2020-05-25
58
201
журналами несут перед ЦК ВКП(б) всю полноту ответственности за содержание журналов»24.
А на следующий день было утверждено еще одно постановление, также подготовленное в УПиА и развивавшее негативную оценку работы редакций, в значительной степени снимавшее ответственность с партийных работников, — «О повышении ответственности секретарей литературно-художественных журналов». Оно гласило:
«ЦК ВКП(б) отмечает, что ответственные секретари литературно-художественных журналов «Октябрь» (т. Юнович), «Знамя» (т. Михайлов), «Новый мир» (т. Щербина), назначенные Центральным Комитетом для улучшения работы литературно-художественных журналов, улучшения руководства редакционными коллегиями журналов и работы с авторским коллективом, плохо выполняют возложенные на них обязанности. Редакционные коллегии журналов не работают, поступающие в редакции рукописи не обсуждаются, работа с авторским коллективом поставлена неудовлетворительно. Ответственные секретари журналов некритически относятся к поступающим в редакции рукописям, не проявляют высокой требовательности к качеству публикуемых произведений, к их идейно-политическому содержанию. В результате безответственного отношения ответственных секретарей журналов к публикации художественных произведений в печать проникают серые, недоработанные, а иногда и вредные произведения. В журнале «Октябрь» опубликована антихудожественная, пошлая повесть Зощенко «Перед восходом солнца». В журнале «Знамя» опубликовано политически вредное стихотворение Сельвинского «Кого баюкала Россия». ЦК ВКП(б) постановляет:
1. Обязать ответственных секретарей всех литературно-художественных журналов повысить требовательность к качеству публикуемых в журналах произведений, установить такой порядок работы над по-
202
ступающими в редакции рукописями, который бы полностью исключил появление в журналах антихудожественных и политически вредных произведений.
2. Предупредить ответственных секретарей литературно-художественных журналов, что они несут перед ЦК ВКП(б) персональную ответственность за руководство журналами, за их идейно-политическую направленность и содержание»23.
Но тем не менее оба постановления, казалось бы, столь важные, призванные отныне определять все дальнейшее развитие советской литературы, да и не только ее, но и искусства, в печать не попали, даже в изложении — как редакционные либо авторские статьи. Ни тогда, ни позже. О них не вспомнили и в августе 1946 г., когда и Зощенко, и «толстые» журналы вновь подверглись нападкам, на этот раз жесточайшим. Стало известным содержание документов очень немногим, лишь тем, кого они касались непосредственно: руководству ССП, членам редколлегий «Октября», «Нового мира», «Знамени», упоминавшимся в них писателям. Однако произошло это отнюдь не потому, что узкое руководство вознамерилось, как до войны, продолжать придерживаться прежнего правила — не раскрывать секретов идеологической «кухни». Причина того, что два столь важных партийных постановления оказались на деле засекреченными, крылась в том, что они так и не могли решить до конца те задачи, ради которых и замышлялись.
В конечном счете, постановления оказались паллиативом, вылившись в критику вообще, в них так и не раскрывалось главного: в чем же заключалось грехопадение Сельвинского, в чем именно крылся «политический вред» одного из его стихотворений? Мало того, далеко не случайно его имя вполне сознательно уравновесили вторым — Зощенко, да еще дополнили определением «антихудожественная» откровенно фрейдистской повести последнего. Волею случая Зощенко
203
оказался необычайно подходящей фигурой для той сложной комбинации, в которую превратилась подготовка обоих постановлений. Имя писателя помогло надежно скрыть первоначальную идею. Он, всем хорошо известный ленинградский писатель, как бы подменил собою отсутствие даже упоминания о четвертом из выходивших в то время литературно-художественных журналов, ленинградской «Звезде». Ведь даже малейший намек на самые незначительные огрехи в работе ее редколлегии в страшных условиях блокады оказался бы аморальным, неэтичным.
