2020-06-12
77
Учитель в Догеву так и не приехал, ограничившись долгим телепатофонным разговором с Лёном, а на исходе недели явился бледный, поминутно вздрагивающий гонец с письмом для меня. Представляю, сколько ему посулили за десятимильный перегон от Камнедержца до Догевы. Бедолага вцепился в меня мертвой хваткой и не отходил ни на шаг, пока я не проводила его до внешней границы, а там пустил коня таким бешеным галопом, что пыль у моих ног не успела еще осесть, а гонец уже скрылся из виду, оставив за собой расползающуюся серую полосу поперек прорезанного дорогой луга.
Выпроводив гонца, я распечатала письмо и, сдавленно хихикая, насладилась пространной одой в свою честь, подбитой длинным списком трав и кореньев, которые я должна была выклянчить у Лёна для факультета Травников.
Меня заинтересовала одна фраза, и я отправилась на поиски Лёна. Это всегда было трудной задачей, и я обошла пять или шесть его излюбленных мест, пока совершенно случайно не наткнулась на Повелителя возле кузницы. Он чистил скребницей черного огрызающегося жеребца, поминутно отпихивая локтем его нахальную морду.
– Ну, выкладывай, – не оглядываясь, велел Повелитель. – Что еще стряслось?
– Учитель прислал мне письмо. Хочешь прочитать?
– Нет.
– Извини, все время забываю, что чужие письма, как и чужие мысли, читать неприлично. Слушай. – Я отыскала нужную строчку. – «Довожу до твоего сведения, что с сегодняшнего дня директором Школы официально считаюсь я, в связи с неожиданной кончиной Магистра Питрима, наступившей в результате сильного кровоизлияния в мозг в ночь с 15 на 16 травня. Так что отчет о проделанной работе будешь писать на мое имя и не забудь…»
– Так это был он, – задумчиво сказал Лён, откладывая скребницу.
– Не знаю. Может, простое совпадение? Ты знал его?
– Встречались пару раз… – Повелитель уклончиво сменил тему. – А что ты не должна забыть?
Я оторвала низ листка и передала Лёну.
– Тебе нужна телега, – заключил вампир, скользнув глазами по списку.
– Зачем?
– А на чем ты собралась везти этот стог?
Я рассмеялась. Но как-то невесело.
– Возьму всего понемножку. А Учителю скажу, что от вас снега зимой не допросишься.
– Не посмеешь! – возмутился Лён.
– Посмотрим!
Выводы
Ромашка, затянутая в новое хрустящее седло, как в корсет, стояла задом к Стармину. Вид у нее был очень недовольный. Я повела ее по кругу, развернула, но, стоило мне выпустить недоуздок, как избалованная кобыла самочинно довела круг до конца и снова показала Стармину тыл.
Меня провожали: Совет Старейшин в полном составе, Крина, несколько молодых и симпатичных вампиров, с которыми я успела познакомиться за время своего активного выздоровления, Келла, накануне беспощадно гонявшая меня по лесам, полям и болотам в поисках заказанных Учителем трав, два посторонних карапуза и желтоглазый волк, вальяжно греющийся на солнышке.
Лён не появлялся. Спрашивать, где он, было бесполезно. Я поправила притороченный к седлу тючок с травами, еще раз попрощалась со всеми и опять не уехала.
И дождалась, издалека заметив белый плащ и отблеск солнца на золотом обруче. Повелитель вел под уздцы оседланного коня, и я почувствовала такое облегчение, словно он собирался провожать меня до самого Стармина.
Я попрощалась со всеми еще раз, бестолково и торопливо, разъяснила Ромашке ее права и обязанности, не без труда уговорила ее ехать головой вперед, и Лён подсадил меня в седло.
* * *
Мы не проронили ни слова, пока кольцо осин не осталось позади. Как мне не хотелось уезжать из Догевы! Я чувствовала себя ребенком, у которого отобрали только что подаренную игрушку, сулившую месяцы, а то и годы увлекательной игры. Мысль о серых школьных буднях нагоняла тоску.
Вороной жеребец встал как вкопанный. Пожевал узду, покосился на хозяина: поворачиваем, что ли? Лён согласно потрепал коня по холке и спешился. Я последовала его примеру.
Мы стояли на вершине холма как на носу корабля, вздернутого гребнем океанской волны. Шпиль ратуши Камнедержца серебристой иглой пронзал небо на горизонте. Я обернулась. Призрачный туман размывал истинные очертания Догевы, как фата – слишком длинный нос новобрачной.
– Я хочу сделать тебе небольшой подарок на память, – неожиданно сказал Лён. – От себя лично. Мелочь, конечно, но все-таки…
С этими словами он наклонил голову, снял амулет и вложил его в мою ладонь, сжав ее прежде, чем я успела возразить. Камушек был теплый, гладенький, острый кончик приятно покалывал кожу. Я высвободила руку и разжала пальцы. Золотые крапинки заискрились на солнце.
– Сойдет. – Я заправила камушек под рубаху, безуспешно пытаясь смягчить насмешкой горечь расставания. – Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок…
– От тебя и клока не дождешься, – беззлобно упрекнул Лён.
