Время в наследии Карла Ясперса и некоторые проблемы теоретической истории

Освещение проблемы времени во многом зависит от того, каким образом сам мыслитель осуществляет свою жизнедеятельность в широком смысле этого слова. Здесь возможны, по крайней мере, два взаимно противоположных варианта: или полная погруженность в происходящее, или некоторая отстраненность, отдаленность, некоторое дистантное отношение.

Именно в таком плане обычно сравниваются и в какой-то степени противопоставляются позиции К. Ясперса и М. Хайдеггера. Речь идет об отношении к фашизму. Карл Ясперс (1883 – 1969) относился к фашизму крайне враждебно. Об этом он подробно писал в своей автобиографии. Он дал глубокий анализ сути фашизма, всесторонне обосновал его "неприятие".

К. Ясперс и М. Хайдеггер оказались не только в идейном противостоянии фашизму, но им пришлось в реальной жизни “решать судьбы друг друга”. М. Хайдеггер в период своего непродолжительного сотрудничества с национал-социалистами не препятствовал отстранению К. Ясперса от преподавания. Но когда К. Ясперс входил в послевоенную комиссию по оценке лояльности, он не ходатайствовал за М. Хайдеггера, который наряду с другими философами, работавшими во время нацизма в Германии, был лишен права преподавания.

В этой связи приведем суждения одного из биографов М. Хайдеггера, который более подробно раскрывает позицию К. Ясперса в связи с сотрудничеством М. Хайдеггера с национал-социалистами. К. Ясперс дает М. Хайдеггеру следующую характеристику: "Хайдеггер обладает значительный потенциалом не только в плане философского содержания его мировоззрения, но и в плане владения спекулятивным инструментарием. Он обладает некоторым философским чувствилищем, восприятия коего интересны, хотя, по моему мнению, он необычайно некритичен и стоит вдалеке от подлинной науки. По временам в его работах объединяются серьезность нигилизма с мистатогией мага.

В потоке своей речи ему удается неким сокровенным и особым образом затронуть сам нерв философствования. И в этом, как мне видится, среди современных философов Германии он, видимо, единственный…" [37, с. 224]. Духовная неординарность, высший уровень мышления М. Хайдеггера, считает К. Ясперс, является достаточным основанием для того, чтобы ему были предоставлены условия для возможно более плодотворной работы, однако не на поприще преподавания, ибо именно сегодня к делу воспитания молодых надо подходить с особой ответственностью. Стиль же преподавания М. Хайдеггера К. Ясперс характеризует как несвободный, диктаторский, некоммуникативный и убежден, что сегодня эти качества малоподходящи в свете демократических задач немецкого университета.

К. Ясперс считает, что М. Хайдеггер по своей натуре неполитичен, и, несмотря на близость его языка, а в известных случаях и поведения нацистскому образцу, его национал-социализм имеет мало общего с действительным национал-социализмом.

М. Хайдеггер в своих поздних высказываниях сдержанно оценивал прошлое. Он писал, что когда философию "вовлекают", то она (философия) может отклониться. Он имел в виду идеологизацию философской мысли и задавал вопрос о том: остается ли философией ангажированная философия?

Вместе с тем важно отметить, что в творчестве К. Ясперса и М. Хайдеггера были и совпадающие стремления. Оба мыслителя искали ответ на вопрос как, каким образом предотвратить опасность "механизации" и "омассовления", поскольку именно эти процессы были тревожными симптомами превращения планеты в машину бездуховного производства. Они анализировали метафизические корни этих процессов и видели их в изменении отношений к бытию и времени.

К. Ясперс высоко оценивал суждение Гегеля о том, что ФИЛОСОФИЯ – ЭТО ВРЕМЯ, СХВАЧЕННОЕ МЫСЛЬЮ, как сохранение прошлого и обнаружение бытия.

К. Ясперс показывает, что время может выполнять различные функции, в частности, может выполнять функцию растворения и опустошения бытия. В таких практиках как экономика, техника, революция, К. Ясперс видел уничтожение бытия. Именно поэтому у К. Ясперса время выступает в качестве определенного символа. Это символ торопливости, поспешности, озабоченности сиюминутным и непосредственно полезным. Повседневное, на "злобу дня" отношение ко времени предполагает планирование с точки зрения эффективности.

Время у К. Ясперса соотносится с модусом современности, а не с подлинным бытием.

(В этой связи отметим, что мысль о разделенности периодов, т. е. интервалов времени на "подлинные" и "неподлинные" уходит своими корнями в далекое прошлое. В своих мифах некоторые народы четко определяли что "пора зрелости является полноценным временем. Время до и после зрелости – жалкое существование" [162, с. 93]. Здесь речь идет о возрасте отдельной личности, но мы фиксируем само положение о ценностном, аксиологическом подходе к проблеме времени.)

Позиции К. Ясперса и М. Хайдеггера, их несколько различное акцентирование основополагающих суждений по самой проблеме времени, во многом определяются тем, какие исходные принципы из сферы онтологии и гносеологии они выделяют.

У М. Хайдеггера вырисовывается примерно следующая схема. В работе "Вещи и мысль" он пишет, что "материальная вещность затворена в тайне". Тайна проявляет себя, если обратиться к поверхности, другими словами, тайна обнаруживает себя в пространстве. Но у М. Хайдеггера имеются суждения и о том, что временные отношения являются "допространственными". Отсюда следует вывод, что временн ы е отношения, по крайней мере, в сфере гносеологии, можно рассматривать как изначальные.

В этой связи вопрос можно поставить следующим образом: как могут быть оценены суждения М. Хайдеггера об "изначальности" или "допространственности" временных отношений, а также суждения К. Ясперса с точки зрения тех принципиально новых открытий, которые сделаны наукой в более поздний период?

Среди аргументов М. Хайдеггера есть и такой, в котором подчеркивается особая "слитность”, "сращенность" человека с пространством. Но из этого никак не вытекает более общее суждение, например, суждение о том, что все объекты мира в такой же степени должны быть "сращены" с пространством, как и человек. В качестве примера рассмотрим характеристику такого объекта, как вакуум. Современной наукой доказано, что для описания закономерностей функционирования вакуума не могут быть использованы представления ни о пространстве, ни о времени, ни о части и целом, ни о причинности и т. д.

Все рассуждения М. Хайдеггера относятся к характеристике мира равновесных систем. Конечно, сам М. Хайдеггер не мог использовать подобного рода идеи и соответствующую терминологию. Известно, что только в 70 – 80-е годы XX века наметился переход от исследования равновесных систем к анализу неравновесных систем и необратимых состояний. Были исследованы, в частности, черты потенциального существования, представляющего собой форму целостности, в которой отсутствуют выделенные объекты и взаимодействия между ними, а также их пространственно-временн ы е характеристики.

