2020-05-21
131ФУНКЦИОНВЛЬНО-СМЫСЛОВЫЕ ТИПЫ РЕЧИ
Рассуждение имеет целью выяснить какое-нибудь понятие, развить и обосновать какую-нибудь мысль, доказать или опровергнуть какое-либо утверждение. В логическом отношении это цепь умозаключений на определенную тему, изложенных последовательно.
В практике научного дискурса рассуждение — это часто встречающееся, непременное явление. Понятно: там, где есть проблема, желание ее выявить, осмыслить, назвать точным словом, объяснить, высказать свое понимание — где логические процедуры особенное весомы, рассуждение оказывается необходимым. Вот и сейчас вы имеете с ним дело. Но это свойственно также текстам художественной литературы и публицистики. Так, не всегда можно ограничиться лишь повествованием о событиях или их описанием. Рассуждение вполне удачно встраивается в текст нон-фикшен (обратите внимание на это нормативное написание!). И оно очень даже уместно в пространстве большого романа. Не очень любимый вами Лев Толстой был мастером сочетания размышления и повествования. Философские обобщения, сентенции, а порой даже элементарные выводы — примеры рассуждений в художественной литературе.
Порой к тому же стремится и публицист, если он пытается установить связь между явлениями, обобщить их, предложить свой вывод. Умение рассуждать потребуется, чтобы написать статью, рецензию, комментарий. Рассуждение — часть корреспонденции, обзора, очерка.
Строится рассуждение по жесткой схеме:
1) посылка — точно сформулированная главная мысль;
2) основная часть — цепь умозаключений, отражающая мыслительные операции; которые ведут к новому суждению;
3) вывод — соотносится с посылкой и рождается в результате рассуждений.
Иногда данная конструкция бывает осложнена разъяснением посылки (встраивается перед основной частью).
Текст правильно построенного рассуждения всегда фиксирует процесс получения нового знания. Важно при этом, что одно суждение вытекает из другого, развивает его и начинает новое суждение. Конечно, строгие фигуры силлогизмов — удел логики, научной сферы, связанного с ней текста. В публицистике их встретить можно разве что в пространных профессиональных обзорах и аналитических статьях. Если же вы все-таки легко их опознаете, они нарочиты, то, как правило, это прием, подчеркивающий основную проблему текста. В публицистическом дискурсе рассуждение представляет собой более свободную, нежели классическое умозаключение, форму развития мысли: понятия обычно соотносятся с фактами, примерами, иллюстрациями. Однако сама схема рассуждения помогает удерживать структуру такого текста от хаоса, воспроизводить порядок, обеспечивает убедительность высказывания, ведь мы все-таки хотим логической стройности и достоверности.
Рассуждения могут быть представлены эксплицитно и имплицитно. В первом случае четко обозначены причинно-следственные связи их структурных частей, есть лексические средства, указывающие на смысловую зависимость этих частей. Во втором — смысловые связи структурных частей проявляются не на лексико-грамматическом уровне, а в самом логическом построении рассуждения, на смысловом уровне.
В рассуждениях отражены все методы мышления. Сред них — соотношение причины и следствия, гипотеза, сопоставление и противопоставление, сходство и различие, аналогия, доказательство истинности и ложности суждений. Ход рассуждения следует за направлением исследования явления: например, от частного к общему (метод индукции), от общего к частному (метод дедукции), может выступать как классификация. Но наиболее часто рассуждение становится доказательством. И тогда истинность одного суждения обосновывается при помощи других суждений, истинность которых уже установлена.
Обратимся к общей структуре доказательства, на которой базируется анонс, аннотация, эссе, а уж текст деловой и научный — как правило. Это тезис, аргументы, демонстрация.
1. Тезис — суждение, истинность которого обосновывается в ходе данного доказательства.
2. Аргументы — суждения, при помощи которых мы обосновываем истинность тезиса.
3. Демонстрация — выведение истинности тезиса из аргументов.
Доказательства бывают:
1) прямые — основанные на несомненном начале (истинность тезиса подтверждается истинностью аргументов);
2) косвенные — истинность тезиса обосновывается опровержением истинности противоречащего ему положения (антитезиса), доказывается ложность отрицания предложенного тезиса;
3) доказательства-опровержения — доказывается ложность или несостоятельность тезиса.