Выиграл от постановлений только Александров и возглавляемое им УПиА. Оба документа стали первой их серьезной акцией, весомым доказательством существования идеологического аппарата, того, что он не дремлет, надзирает, принимает в необходимых случаях все надлежащие меры. Кроме того, благодаря именно изменению сути постановлений, их направленности УПиА удалось укрепить свой повседневный и непосредственный контроль над ССП, устранить уже 19 января 1944 г. слишком самостоятельного в решениях, мало считавшегося с мнением и «советами» сотрудников управления Александра Фадеева. На состоявшемся в тот день срочном заседании расширенного правления ССП Фадеев был освобожден от поста генерального секретаря Союза, заменен «управляемым» ленинградским поэтом и прозаиком Николаем Тихоновым. Такое назначение к тому же могло формально свидетельствовать о некоторой демократизации положения в ССП хотя бы в силу того, что в первой половине 20-х годов Тихонов входил, как и Зощенко, в литературное объединение «Серапионовы братья», а не в одиозный РАПП подобно Фадееву. Одновременно, также 19 января, Александрову удалось добиться введения в президиум ССП и своего прямого ставленника — Д.А. Поликарпова, «избранного» секретарем правления Союза. А на его освободившуюся должность первого заместителя председателя
204
Радиокомитета, он направил еще одного своего сотрудника — А.А. Лузина26.
Так далеко идущие замыслы закрепить новые идеологические положения в официальном партийном документе оказались в конечном счете безуспешными и обернулись заурядной «аппаратной игрой», приведшей, в свою очередь, к более серьезным событиям.
Глава 7
Все решения, которые ПБ принимало по организационным вопросам и партийному строительству — начиная с отмены в октябре 1942 г. института военных комиссаров и кончая упразднением в августе 1943 г. должностей отраслевых секретарей ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов, мотивировались одним: необходимостью установления полного единоначалия. И потому рано или поздно все они в совокупности должны были привести к некоему итоговому постановлению, в котором и будут пересмотрены место, роль, реальное положение ВКП(б) в жизни общества и страны.
Повод для этого нашелся довольно скоро. 27 декабря 1943 г. в связи с ухудшившимся состоянием здоровья Калинина а также и тем, что один из его основных заместителей, А.Е. Бадаев — председатель ПВС РСФСР, был снят с должности за «беспробудное пьянство» и «разврат», ПБ решило заменить последнего Шверником. Такая процедура на уровне СССР находилась в компетенции союзного парламента, и потому его созыв наметили на 25 января 1944 г. А так как сессия оказывалась первой с начала войны, ее вознамерились использовать и для утверждения государственного бюджета1, тем самым как бы восстанавливая действие законодательного органа власти, что должно было послужить в глазах населения признаком постепенного возвращения к нормальному мирному состоянию.
205
Воспользовавшись предоставившейся возможностью — традиционным проведением в канун сессии пленума ЦК, опять же первого с начала войны, Маленков, скорее всего при активной помощи Н.М. Шаталина, подготовил проект постановления ЦК ВКП(б) «Об улучшении государственных органов на местах». Формально он опирался на постановление ПБ от 4 мая 1941 г., а фактически весьма значительно развивал и дополнял его. Маленков сумел заручиться и поддержкой двух членов ПБ — Молотова и Хрущева, а 24 января 1944 г. направил этот документ за тремя подписями Сталину. Проект был столь необычным, важным, беспрецедентным, что, несмотря на значительный объем, заслуживает того, чтобы привести его полностью:
I
«За время Отечественной войны против немецких захватчиков партийные и государственные органы на местах провели большую работу по организации тыла и мобилизации сил народа на отпор врагу. На полный ход пущены перебазированные на восток заводы. Колхозы и совхозы снабжают без серьезных перебоев армию и страну продовольствием. Транспорт обеспечивает перевозки военных и народнохозяйственных грузов.