Именно в новой парадигме системного мышления четко рассматривается вопрос о том, что для появления пространственных и временн ы х отношений должны прежде сформироваться определенные условия. Появление пространственных, временных, причинных и некоторых других связей становится возможным в результате нарушения исходной симметрии и "обмена устойчивостью" в потенциальной структуре. Показано при этом, что сама разделенность на объективное бытие и сознание является результатом этого же процесса и не может считаться исходным первичным фактом [160, с. 2].

Конечно, постановка вопроса о том, что категории пространства и времени не являются всеобщими и универсальными, что они могут быть использованы только там, где происходят определенные процессы, где реализуются определенные зависимости (имеется в виду наличие равновесных состояний), – требует целого ряда серьезных дополнительных исследований и глубоких размышлений.

М. Хайдеггер творил в определенных исторических условиях, до появления потрясающих открытий "нелинейного мира". Вопрос о том, могут ли его суждения хоть в какой-то степени быть соотнесены с этими новыми открытиями, ещё ждёт своего решения.

Продолжим рассмотрение суждений К. Ясперса о феномене времени. Многие из них, на наш взгляд, "слабо" поддаются переосмыслению и переоценке в связи с новыми открытиями в сфере науки. К их числу относятся наиболее общие фундаментальные суждения о взаимоотношениях человека и мира. Если М. Хайдеггер считал, что мир нужно "захватить", то К. Ясперс писал, что не мы охватываем бытие, а оно "охватывает" нас.

Взгляды К. Ясперса направлены против абстрактных конструкций всемирной истории, выдвигавшихся классиками немецкой философии. Эти теории оцениваются им как несостоятельние прогрессистские теории, основным недостатком которых явилось полное пренебрежение бытием человека. Именно этим теориям К. Ясперс противопоставляет учение об экзистенциальном существовании человека. Понятие экзистенции он считает не поддающимся определению. Одна экзистенция, при этом, может общаться с другой экзистенцией. Экзистенция существует не как субъективная иллюзия, а как реальность особого рода. Если экзистенция – это бытие, то разум вносит в неё начало понимания, освещения изначально темного бытия. Одна из особенностей разума заключается в том, что он побуждает к созданию целостности, побуждает двигаться вперед, никогда, однако, целостности не достигая. К. Ясперс отмечает, что нельзя смешивать, спутывать в эмпирическом смысле объективно-предметное в человеке с ним самим как экзистенцией, открывающейся в ходе коммуникации [см.: 175].

Человек есть существо, которое осуждено пребывать в истории и не в состоянии прожить вне общества. К. Ясперс настаивает на историческом характере припоминания, требует от современников, чтобы они дали себе отчет в трагических коллизиях прошлого, истории. При этом он соотносит между собой содержание философии и смысл вступления в мир. Он пишет, что смысл вступления человека в мир становится содержанием философии. Философия не является волшебным средством, она – сознание в осуществлении. Философия – это мышление, посредством которого я деятельно в качестве самого себя.

С точки зрения К. Ясперса, философия присутствует в науках и играет роль их "внутреннего связующего смысла". Особое внимание этому "внутреннему связующему смыслу" он придает в работах, посвященных анализу сути исторической науки.

На целый ряд вопросов, непосредственно относящихся к проблеме времени, К. Ясперс дает ответы в работе "Смысл и назначение истории". "В начале истории, – пишет Ясперс, – обнаруживается некий как бы накопленный в доисторическую эпоху капитал человеческого бытия, являющий собой не наследуемую биологически, а историческую субстанцию, которая может быть увеличена или растрачена. Это нечто действительно существующее до всякого мышления, что не может быть сделано или преднамеренно создано.

Значение этой субстанции раскрывается посредством совершающегося в истории духовного процесса. В ходе этого процесса она претерпевает изменения. Быть может, в истории возникнут новые истоки, которые в качестве реальностей – величайший пример такого рода являет собой осевое время – в свою очередь станут предпосылками других образований. Однако этот процесс обхватывает не всё человечество в целом – он идет на высотах сознания отдельных людей, достигает расцвета, забывается, остается непонятым и исчезает" [там же, с. 245].

Прежде чем переходить к анализу тех функций, которые выполняет так называемое "осевое время" остановимся на рассмотрении содержания понятия "субстанции", которую К. Ясперс называет с одной стороны "доисторической", а с другой – "не наследуемой биологически". Эта субстанция существует до всякого мышления, она не может быть преднамеренно создана. Подчеркнем, что она не является ни чисто биологической, ни чисто социальной, если учесть, что социальные процессы так или иначе связаны с духовнай жизнью человека, а данная субстанция существует "до всякого мышления".

У нас нет возможности подробно останавливаться на характеристике этой субстанции. Но очевидно, что она связана с бессознательным, с интуицией, с иррациональным. По сути, К. Ясперс использует представление о наличии трех звеньев: чисто биологическая природа человека; затем – нечто отличное от биологического, но еще не духовное, не социальное; и, наконец, – подлинная социальность, духовность и историчность.

Известно, что в ряде случаев проводят сравнение между развитием человечества и развитием отдельного индивида. Новорожденный, ребенок и взрослый как социальная личность. Ребенок – это уже не чистая "биология" и, вместе с тем, – это ещё не социальность. В этой связи важно отметить, что у человека очень длительный период детства. Приобретение жизненно необходимых навыков требует длительного и сложного периода научения.

Лейбниц в своих работах писал, что в животном мире одно "поколение" не отличается от другого, последующего. Дли характеристики воспроизводства особей даже нельзя использовать понятие "поколение", так как это понятие, прежде всего, предполагает отличие одного поколения от другого. Что касается людей, то здесь всегда есть такие отличия. Лейбниц пишет, что новое поколение всегда "хитрее" предыдущего. Может быть, слово "хитрее" здесь следовало бы заменить термином "информативнее". Но главное – выяснить причину этого отличия, его корни, истоки, почему новое поколение нечто приемлет у предыдущего, а нечто отвергает и заменяет новым.

Некоторые данные мы получаем в области инноватики. Специалисты по инноватике утверждают, что если поставить вопрос: "Может ли человечество достигнуть такого состояния, когда будут созданы абсолютно все вещи для удовлетворения абсолютно всех желаний человека и исчезнет при этом необходимость создавать хотя бы какую-то новую вещь, т. е. когда инноватика себя исчерпает?", то можно дать следующий ответ: "Такая ситуация никогда не может быть достигнута". У человека всегда возникают новые потребности. Источник этих новых желаний, потребностей – мир нашего бессознательного. Причём эти новые желания НЕПРЕДСКАЗУЕМЫ.

Роль бессознательного велика в творческом процессе (сама инноватика – это тоже своего рода наука о творчестве). Очевидно, та таинственная субстанция, которая уже не есть что-то чисто биологическое, но ещё и не есть социальное, так или иначе связана с бессознательным.

