Тема. Консерватизм, либерализм и радикализм в

Лекция по курсу «История отечественных политических учений».

 России в ХІХ - первой половины ХХ вв.

 

9.3. Радикальное направление в развитии политической мысли:

 

1. Анархическая идеология М.А.Бакунина (1814-1876);

2. Особенности анархизма П.А.Кропоткина (1842-1921);

3. Ортодоксальный марксизм Г.В.Плеханова (1856-1918);

4. Большевизм В. И. Ленина (1870-1924).

 

 

Русский анархизм представлен несколькими именами широкой европейской известности, среди которых в первую очередь следует назвать М. А. Бакунина, П. А. Кропоткина и Л. Н. Толстого. Русский анархизм во многом разделял идеи современных им европейских анархистов (Прудон, Штирнер и др.) о необходимости упразднить все формы угнетения человека человеком, включая главное, по представлениям анархистов, средоточие этого гнета и эксплуатации — государство.

Особой разновидностью анархизма со временем стали восприниматься социально-философские доктрины самых различных ориентации (от левых до правых) и различных политических устремлений (бунтари, террористы, синдикалисты, кооператоры, общины сектантов и др.). Доктринальные и поведенческие новации анархизма начала XX в. в значительной мере включали в себя идеи классического анархизма (реформистский самоуправленческий анархизм Прудона, бунтарский революционизм Бакунина и его сторонников в Европе и России, традиционный стихийный анархизм некоторых религиозно-сектантских групп.

 

 

1. Анархическая идеология М.А.Бакунина (1814-1876);

 

Михаил Александрович Бакунин (1814-1876 гг.) был не только одним из идеологов действенного народничества, но также явился создателем анархиче­ской доктрины в России. В основе бакунинской концепции анархиз­ма, изложенной в работах «Бог и государство», «Государственность и анархия», «Федерализм, социализм, антитеологизм», лежит учение о государстве как общественном зле.

По мнению Бакунина, деспотизм заключается в самом принци­пе политической власти, поэтому республиканское государство по своей сути столь же авторитарно, как монархическое. Государство в любом виде предполагает эксплуатацию масс в интересах правя­щего меньшинства. К тому же государство по своей природе всегда стремится к экспансии, оно хочет стать более могущественным, за­хватить новые территории, что неизбежно втягивает народы в бес­конечные войны под знаменем так называемого «государственного интереса», на деле глубоко чуждого простому человеку. Понятия «свобода» и «государство» несовместимы. Государство не может быть реформировано, улучшено или перестроено, его просто необ­ходимо разрушить.

Исходя из этого Бакунин весьма скептически относился к евро­пейской буржуазной демократии, полагая, что провозглашенная ею идея политического равенства не может быть реализована без ра­венства экономического и социального. Принцип «один человек — один голос» остается фикцией до тех пор, пока трудящиеся массы экономически подчинены меньшинству, владеющему собственно­стью и капиталом.

Государство — это исторически временная форма организации общества, которая противоречит сущности человека как создания, свободного от природы, стремящегося к самоуправлению своей жиз­нью, а потому «анархия, т.е. вольная организация рабочих масс сни­зу вверх, есть окончательная цель общественного развития» («Го­сударственность и анархия»).

В чем же заключается анархистская альтернатива государству? Наиболее конкретно идеи о функционировании будущего безгосу­дарственного общества изложены Бакуниным в работе «Принципы и организация интернационального революционного общества».

Сам текст представлял собой проект по созданию междуна­родной революционной организации, но во второй его части, в так называемом «Революционном катехизисе», Бакунин набрасывает основные контуры будущего анархического общества. Мыслитель полагает, что невозможно установить какие-либо универсальные формы социальной организации для всех народов мира в силу исторических, географических, экономических и прочих разли­чий.