Осуществляя директивы партии и правительства по организации и укреплению тыла для нашего фронта, местные партийные и государственные органы добились серьезных улучшений в руководстве хозяйственным строительством и в основном успешно справились с задачей перевода хозяйства на военный лад, с задачей обеспечения Красной Армии всем необходимым для разгрома врага.
Вместе с тем нельзя не видеть и того, что в сложившейся практике руководства местных партийных и государственных органов хозяйственным и культурным строительством, как во время войны, так и в довоенный период, имелись и имеются крупные недостатки.
206
Наши местные партийные органы в значительной степени взяли на себя оперативную работу по управлению хозяйственными учреждениями, что неизбежно приводит к смешению функций партийных и государственных органов, к подмене и обезличиванию государственных органов, к подрыву их ответственности и к усилению бюрократизма в госаппарате. В результате смешения функций партийных и государственных органов беспартийные часто не знают, куда им следует обращаться за разрешением своих вопросов, так как руководящие работники исполкомов советских органов вместо самостоятельного решения вопросов оглядываются на обкомы, органы партии, ожидая по каждому случаю специальных указаний. Такое неправильное положение во взаимоотношениях партийных и советских органов порождает также некоторую безответственность местных партийных руководителей, поскольку они считают себя ответственными только перед коммунистами и партийными организациями, но не перед беспартийными массами.
В организационном отношении указанные недостатки в работе местных партийных и советских органов привели к неправильному распределению руководящих работников между ними. В партийных организациях сосредоточены наиболее авторитетные и опытные руководящие работники за счет ослабления руководящих кадров в советских органах, что неизбежно усиливает указанные выше недостатки работы государственных органов. Такая неправильная расстановка руководящих сил привела к тому, что в настоящее время без устранения этого серьезного организационного недостатка нельзя поднять работу советских органов на уровень современных задач советского государства.
II
В целях ликвидации указанных выше недостатков в работе партийных и государственных органов Пленум ЦК ВКП(б) считает необходимым:
207
а) покончить с установившейся вредной практикой дублирования и параллелизма в руководстве хозяйственным и культурным строительством со стороны местных партийных и государственных органов, с неправильной практикой подмены и обезличивания государственных органов и полностью сосредоточить оперативное управление хозяйственным и культурным строительством в одном месте — в государственных органах. Такое сосредоточение оперативного руководства и сил в одном месте целиком себя оправдало в деле руководства предприятиями промышленности и транспорта, где вся полнота власти принадлежит руководителю предприятия, а также в военном деле, где на командиров возложена полная ответственность за работу в войсках;
б) укрепить государственные органы наиболее авторитетными и опытными кадрами, способными обеспечить дальнейший подъем работы государственных органов и сосредоточить в совнаркомах республик и исполкомах Советов дело руководства хозяйственным и культурным строительством;
в) повернуть внимание партийных организаций к всемерному укреплению государственных органов, поднятию их роли и авторитетности, освободив партийные органы от несвойственных им административно-хозяйственных функций и установить правильное разделение труда и разграничение обязанностей между партийными и государственными органами;
г) обязать руководящие партийные органы на местах, проводя перестройку взаимоотношений с советскими органами, осуществлять политическое руководство работой государственных органов и политический контроль за правильностью проведения ими директив партии и правительства; обеспечить правильный подбор и выдвижение кадров в государственном аппарате, неуклонно заботясь об их идейно-политическом росте; развернуть политико-просветительную работу в массах трудящихся, еще больше сплачивая
208
массы вокруг Советов для поддержки проводимых ими мероприятий.
