Улица была для нас домом, клубом и хорошей доброй школой

Мое детство прошло на проспекте Беломорском. Первым нашим домом был барак под номером 10. В одной комнате жили две семьи – мы и еще одна женщина тоже, как и мои родители, с двумя детьми.

Рядом с бараком – фотография, напротив – аптека и городской рынок. По диагонали – 1-я столовая. Подход к дому по мосточкам, шаг вправо-влево – болото. Устроиться в детский сад было трудно, и улица была нашим домом, нашим клубом – и она была доброй. Люди жалели сирот, которых после войны было много, и всегда помогали, хотя сами жили бедно. «Скотину, и ту жалко, а это ж люди, к теплу и еде просятся», - говорила мама.

Со старшим братом и его одногодками мы часто бегали к Николо-Корельскому монастырю (он не входил в территорию завода) в поисках клада. Изредка находили старинные монеты и денежные купюры, но, не искушенные в нумизматике, за-просто меняли их на рынке у английских моряков на жевательную резинку, шоколад и предел детских мечтаний – колбасный фарш. Мы с интересом смотрели на посланников Америки и Англии, прибывавших с караванами судов по ленд-лизу. Так хотелось с ними сфотографироваться, благо фотография была рядом. Но мама наложила вето на любое общение с моряками. А вообще, в войну, когда приходили союзные корабли, северянки лихо отплясывали «Линду» с иностранными и русскими моряками в интерклубе и первой столовой.

Помню репродуктор на столбе у Дома Советов, где сейчас военкомат. Мы бегали слушать сводки от Советского информбюро. Мало в чем разбирались, но по реакции взрослых понимали, как у нашей армии шли дела: плохо или хорошо. И почти ничего не изменилось в облике этого старого Г-образного здания на Беломорском проспекте, 23: та же затаенность и застегнутость на все пуговицы.

В конце 1940-х нам улучшили жилищные условия, дали комнату в деревянном доме коридорной системы (Беломорский, 27) между детсадом и поликлиникой. Заметной фигурой нашего двора был мой дядя Пётр Антонович Кушев, фронтовик, инвалид войны. Работал после контузии и госпиталя капитаном на мелких судах – «макарках», развозил грузы по Северной Двине по деревням и поселкам. И надо же было такому случиться: пропали полмешка гороха – то ли кто украл при погрузке, то ли за борт упали, а отсидел за это наш орденоносец пять лет. Но вернулся не озлобленным. Разворачивал меха баяна, с которым редко разлучался, зимой на большой общественной кухне, летом на улице. Это были самодеятельные концерты. Военный репертуар: «Вставай, страна огромная», «Варяг», «Землянка»… И вдруг – заливистые частушки. Иногда с матерком, что ничуть не умаляло их достоинств.

В Доме Советов выдавали для детей, чьи отцы погибли на войне, помощь из фонда ленд-лиза. Я получила клетчатое пальто и ярко-желтые ботинки из толстой свиной кожи – и за мной в школе закрепилось прозвище Американка.

Яркое впечатление – пленные немцы. Вся дворовая шпана повисала на заборе, когда сплошная масса серых мундиров, ведомая конвоирами с собаками, заполняла проспект. Их водили на строительство завода и старой части города.

Достопримечательностью Беломорского была чайная. Денег у нас не было, и мы забегали просто посмотреть на красивый интерьер, большой самовар с нанизанными на него баранками и симпатичную официантку в белом переднике. Лишь позднее, после службы в армии, брат водил меня туда поесть и попить чаю с «подушечками».

А в начале 50-х мама с отчимом построили дом в конце Беломорского, близ типографии.