Но есть некоторые «абсолютные условия», которые всюду необходимы для осуществления подлинной свободы. К их числу относятся:

1. отмена всякой официальной религии и церкви. Заметим, что Бакунину вообще была свойственна крайняя антирелигиозность. Для него, убежденного атеиста и материалиста, религия и церковь, наряду с государством, представлялись главными препятствиями на пути к освобождению человечества, поэтому «культ божества» в новом обществе должен быть заменен «уважением и любовью к человечеству»;

2. отмена монархии, сословных и классовых привилегий;

3. отмена «опекающего главенствующего, централистического государства», что означает ликвидацию всех его институтов: за­конов, банков, университетов, бюрократии, постоянной армии и полиции. Регулярную армию Бакунин предлагает заменить народ­ным ополчением, так чтобы каждый взрослый и здоровый граж­данин мог в случае необходимости сражаться «для защиты своего очага и своей свободы»;

4. прямое избрание народом всех общественных служащих и су­дей;

5. принцип федерализма. Он является одним из ключевых в бакунинской доктрине анархизма. Федерализм, по определению самого автора — это «вольная организация общества снизу вверх», которая позволяет сохранить автономию отдельной личности и различных общественных объединений.

При федерализме основой социальной организации станет ав­тономная самоуправляющаяся община (коммуна), в которой все решается большинством голосов ее совершеннолетних жителей, мужчин и женщин. Никакая власть не имеет право вмешиваться во внутреннюю жизнь общины, в ее управление и законодательство.

Несколько самоуправляющихся коммун в совокупности об­разуют провинцию, в рамках которой действуют провинциальный суд, провинциальное правительство и провинциальный парламент. Все эти органы выборные, они формируются путем делегирования в них представителей общин. Существуют налоги, которые община отчисляет в пользу провинции.

Провинция, как уже было сказано, не должна участвовать во внутренних делах общины, однако для того, чтобы войти в провин­циальную федерацию, община обязана согласовать свои порядки и законы с главными положениями провинциального строя, а также подчиниться решениям провинциального суда, провинциального правительства и провинциального парламента.

В свою очередь, несколько провинций образуют нацию. Тут дей­ствует аналогичный принцип: существуют национальный суд, на­циональный парламент и правительство, куда входят делегаты от провинций; существует национальная конституция, при этом на­циональные органы власти не занимаются внутренними делами провинций. Самый высший уровень — это интернациональная федерация, которая будет включать в себя все народы, исповедующие анархи­ческие принципы. В идеале федерация народов должна будет ох­ватить весь земной шар. Для этого Бакунин и стремился создать международную организацию революционеров, которая могла бы реализовать идею мировой революции.

Таким образом, федерализм Бакунина предполагал заме­ну «централистского» государства, строящегося по принципу «сверху вниз», свободной ассоциацией автономных индивидов, об­щин, провинций и наций. Благодаря этому в новом обществе смо­жет утвердиться подлинная свобода личности, лишенная любых ограничений. Для Бакунина абсолютная свобода означала «сво­боду передвижения, свободу громко высказывать всякое свое мнение, быть ленивым или прилежным, неморальным или мо­ральным, одним словом, по своему усмотрению распоряжаться своей личностью и своим имуществом, не отдавая в этом никому отчета». Свобода может быть только неограниченной: «Свобода неделима: нельзя отсечь ее часть, не убив целиком».

Именно такая свобода, при которой каждый человек в своих по­ступках будет руководствоваться только собственной волей, разумом и совестью, есть главная цель развития всего человечества, в этом и со­стоит прогресс мировой истории.

Однако последовательно выстроить новое общество по принци­пу абсолютной свободы у Бакунина не получается, поскольку он попадает в противоречие между свободой и необходимостью сохра­нения социальных связей в ситуации анархии.

Во-первых, абсолютная свобода, которая, напомним, включает в себя право «быть ленивым или прилежным», плохо согласуется с тем фактом, что в новом обществе каждый человек должен будет трудиться и что труд станет основой политических прав. Бакунин пишет, что нация, провинция или община могут в пределах своей компетенции отнять право участвовать в общественной жизни у тех, кто не хочет жить собственным трудом. А лишение политиче­ских прав автоматически влечет за собой еще и лишение права на воспитание собственных детей.