III
В качестве организационных мер, обеспечивающих перестройку и укрепление местных руководящих государственных органов, Пленум ЦК ВКП(б) считает необходимым:
1) признать целесообразным, чтобы первый секретарь ЦК коммунистической партии союзной республики, крайкома, обкома, окружкома, горкома, райкома партии был одновременно и председателем совнаркома союзной (автономной) республики, исполкома краевого, областного, окружного, городского, районного Совета депутатов трудящихся;
2) укрепить руководящие кадры и аппарат совнаркома союзных и автономных республик, исполкомов краевых, областных, окружных, городских и районных Советов, переведя для этой цели в советские органы из партийных органов руководящих работников, занятых в настоящее время вопросами хозяйственной работы;
3) упразднить в горкомах, окружкомах, обкомах, крайкомах, ЦК компартий союзных республик должности заместителей секретарей по отдельным отраслям промышленности, торговли, транспорта и сельского хозяйства, а также соответствующие отделы партийных органов;
4) поручить Политбюро ЦК определить порядок и сроки практического осуществления указаний, изложенных в пунктах 1, 2, 3 настоящего постановления»2.
Сталин проект поддержал. Собственноручно начертал резолюцию: «За (с поправками в тексте). И. Сталин». Правку же внес не смысловую, принципиальную, а чисто стилистическую. Вычеркнул одну фразу (последнюю пункта «а» второго раздела) да еще шесть слов — явные повторы и предложил свой вари-
209
ант названия — «Об объединении руководства партийных и государственных органов на местах», по основному смыслу содержания третьего раздела.
После столь явно выраженного мнения Сталина к сторонникам проекта присоединился Андреев3. Казалось, теперь уже не будет никаких неожиданностей и сбоев, документ безоговорочно одобрят все. Но именно этого и не произошло. 26 января вместо пленума состоялось заседание узкого руководства, оно же — ПБ, на котором проект данного постановления не только категорически отвергли, но и вычеркнули вообще из повестки дня пленума1. Почему же так произошло?
Ни каких-либо записей, ни протоколов, ни тем более стенограмм не только данного, но и всех вообще совещаний узкого руководства, оформлявшихся как заседания ПБ, тогда не велось. Поэтому мы никогда не узнаем, кто же именно и по каким формальным мотивам сумел отвергнуть проект постановления, которое полностью соответствовало курсу XVIII партсъезда, но одновременно и развивало его, доводило до логического конца: окончательно отстраняло партию даже от косвенного участия в повседневной деятельности государственного аппарата; от воздействия на развитие экономики, науки, культуры, образования; по сути, ликвидировало существовавшую четверть века партийную ветвь власти. Можно попытаться реконструировать то, что произошло 26 января.
За проект выступали четыре члена ПБ — Сталин, Молотов, Андреев, Хрущев и один кандидат — Маленков. Чтобы документ был отвергнут, требовалось голосование «против» по меньшей мере четверых членов ПБ. На заседании в тот день присутствовали из членов ПБ, помимо названных, Каганович, Калинин, Микоян, Шверник, а также три кандидата — Берия, Вознесенский, Щербаков. Жданова и Ворошилова не было в Москве, потому участия в обсуждении они принять не могли. Следовательно, против проекта, чтобы он не
210
прошел, непременно должны были выступить Каганович, Калинин, Микоян, Шверник, как минимум еще и Берия, а также Вознесенский или Щербаков. Однако последнего приходится сразу же исключить из числа потенциальных оппонентов, ибо только одному ему предстоящая реформа ни лично, ни по отношению к курируемой им сфере — пропаганде и агитации ничем не грозила, более того, весьма усиливала его позиции, его роль в партии. Именно поэтому нельзя исключить и того, что Маленков заранее поставил Щербакова в известность о содержании подготовленного документа и заручился его поддержкой.
Если допустить как итог обсуждения простое равенство голосов «за» и «против», противником проекта должен был стать один из двух — Берия или Вознесенский. Зная о далеко не простых отношениях последнего с Молотовым и Маленковым, можно практически с полной уверенностью говорить о голосе «против» Вознесенского. Но по тем же мотивам никак нельзя исключить и того, что противником проекта выступил также и Берия, выразив таким образом свое недовольство укреплением позиций Молотова и Маленкова отчасти за его счет. Наконец, возражать мог и Жданов, также потерявший прежнее положение в партийном руководстве. Ему, информированному кем-либо по телефону о происходившем, ничто не мешало проголосовать заочно.