Спустя несколько десятков лет с ностальгией вспоминаешь детство, юность, даже дорогу, по которой бегали в техникум: деревянными мосточками мимо типографии, чайной, закусочных, поликлиник и больниц, Дома Советов и далее направо, оставляя позади похоронное бюро, двухэтажный дом с вывеской «Гармонная мастерская», психдиспансер. «Каждому сверчку свой шесток», - говорила мама. Но так хотелось прыгнуть с этого шестка! Мы были уже детьми нового времени, когда престижно стало получать образование…

Сменился век, но многие так и остались жить в том, двадцатом, когда мы были все вместе. Сегодняшняя жизнь выдвинула на перед-ний план толстые кошельки, черствость, жестокость и равнодушие. Но я верю, что это не навсегда.

Галина КОВАЛЬ

Дом на Советской

26.04.2015

Вот уже более трех четвертей века прошло с того дня, как я со своими родителями приехала на новостройку будущего Молотовска-Северо-двинска. Давно – а я хорошо помню год приезда…

«Куда ты нас привез?»
Мой папа, Иван Егорович Попов, плотник и столяр, работал на строительстве льнозаводов и маслозаводов в Вологодской и Кировской областях, а мама с четырьмя детьми жила в деревне и трудилась в колхозе. Шел 1936 год. Рабочих активно вербовали на новую стройку. Пригласили и моего отца.

Он согласился – и оказался среди первостроителей на борту парохода «Иван Каляев». Разместились в Николо-Корельском монастыре. Но народ активно прибывал. Размещались в палатках, затем появились бараки. Начали строить и каркасные, и рубленые одно- и двухэтажные дома, сначала коридорные, потом и квартирные.
До сентября 1937 года папа жил один, без семьи, как и многие. Работал бригадиром плотников. Чтобы появилась возможность привезти семьи, рабочим разрешили вечерами и в выходные строить сверхплановый дом. И он был по-строен – 8-й на ул. Советской. В каждой квартире по три комнаты, каждый получил по комнате на семью.
И в октябре 1937-го папа приехал за нами в деревню. Мы быстро собрались и всей семьей отправились в путь-дорогу – в телегах на лошадках. В конце октября уже было холодно, шли дожди, по утрам подмерзало. Помню, заночевали в какой-то деревне, обсушились и обогрелись. На второй день прибыли в Котлас. Запомнилась большая деревянная лестница на речной пристани – мы по этой лестнице поднялись на пароход и отправились дальше по реке. На судне было много детей, нам было весело и интересно.
Сколько ехали, уже не помню. Но помню, как пришвартовался пароход к пристани у монастыря. Был вечер, шел дождь, нас погрузили с вещами в кузов большого грузовика, и дети притихли, сидя на своих вещах. Поехали по лежневой деревянной дороге. Кругом и под колесами вода. Машина то на один, то на другой бок проваливается, но все-таки едет. Стало совсем темно. Мама сказала: «Иван, куда ты нас привез?» Такими были первые впечатления на новом месте…