После того, когда мы пусть ориентировочно, приближенно, но все же охарактеризовали содержание этой третьей субстанции, перейдем к рассмотрению сути понятия "осевое время". В этом понятии прежде всего следует отметить наличие двух принципиальных свойств. С одной стороны, предполагается наличие такого свойства, как "длительность", или протяженность. Вопрос о том, из непрерывных или прерывных отрезков или мгновений состоит время, пока оставим в стороне. Время длится, оно протяженно. Понятие длительности тщательно проанализировал в своих работах А. Бергсон. Но осевое время предполагает наличие определенной направленности у времени. Время – это не просто протяженность, это протяженность в определенном направлении. "Великая загадка" – так формулируют в ряде работ сам факт течения времени от прошлого к настоящему и от него к будущему.

К. Ясперс в указанной выше работе раскрывает природу, механизм и причины наличия у времени этих свойств. Человечество как биологический феномен непрерывно воспроизводит само себя. Данное обстоятельство обуславливает длительность. Это как бы один уровень в течении времени, уровень более низкий и вместе с тем более фундаментальный. Но человечество – это смена поколений, а новое поколение вносит новый вклад, так возникают необратимость, направленность. На биологическом уровне поколения повторяют свои биологические данные (биологическая наследственность). А на уровне социальном новое поколение может нечто наследовать, а нечто утратить.

Иногда рассмотрение осевого времени дополняется рассмотрением понятия "ресурсное время". В связи с этом возникает вопрос: где источник этого неиссякаемого ресурса, может ли время "кончиться"?

К. Ясперс считает, что философия не может быть чисто предметным и, стало быть, чисто научным знанием, ибо она не может отличаться от внутреннего мира самого философствующего. Говоря о связке "человек – история" К. Ясперс отмечает, что история – это изначальное измерение человеческого бытия.

При анализе сути исторического процесса К. Ясперс использует не только категорию “осевого времени”, но и понятие “ситуации”.

Известно, что на Западе философия истории возникла на основе христианского вероучения. В концепциях великих мыслителей, от Августина до Гегеля, эта вера видела в истории поступь Бога. Поворот в исторических событиях соотносился с божественным откровением. Гегель утверждал, что весь исторический процесс движется к Христу и идет от него. Осью мировой истории в этой связи следует считать Сына Божьего.

К. Ясперс выражает сомнение в убедительности этой концепции. Он пишет, что “…христианская вера – это лишь о д н а вера, а не вера всего человечества” [там же, с. 32].

В отличие от христианских мыслителей К. Ясперс фиксирует другую ось исторического процесса. По его мнению, “эту ось мировой истории следует отнести, по-видимому, ко времени около 500 года до н. э., к тому духовному процессу, который шел между 800 и 200 гг. до н. э. Тогда произошел самый резкий поворот в истории. Появился человека такого типа, который сохранился и по сей день. Это время мы вкратце будем называть осевым временем” [там же].

Ось мировой истории позволяет представить картину развития всего человечества. В это действительно осевое время человек “осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность. Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения” [там же, с. 33]. Формы выражения тревоги, открывающиеся самосознанию, различны в разных регионах мира, но поразительным является сходство их глубинного содержания.

В качестве другого ключевого понятия, используемого для анализа человеческой экзистенции, К. Ясперс выбирает понятие " ситуация ". Ситуация – это неповторимое сочетание событий. Как пишет П.П. Гайденко, события, по мнению К. Ясперса, задают "историческую уникальность определенной человеческой судьбы". События формируют "болевые точки" отдельно взятой личности, "её радости и надежды, её горе и её вину" Это всё и есть “содержание того, что Ясперс связывает со словом "время", "эпоха"; мир есть для Ясперса "фактическая действительность во времени"” [42, с. 9].

К. Ясперс довольно подробно раскрывает содержание понятия "ситуация". Ситуация означает не столько природно-закономерную, сколько смысловую действительность, которая выступает не как физическая, не как психическая, а как конкретная действительность, включающая в себя оба эти момента, – это действительность, приносящая моему эмпирическому бытию пользу или вред, открывающая возможности или полагающая границы.

Далее К. Ясперс ставит вопрос о том, какие науки должны заниматься изучением этой самой действительности. И отвечает, что действительность должна быть предметом изучения не одной, а множества наук. Ситуация методически исследуется биологией, например, среда обитания живых существ изучается в процессе исследования механизмов их приспособления к среде; политической экономией – выявляются закономерности ситуации спроса и предложения; исторической наукой – устанавливаются однократные, но важные виды исторических ситуаций. Существуют, следовательно, как ситуации вообще, так и типические или исторически определенные, однократные ситуации.

К. Ясперс подчеркивает, что "существование во времени" характерно для эмпирического "Я", что касается трансцендентального "Я", те оно лишь ЗНАЧИМО, а не действительно. Свою "вневременность" трансцендентальное "Я" приобретает, жертвуя своей действительностью. Поясним сказанное следующим образом: эмпирическое "Я" существует в тех или иных ситуациях, ситуации преходящи. В отличие от ситуаций то, что относится к значимости, должно носить постоянный характер, быть инвариантом.

"Сознание вообще" – это объект изучения логики и трансцендентальной философии. Разум, дух, по К. Ясперсу, – это целостность мышления, деятельности и чувств. Целостность – это отличительная черта духа. Как пишет К. Ясперс, в отличие от вневременн о го "сознания вообще", дух опять есть временн о е событие, в качестве такового он сходен с наличным бытием (т. е. живым, непосредственно-эмпирическим Я), но в отличие от последнего он движется с помощью рефлексии, а не как биологически-психологическое событие.

Напомним, что эмпирическое "Я" обладает преимуществом перед “сознанием вообще” именно в результате того, или за счет того, что оно действует и существует во времени. Таким образом, у нас имеется три объекта исследования: эмпирическое "Я", "сознание вообще" и "дух". Вырисовывается возможность построить программу исследования.

Но М. Хайдеггер выступает оппонентом и вносит элемент, разрушающий стройность концепции К. Ясперса. Если К. Ясперс пишет о рефлексии, с помощью которой или благодаря которой дух совершает своё движение, то М. Хайдеггер утверждает, что эта "рефлексия искаженная". Её "искаженность" и должна быть предметом исследования. М. Хайдеггер пишет также о "естественной установке". Под естественной установкой он понимает "объективирующее самопонимание субъекта". Далее он отмечает, что эта естественная установка является установкой самого трансцендентального субъекта. Конечно, это парадокс, существует ли из него выход – вопрос пока неясно.

Здесь огромное число как бы "вложенных друг в друга" зависимостей и рефлексий. Психологи, да и философы отмечают, что человек сам о себе не может высказать объективных суждений. Он оценивает себя или завышенно или заниженно и, по сути, всегда "носит в себе" проект самого себя. Этот проект, естественно, является воображаемым, но дело не только в его "воображаемости". Он является зыбким и подверженым непрерывным изменениям. Таким образом, простое выделение такого объекта как "эмпирическое Я", в принципе, не снимает "загадки" человеческого Я".