В случае с рассуждениями-доказательствами важно помнить о логике и логических правилах. Среди них:
1) тезис и аргументы должны быть суждениями ясными и точно определенными;
2) доводы, приводимые в подтверждение тезиса, не должны противоречить друг другу;
3) в ходе доказательства нельзя подменять тезис (как вы помните, это нарушение первого закона логического мышления);
4) аргументы должны быть истинными, обоснованными, неоспоримыми, подтверждать истинность тезиса.
Доказательства могут основываться на не вызывающих сомнения фактах, явлениях, когда истинность тезиса подтверждается неоспоримыми аргументами. В этом случае это прямое доказательство. И в научной, и в публицистической сфере оно самое ценное. Убедительность высказывания часто обеспечивается именно им.
Косвенным доказательство будет в том случае, когда истинность тезиса выводится из доказательства сложности его отрицания. В этом случае в структуру рассуждения вводится антитезис, который опровергается. Это часто используют в полемических текстах.
Предлагаю обратиться к диалогу Платона «Федон» и рассуждению об этом диалоге, принадлежащему выдающемуся русскому философу А.В.Лосеву.
http://ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1367709079
Имея дело с рассуждением в публицистическом тексте, нужно прежде всего обращать внимание на с интаксический строй. Отражает ли он цель мыслительного процесса и коммуникации? Насколько четко выстроен текст, понятно ли движение авторской мысли реципиенту? Многословие, усложненные синтаксические конструкции — обычно признак нарушения такой логичности. Лучше воспользоваться риторическими фигурами — повторами, параллелизмом, симметрией, риторическими вопросами, чтобы показать процесс рассуждения.
Примета стилистического своеобразия рассуждений — их полемичность. Поэтому они часто предстают в форме диалога и полилога, дискуссий, бесед. В процессе обмена мыслями стороны доказывают свою позицию. Они предлагают аргументы, опровергают суждения и взгляды, которые считают ложными. Умение убедительно построить доказательство в процессе рассуждения — это искусство. И поможет вам в этом план, который и ведет вас к утверждению обоснованного вывода.
Вот как рассуждает о логике и диалектике А. Шопенгаэур («Эристика, или Искусство побеждать в спорах»).
Слова «логика» и «диалектика» уже в древности употреблялись и считались синонимами, хотя глагол λογίζεσϑαι — обсуждать, думать, соображать и διαλέγεσϑαι — беседовать — два совершенно различных понятия.
Подобное употребление этих выражений существовало в средние века и даже встречается иногда и по сию пору. В новейшие времена слово «диалектика» употреблялось некоторыми учеными, в особенности Кантом, в отрицательном смысле, которые называли её «софистическим способом вести прения» и по этой причине выше ставили слово «логика», как более невинное выражение данного понятия. Собственно же говоря, эти оба слова имеют совершенно одинаковое значение, поэтому за последние годы на них опять стали смотреть зачастую, как на синонимические выражения.