Бакунин и сам признавал слабость этого места в своей теории, заявляя, что это будет «тягостная дилемма» для нового общества: либо принудить людей работать, что было бы деспотизмом и нару­шением принципа неограниченной свободы, либо позволить бездельникам жить за счет остальных. А это, безусловно, будет разла­гать общество.

Частично это противоречие снимается убежденностью Бакуни­на в том, что в безгосударственном обществе природа человека из­менится, он станет добрым и моральным. «Преступления и пороки, от которых страдает современное общество, являются исключи­тельно продуктом плохой социальной организации», — настаивает теоретик анархизма. Когда исчезнет подавление свободы личности, когда воспитание людей будет строиться на началах разума, спра­ведливости, равенства и уважения к другому человеку, «добро ста­нет правилом, в то время как зло будет представлять болезненное исключение».

В отличие от Герцена, Чернышевского или Лаврова, доказы­вавших, что социальной революции должна предшествовать дли­тельная подготовка народных масс к этому, их воспитание и про­свещение, Бакунин считает этот момент несущественным, ведь изменение социального бытия автоматически изменит и природу человека. Представление о моральности человека и о возможно­сти «пересоздания» человеческой природы на началах добра и раз­ума — это один из ключевых моментов теории анархизма, без кото­рого рушится вся концепция безвластного общества. Но проблема состоит в том, что для воплощения анархического проекта в жизнь сознательность и добросовестность в равной мере и сразу же долж­ны завладеть всеми членами общества при разрушении старого по­рядка, а такой ход событий как минимум не очевиден.

Во-вторых, анархизм Бакунина — это все-таки не полное без­властие. И в этом еще одна нестыковка в его социальной доктри­не. Ведь структуры, которые Бакунин предлагает создать в рамках своей концепции федерализма (коммунальные, провинциальные и национальные), обладают высшей властью по отношению к вхо­дящим в них образованиям. Например, общины могут отклоняться от провинциальной конституции лишь во второстепенных, но не в главных пунктах, они обязаны подчиняться всем провинциальным органам власти. Точно так же и отдельный индивид под страхом наказания не должен нарушать порядки, принятые в коммуне.

Конечно, Бакунин подчеркивает, что членство каждого челове­ка в общине, общины в провинциальной федерации, а провинции в национальном объединении является добровольным. Индивид, коммуна и провинция имеют возможность выйти из ассоциации или не вступать в нее, если их не устраивают господствующие там принципы. Однако очевидно, что существование человека, общин и провинций, привязано к конкретной территории, поэтому возмож­ности выбора при вступлении в то или иное объединение в любом случае будут существенно ограничены.

Что касается вопроса об экономической жизни нового общества, то Бакунин, как ярый противник частной собственности, выступал за создание «кооперативных рабочих ассоциаций», которым будет принадлежать собственность на средства производства. Индустри­альные ассоциации должны владеть капиталом и орудиями произ­водства, а сельскохозяйственные — землей.

Свободные производственные ассоциации, подобно террито­риальным формированиям, будут объединяться «снизу вверх» и в итоге образуют огромную экономическую федерацию, действую­щую в международном масштабе. Во главе ее станет управляющий орган (парламент), который, пользуясь точным статистическим материалом, сможет контролировать спрос и предложение, распре­делять между отдельными странами производство и сбыт. Поэтому не будет финансовых и промышленных кризисов, перепроизвод­ства, безработицы и прочих проблем, порожденных капитализмом. Производиться будет ровно столько, сколько необходимо для по­требления.

Для обеспечения всеобщего экономического равенства в новом обществе Бакунин предполагал отменить право наследования, так как именно от него происходят привилегии и социальное нера­венство. Право наследования изначально создает неравные стар­товые условия, тогда как «каждый должен быть сыном лишь соб­ственных своих дел», получая от рождения одинаковые с другими членами общества условия и возможности. По мысли Бакунина, имущество умершего человека должно переходить в обществен­ную собственность и тратиться на образование и воспитание всех несовершеннолетних членов коммуны, в этом случае сохранится лишь неравенство, вытекающее из различия природных способ­ностей отдельных личностей.

