Ото всех и ото всюду.
Со мной из Бальцера в один день призвались ещё 7 человек. Одного из этих семи счастливчиков в тот же день каким-то чудесным образом забраковали по здоровью и отправили домой. Вот было удивление родных и друзей, которые ещё не успели протрезветь, а их солдатик уже вернулся домой. Отслужил!
На следующий день четверых моих земляков забрали в железнодорожные войска в Самарскую область. 20-го я остался один-одинешенек, т.к. после очередного построения забрали последних моих товарищей из Бальцера. Но скучать в одиночестве мне оставалось не долго. В этот же день пришли за мной и забрали меня на Северный флот!!!
Вечером за теми, кому ещё посчастливилось отправляться в этот день, в том числе и те, кто отправлялся вместе со мной на Северный флот, приехал специально выделенный троллейбус, в который мы забились, как шпроты в банку. Такого не бывает даже в московский час-пик на фиолетовой ветке метро. Долгий путь до железнодорожного вокзала, раскачивание троллейбуса в разные стороны до тех пор, пока не почувствуешь, что ещё толчок и троллейбус перевернётся на бок, долгое ожидание распределения по поездам, и, в довершение, долгая дорога до Мурманска.
Утром 21 декабря наш поезд прибыл на Павелецкий вокзал Москвы. Там меня встретили мама и друзья. Но свидание было недолгим, т.к. нас спустили в метро, и мы поехали на Ленинградский вокзал. Когда мы ехали в подземке, мне было гордо осознавать, что я один из немногих, кто жил в этом великом городе, и пытался всячески блеснуть своими знаниями Москвы и московского метро, козыряя перед солдатиками названиями станций и пересадочных узлов. Только, если я раньше ездил на метро в футболке с изображением группы Prodigy и в толстовке и всегда мог выйти на абсолютно любой станции, то теперь я ехал в военной форме и путь мой был только один – на станцию метро Комсомольская.
На Ленинградском вокзале мы просидели с 11:30 до 19 часов. Как я не отпрашивался у нашего лейтенанта, он так и не отпустил меня домой, чтобы я мог элементарно пообедать и принять душ, который я не принимал с 16 декабря. Зато меня там опять навестили мои друзья, мама и сестра.
В 19:28 поезд тронулся и увёз меня ото всех и отовсюду, кого и что я когда-либо знал. Полная неизвестность впереди…
Декабря, среда, поезд Москва-Мурманск.
Дорога к месту службы.
Вообще, дорога для солдата – это отдых: нет никаких дурацких построений, не надо никуда не спешить, можно писать письма, жрать и спать сколько захочешь. В поезде можно общаться с гражданскими лицами, причём общение проходит уже на каком-то другом уровне, - они нас как-то жалеют, что ли?! Особенно женщины. Ещё пару недель назад я ехал из Москвы в Бальцер ровно на таком же поезде, вокруг было много тёток и всем им не было до меня никакого дела. А кто-то из них смотрел на меня с призрением и наоборот бы, при любом удобном случаи набросилась на меня с кулаками. А сейчас точно такие же тётки относятся к нам, как к сыновьям. Вечно пытаются что-то спросить, угощают вкусняхами и даже помогают заправить постель.
Завтра мы должны уже прибыть в Мурманск и, как нам обещали наши провожатые, у нас начнётся совсем другая жизнь.
Декабря, воскресенье, Североморск
Экипаж.
Вот уже 4 дня нахожусь в Североморске, в так называемом Экипаже. Этим словом называется распределительная часть, куда привозят всех призывников Северного флота. Отсюда мы будем распределяться по другим военным частям. В Экипаж нас привезли прямо с мурманского вокзала на военном тентовом КамАЗе, где мы успели немного подзамёрзнуть. Оказывается Североморск находится за полярным кругом – примерно на полторы тысячи километров севернее Москвы.
В первый же час моего пребывания в Экипаже я столкнулся с дедовщиной. Нет, меня не били. Просто, когда нас переписывали местные писари, они у каждого из нас проверяли вещи и всё, что им нравилось, забирали себе. У меня, например, тут же забрали зубную пасту.
Ещё писари оказались очень ленивыми. Когда они заполняли необходимые бумаги, то спросили у нас, кто умеет хорошо писать. Я поднял руку и меня усадили заполнять эти бумаги. Увидев мой каллиграфический почерк, писари начали предлагать и даже упрашивать остаться у них в части, чтобы служить писарем. Я сказал, что всю жизнь мечтал попасть на корабль и обязательно на него попаду. Писари всячески пытались убедить меня в том, что по сравнению с их службой, на корабле очень плохо служится, всячески пугали меня, что там процветает жуткая дедовщина, что постоянно нужно находится в «консервной банке», что там нужно постоянно выполнять грязную и тяжелую работу, что там большой риск лишиться жизни или здоровья. А тут сиди себе в чистоте и тепле, пиши и радуйся каждому дню. И то, даже писать не каждый день приходится, а в основном только весной и осенью. Но я был твёрд и отказал им. В школе я был писарем, в колледже тоже постоянно заполнял журнал и прочие другие документы, мне теперь и в армии бумагу марать? Нет!
Здесь меня ещё ни разу не били, но вот сортир драить уже пришлось. Я попался на армейский приём. Заходят в кубрик двое старшин и спрашивают: «На камбуз пришёл КамАЗ с фруктами, фрукты на половину гнилые, нужны добровольцы, чтобы отСОРТИРовать их». Я был голоден, фрукты я не ел уже несколько недель, и встал в первых рядах добровольцев. Вместо столовой, нас повели в сортир…
В Экипаже молодые матросы проходят очередную медкомиссию, собеседование и прочие процедуры. На собеседовании мы заполняли специальные формы, где одним из вопросов был «Где бы вы желали служить?» и варианты ответов «подводная лодка, надводный корабль, морская пехота, береговая часть», нужное подчеркнуть. Я подчеркнул «надводный корабль».
Как же тут холодно и темно! Холодно потому, что всё-таки на Севере, за полярном кругом. А темно потому, что тут полярная ночь и солнце я увижу ещё не скоро.
Говорят, тут кормят нормально. Так говорят все, кроме меня. Трудно привыкнуть к армейской пище после маминой стряпни и деликатесов ресторана «Кино». Кесадилья, капрезе, руккола с тигровыми креветками – это то, что я ещё не скоро съем. Так же здесь я начал дико скучать по маме, по друзьям, по Бальцеру, по Солнцу и даже по Москве.