Такое положение вещей меня несколько стесняет и не дает возможности так, как хотелось бы, оттенить и отделить эти две науки: логику и диалектику. По моему мнению, логике можно дать такое определение: «наука о законах мышления или способах деятельности разума» (от глагола λογίζεσϑαι обдумывать, обсуждать, происходящего в свою очередь от слова λόγος разум или слово); диалектика же, употребляя это выражение в современном значении, есть «искусство вести прения и споры или разговоры» (от διαλέγεσϑαι). Всякий разговор основан на приведении фактов или взглядов, то есть один раз бывает историческим, другой раз что-либо разбирает или рассматривает. Отсюда очевидно, что предмет логики дан целиком a priori, без всякой примеси чего-либо исторического, или что в область этой науки входят общие законы мышления, которым подчиняется всякий ум в тот момент, когда он предоставлен самому себе, когда ничто ему не мешает, следовательно, в период уединенного мышления разумного существа, которого ничто не вводит в заблуждение. Наоборот, диалектика рассматривает одновременную деятельность двух разумных существ, которые думают в одно и то же время, откуда, конечно, возникает спор, то есть духовная борьба. Оба существа обладают чистым разумом, и потому они должны бы были согласиться друг с другом; на самом деле такого согласия нет, и это несогласие зависит от различных индивидуальностей, присущих субъектам, и потому должно считаться элементом эмпирическим. Таким образом, логику как науку мышления, то есть деятельности чистого разума, можно было бы построить совершенно a priori; диалектику же по большей части только a posteriori, после практического уразумения тех перемен, которым подвергается чистая мысль как результат индивидуальных различий при одновременном мышлении двух разумных существ, а также после ознакомления со средствами, которые употребляет каждый из них для того, чтобы выставить свои индивидуальные мысли чистыми и объективными. А это происходит по той причине, что всякому человеку свойственно при совместном мышлении διαλέγεσϑαι, то есть стоит ему только узнать, при взаимном обмене взглядов (кроме исторических разговоров), что чьи-либо мысли относительно данного предмета отличаются от его собственных, то он, вместо того, чтобы прежде всего проверить свою мысль, всегда предпочитает допустить ошибку в чужой мысли. Другими словами, всякий человек уже от природы желает всегда быть правым; тому именно, что возникает из этой особенности людей, учит нас одна отрасль науки, которую я хотел бы назвать «диалектикой» или для устранения возможного недоразумения «эристической диалектикой».
Самыми слабыми звеньями на пути доказательства будут обобщенные (общие) суждения, отвлеченные построения. Отвлеченные от конкретных ситуаций, они покажутся лживыми или неточными. Ссылка на личный опыт — один из действенных приемов опровергнуть недостоверное утверждение оппонента.
Итак, следите за логической структурой рассуждения.Здесь, помимо плана, поможет определение границ смысловых фрагментов текста.
Связь между суждениями должна быть верной. Чаще всего ее передают предлоги, союзы, наречия и наречные сочетания (ибо, вследствие, потому, после того, вслед за тем и др.), а также устойчивые сочетания (теперь остановимся на..., далее отметим...). Не перепутайте причины и следствия!
Даже работая с многократно осложненными предложениями, вы может придать ясность высказыванию, если найдете внутри этой сложности простые звенья. В рекламном же пространстве усложнение означает неудачу. Лаконичность, лапидарность — вполне приемлемые формы для рассуждений. Но вот если вы хотите воспользоваться приемами софистики, тогда, конечно, сложные умозаключения помогут вам манипулировать сознанием и привести слушателей к ложному выводу.
В публицистическом тексте не забывайте об образной структура рассуждений — и будьте очень осторожны! Образные средства помогают разнообразить композиционные приемы в пределах рассуждения. Но они не бывают самоцелью и не могут вступать в противоречие с логической строгостью. Симбиоз рассуждения и описания не равен неудачному их скрещиванию.
Учитесь у классиков!
Приведем несколько примеров — из творчества Н. В. Гоголя. Рассуждение о писателях встроено в поэму «Мертвые души». И как органично! Сколь оно полно образами, столь же суггестивен смысл — философский, социальный.
Счастлив путник, который после длинной, скучной дороги с ее холодами, слякотью, грязью, невыспавшимися станционными смотрителями, бряканьями колокольчиков, починками, перебранками, ямщиками, кузнецами и всякого рода дорожными подлецами видит наконец знакомую крышу с несущимися навстречу огоньками, и предстанут пред ним знакомые комнаты, радостный крик выбежавших навстречу людей, шум и беготня детей и успокоительные тихие речи, прерываемые пылающими лобзаниями, властными истребить все печальное из памяти. Счастлив семьянин, у кого есть такой угол, но горе холостяку!