Ввиду отмены права наследования и обеспечения обществом за­дачи воспитания детей исчезнут все доводы в пользу нерасторжи­мости брака. На смену семье, основанной на церковном и граждан­ском браке, придет свободный союз между мужчиной и женщиной.

 

 

2. Особенности анархизма П.А.Кропоткина (1842-1921)

Еще одним крупным представителем теории анархизма в Рос­сии был младший современник М.А. Бакунина, Петр Алексеевич Кропоткин (1842–1921). Его основные социально-политические работы — это «Речи бунтовщика», «Государство и его роль в исто­рии», «Анархия, ее философия и идеал», «Взаимопомощь как фак­тор эволюции» и ряд других.

В анархическом учении Кропоткина можно найти много обще­го с Бакуниным (жесткая критика капитализма и социального не­равенства, идеи федерализма как основы будущего строя), в то же время Кропоткин создал и собственную оригинальную концепцию. Он основывает свое учение об анархии на идее о врожденном ин­стинкте «общительности» и солидарности, присущей всем живым существам, в том числе и человеку.

Серьезно занимаясь естествознанием, изучив фауну Восточной Сибири, Маньчжурии и Дальнего Востока, Кропоткин пришел к выводу, что в природе имеет место не только взаимная борьба (меж­видовая и внутривидовая), как полагали дарвинисты, но и взаимная помощь. Подтверждение своей концепции он находил в сообще­ствах муравьев, термитов и пчел, в совместном передвижении, за­щите и охоте, которую практикуют многие виды птиц и животных.

Эти наблюдения Кропоткин перенес и на человеческое обще­ство. Поскольку человек — неотъемлемая часть животного мира, то истоки человеческой этики находятся в природных инстинктах; идеи справедливости, солидарности и взаимной поддержки из­начально заложены в нашей природе. Доказательство тому — су­ществование на протяжении человеческой истории множества институтов, в которых воплощались принципы взаимопомощи и объединения — начиная от родоплеменного строя и деревенской общины и заканчивая средневековыми городскими коммунами и современными кооперативами, научными и спортивными сообще­ствами.

По мнению Кропоткина, государство — лишь одна из возмож­ных форм организации общества, причем не самая эффективная. Централизованное государство далеко не всегда сопровождало че­ловечество на протяжении его истории. Скажем, в Европе после падения Римской империи на протяжении более тысячи лет не­возможно говорить о существовании государства в современном смысле этого слова. Государство как форма человеческого общежи­тия вновь возникла лишь в XVI в., и связано это было с развитием капитализма. В XVIII в. государства достигли «кульминационно­го пункта своего развития» и теперь близятся к упадку, поскольку препятствуют свободному развитию народов, а главное, служат ин­тересам лишь узкой группы привилегированных классов.

Находясь в течение нескольких лет на службе в Сибири, Кро­поткин знакомился с жизнью малых сибирских народов и некото­рых сектантов (духоборов) и пришел к выводу, что все эти люди, лишенные помощи со стороны государства, практически с ним не взаимодействующие, тем не менее нормально существуют в рамках собственных традиционных форм самоорганизации.

Уничтожение государства не приведет к хаосу и умножению насилия, поскольку людям по природе присуще объединение с себе подобными, альтруистическое поведение и взаимная под­держка. Напротив, крушение авторитарного порядка гармони­зирует отношения между людьми, уничтожит все наносное, ис­кажающее естественную мораль и подлинную природу человека. Будущее человечества, освобожденного от власти «централистско­го» государства и капитала, виделось Кропоткину так: «Возник­нут миллионы коммун… готовых протянуть друг другу руки через реки, горные хребты, океаны и объединить в одну единую семью "равных" всех индивидуумов, рассеянных по различным концам земного шара» («Речи бунтовщика»).

 

3. Ортодоксальный марксизм Г.В.Плеханова (1856-1918).