Наша задача – по возможности, выяснить, способствуют ли более полные знания о феномене времени приращению наших знаний о человеке, чья жизнедеятельность (если при этом исключить из рассмотрения такой объект как "сознание вообще", который является вневременн ы м объектом) протекает во времени. Желательно проследить и обратное влияние, исследовать такие интегративные процессы, как память и воображение, которые обеспечивают целесообразную ориентировку человека во времени и, исходя из анализа этих, по сути дела, механизмов приспособления, сделать некоторые выводы относительно природы феномена времени.

Теоретическая история, или философский аспект проблемы времени в исторической науке. С точки зрения перспектив решения этой проблемы, могут быть предложены различные подходы. С одной стороны, можно было бы проследить генезис, развитие и совершенствование наших философских представлений о сущности времени как бы "самих по себе", рассматривая их как целостное знание о феномене времени и не привлекая данные из различных областей знаний. С другой стороны, целесообразным является и такой подход, когда природа времени раскрывается в связи с привлечением данных из области конкретных наук. Именно такой подход лежит в основе деятельность Международного общества по изучению времени.

Среди различных областей знаний можно выделить, в свою очередь, более или менее опосредованные знания, которые только косвенно могут быть использованы при анализе сущности времени, а также такие науки, которые органически взаимосвязаны со всем комплексом представлений о времени. Отметим, прежде всего, историческую науку. Проблематика науки истории, её концепции, пути её развития, дискуссии о содержании "философии истории" – весь этот комплекс проблем органически связан с осмыслением сути феномена времени. Дальнейшее изложениемы начнем с рассмотрения того, как современные ученые создают программу построения теоретической истории и какие предпосылки существуют для реализации этой программы. В этой связи попытаемся также определить, какое влияние на переосмысление некоторых положений, относящихся к проблеме времени, могут оказать новые данные математики.

Обратимся к одной из наиболее "ёмких" в этом отношении работ – книге С. П. Капицы, С. П. Курдюмова, Г. Г. Малинецкого "Синергетика и прогнозы будущего" [64]. В ней четко показано, каким образом следует анализировать принципы построения "теоретической истории". При этом нам придется "адаптировать" текст, заменить математические выкладки словесным изложением основных идей текста.

В этой работе есть большая глава – "Возможна ли теоретическая история?", – посвящена рассмотрению принципов построения исторического знания, основанного на достижениях синергетики и других родственных ей наук. Прежде всего, речь идет о том, что процесс формирования теоретической истории происходит в тот период, когда в науке были открыты нелинейные зависимости и когда эти зависимости стали привлекать к себе большое внимание.

Одна из наиболее значительных идей, основываясь на которой и дается характеристика нелинейного мира, пришла из самой истории. Речь идет об идее, выдвинутой французским математиком Анри Пуакаре. "Что делает гуманитарий, когда пытается понять какое-то явление истории? Он смотрит, что этим событиям предшествовало и к чему они привели. Он интересуется, что было аналогичного в других странах и в другие эпохи. При этом особое внимание уделяется переломным эпохам и возникновению новых качеств. Это и называется "историческим подходом"" [там же, с. 66]. Но именно так поступают сейчас в одном из разделов нелинейной науки – теории ветвления или бифуркации (от французского la bifurcation – раздвоение).

Далее авторы отмечают, что "замечательным результатом науки нашего века стало понимание того, что различных типов бифуркаций очень немного. Сложные системы, как это ни удивительно, очень часто претерпевают те же самые скачки, бифуркации, метаморфозы, что и простые. Оказалось, что движение жидкости в причудливом турбулентном потоке, "коллективные усилия" излучающих атомов, создающих лазерный луч и изменения популяции насекомых, определяются, по существу, одинаковыми законами. Их поведение похоже на оркестр, в котором, казалось бы, каждый участник мог бы вести свою партию, считая себя солистом, или доказывать свой суверенитет коллегам, но который прекрасно управляется дирижером. Конечно, дирижер ограничивает возможности каждого из оркестрантов. Зато у целого появляется совершенно новое качество – способность вести себя согласованно, просто, гармонично. Одна из удивительных вещей состоит в том, что во всех этих системах "дирижера" никто не назначает. Он возникает в ходе самоорганизации, отбирающей из океана возможностей ничтожную толику и упорядочивающей поведение системы.

Это громадное упрощение, которым блестяще владеет Природа" [там же, с. 67]. Далее приводится пример, когда из пространства с бесконечным числом измерений "…самоорганизация рождает сравнительно небольшой набор довольно простых сущностей" [там же].

В стратегии постижения исторических процессов рассматривается и такой подход: не стоит ли поучиться у Природы поступать так же и в истории, и из огромного множества переменных выбирать самые существенные? В этом контексте закономерен и другой вопрос: не удастся ли нам в системной методологии найти ответ на некоторые сложные вопросы изучения свойств временн о й реальности? Ведь никто не сомневается в том, что между теорией систем и теориями управления и организации существует непосредственная связь.

Еще Аристотель отмечал, что целое может обладать такими свойствами, которыми не обладают части. В более поздний период возникла особая концепция – концепция эмерджентности. Эмерджентная эволюция рассматривает два типа изменений: количественные ("результанты") и не сводимые к исходным, не обусловленные ими ("эмердженты"). Более подробно на современной трактовке идей эмерджентной эволюции в связи с возникновением синергетики мы останавливаться не будем. Отметим только, что вопросы о природе самоорганизации волновали человечество уже в далеком прошлом.

Так древние мыслители искали ответ на вопрос: чем отличается вода на гладкой поверхности водоема, от воды, из которой "состоят" бушующие волны на поверхности этого же водоема. Они понимали, что состав воды не меняется, а меняется "состояние". Справедливы такие суждения: сегодня поверхность озера находится в "спокойном" состоянии или сегодня на поверхности воды сильные волны, поверхность находится в "неспокойном" состоянии.

Понятие состояния – одно из ключевых понятий современной философии и науки. Прежде всего, обращает на себя внимание тот факт, что "природа состояния" не зависит от того, из чего состоит объект, не зависит от его "вещественности" как таковой. Предположим, мы изучаем состав воды, проводим химические исследования. Мы не найдем такого составляющего элемента, который был бы ответственен за то обстоятельство, что вода в озере может быть то в спокойном, то в неспокойном состоянии. Слова "поведение", "состояние" в каком-то смысле родственны понятию "функция". Функция в смысле назначения определенного свойства, проявления определенного свойства в "операционном" воздействии и свойства, связанного с понятием "организации".