Счастлив писатель, который мимо характеров скучных, противных, поражающих печальною своею действительностью, приближается к характерам, являющим высокое достоинство человека, который из великого омута ежедневно вращающихся образов избрал одни немногие исключения, который не изменял ни разу возвышенного строя своей лиры, не ниспускался с вершины своей к бедным, ничтожным своим собратьям, и, не касаясь земли, весь повергался в свои далеко отторгнутые от нее и возвеличенные образы. Вдвойне завиден прекрасный удел его: он среди их как в родной семье; а между тем далеко и громко разносится его слава. Он окурил упоительным куревом людские очи; он чудно польстил им, сокрыв печальное в жизни, показав им прекрасного человека. Все, рукоплеща, несется за ним и мчится вслед за торжественной его колесницей. Великим всемирным поэтом именуют его, парящим высоко над всеми другими гениями мира, как парит орел над другими высоко летающими. При одном имени его уже объемлются трепетом молодые пылкие сердца, ответные слезы ему блещут во всех очах... Нет равного ему в силе — он Бог! Но не таков удел, и другая судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу все, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, — всю страшную, потрясающую тику мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и крепкою силою неумолимого резца дерзнувшего выставить их выпукло и ярко на всенародные очи! Ему не собрать народных рукоплесканий, ему не зреть признательных слез и единодушного восторга взволнованных им душ; к нему не полетит навстречу шестнадцатилетняя девушка с закружившеюся головою и геройским увлеченьем; ему не позабыться в сладком обаянье им же исторгнутых звуков; ему не избежать, наконец, от современного суда, лицемерно-бесчувственного современного суда, который назовет ничтожными и низкими им лелеянные созданья, отведет ему презренный угол в ряду писателей, оскорбляющих человечество, придаст ему качества им же изображенных героев, отнимет от него и сердце, и душу, и божественное пламя таланта. Ибо не признаёт современный суд, что равно чудны стекла, озирающие солнцы и передающие движенья незамеченных насекомых; ибо не признаёт современный суд, что много нужно глубины душевной, дабы озарить картину, взятую из презренной жизни, и возвести ее в перл созданья; ибо не признаёт современный суд, что высокий восторженный смех достоин стать рядом с высоким лирическим движеньем и что целая пропасть между ним и кривляньем балаганного скомороха! Не признаёт сего современный суд и все обратит в упрек и поношенье непризнанному писателю; без разделенья, без ответа, без участья, как бессемейный путник, останется он один посреди дороги. Сурово его поприще, и горько почувствует он свое одиночество.
И долго еще определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями, озирать всю громадно несущуюся жизнь, озирать ее сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы! И далеко еще то время, когда иным ключом грозная вьюга вдохновенья подымется из облеченной в снятый ужас и в блистанье главы и почуют в смущенном трепете величавый гром других речей...
В дорогу! в дорогу! прочь набежавшая на чело морщина и строгий сумрак лица! Разом и вдруг окунемся в жизнь со всей ее беззвучной трескотней и бубенчиками и посмотрим, что делает Чичиков.
В публицистике не всегда строго следуют логическим построениям, претендующим на всеобщность. Это в естественных науках дедукция — путь представления материала, а вот при рассмотрении общественных вопросов прибегают к так называемому рациональному объяснению. В данном случае не надо доказывать необходимость вывода, аргументируется лишь его возможность, достоверная вероятность. Соответственно, ее основой будут точно подобранные факты. И разумеется, любой добавленный факт, нарушающий созданную систему, поколеблет такое объяснение. Собственно, мы прибегаем к подобному рассуждению в процессе спора, дискуссий, обнаружению нашей точки зрения. И в этом смысле рациональное объяснение ученого и публициста не будут отличаться.
Исследуя мир, действительность, публицист часто строит рассуждения на основе своих непосредственных наблюдений. Быть убедительным ему помогает практический силлогизм. Первая его посылка — формулировка результата, к которому стремится мысль, вторая — средства к достижению цели. Вывод рассуждения — описание действия, которое ведет к достижению цели, причем рациональность этого поступка для читателя очевидна.
Несколько особняком стоят как объяснение, так и определение (дефиниция), хотя обычно их рассматривают как разновидность рассуждений. Некоторые исследователи в большей мере склонны видеть в них особую форму, указывая на определенность цели, структурную и смысловую целостность, специфичность формы. Определения и объяснения могут встречаться и сами по себе в тексте, а могут инкорпорироваться в другие текстовые конструкции и даже осваиваться ими.