Основоположником марксизма в России был Георгий Валентинович Плеханов (1856–1918). Он начинал свою революционную деятель­ность как народник, сначала был членом «Земли и воли», а после раскола организации стал одним из создателей «Черного передела». В 1880 г. полиция вышла на след «передельщиков», и Плеханов под угрозой ареста уезжает за границу. Там в его мировоззрении проис­ходят кардинальные сдвиги: разочарованный безрезультатностью народничества, не видя никаких перспектив этого революционного течения, он отходит от него и становится марксистом.

В 1883 и 1885 гг. появляются две знаковые работы Плехано­ва — «Социализм и политическая борьба» и «Наши разногласия», в которых он излагает новое, марксистское понимание процесса исторического развития и характера будущей русской революции Плеханов обвиняет своих бывших единомышленников в том, что они не замечают глубоких перемен, произошедших в русском об­ществе после освобождения крестьян: развития капиталистических отношений, промышленности и товарного производства, начала имущественного расслоения внутри общины. В дальнейшем, счита­ет Плеханов, эти тенденции будут только усиливаться, а народники почему-то продолжают считать, что Россия сможет каким-то непо­стижимым образом перескочить капиталистическую стадию разви­тия.

В противоположность народникам Плеханов-марксист утверж­дает, что в обозримом будущем осуществить социалистическую революцию в России нельзя: с одной стороны, начавшееся разру­шение общины исключает возможность построения социализма на ее основе, с другой — капиталистические отношения в России еще далеки от того, чтобы считать их достаточно зрелыми. Согласно марксизму, именно развитие буржуазных отношений дает возмож­ность перейти к социалистической стадии, создавая необходимые экономические и социально-политические условия для этого: воз­никновение крупных промышленных предприятий, доминирова­ние пролетариата среди населения страны, достаточный культур­ный и образовательный уровень народа, наличие у пролетариата определенных навыков политической борьбы и т.д. В России конца XIX в. ничего этого не было.

С точки зрения марксистской теории, понимавшей развитие общества как закономерный процесс, народники казались волюн­таристами и утопистами, которые хотели произвольно изменить объективный ход истории, «прыгнуть» из феодализма сразу в соци­ализм. Тогда как смена одной общественно-экономической форма­ции на другую совершается только после того, как полностью раз­вила свой потенциал предыдущая, когда произошел необходимый сдвиг в производственных и общественных отношениях.

Опираясь на мысль К. Маркса о том, что передовая страна по­казывает более отсталой картину ее собственного будущего, Плеха­нов доказывал, что исторический путь развития России и Запада в основе своей идентичен, Россия будет идти тем же путем, что и за­падноевропейские государства, отставая от них на 100–200 лет. Как в Европе в XVII–XVIII вв. произошли буржуазные революции, а теперь в наиболее передовых странах европейского континен­та вызрели предпосылки для перехода к социализму, так и Россия должна сначала осуществить переход к буржуазному строю и толь­ ко потом, когда российский капитализм достигнет определённого уровня, можно будет осуществить социалистическую революцию и в нашей стране.

Плеханову было непросто признать утопичность теоретических построений народников и согласиться с тем фактом, что социали­стическая революция — дело отдаленного будущего, ведь это озна­чало, что деятельность всех социалистов в тогдашней России, в том числе и самого Плеханова, была преждевременной, если не сказать напрасной. Выход из этого затруднения был найден в концепции двухступенчатой революции.

Плеханов рассуждает следующим образом: да, будущая рус­ская революция будет носить не социалистический, а буржуазный характер, но пролетариат должен поддерживать буржуазные пре­образования, поскольку без них невозможен следующий шаг — пере­ход к социализму. Ведь буржуазная революция уничтожит «остат­ки старины» в виде пережитков крепостничества, самодержавия, тем самым устранит препятствия для наиболее полного развития капитализма, что, в свою очередь, неизбежно приведет к усиле­нию пролетариата как класса. К тому же в условиях буржуазно-конституционного строя пролетариат получит гражданские права и политические свободы: возможность участвовать в политической жизни, организовывать профсоюзы и рабочие организации, бороть­ся за свои экономические интересы. Это создаст возможность «по­литического развития и воспитания» рабочих, формирования у них классового сознания и будет, в конечном счете, способствовать бо­лее быстрому переходу к социализму. Таким образом, буржуазные демократические реформы «расчистят» почву для будущих социа­листических преобразований.