На центральной улице
Привезли нас к нашему 8-му дому на Советской. Потом мы жили там очень долго.
Не помню, как и кто выгружал вещи, но на всю жизнь запомнила, как мы вошли в нашу комнату на первом этаже и папа включил свет. Была всего одна лампочка на потолке, но как же ярко, светло стало! В деревне мы ведь жили при керосинке. А еще в комнате так приятно пахло свежей сосновой стружкой… Мама прибрала пол, и мы все первую ночь спали на полу, мебели еще не было.
Наутро началось знакомство с домом, с соседями. Мы, дети, тоже познакомились со сверстниками, детей было много – в каждой семье по четверо и более.
Город только начинал строиться, стали оформляться первые улицы (они поначалу назывались линиями) и кварталы (в первые годы – участки). Улица Советская была центральной. На ней размещалось управление строительства, рядом и Дом Советов. Там проходили все праздничные мероприятия, митинги. Вся улица была вымощена деревом, у домов были дощатые мостки, и вся Советская казалась такой чистой, особенно после дождя! Во дворах и на пустырях за домами были кочки, поросшие багульником, росли черника и брусника. Напротив нашего дома была отсыпана чистым песком большая, как нам казалось, площадка вдоль дороги. Мы, дети, сразу ее Праздники и будни около Дома Советов была площадка, на которой вечерами в выходные и в праздники играл духовой оркестр. Молодежь танцевала, и по всей Советской устраивались гулянья.
Красиво одетые парни и девушки ходили парами, пели, кто-то играл на гармошке. Из окон звучала музыка, на под-оконник ставили патефон, у кого он был… Женщины намоют крылечки и выйдут туда с малышами. Дети играют, а мамы беседуют, слушают музыку, разговаривают с проходящими парами.
Как же дружно жили люди! Всегда старались помочь друг другу. Убегая на работу, оставляли своих детей под присмотром соседей. «Иди-иди, не беспокойся, - говорили, - присмотрим и накормим!»
Не было воды в домах. Воду привозили в цистернах, и нас, детей, посылали следить, когда ее привезут. Потом в городе построили домики-кипятильни, в них работали женщины-кипятильщицы, и все жильцы шли к ним с посудой, и им наливали холодную воду и кипяток в любое время.
Плиты на кухнях отапливались дровами. Во дворах были сараи-дровяники. Над сараями были надстроены дощатые вторые этажи, и летом в них спали подростки. А еще женщины мыли полы под лестницей и там спали взрослые мужчины, ведь народу в каждой комнате дома было очень много… Летом даже короба теплотрасс использовали для спанья. А наш папа в своей комнате построил полати с красивой лесенкой – сейчас, наверное, назвали бы это антресолью. Там и спали мы, дети, а соседи ходили смотреть, как Иван Егорович по-строил «вторую комнату».

Новый год, новая школа, новый театр
Когда мы приехали, я, как и все дети, на второй день пошла в школу, в 1-й класс. Первые два-три месяца мы учились в приспособленном под классы жилом доме.
А перед Новым годом учительница Валентина Ивановна Чудинова сказала нам: «Дети, сегодня мы пойдем в новую, красивую школу №1 на ул. Пионерской!» И Новый год мы встречали уже в новой школе. Там была украшена елка, нам всем дали сладкие подарки.
Я видела, как много людей работало на строительстве драмтеатра. Однажды вечером эти работники пришли к нам домой. Один из них говорит: «Иван Егорович, мы с просьбой. Людей-то на строительстве театра много, да специалистов нет, кто знает, как изготовить и установить перекрытия. Особенно фермы со стропилами. Надо помочь…» Папа ужинал, но тут же встал и говорит: «Раз надо, значит, надо!» - и пошел… Потом при строительстве организовали обучение строителей, руководил этим Борис Михайлович Аристидов. Папа был у него мастером-инструктором. Он очень любил плотницко-столярное дело. У нас и в доме вся мебель была сделана его руками.
В 1938-м я окончила 1-й класс. И уже в новом здании театра нас награждали за хорошую учебу. Мне дали грамоту, настоящий школьный портфель, пенал с карандашами и книгу «Чапаев». До этого я в школу ходила с фанерным чемоданчиком, который сделал папа.
На Советской же были по-строены и открыты первые ясли-сад. Этот двухэтажный барак сохранился, его знают как помещение добровольного пожарного общества. А вот мою первую школу на ул. Пионерской снесли… Не сохранился и наш дом – №8 на ул. Советской. На его месте новый трехэтажный дом со всеми удобствами.
Я помню многих первых наших соседей: Щепоткиных, Лоховых, Максимовых, Меньшениных, Анисимовых… Маленький шустрый мальчик Алик Максимов потом стал Героем Социалистического Труда. Поддерживаем связь с Марией Андреевной Щепоткиной (Гришиной), с Зинаидой Николаевной Лоховой – она живет в Красноярске.
Нам, детям, уделялось тогда постоянное внимание. И мы старались не подвести старших, помогали по дому, занимались с младшими и старались хорошо учиться.
Все это нарушила война. Но это уже другая история.