Рассмотрим в этой связи весьма поучительные рассуждения древних греков. В результате сопоставления нескольких, на их взгляд, противоречивых суждений был сформулирован парадокс, суть которого заключается в следующем. Предположим, идет дождь, и несколько человек одновременно накрыли свои головы куском плотной материи. Под одним и тем же куском материи находятся укрывшиеся от дождя люди, или под разными кусками? Как ответить на этот вопрос? Ведь ясно всем, что над каждым человеком разный "кусок этого куска". Можно было бы даже каким-то образом пометить эти "куски куска". Например, человек, стоящий в центре, прикрыт тем "куском куска" материи, который ближе к центру. Но всё же в обыденной жизни могла быть использована и такая фраза: "вся группа людей спряталась от дождя под одним куском материи". Оказывается, что вполне однозначный ответ и разрешение трудностей, испытываемых греками, мы можем получить, если обратимся к тем методологическим средствам, которые используются в современных теориях систем.

В параметрической общей теории систем, о которой выше мы уже говорили, дается классификация систем. Среди различных типов систем выделяются стационарные системы. Они могут включать в себя элементы, непрерывно обновляющиеся: например, в жилом доме могут меняться жильцы, но сам дом, как условие проживания людей, при этом продолжает сохраняться, и в этом смысле, т. е. с точки зрения своих функций, жилой дом представляет собой стационарную систему.

Вернемся к парадоксу, сформулированному древним греками по поводу куска материи. Кусок материи, которым от дождя прикрывается группа людей, с полным правом можно назвать одним куском, так как все его части выполняют одинаковую функцию, а именно укрывают людей от дождя. Стационарные системы – это такие системы, в которых стационарность, устойчивость достигаются за счёт того, что система реализует, осуществляет одни и те же функции. Если элементы системы меняются, то система может быть названа в известном плане "вариационной", но этот признак не влияет на её "стационарность".

Рассмотрим другой пример: "поток пассажиров на транспорте" или "поток покупателей в магазине", в котором меняются "составляющие" этот поток люди. Имеем ли мы основания называть совокупность совершенно разных людей одним и тем же словом "поток". Имеем, так как в данном случае "поток" – это термин, основанный на анализе функций определенной группы людей. Выделяем функцию и строго аргументируем принцип этого выделения.

В примере с куском ткани древние греки интуитивно чувствовали, что суждение о том, что группа людей укрывается от дождя одним, можно даже добавить, одним и тем же куском ткани, является совершенно верным, но они не знали, какие привести аргументы. Вот и получилось, что чёткий и определенный ответ на этот вопрос был дан лишь спустя много лет.

Вернемся теперь к вопросу о том, какое значение имеет системный подход при анализе сущности феномена времени. В одной из своих работ Е. Мейерсон пишет, что время по своим свойствам является настолько нестандартным, что суть времени не может быть раскрыта с помощью средств, имеющихся в современной культуре. Ход рассуждений автора сводится примерно к следующему. Он считает, что вся история современной науки представляет собой постоянную реализацию того, что является основной категорией человеческого разума: свед е ние различного и изменяющегося к тождественному и неизменному. Время, с точки зрения автора, подлежало поэтому полному исключению.

В суждении Е. Мейерсона имеются указания на пути дальнейшего исследования времени. Не следует ли действительно обратиться к способностям нашего ума? Можно ли у времени найти черты, свойства, основываясь на которых мы сможем фиксировать общее у различных моментов времени? Каждый момент неповторим, он уходит, исчезает, что же тогда является устойчивым?

Обратимся к примерам и используем в их анализе системную методологию. То, что пишет Е. Мейерсон, является исключительно ценным. В частности, он утверждает, что наш разум должен быть способен выполнять такие операции над объектами, как выявление различий или поиск общего между ними. Этот подход основывается на анализе "операциональных" функций нашего ума. Это, конечно, функция не единственная, но, безусловно, очень важная. Объект должен быть соответствующим образом "подготовлен", чтобы эта способность ума применительно к этому объекту дала определенный результат. Но может быть, не следует таким образом "насиловать" наш ум?

Согласимся с автором и предположим, что в процессе познания определяющую роль играют такие операции, как нахождение устойчивого, инвариантного в изменяющемся и различий в общем. Почему именно эти факторы анализируются – понятно. Дело в том, что для преобразования вещей человеку необходимо получить информацию о них. Информация определенным образом связана с представлением о разнообразии. А разнообразие так или иначе должно быть соотнесено с чем-то устойчивым.

Возникает вопрос, что устойчивого может найти исследователь у феномена времени? В какой-то степени ответить на него нам помогут приведённый выше пример: поток пассажиров на транспорте, в котором все пассажиры заведомо различны, но выполняют одну и ту же функцию: каждый из них является пассажиром. Проанализируем под этим углом зрения время. Возьмем модель, которая используется на обыденном уровне. Пусть время – это совокупность моментов, каждый из которых абсолютно отличен от другого, ни один из них не повторяется. Другими словами, их бесчисленное множество и они все разные. Тогда можно утвержать, что моменты, составляющие время, точнее, множество этих моментов обладает бесконечно большой информационной емкостью.

Приведем ещё один пример. Допустим, у нас имеются два ящика, в каждом из которых находится по десять шаров. В первом ящике все шары окрашены в разные цвета, а во втором они окрашены только в пять цветов и имеется по два шара с одинаковой окраской. Если за основу принципа различения шаров взять их окраску, то какая совокупность шаров будет иметь б о льшую информационную емкость – та, где все шары окрашены в разные цвета или та, где цвета дублируются? Ответ однозначен: более разнообразно то множество шаров, где каждый шар окрашен в различную краску. Если теперь представить себе такую модель времени, в которой время рассматривается как бесконечное множество мгновений, в котором каждое из этих мгновений отличается от другого, т. е. является единственным и неповторимым, то мы будем вынуждены утверждать, что это множество обладает бесконечно большой информационной емкостью.

Если перед нами бесконечно большая информационная емкость, то что все-таки даёт нам право одним термином или в одном понятии объединять такие разные вещи-процессы, как времена года, времена суток, геологические и исторические периоды и т. д.? Используются даже понятия “астрономическое время”, “геологическое время” и т. д. Значит, есть у времени "нечто" такое, что даёт нам основание использовать это понятие для характеристики самых разнообразных по своим конкретным проявлениям процессов, происходящих в мире. Логично предположить, что имеется какая-то единая функция у всех, подчеркнем, абсолютно у всех моментов времени. Мы не случайно приводили выше примеры с "потоком пассажиров", с "потоком покупателей", ведь в обыденной жизни и время сравнивается с потоком, например, "медленно текущее время" или "неумолимо быстро текущее время".

Выше было показано, что процессуальность, т. е. частичная или полная замена всех элементов в стационарной системе – явление вполне закономерное. Поэтому наличие у времени именно этих черт не должно обескураживать исследователя, а тем более являться поводом для исключения времени из числа тех объектов, которые могут быть исследованы современной наукой. 0риентировочно, с некоторой долей условности и приближения можно высказать следующее суждение. Все моменты (любые моменты) времени обладают одним общим свойством, – они несут информацию. Такая функция, как способность быть носителем информации, несомненно, есть "инвариант", то искомое "нечто", которое определяет справедливость отнесения времени к числу "стационарных систем". Этот инвариант не сумел вычислить Е. Мейерсон, и именно поэтому он отнёс время к числу тех объектов, сущность которых не может быть раскрыта средствами современной науки.