Но очень важно, чтобы уже к началу буржуазной революции народные массы были организованы и консолидированы, чтобы они ясно осознавали свои задачи и интересы. Тогда они не будут «таскать из печи каштаны политического освобождения» для бур­жуазии, они не дадут либеральным силам воспользоваться пло­дами революции исключительно в своих интересах. Это будет отличать российскую буржуазную революцию от революций на Западе, где победившая буржуазия ничего не дала трудящимся массам.

Этими соображениями оправдана революционная работа марк­систов в такой слаборазвитой стране, как Россия. Насущная зада­ча русских социал-демократов — создать организацию, которая бы отстаивала интересы рабочих и развивала в них классовое сознание, с тем, чтобы в ходе буржуазной революции пролетариат выступил как самостоятельная сила с собственными интересами, чтобы рабо­чие понимали, что буржуазная революция — это промежуточный этап в их борьбе за лучшую долю, что буржуазия — лишь тактиче­ский союзник пролетариата на то время, пока существует общий враг — самодержавие, и после падения царизма между двумя анта­гонистическими классами неизбежно начнется противостояние.

В формировании революционного сознания пролетариата огромная роль принадлежит социалистической интеллигенции, которая должна подготовить пролетариат к борьбе, объяснить ему, каковы его интересы, цели, кто его враг и т.д.

В 1883 г. Плеханов, продолжая находиться за границей, созда­ет там первую русскую марксистскую организацию — группу «Ос­вобождение труда». Параллельно он старается популяризировать марксистские идеи в России, активно переводит на русский язык произведения К. Маркса и Ф. Энгельса, много печатается сам. Так, в 1895 г. вышла в свет его первая большая работа «К вопросу о раз­витии монистического взгляда на историю», ставшая программной для русского марксизма. В ней Плеханов изложил суть материа­листического понимания истории по Марксу, согласно которому в основе исторического развития лежит один главный фактор — раз­витие материального производства.

 

 

4. Большевизм В. И. Ленина (1870-1924).

Марксизм постепенно завоевывал русскую интеллигенцию, тем более что индустриальный бум 90-х годов XIX в., казалось, подтверждал верность марксистского постулата о неизбежности капитализма для России. Социал-демократические кружки и ор­ганизации стали появляться во многих городах. В 1893 г. молодой В.И. Ульянов-Ленин (1870–1924) приезжает в Санкт-Петербург и вскоре создает вместе с Ю.О. Мартовым «Союз борьбы за освобож­дение рабочего класса». Вскоре между В.И. Лениным и Г.В. Плеха­новым была установлена тесная связь, русские марксисты в России и за рубежом впервые объединяются для совместной деятельности. Но Плеханов все еще называет социалистическую интеллигенцию «штабом без армии», ведь рабочие были довольно слабо вовлечены в революционное движение.

Положение меняется на рубеже XIX–XX вв., когда социал-де­мократы начинают играть все возрастающую роль в российском ра­бочем движении. Вследствие индустриализации численность про­летариата в России непрерывно растет, и марксисты используют конце 1890-х годов принимается решение о том, чтобы объединить разрозненные марксистские группы и организации в России в еди­ную партию, и в 1898 г. в Минске состоялся I съезд Российской со­циал-демократической рабочей партии (РСДРП).

Однако постепенно в среде русских марксистов нарастают про­тиворечия, которые вылились в раскол партии на II съезде РСДРП в 1903 г. на большевиков (сторонники В.И. Ленина) и меньшевиков (сторонники Ю.О. Мартова). Изначально расхождения между большевиками и меньшевиками носили скорее организационный характер. Скажем, Ленин, в противоположность Мартову, высту­пил за жесткий централизм в партии, четкую партийную дисци­плину и подчинение всех местных комитетов РСДРП Центрально­му комитету (ЦК) партии.