Овладеть искусством создавать определения и объяснения — ключ к успеху в понимании проблемы, выдвижении гипотезы и аргументированности выводов. Очевидно, что это необходимо в рамках не только научного, но и публицистического дискурса. Умение делать понятным непонятное, прояснять неясное помогает выстраивать текст с учетом особенностей аудитории.
Правила определений возникли в античности. И связаны с логикой. Классическими были определения через указание рода и видового отличия. Другой вид — генетические определения. В них видовое отличие — это не свойство, а способ образования или возникновения объекта.
Сейчас выделяют различные виды определений в зависимости от способа раскрытия содержания: через описание ситуаций и событий или сообщение о том, как они совершались, через перечисление составных частей определяемого, через перевод слова на другой язык и др.
Определения подразделяются на:
· словесные (в речи) и остенсивные (в публицистике и научном тексте это словесная иллюстрация);
· номинальные (объясняется значение слова) и реальные (раскрывается содержание собственно понятия);
· аналитические (раскрывается уже установленное значение понятия) и синтетические (привносится новое в содержание понятия).
· регистрирующие (перечисляющие уже известные признаки), уточняющие (вводящие дополнительные сведения) и учреждающие (раскрывающие смысл нового события или явления).
Есть несколько ярких примеров этих определений. Пример регистрирующего.
Выразительный плеоназм возникает при употреблении одного из антонимов с отрицанием. Например: «Кем ты станешь — я гадать не буду». «Мир не постарел — помолодел: на просторах Родины повсюду множество больших и малых дел» (С. В. Викулов). Подобное соединение антонимов подчеркивает значение одного из них, употребленного без отрицания; речевая избыточность при этом служит средством актуализации понятия, на которое автор хочет обратить особое внимание: «Не ссориться я пришел к тебе, а мириться».
В таком определении названы уже известные термины — плеоназм, антоним, однако их функция иная, что и отражено в регистрирующем определении.
Уточняющее определение (в сочетании с номинальным) иллюстрирует такой пример.
Явление антонимии лежит в основе оксюморона (от гр. oxymoron — остроумно-глупое) — яркого стилистического приема образной речи, состоящего в создании нового понятия соединением контрастных по значению слов. Сочетание антонимов в «чистом виде» в оксюмороне встречается редко («Начало конца» — заголовок статьи, «Плохой хороший человек» — название кинофильма, «В разгар периода застоя...» — из газет). В большинстве случаев слова, имеющие противоположное значение, соединяются как определяемое и определяющее («Крупные мелочи», «Дорогая дешевизна», «Неудобные удобства» — заголовки). Существительное и прилагательное нельзя считать антонимами в точном значении термина (антонимы должны принадлежать к одной и той же части речи).
Автору нужно было объяснить, почему в определении употреблено сочетание «контрастные по значению слова», а не термин антонимы; ведь в создании оксюморона могут использоваться слова, принадлежащие к разным частям речи.
К учреждающим определениям авторы обращаются обычно в тех случаях, когда ожидаемо превратное толкование термина, широко употребляемого без учета его точного научного значения. Например:
Благозвучие предполагает наиболее совершенное с точки зрения говорящих на данном языке сочетание звуков, удобное для произношения и приятное для слуха. Требование благозвучия должно быть согласовано с фонетическими особенностями конкретного языка. Деление же языков на «благозвучные» и «неблагозвучные» лишено научного основания и обычно связано с субъективными оценками. Все, что не свойственно данному национальному языку, что выходит за рамки привычных артикуляций, производит впечатление какофонии (гр. kakophonia — дурное звучание). Например, непривычные для русского человека созвучия в таких словах, как Биттлз, хиджра, Нискоуори, Папаиоанну, кажутся нам неблагозвучными.
Указание автора на то, что при оценке благозвучия важно учитывать особенности фонетики конкретного национального языка, предупредило ненаучное толкование термина, используемого в фонике.
Создать определение, действительно достигающее цели, можно только с учетом фактических, логических и языково-стилистических требований. Определения должны быть истинными по содержанию, а признаки, указанные в них, — существенными. Метафоры здесь часто служат обратному. Части определения обязаны быть соразмерными, определение не строится на отрицании, не должно содержать в себе порочного круга и быть противоречивым.