Возможно в несколько парадоксальной форме, сформулируем суть изложенного подхода: инвариантом является сам факт отсутствия инвариантности. Время – это тотальная изменчивость, и эта тотальность и есть инвариант.

Выше была показана целесообразность принятия в качестве инварианта той или иной функции системы. Мы рассмотрели стационарные системы. Может быть, следует рассмотреть ещё какие-то функции? Ведь чрезмерная переоценка самого факта, что всё изменчиво, иногда приводит к односторонним выводам. Так, например, греки исключительно односторонне понимали сами принципы, основываясь на которых следует раскрывать природу вещей. Они признавали только генетический принцип. Знание вещи для них было равноценно познанию её генезиса. Конечно, не следует приумалять или игнорировать генетический подход, но ограничиваться только им – значит, заведомо обрекать на провал многие исследовательские программы.

Обратимся к испытанной методике. Эту методику можно назвать традиционной, классической, она не претендует на оригинальность. Речь идет об аналогии между пространством и временем. Но этой аналогией необходимо умело пользоваться. Где-то она применима, а где-то – нет. Поэтому при анализе взаимоотношений между пространством и временем целесообразно, с одной стороны, исключительно осторожно, бережно использовать все преимущества, которые можно извлечь из этой аналогии, а с другой –не увлекаться ею чрезмерно, и там, где это необходимо, "отрекаться" от нее, и учитывать специфику самого феномена времени. Начнем с того, что рассмотрим, как взаимодействуют с категорией "вещь" сначала пространство, а затем – время. М. Хайдеггер пишет, что относительно пространства вещи всегда "скрываются", стараются быть "затаенными". Но вещь про-являет себя в пространстве и, прежде всего, на поверхности. 06ращаем внимание: не в глубине пространства, а на поверхности. Именно на его поверхности вещи некуда скрыться. Далее М. Хайдеггер пишет, что человек определенным образом "сращен" с пространством, оно ему близко, доступно, и поэтому становится доступной и сама вещь в своём проявлении на поверхности. В других работах М. Хайдеггер отмечает, что временн ы е отношения являются "допространственными", они как бы более глубокие и основополагающие даже по отношению к пространственным зависимостям. Нам представляется, что к суждению о том, что у человека особая "сращенность" с пространством, можно добавить некоторые дополнительные суждения.

Бесспорно, что сам человек является "телесным" и, в этом смысле, пространственным. "Сращенность", на наш взгляд, может быть у человека не только с пространством. Возьмем родственные отношения, например, отношение между родителями и детьми, между друзьями – это ведь тоже своего рода "сращенность".

В этой связи, интересным является вопрос о том, обладает ли человек "сращенностью" со временем.

Скорее всего, "сращенность" человека со временем проявляется не через такой же точно механизм, как "сращенность" человека с пространством, а несколько по-другому. Напомним, что "сращенность" с пространством проявляется в том, что суть вещей "про-является" на поверхности, т. е. в определенной части пространства. На поверхности происходит своеобразная "встреча" человека с сутью вещей, они ему приоткрывают свои тайны. Со временем дело обстоит несколько иначе.

Существует понятие события. По отношению к определению этого понятия имеются различные позиции. Некоторые исследователи считают, что оно изначально понятно и можно не определять его. Другие исследователи дают определение понятию событие, разъясняют его суть. Мы также не будем определять суть этого понятия, отметим только, что событие есть нечто, что определенным образом соотносится со временем. В истории "ход событий" является тем материалом, с которым работают историки. Видимо, именно по этой причине М. Хайдеггер из всех наук выделял историю и показывал, что эта область знаний ПРИНЦИПИАЛЬНО отличается от всех других наук.

В исторической науке события прежде всего даны через суждения непосредственных участников или описаны глазами очевидцев. Так или иначе, они всегда "окрашены". Объединим понятия участник или очевидец общим термином "повествователь". Повествователь органически "сращен" с происходящим. Мир историка – это особый мир. Если мир всех других наук – это мир сущностей тех объектов, которые познаёт исследователь, а в мире сущностей, как известно, жить нельзя, то совсем другая ситуация складывается в исторической науке. В том "материале", с которым работает историк, "можно жить", так как исторические события – это события из жизни людей. Если математику необходимо осуществить определенное "насилие" над своим разумом, чтобы "погрузиться" в мир абстрактных закономерностей, то историку этого делать не нужно. Математик и представитель любой другой науки всегда "дистанцируется" относительно объекта своего исследования. У историка этой дистанции может и не быть. Он должен уметь построить модель психологии людей, живших в ту или иную историческую эпоху, но это всё же модель человека, а не модель "черной дыры".

Таким образом, в исторической науке всегда присутствуют "оцененные" соответствующим образом объекты. А это значит, что присутствует аксиологический подход. Бесстрастность оценок и суждений, как одна из необходимых черт подлинной науки, здесь отсутствует и в этом плане изменить ничего нельзя.

Ориентировочно можно выстроить следующую стратегию (одну из возможных стратегий) постижения сущности времени, следующую исследовательскую программу. Следует найти, прежде всего, ту область знаний, в которой с наибольшей полнотой проявляется слитность или "сращенность", по терминологии М. Хайдеггера, человека со временем. К числу таких областей знаний относится история. После этого необходимо проанализировать теоретические основы самого исторического знания и, далее, соответствующим образом соотнести эти основы с тем материалом, который имеется в отношении свойств времени.

Такая стратегия определенным образом связана со сложной проблемой отношений между гуманитарным и естественнонаучным знанием. Ведь именно в естествознании, на базе физики формируются такие специфические области знаний, как хроногеометрия и хронодинамика. О том, почему существуют трудности во взаимопонимании между гуманитариями и естествоиспытателями, ведутся многочисленные дискуссии. Различные исследователи выделяют отдельные стороны в этом "взаимонепонимании".

На наш взгляд, крайне важно обратить внимание на одно чрезвычайно ПРИНЦИПИАЛЬНОЕ ОБСТОЯГЕЛЬСТВО: теоретическая история, как и находящаяся в процессе своего становления темпорология, – это области научного знания, которые основаны на принятии тех или иных принципов рационализма. Однако сам по себе факт, что тот или иной мыслитель стоит на позициях рационализма, не исключает различий в понимании сути самого рационализма и, прежде всего, понимания границ того категориального базиса, на котором строится сам рационализм.