Кроме того, Мартов настаивал на том, чтобы максимально рас­ширить ряды РСДРП, привлечь в нее как можно больше людей: «…чем шире будет распространено название члена партии, тем луч­ше.» Поэтому всякий, кто сочувствовал идеям партии, мог, на его взгляд, считаться ее членом. Ленин же полагал, что в партии го­раздо важнее не численность, а качественный состав партийцев — стремиться нужно не к количественному росту партии, а к сохра­нению «твердости линии и чистоты принципов» революционной организации.

В 1902 г. Ленин написал свою знаменитую работу «Что де­лать?», в которой доказывал, что сами по себе рабочие не могут подняться выше экономических требований, а в таком виде они не представляют угрозы для капитализма. Рабочий класс стихиен по своей природе и имеет «оппортунистские наклонности» (оппор­тунизм понимался как отказ от революционной борьбы, соглаша­тельство с буржуазией). «Классовое политическое сознание может быть принесено рабочему только извне», поэтому роль «поводыря» пролетариата должна взять на себя более сознательная интелли­генция.

Партия, безусловно, должна работать в массах, заниматься пропагандой среди рабочих, создавать кружки, организации и проч., но для того, чтобы гарантировать верность марксистским принципам, сама партия должна состоять из профессиональных революционеров, высокоидейных, сознательных и дисциплиниро­ванных людей. Число этих людей по определению не может быть велико, но они будут способны осуществлять руководство масса­ ми, находящимися вне партии. В ряды самой РСДРП необходимо принимать только наиболее сознательных и способных рабочих. Таким образом, партию должна составить преимущественно ин­теллигенция, а основная масса пролетариата останется за преде­лами организации.

Это сильно отличалось от взглядов Плеханова, который, хотя и писал об огромной роли социалистической интеллигенции, все же никогда не противопоставлял ее так откровенно рабочему классу. Неудивительно, что Плеханов подверг «Что делать?» жесткой кри­тике, заявив, что Ленин изгоняет «социализм из массы, а массу из социализма».

Вскоре организационные противоречия между большевиками и меньшевиками дополнились глубокими идеологическими раз­ногласиями. Дело в том, что меньшевики не видели существенных различий между Россией и Западом в характере будущей революции. Они продолжали придерживаться «ортодоксального» марксизма, усвоенного Г.В. Плехановым еще в 80-е годы XIX в.: Россия при­звана повторить путь европейских государств — сначала буржу­азные завоевания, затем длительное движение к социализму. При этом российскому пролетариату необходимо признать за буржуа­зией роль первой скрипки в будущей революции и заключить с ней союз в борьбе за конституцию и политико-экономическую модер­низацию российского общества. Таким образом, для Плеханова и меньшевиков вопрос об особенностях России и вытекающей из них специфике русской революции был совершенно не значим, они де­лали упор на тождество российского и европейского пути развития.

Ленин же в разработке марксистской теории идет дальше сво­его учителя, акцентируя внимание на своеобразии историческо­го развития и революционной ситуации в России. В частности, под влиянием опыта Первой русской революции 1905–1907 гг. Ленин отвергает идею непременного союза пролетариата и буржуазии и формулирует свой тезис о гегемонии (руководстве) пролетариата в буржуазно-демократической революции. Впервые он был выражен в работе «Две тактики социал-демократии в демократической рево­люции» (1905 г.).

Теперь Ленин считает, что русская буржуазия слишком консер­вативна и непоследовательна в борьбе за политические свободы, чересчур тесно связана с самодержавием, чтобы стать аналогом западной буржуазии. В России отсутствует «третье сословие» в европейском смысле этого слова, как прогрессивный класс, двигающий за собой все общество. В этой ситуации роль ведущей силы должен взять на себя пролетариат, «единственный до конца рево­люционный класс» современного общества, наиболее организован­ный, сознательный и способный к борьбе из всех эксплуатируемых классов.