Но, как бы то ни было, приходится констатировать: проект решения, столь откровенно поддержанный Сталиным, был отклонен теми, на кого тот собирался опереться. И произошло это только потому, что предлагавшаяся реформа направлялась именно против таких членов ПБ, вела к ликвидации их участия во властных структурах, ибо вне партийных, лишь в государственных, как они достаточно хорошо уже понимали, долго оставаться им бы не позволили.
Правда, один пункт проекта постановления, но в самом минимальном варианте, все же утвердили.
211
Уже после пленума, 29 января 1944 г., ПБ приняло решение, обоснованное необходимостью «дальнейшего усиления работы Советов»: «выдвинуть» на пост председателя СНК УССР Н.С. Хрущева, а СНК БСС -П.К. Пономаренко, оставив их в то же время и первыми секретарями ЦК компартий соответствующих республик. Прежние же главы правительств Украины и Белоруссии Л.Р. Корниец и И.С. Былинский автоматически стали первыми заместителями прсдсовнарко-мов5. Тем самым получила некоторое продолжение лишь одна линия перестройки — совмещение должностей руководителей партийной и государственной структур власти, — начатая 4 мая 1941 г.
И все же категорический отказ от реформирования ВКП(б), то, что проект постановления решительно отвергли, трудно объяснить только личными интересами части узкого руководства, попыткой с их стороны сохранить свое высокое положение и удержаться на вершине власти. Немаловажную роль должно было сыграть и понимание того, что партия служит единственной структурой, сохраняющей и гарантирующей целостность Советского Союза. А угроза распада его стала реальностью именно тогда, в конце 1943 г.
Первые сведения о создании немцами из коллаборационистов полиции и «отрядов самообороны», о появлении поначалу малопонятной по своей политической ориентации «Украинской народной революционной армии» («бульбовцев») начали поступать в Москву еще в 1942 г. А потом стало известно, что, терпя одно поражение за другим, испытывая острейшую нужду в людях для пополнения вермахта, нацистская Германия приступила к формированию воинских частей из граждан СССР: эсэсовских дивизий — 14-й украинской («Галичина»), 15-й литовской, 19-й латышской, 20-й эстонской, 29-й русской («Русская освободительная армия», «власовцы»), 162-й пехотной дивизии из тюркских народов Кавказа, Поволжья и Средней Азии («Мусульманский легион»), 1-й и 2-й
212
кавалерийских дивизий из казаков Дона, Кубани, Терека, жителей Северного Кавказа. Кроме того, в марте 1943 г. началось создание и оуновской Украинской повстанческой армии.
Столкнувшись со столь откровенным проявлением уже не идейного национализма, а вооруженного сепаратизма, узкое руководство оказалось перед необходимостью незамедлительно, и притом без какой-либо широкой огласки, разрешить возникшую проблему: срочно искоренить все то, что противоречило лозунгам о нерушимой дружбе народов СССР, об их верности идеалам социализма и советской власти. Одними из первых вариант решения задачи предложили первый секретарь Ставропольского крайкома М.А. Суслов и начальник управления НКВД по краю Ткаченко. 5 мая 1943 г., спустя три месяца после освобождения территории от врага, они обратились к командующему войсками Северо-Кавказского фронта И.И. Масленникову с просьбой «выдворить в административном порядке» членов семей, ушедших с немцами, изменников родины и предателей, бандитов и их пособников; «лиц, подозрительных по шпионажу, в отношении которых не добыто достаточно данных для ареста»6. Иными словами, они предложили вернуться к той практике, которую осудило и отвергло постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г.