Правило соразмерности подразумевает равенство объемов определяемого и определяющего понятий. Иначе оно будет либо слишком широким, либо очень узким. Круг в определении — раскрытие содержания понятия через определяемое — типичная логическая ошибка. Она часто встречается именно в публицистике и связана с недостаточным пониманием проблемы, предмета рассмотрения, нехваткой языковых средств для выражения процесса мышления и придания мысли формы строго высказывания.
Между научной литературой и публицистикой есть множество мостов. Один из них — термины. То, что в рамках определенной науки уже утвердилось, в публицистическом тексте может получить иное толкование. И вот это новое значение и приходится определять, иначе будет непонятно, что рассматривается в таком тексте.
В публицистике операция определения понятий также часто служит основой для конструирования приемов выразительности изложения.
Как это бывает, иллюстрирует еще один пример. Его приводит В. В. Виноградов в работе «Опыты риторического анализа». Он анализирует использование определений как риторической формы, сравнивая текст речи адвоката Спасовича и записей в «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевского по нашумевшему в свое время делу Кронеберга.
В. В. Виноградов отмечает:
Спасович, избрав позицию «бесстрастного исследователя» дела, анализирует «логические» значения терминов «истязания», «насилие», «тяжкие повреждения». «Ведь «бесстрастие не есть «беспристрастие», и «словесные формы этого «исследования» незаметно для слушателя вбирают в себя сложный ряд приемов внушения, экспрессивного воздействия...».
«Подведение всей системы речи под категории очных логических определений, соединенное с разрушением субъективно-экспрессивных форм тех слов, которые были неудобны для обвиняемого, осуществлялось под заданным углом защиты, было особым приемом риторического воздействия».
Достоевский же, встав на защиту детской души перед уголовным судом, разоблачал в своем «Дневнике» приемы и саму личность адвоката Спасовича. Отношение к слову «талант» показывает коренное различие в риторических приемах Достоевского и Спасовича:
«Достоевский не дает логического определения слова. Напротив, как бы издевается над этим семантическим приемом, создавая такие мнимые, явно недостаточные определения: «Талант есть, во-первых, преполезная вещь». «Во-вторых» — так и не появится. А снова будет повторено в иной смысловой обстановке во-первых»: «Во-первых, talent oblige, талант обязывает — к чему, например? Иногда к самым дурным вещам». Общее определение таланта Достоевский сразу же поясняет частной его разновидностью: «Литературный талант, например, есть способность сказать или выразить хорошо там, где бездарность скажет или выразит дурно...». Эти определения затем самим автором осмеиваются, и открыто объявляется эмоциональная вредность, «несносность» многих признаков, входящих в понятие таланта. «Определение слова «талант» замещается его образно-метафорическим раскрытием в нужном направлении...».
«В определении таланта врезается «неразрешимый» вопрос: талант ли обладает человеком ли человек своим талантом?». Уже в этом парадоксальном сопоставлении есть семантическое движение к олицетворению таланта (вернее, к смешению, к двусмысленному сочетанию одного значения этого слова — дарование, творческая способность — с другим: талант — личность, наделенная творческими способностями в какой-нибудь области). И, действительно, образ таланта облекается такими экспрессивно-символическими формами, которые переводят его в категорию лица с отрицательной оценкой». Сама же проблема определения из сферы логической переводится в сферу социальную, сферу, по словам Достоевского, «всеобщего и самого драгоценного интереса».
В информационном тексте термины играют роль профессионального фона для представления того или иного событии. Но включение терминов в текст должно быть строго мотивированным. Перенасыщение ими утяжеляет дискурс, препятствует усвоению информации. Вместе с тем желание избежать во что бы то ни стало формализованных конструкций, боязнь «засушить» изложение ведет к приблизительности в толковании понятий, к попыткам определить понятие через неизвестные для читателя признаки, к злоупотреблению образными средствами языка. Здесь важно найти золотую середину.
Итак, мы завершили рассмотрение трех функционально-смысловых типов речи, которые встречаются и сами по себе, и в сложной взаимосвязи. Понимание их особенностей позволит вам создавать яркие, интересные, воздействующие на реципиента тексты.
