2020-05-12
137Глядя на эту очаровательную мудрую женщину с благородным серебром, обрамляющим чело, никак не скажешь, что она разменяла сотню лет жизни! Ясный острый и ироничный ум, великолепная память, в мельчайших подробностях хранящая бесценные сведения о безмерном подвиге ленинградцев в годы блокады.
Ирина Владимировна Мясищева провела в осажденном городе все 900 дней и
ночей, не покладая рук трудилась на боевом посту – спасала раненых бойцов.
– Ирина Владимировна, как складывалась ваша жизнь до войны?
– Мы жили здесь, в этой же квартире. Квартира большая – восемь комнат, но
потом нас уплотнили. И я живу здесь с рождения, а родилась я в 1925 году. Мои родители заселились в этот дом в 1923 году, въехали в квартиру № 20 и с тех пор сохраняется этот номер.
Здесь я пошла в школу – в бывший Царскосельский лицей. Нас было у родителей трое и все учились в этой школе.
– Каким вам запомнилось начало войны?
– В 1941 году моя старшая сестра закончила десятый класс, а я восьмой.
Младшая сестра была еще меньше. Старшая сестра сразу поступила в Первый Медицинский институт. Ну а я осенью должна была начать учебу в девятом классе. Наш выпускной вечер был 21 июня. А в ночь началась война. Мы были за городом, пришлось вернуться.
Отец был врачом, а мама работала в «Гипродреве» – институте, расположенном на Петровском острове – библиотекарем
и переводчиком. Старшую сестру сразу взяли копать окопы.
Мы были патриотами и сразу пошли в нашу школу, так как узнали, что в
ней организуется госпиталь. Мы решили, что нас обязательно должны взять на работу. Нам поручили освободить актовый зал, то есть вынести оттуда всю мебель и прочее, вымыть все поверхности с тем, чтобы туда завезли операционное оборудование для организации большой операционной. Все взрослые были в военной форме, нами руководила старшая медсестра. После того, как мы закончили, она сказала нам подойти к начальнику. Он нас поблагодарил. А мы наметили для себя обратиться затем к нему, чтобы он предоставил нам работу. Обратились с этой просьбой. Он – а сколько вам лет?
Нам было по пятнадцать, но одной девочке уже исполнилось шестнадцать лет, и она уже получила паспорт. «Нет, девочки не могу вас взять, у вас нет паспортов, а потом вам нужно учиться». Мы говорим: «Школа ведь закрыта». Он: «Откроют другую школу, вы ведь учились в финскую войну». Тогда тоже в некоторых школах устраивали госпитали.
Мы ушли расстроенные. Моя мама уже работала в госпитале, и я подумала: может быть, устроюсь к ней. Маме не хотелось, чтобы я шла к ней работать. Во всех медицинских учреждениях и научно-исследовательских институтах
открывались маленькие госпитали, которые были объединены под одной аббревиатурой ФЭП, под разными номерами. Забегая вперед, скажу: я работала в ФЭП № 50.
Но тогда вообще не знали, что нас ждет. Оставался папа. Я попросила отца о
трудоустройстве. Его ответ был таков.
Во-первых, ты маленькая.
Во-вторых, это далеко (у Александро-Невской лавры – там был институт, в котором отец работал с 1919 года).
Но уже начали привлекать подростков из ремесленных училищ на разного
рода работы – и, возможно, это повлияло на моих родителей. К тому же весьма настойчивой была и я.
И он выхлопотал у главного врача для меня место. Вместе с отцом я отправилась в первый день на работу – не знала, как добираться. Тогда трамвай № 17 ходил по Кировскому проспекту (ныне – Каменноостровский), затем по Невскому, Староневскому и выходил к Лавре, где у него было кольцо.
– Каким был ваш первый рабочий день?
– Меня принял главный врач. Спросил, какие у меня жизненные планы.
Я сказала, что хочу поступать в мединститут, вижу себя в медицине.