Откровенно незаконный, внесудебный способ разрешения сложной проблемы был тут же принят членами узкого руководства, видимо, как единственно возможный и вполне оправданный, по их представлению, в условиях военного времени. Начиная с октября 1943 г. НКВД стал осуществлять депортацию, но не только тех, кто действительно оказался изменником, а целых народов — карачаевцев, калмыков, чеченцев и ингушей, балкарцев, а несколько позже и крымских татар. Как своеобразный итог таких акций последовали решения ПБ, указы ПВС СССР о ликвидации Калмыцкой, Чечено-Ингушской,
213
Крымской автономных республик, о преобразовании Кабардино-Балкарской АССР в Кабардинскую, Карачаево-Черкесской АО в Черкесскую7. Скупая информация попадала в печать, но лишь как простая констатация факта, без каких-либо обоснований, объяснений или комментариев.
Члены узкого руководства непременно должны были обсуждать эту проблему — политическое положение, сложившееся за линией фронта. И вполне вероятно, что Берия, отвечавший за проведение депортаций и потому обладавший сведениями по данному вопросу во всей полноте, мог использовать их как самый весомый, самый убедительный и притом «объективный» довод против реформирования партии и усиления роли Советов. Во всяком случае, в данное время. Он мог, используя соответствующие аргументы, и склонить Сталина отказаться от первоначального мнения. Ну а то, что узкое руководство именно в те январские дни обратилось к поиску выхода из создавшейся ситуации, порожденной неожиданным для него проявлением национализма, подтверждается возникновением именно тогда «дела Довженко».
Впервые негативная оценка взглядов украинского режиссера и писателя, выраженных в повести «Победа», была дана Александровым еще летом 1943 г. Однако тогда начальником УПиА не было сказано ни слова о национализме как о решающем поводе для запрещения рукописи8. Совершенно иначе то же самое произведение трактовалось полгода спустя в пространной записке руководства управления, сопровождавшей проекты двух постановлений ЦК о литературно-художественных журналах. Этот документ, датированный 2 декабря 1943 г., уже прямо отмечал: в повести «отчетливо выражены чуждые большевизму взгляды националистического характера... Довженко настойчиво пытается убедить читателей в том, что за Украину борются якобы только украинцы», причем «Украина ни разу не названа Советской Украиной». Но и тогда,
214
даже после появления киноварианта той же повести — «Украина в огне», в которой автор, по мнению УПиА, допустил «еще более грубые политические ошибки»9, Довженко пока не стал объектом особого внимания и не был упомянут, как Зощенко и Сельвинский, в тексте постановлений.
Значимость ошибок Довженко изменилась только в начале 1944 г. 8 февраля, менее чем через две недели после пленума ЦК ВКП(б), за подписью Щербакова во все редакции центральных газет, журналов, издательств, во все обкомы КП(б)У, возобновившие работу на освобожденной от врага территории УССР, был направлен циркуляр. В нем туманно информировалось о том, что в «произведениях Довженко... имеют место грубые политические ошибки антиленинского характера», и потому требовалось «не публиковать произведений Довженко без особого на то разрешения Агитпропа ЦК ВКП(б)»10. Нет никакого сомнения в том, что основанием для возвращения к «делу Довженко» послужило обсуждение узким руководством вопроса о росте национализма во все еще оккупированных врагом союзных республиках, и особенно на Украине. За расплывчатой же формулировкой сути ошибок режиссера крылось то, что прямо было не использовано, но уже сказано осенью 1943 г. во внутренней рецензии УПиА на повесть «Украина в огне»: она «является платформой узкого, ограниченного украинского национализма, враждебного ленинизму, враждебного политике нашей партии и интересам украинского и всего советского народа»11.
Хрущеву, столь опрометчиво, как оказалось, подписавшему вместе с Молотовым и Маленковым проект постановления, пришлось не только совместить две весьма ответственные должности, но и вдобавок к тому еще и лично начать активную борьбу с украинским национализмом во всех его проявлениях — и открытом, вооруженном, и в потаенном, идейном. Явно выполняя устное поручение узкого руководства,
215
а отнюдь не по собственной инициативе, Хрущев 12 февраля 1944 г. провел через ПБ КП(б)У решение, в соответствии с которым за допущенные, опять же — «грубые политические ошибки антиленинского характера», Довженко сняли со всех занимаемых должностей как в государственных учреждениях, так и в общественных организациях12. И только 1 марта, выступая на сессии Верховного Совета УССР с докладом «Освобождение украинских земель от немецких захватчиков и очередные задачи восстановления народного хозяйства Советской Украины», Хрущев вынужден был открыть карты и назвать все же вещи своими именами. Он прямо признал существование вооруженного сопротивления оуновцев, определил их как «украино-немецких националистов — пособников Гитлера, злейших врагов украинского народа»13. Тем самым было найдено единственно возможное и вместе с тем достаточно честное, объективное объяснение происходившему на Правобережье.