Так называемая классическая, "строгая" форма рационализма использовала весьма узкий круг категорий. Например, К. Ясперс предполагал, что такие категории, как вера и надежда, находятся за пределами категориального аппарата рационализма. Но, как оказалось, в отражении содержания понятия времени категории "вера" и "надежда" играют значительную роль. Остановимся на этом вопросе подробнее.

Используя ряд рассуждений, фактов и аргументов можно показать, что никакая "полнота" знаний о времени не будет достигнута, если игнорировать необходимость привлечения таких категорий, как вера и надежда. Нам сразу же могут возразить, что в физической теории времени нет категорий вера и надежда. Да, это так, однако сами эти теории используют те или иные математические модели времени. В представлении о будущем всегда есть что-то от "желания" человека, от его замыслов, его ожидания.

Как поступить в данной ситуации: недооценивать этот факт, игнорировать его, делать вид, что можно обойтись и без "ссылки" на категории веры и надежды? В этой связи отметим, что в известной теории игр используется одно довольно необычное понятие – "ожидание". Это понятие очень сходно с понятием "надежда". Может быть, "теория игр" – это и есть та область знаний, в которой намечаются пути для расширения используемого рационалистами традиционного категориального аппарата? А процесс расширения границ самого рационализма идет уже полным ходом.

В современной исторической науке большие усилия прикладываются к тому, чтобы при анализе прошлого "элемент веры" был минимальным. Так в археологии используются физические методы исследования, создана целая индустрия фотодокументов, видео- и звукозаписей и т.п. Эта “индустрия” создана для того, чтобы в событиях, происходящих в настоящем, потомки могли ориентироваться с меньшими трудностями. Логично предположить, что в исследованиях историков последующих поколений будет больше подлинных знаний, чем веры.

Но можно ли полностью избавиться от таких категорий, как надежда и вера, и нужно ли это? Отметим, что ФУНКЦИИ рационального категориального аппарата и таких категорий, как вера, надежда и т. п., должны быть различными. Именно в этом обстоятельстве следует усматривать одну (подчеркиваем, только одну) из причин, в силу которой установить "консенсус" между гуманитариями и естествоиспытателями – дело довольно сложное.

Вопрос заключается в том, хотят ли люди "убрать" из сферы своей культуры такие категории, как вера и надежда, на том основании, что трудно достичь согласованности между двумя видами категориальных аппаратов: строго научным и нестрого научным. Вспомним знаменательное выражение: "правда убивает надежду". Люди не хотят полностью "убирать" из сферы культуры такие категории, как вера, надежда и т. п. Данные категории нужны в культуре. Но у них могут быть различные функции, может быть даже своего рода "противоборство" с рационалистическими категориями. Это необходимо учитывать при рассмотрении вопрос об отношениях между гуманитариями и естествоиспытателями.

Один из характерных примеров. В работах некоторых психологов (см.: [32], [44]) дается определение психологического времени. Оно представляется как "отражение причинных и целевых связей между событиями". Далее ставится задача, как можно полнее учесть указанные связи. Осуществляется опрос, и при анализе его результатов учитываются только события, имеющие причинные и целевые связи, события же, не имеющие таких связей, с этой точки зрения, могут быть опущены без особого ущерба для диагноза. Под диагнозом имеется в виду степень полноты отражения личностью своего жизненного пути посредством соответствующего анализа событий жизни и отношений между ними.

При опросе могут быть упущены события, имеющие небольшое число связей с другими событиями. Главное, чтобы выявленная в процессе опроса картина причинно-целевых отношений в наиболее существенных чертах соответствовала полной структуре межсобытийных отношений, имеющих место с точки зрения опрошенного. Это требование является требованием репрезентативности исходных данных опроса. И вот авторы вводят представление о так называемых "психологических часах". "Представим себе, – пишут авторы, – что изобретен прибор, назовем его "психологическими часами", глядя на который вы всегда можете узнать, насколько реализовались ваши жизненные ожидания и планы, всё, что вы ждете от жизни, и всё, что считаете возможным получить от неё." Далее приводится подробное описание того, как двигаются стрелки этих часов, как следует расшифровывать показания этих часов и т. п. Затем приводится большая таблица ответов на вопрос о том, желали бы вы иметь такие "психологические часы". В одном из ответов приводятся буквально следующие слова: "Не хотела бы. Вдруг бы они мне сказали, что у меня всё реализовано. Мне бы стало всё скучно, так хоть надежда есть на то, что не всё реализовано. Я бы их выбросила, если всё реализовано, зачем жить дальше" [44, с. 97].

Это суждение одного из опрашиваемых исключительно показательно. Оно свидетельствует о том, что люди "живут надеждой", надежда играет исключительно большую роль в жизни людей. Можно допустить, что одна из причин, в силу которой время (и пространство) нельзя отнести полностью ни в сферу Бытия, ни в сферу Мысли, как раз и заключается в том, что понятие времени включает в себя понятия надежды и веры.

Нам могут сказать, что это идеальные понятия, и потому они относятся к сфере Мысли. Но в этом можно усомниться, т. к. эти понятия не входят в категориальиый аппарат ни одной науки, построенной на рационалистических основаниях. По крайней мере, эти понятия находятся за пределами классической рациональности. Вопрос об отношениях между Верой и Разумом, между Надеждой и Разумом – это вопрос сложный и мало разработанный.

Проблема соотношения веры и знания – это одна из принципиальных проблем гносеологии. Новый подход к решению этой проблемы предложен в рамках параметрической общей теории систем [171, с. 278]. Применение системного подхода и его формальных средств к анализу категории "вера" должно быть "востребовано" при дальнейших исследованиях проблемы времени.

Следующий вопрос: продолжает ли в современной науке исследоваться взаимосвязь между историческим процессом и его временн ы м протеканием, продолжает ли время в исторической науке быть понятием, нагруженным методологической функцией. На этот вопрос следует ответить положительно. Об этом свидетельствуют, в частности, работы известного французского историка Фернанда Броделя.

Ф. Бродель является представителем той школы французских историков, которые предлагают “новое видение” истории. Суть их программы состоит в том, что они предлагают сделать предметом исторического исследования длительные исторические периоды или “глобальное время”. Они считают также, что в центр внимания исторических исследований следует поместить экономику и анализировать именно те факторы и обстоятельства, те структуры, которые обеспечивают стабильность, относительную устойчивость исторических процессов.

Ф. Бродель предполагает, что глобальное или длительное время – это такое понятие, которое должно быть включено (наряду с факторами математизации и пространства) в число тех категорий, на базе которых только и можно выработать некое единое представление о путях достижения знаний, общее для всех гуманитариев [29].

В одном из своих устных выступлений Ф. Бродель указывал, что можно выделить следующие точки сопряжения, которые бы помогли всем наукам о человеке и обществе совместно продвигаться к одной цели постижения истины. Это “…математизация, привязка к пространству, длительная временная протяженность” [30, с. 26].