Опять же проблема оказалась в том, что у меня не было паспорта, как и у других ребят. Ладно, возьму вас добровольцами, – решил главврач. Нам это очень импонировало. Мы добровольцы! Сказал, что поскольку время сейчас тяжелое – беру с испытательным сроком месяц, то есть период испытаний был сокращен (обычно он длился три месяца).
На следующий день он распределил нас по рабочим местам. Мне досталась
операционная, я поступила под руководство старшей медсестры; и под ее началом я прошла настоящую школу жизни. Это была волевая (даже чрезвычайно волевая я бы сказала) мужественная женщина, получившая закалку еще в годы Первой мировой, или, как ее тогда называли, Империалистической войны. Она сыграла в моей жизни очень большую роль, можно сказать, сформировала меня как личность. Обладала такими знаниями и жизненным опытом, что консультировала даже профессоров. Была одинока, жила в институте и работа для нее была сама жизнь.
Большое влияние на меня оказал и заведующий отделением, Иван Сергеевич – молодой мужчина, 36 лет. Он был доцент и читал во втором медицинском институте анатомию. Из Рыбацкого на работу ходил пешком.
Мне дали самый маленький халат. Так я стала санитаркой. Включилась в работу. И так работала всю блокаду, всю войну, вплоть до июля 1945 года, когда в госпиталях еще долечивались раненые. Но все же смогла закончить школу, и даже поступить в блокадном Ленинграде в институт.
Помимо работы в госпитале у нас была такая разнарядка – мы ходили ломать деревянные дома. Я, конечно, с ломом не работала – ломали выздоравливающие бойцы, а мы собирали дрова, которые шли на отопление. Дома стояли с обстановкой, с вещами. Ужасно! Но жителей (это район нынешнего Рыбацкого) переселяли в город – в квартиры, которые освобождались.
– А как обстояло дело с учебой?
– Меня повысили, я стала младшей медсестрой. Перейдя на график работы
сутки через трое, я стала в свободное от дежурств время учиться в школе. Окончила девятый, а затем десятый классы.
Большую роль в моей судьбе сыграла Дарья Ефимовна Рогова – директор школы, где я училась. Это была необыкновенная женщина. Она приняла меня в школу «полуэкстерном» по заявлению отца.
Придумала для меня специальную форму обучения. Делала все даже невозможное для своих учеников. Устраивала в условиях блокады елки с подарками для малышей. Организовала машину, и нас отправили на концерт в театр в центре города.
Я до сих пор вспоминаю ее с безмерной благодарностью и любовью.
В 1943 году было прорвано кольцо блокады. Честно говоря, этот праздник
был для нас действительно со слезами на глазах. Поступало очень много раненых, тяжелых раненых, мы работали с утроенной силой. И нам было не до торжеств.
И в том же 1943 году из эвакуации в город вернулся железнодорожный институт (ЛИИЖТ), и к лету 1944 года был объявлен набор, причем без экзаменов, по конкурсу аттестатов. Я, к удивлению родителей, решила туда поступать. Отец говорил мне: надо подождать, вернутся и другие вузы. Он видел меня в медицине. Мама хотела, чтобы я пошла по ее стопам, стала филологом. Но я решила по-своему. Поступить было легко, а вот учиться… Я продолжала работать в госпитале, а потому много пропускала. Пришло время первой сессии – поняла, что не сдам. Решила отчислиться.
Но руководитель института настоял, чтобы я осталась. Сказал: вас приняли без экзаменов, в такое трудное время, а вы…
Но в этом вузе я так и не доучилась. Высшее образование получила уже после войны, совсем в другой области…
Такой была моя жизнь и работа в блокадном Ленинграде. Мы не думали, что
совершаем какой-то подвиг, нет. Я просто делала свое дело.
Ирина Владимировна удивительный рассказчик! Ее повествование необычайно широко и полно. В рамках интервью мы постарались максимально емко отобразить историю нашей героини в блокадном Ленинграде.
Пожелаем Ирине Владимировне Мясищевой крепкого здоровья, еще долгих лет жизни, неиссякаемого жизнелюбия, любви, заботы и внимания родных и близких.
Беседовал Сергей Васильев