С этого момента проблема борьбы с националистами, ликвидации их на территории СССР перестала быть тайной для населения страны. Однако ее сразу как бы перевели с общесоюзного по значимости уровня на республиканский, как носящую местный характер. Вместе с тем проблема не только необычайно усложнилась, но и стала практически нерешаемой из-за события, которое в тот момент оказалось основным в отношениях с союзниками.
На Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, проходившей с 19 по 30 октября 1943 г., была достигнута договоренность о создании вместо Лиги Наций новой международной организации — ООН, которую в ближайшее время должны были образовать 26 стран антигитлеровской коалиции. Тем самым вопросы обеспечения безопасности в мире после войны предстояло обсуждать не кулуарно, на встречах тройки, а открыто, да еще и решать их голосованием. Не оставалось
216
сомнений в том, что таким образом Советскому Союзу смогут навязать решения, с которыми он был бы заведомо не согласен. Ведь любые предложения, вносимые США, наверняка поддерживались бы голосами восьми стран Центральной Америки и Карибского бассейна, Великобритании — ее четырьмя доминионами и Индией. Англо-американский блок всегда располагал бы большинством в 15 голосов из 26, а СССР — только одним, своим собственным, в лучшем случае мог рассчитывать на поддержку со стороны Чехословакии и Югославии.
Основываясь, скорее всего, на рекомендациях комиссии НКИД по послевоенным проектам государственного устройства Европы, Азии и других частей мира, Молотов предложил узкому руководству своеобразный выход: придать чисто символически больше прав, самостоятельности, суверенности союзным республикам, попытаться сделать их тем самым такими же субъектами мирового сообщества, какими являлись не только британские доминионы — Канада, Южно-Африканский союз, Австралия, Новая Зеландия, но и колония — Индия14.
Следуя такой логике, Молотов подготовил проекты указов Верховного Совета СССР о преобразовании союзных наркоматов обороны и иностранных дел в союзно-республиканские. В соответствии со вторым из них устанавливалось: «союзные республики могут вступать в непосредственные сношения с иностранными государствами и заключать с ними соглашения». Тем самым шестнадцати союзным республикам предполагалось предоставить прерогативы, позволяющие им претендовать на членство в ООН.
Проекты доклада Молотова и указов ПБ рассмотрело 26 января, пленум — 27 января15, а Верховный Совет СССР — 1 февраля. При этом необходимость предложенных мер открыто мотивировалась результатами политического, экономического и культурного развития союзных республик. Подчеркивалось: «В этом
217
нельзя не видеть нового важного шага в практическом разрешении национального вопроса в многонациональном советском государстве, нельзя не видеть новой победы нашей ленинско-сталинской национальной политики» — и объяснялось, что расширение прав союзных республик скажется на укреплении не только их самих, но и союзного государства16. Лишь выступая на пленуме, Молотов позволил себе откровенность. «Это очевидно, — сказал он, — будет означать увеличение рычагов советского воздействия в других государствах. Это будет также означать, что участие и удельный вес представительства Советского Союза в международных органах, конференциях, совещаниях, международных организациях усилится. Это будет также означать большие возможности в деле развития наших международных связей, при подготовке тех или иных выступлений по международным вопросам или при предварительном выяснении, не обязательно от имени Советского Союза, а через другие каналы, через каналы республик, тех или иных мнений или точек зрения других государств»17.