Что касается использования математических методов в исторической науке, то в настоящее время этот процесс продолжается, возникла, например, такая новая наука как клиометристика, а американские ученые У.Фогель и Д. Норт, работающие в этой области, получили за свои исследования Нобелевскую премию [103, с. 17].

Выскажем еще несколько соображений относительно подхода, который проявляется в отношении к категории времени в т. н. медленной или застывшей истории. Так, И. Пригожин высоко оценивая творчество Ф. Броделя, отмечает, что последний, по сути, считает необходимым выделить в истории три слоя, и, таким образом, работает с гетерогенным понятием истории. Иерархия истории (исторических слоев) следующая: “Первая история почти неподвижна – это история человека в его отношениях со средой, медленно текущая, и медленно изменяющаяся история, подчас образующаяся из непрекращающихся возвращений, из без конца возобновляемых круговоротов… Поверх этой неподвижной или медленно текущей истории, которую хотелось бы назвать социальной, существует ещё и история групп и индивидов. Наконец, третью часть составляет традиционная история, измеряемая, если угодно, не человеком, но индивидом, это – событийная история [123, с. 5].

При анализе программы, предложенной Ф. Броделем, можно выделить следующие аспекты. Как показали специалисты в области синергетики, при характеристике течения процессов во времени следует использовать такое понятие, как режим. Обычно проводится сравнение режима с обострением и режима без обострения. Режим с обострением характеризуется непрерывным разрушением связей между элементами внутри системы и заменой их новыми, в режиме с обострением непрерывно происходят качественные изменения. В режиме без обострения преобладает устойчивость, “квазиобратимость”, для описания процесса в режиме без обострения можно привлекать модель циклического времени. Для протекания процесса в режиме с обострением может быть привлечена только модель “осевого” времени.

Нам представляется, что при разделенности истории на три указанных уровня следует учитывать такой весьма важный фактор, как информация. Информация по-разному “кодируется” в ситуации, когда отражаются явления, т. е. внешние, поверхностные признаки, и когда отражается сущность – внутренние, глубокие закономерности. Другими словами, понятие информации всегда должно быть соотнесено не только с представлением о её количестве, но и с представлением о её качестве. При этом качество информации должно быть осмыслено не только в плане её достоверности, доброкачественности, но и в плане её ценности для решения тех или иных конкретных задач.

    Для иллюстрации положения о том, что одна и та же информация может быть закодирована по-разному, вспомним легенду о царе, который захотел узнать историю всех стран и народов. Мудрецы написали книг столько, что для их доставки царю понадобился большой караван слонов и верблюдов. Увидев столь большое количество книг, царь пожелал изложить историю более кратко. Много раз мудрецы переписывали свои книги заново, пока не изложили всю историю лишь в одной, правда, очень большой книге. Однако к этому времени царь уже очень состарился и понял, что не сможет прочесть даже одну эту книгу. Тогда он попросил, чтобы ему устно рассказали, в чём состоит смысл всей истории человечества. Мудрец, привезший эту книгу, сказал царю, что смысл всей истории состоит в том, что люди рождаются, страдают и умирают. Возникает вопрос, одна и та же информация была закодирована в обилии всех этих книг и в кратком афористическом суждении мудреца или разная?

Почему всё же историки соотносят историю с категорией времени, и какое это время – внешнее, физическое, измеряемое солнечными часами, или время, переживаемое человеком?

Прежде всего, отметим, что поскольку время соотносится с таким понятием, как числовой ряд (по крайней мере в такой модели, как линейное время), а числовой ряд, например, ряд натуральных чисел, бесконечен, то, следовательно, и время в аспекте его информационной ёмкости представляет собой неограниченный ресурс. Это значит, что сколько бы не появлялось всё новых и новых событий, какими бы разнообразными они ни были, новому событию всегда найдется новая, ни разу не использованная метка или дата на “оси времени”, т. е. на числовом ряду. Это очень важное обстоятельство, и исследователи используют его иногда сознательно, иногда бессознательно.

Следует учитывать также то, что в истории действуют люди, которые обладают сознанием и способностью переживать время. Время поэтому следует делить на внешнее – физическое, и внутреннее – психологическое, личное.

Принципиальную роль при этом играет отношение учёного к общим понятиям.

М. Хайдеггер, например, считает, что публичное время принадлежит всем и потому не принадлежит никому. Вопрос о том, какую роль играют общие понятия, часто связывают только с уровнем интеллекта. Способность к абстракции соотносят с логическими структурами, в том числе с такой, как общие понятия, создавать которые могут только субъекты, находящиеся на определенном уровне развития интеллекта. Но это только один аспект проблемы роли общих понятий в познании. Другой аспект – это их роль и значение в связи с решением той или иной конкретной задачи. Для решения одних задач необходимо знание деталей, частностей, подробностей, для решения других – знание более общих зависимостей. Естественно, что эти аспекты взаимозависимы.

В своих исследованиях Ф. Бродель также часто использует понятие структуры. Иногда под структурой он понимает такие факторы, как география, климат, биосфера, плодородие почв. Эти структуры могут не изменяться тысячелетиями. Иногда со структурой он соотносит представления о духовном складе людей, о глубоко укоренившихся обычаях, о привычном образе мышления или об этнических предрассудках. Ф. Бродель использует понятие “традиционное общество”, понимая под этим общество, в котором поддерживаются традиции, т. е. нечто устойчивое, повторяющееся. Иногда Ф. Бродель под структурой подразумевает глубинные явления в экономике, которые обладают свойством сопротивляемости изменениям.

Попытаемся выделить общие принципы во всех этих характеристиках структуры. Ф. Бродель пишет о “Времени мира”. Выше мы отмечали, что время представляет собой стационарную систему. Природа стационарной системы такова, что непрерывно меняющийся субстрат всегда соотносится с устойчивой организацией или структурой систем. Сами по себе изменения субстрата могут быть как более медленными, так и более быстрыми. Это не принципиально. К субстрату времени обычно относят события. Мы можем дополнить, что события в системе “время” целесообразно рассматривать, прежде всего, в их информационном аспекте. Это значит, что для историка важно не только фиксировать, что в такой-то момент произошло столько-то событий, но и не терять семантику. Предположим, сравниваются научные продукты двух научно-исследовательских институтов. При этом в одном институте защищено докторских диссертаций много больше, чем в другом. Однако большую роль играет и качество диссертаций.

Тот факт, что при написании работы, в которой исследуется “время мира” или глобальное время, Ф. Бродель акцентирует внимание на структуре происходящих событий, свидетельствует о том, что в самом понятии времени он выделяет наиболее важную часть дискриптора – структуру. Ф. Бродель, несомненно, близко подошел к трактовке времени как системы. Что касается субстрата, то он предложил быстроменяющиеся события заменить более устойчивыми образованиями. Однако это принципиально не влияет на представление о самом времени, даже, если называть его “медленным” или “глобальным”.

 

 

 

Глава 13.