– Что?! – С наигранным возмущением возопила я. – А как же те дивные порты, символ братской дружбы между нашими народами?
– Я оправлю их в рамку и прибью в изголовье, – пообещал Лён. – Вот, возьми этот свиток. Отдашь новому директору Школы. Только, пожалуйста, не читай. Клянусь, там нет ничего интересного. Одна политика.
Я небрежно запихнула письмо во внутренний карман куртки и вскочила на лошадь.
– Хорошо, что предупредил. Теперь не буду.
– У каждого мага помимо имени есть пожалованное народом прозвище, не так ли? – задумчиво сказал он. – Я думаю, в твоем случае народ не затруднится с выбором, Вольха из деревни Топлые Реды. В людской памяти ты навсегда останешься В. Редной.
– А что? Мне нравится, – улыбнулась я. Ромашка попыталась шагнуть вперед, но Лён удержал ее за гриву. Я выровнялась, подобрала поводья.
– Ненавижу прощаться.
– Скажи «до свидания», – посоветовал он. – Хлестни лошадь и не оглядывайся.
– До свидания, – послушно повторила я, глядя вперед. Я могла защититься от телепатии. Но не сумела удержаться от навернувшихся на глаза слез.
«Глупая, сопливая девчонка» – выругала я себя, решительно подхлестывая лошадь.
Ровная дорога и крутой спуск воодушевили Ромашку. В охотку пробежавшись с полверсты, у подножия горы она поубавила прыти, и я все-таки оглянулась. Больше из любопытства.
Лён исчез.
На холме, чуть сгорбившись, сидел белый волк с любопытно настороженными ушами. Укоризненно покачав мордой, зверь неспешно поднялся, перевалил за гребень и скрылся из виду.
Я закрыла рот и мысленно наметила тему для диплома.
* * *
Поле сменилось невысоким подлеском, а прямолинейная песенка жаворонка – нежными посвистами зябликов, перешедшими в ожесточенный треск-перебранку. Малинник задвигался, заурчал, и на дорогу выскочил давешний грабитель все с тем же арбалетом и, по-моему, с той же стрелой.
– Кошелек или жизнь! – отрепетированно гаркнул он, потрясая арбалетом.
Я обрадовалась ему, как блудному сыну.
– Кормилец ты мой, поилец! Ну, что новенького на разбойной ниве?
«Сынок» узнал «матушку» и побледнел вплоть до исчезновения многочисленных конопушек.
– Смилуйтесь, госпожа ведьма… – залепетал он, падая на колени и тычась бородой в дорожную пыль.
Я дала ему поунижаться в свое удовольствие.
– Встань, болван, и веди себя достойно, когда я изволю тебя грабить.
– Пощадите… Не лишайте последнего достояния…
– Не пудри мне мозги. Только круглый дурак, выходя на большую дорогу, берет с собой «последнее достояние». Сдачу давать собирался, что ли?
Мужик, надеясь разбудить во мне сострадание, обвил лошадиные бабки и страстно лобызал копыта. Ромашка брезгливо отдергивала ноги, переступая на месте.
Я все-таки отобрала у него кошелек. Исключительно в воспитательных целях. Похвалила за старание и пообещала не только регулярно ездить по этой дороге, но и рекомендовать ее всем знакомым чародеям. Это его почему-то не обрадовало, он плюнул мне под ноги, зашвырнул арбалет в кусты и, комкая в руках пустой кошелек, заковылял в сторону Камнедержца.
Соблазн прихватить арбалет на память был очень велик, но мне не хотелось спешиваться. Да и вообще, если бы мне взбрело в голову коллекционировать оружие, которым мне когда-либо угрожали, я смогла бы открыть маленький антикварный магазинчик.
Солнышко припекало все настойчивей. Я расстегнула куртку, и из внутреннего кармана завлекательно выглянул уголок свитка.
«Я только посмотрю на него» – подумала я, доставая сплющенный свиток. В самом деле, не буду же я читать письмо, которое меня по-дружески попросили не вскрывать. Бумага была шершавая и вместе с тем шелковистая на ощупь. В середине – восковая клякса, вычурная печать. Круг, разбитый на четыре сектора, в верхнем левом и нижнем правом – трилистники, в двух других – вставшие на дыбы волки. Да, плохая в Догеве бумага, а воск и вовсе никудышный – вон, печать уже отклеивается. Чего доброго, Учитель подумает, что я пыталась вскрыть письмо. Стоит, наверное, отклеить ее вообще, а затем приставить на место магией.
Печать, как выяснилось в процессе расшатывания, сидела прочно, но я с ней все-таки совладала. Подышала на нее, произнесла формулу и задумалась. Интересно, какой у Лёна почерк? Ни разу не видела. Наверное, красивый, четкий, уверенный… как он сам. Я только посмотрю, только первую строчку, там все равно нет ничего интересного, кроме «Приветствую тебя, высокочтимый…».
И я развернула свиток.
Письмо состояло из одной-единственной строчки: «Вольха, я же просил!» Дальше шли симпатические чернила.
Часть вторая
