-прежнему не хотел слышать о Боратынском - на очередном предста­влении даже написал «впредь без повеления не доклады­вать». Хлопоты родни не помогали.

Евгений писал стихи - судьбой молодого поэта за­интересовался Жуковский. Боратынский прислал ему свою исповедь, и Василий Андреевич принял его беду близко к сердцу и пустил в ход все свои связи. Но толку от этих хло­пот тоже не было - Жуковский не помог.

Помогла дама - ветреная Аграфена Закревская, которая хоть и любила мучить своих кавалеров, но злой женщиной не была. Мессалина захо­тела помочь своему мечтательному кавалеру, а муж-генерал любил радовать жену. Закревский не нарушал монаршей во­ли и не писал представлений, но попросил за Боратынского лично, в добрую минуту, когда император был расположен к своему генерал-адъютанту.

Так Евгений Боратынский стал прапорщиком, и сразу после этого подал прошение об от­ставке. Честь была восстановлена, теперь он мог служить где угодно - не только в военной, но и в статской службе.

                                    На пути к гармонии духа

Вскоре его представили молодой особе «неэлегической наружности». Он влюбил в себя Настеньку Энгельгардт, же­нился и был счастлив.

 Не ослеплен я музою моею,
Красавицей ее не назовут,
И юноши, узрев ее, за нею
Влюбленною толпой не побегут.
Приманивать изысканным убором,
Игрою глаз, блестящим разговором,
Ни склонности у ней, ни дара нет,
Но поражен бывает мельком свет
Ее лица необщим выраженьем,
Ее речей спокойной простотой,
И он скорей, чем едким осужденьем,
Ее почтит небрежной похвалой.

 Когда умер тесть, Евгений начал управлять и имениями Боратынских, которые вконец расстроились под ма­менькиным присмотром, и поместьями Энгельгардтов. Та­ков был назначенный им путь к гармонии духа: семья, труд и поэзия...

Но судьба рас­порядилась иначе.

Евгений оказался прекрасным хозяином, через несколь­ко лет после того как они с семьей обосновались в Мурано­ве, у них появились немалые деньги. Они решили отправиться в большой тур по Европе: Берлин-Лейпциг-Дрез­ден-Париж, затем поехать в Италию, прекрасную Италию, край поэтов и художников...

Боратынский гулял по старинным улочкам маленьких итальян­ских городов, любовался видами Неаполя. Там с его женой случился тяжелый нервный припадок, за ним последовал глубокий обморок, и местные врачи всерьез обеспокои­лись за ее жизнь.

Евгений стоял, прислонившись к стене, кусал губы и смо­трел на задернутую кисейным пологом кровать. Как ему быть, если произойдет непоправимое? Он не сможет вернуться в Мураново один! Как обойтись без забо­ты Анастасии Львовны, ее спокойного, ненавязчивого инте­реса к его делам, стихам, мыслям?

Поэт представил - и ужаснулся бессмысленной пустоте, которой может обер­нуться жизнь, закусил побледневшие губы и схватился за сердце. «Неэлегическая наружность» - какой вздор! Пре­краснее женщины нет! И какой же он глупец, что не говорил ей об этом каждый день, каждый час - всегда, когда она хо­тела бы это слышать...

К вечеру Анастасия Львовна пришла в себя.

…А на следую­щий день с Боратынским случился сердечный приступ, и кровоизлияние в мозг убило поэта за два часа.

Жена с сестрой разделили отцовские имения, Мураново перешло семье Путяты. Старый друг сохранил дом таким, каким он был при Боратынском. А капитальный ремонт по­требовался только через сто двадцать лет - Боратынский оказался прав, бревенчатые стены под кирпичом и глиня­ной штукатуркой по прочности не уступали камню...

ЛИТЕРАТУРА:

1. Александров А. Отверженный//Караван историй.- 2006.- №7. - Стр. 182-191.

2. Баратынский Е.А. Стихотворения. Поэмы. - М.: «Наука».-1982.
3. Бочаров С. Г. Баратынский, Боратынский Евгений Абрамович // Русские писатели. 1800-1917. - М., 1992. - Стр. 158-163.

4. Бочаров С.Г. О художественных мирах: Сервантес. Пушкин. Баратынский. Гоголь.- М., 1985.

4. Лебедев Е.Н. Тризна: Книга о Е.А.Боратынском. - М., 2000.

5. Лебедев Е. Н. Тризна: роман о Е. А. Боратынском. - СПб., 2002. - 285 с.

6. Песков А.М. Боратынский. Истинная повесть. - М., 1990.

7. Прашкевич Г. М. Евгений Абрамович Баратынский (Боратынский) // Прашкевич Г. М. Самые знаменитые поэты России. - М., 2001. - Стр. 47-50.

8. Рассадин С. Б. Недоносок, или Русский изгой. Евгений Баратынский // Рассадин С. Б. Русские, или Из дворян в интеллигенты. - М., 2005. - Стр. 216-232.

9. Сурмина И. О. Баратынские // Сурмина И. Ускова Ю. Самые знаменитые династии России. - М., 2001. - Стр. 64-68.

26.02. 20. Россинская Светлана Владимировна, гл. библиотекарь библиотеки «Фолиант» МБУК «Библиотеки Тольятти»; e-mail:rossinskiye@gmail.com; Страница группы Вконтактеhttp://vk.com/library_foliant; 30-78-00