Пролетариат может продвинуть буржуазную революцию даль­ше того предела, на который способна решиться «монархическая буржуазия» в России — вплоть до создания демократической ре­спублики и окончательного освобождения страны от пережитков феодализма. Ленин указывает, что те скромные политические заво­евания, которые были получены народом в ходе Первой революции (Манифест 17 октября 1905 г. и создание Государственной Думы), были вырваны у самодержавия именно рабочими с помощью чисто пролетарского орудия борьбы — массовой политической стачки.

Но Ленин не мог не признавать, что пролетариат в России слишком слаб и немногочисленен и в этой ситуации ему нужны со­юзники. Отказываясь от услуг буржуазии, лидер большевиков об­ращается к крестьянству.

Надо сказать, что Плеханов и меньшевики относились к революционному потенциалу крестьянства с большим сомнением, считая, что невежество, патриархальность и аполитичность мешают крестья­нам превратиться в сознательную революционную силу. Ленин же приходит к выводу, что в России сложилась специфическая истори­ческая ситуация, отличная от Западной Европы: крестьянство недо­вольно итогами реформы 1861 г., оно угнетено и бесправно, задавлено полуфеодальными пережитками, вроде помещичьего землевладения, поэтому крестьянство способно поддержать пролетариат в его рево­люционной борьбе и под руководством рабочих бороться за установле­ние демократической республики.

Дальнейшее развитие ленинская теория получает под влиянием революционных событий 1917 г. Как известно, после Февральской революции меньшевики высказались в поддержку Временного правительства, добровольно отдав инициативу либеральным силам и рассматривая Советы лишь как органы давления на Временное правительство. Борьба за социализм, рассуждали меньшевики, — это задача европейских и американских социал-демократов, в Рос­сии же, едва вышедшей из феодализма, на столетия отставшей от Запада, на повестке дня пока лишь буржуазная революция, которая даст стране политические и экономические свободы. Социалисти­ческая революция невозможна без сильного пролетариата, в свою очередь, сильный пролетариат не может появиться без буржуазных преобразований и успешного развития капитализма. Такую же по­зицию занял и Плеханов, вернувшейся в Россию весной 1917 г. Он постоянно подчеркивал опасность «преждевременного» захвата власти пролетариатом, ведь Россия «еще не смолола той муки», из которой можно испечь «пирог социализма».

Совершенно по-другому рассуждает Ленин, прибывший в Пе­троград из эмиграции через несколько дней после Плеханова. Пре­жде всего Ленин порывает с плехановской концепцией двухступенча­той революции, т.е. содержащей два более или менее обособленных этапа: буржуазно-демократический и социалистический.

«Апрельские тезисы», опубликованные Лениным сразу по воз­вращении в Россию под заголовком «О задачах пролетариата в данной революции», провозглашали перерастание буржуазной революции в социалистическую, исключая длительный проме­жуточный период. Революция, утверждает Ленин, не должна за­вершиться введением демократической республики, учреждени­ем конституции и провозглашением буржуазных свобод. Нужно стремиться к утверждению диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства: «Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии… ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетари­ата и беднейших слоев крестьянства».

Установление «парламентарной республики» будет шагом на­зад по сравнению с системой Советов, возникшей в стране сразу после Февральской революции, поскольку «пролетарская демокра­тия в миллион раз демократичнее всякой буржуазной демократии; Советская власть в миллион раз демократичнее самой демократи­ческой буржуазной республики» («Пролетарская революция и ре­негат Каутский», 1918 г.). Отсюда ленинский призыв отказаться от поддержки Временного правительства и передать власть Советам. Советскую республику он рассматривает как «государство-комму­ну», переходную форму на пути к социализму, в котором государ­ство как институт «отомрет» вовсе.

Более глубоко этот вопрос был раскрыт в работе «Государство и революция» (1917), в которой Ленин, опираясь на работы Марк­са и Энгельса, анализирует процесс отмирания государства и уста­новления диктатуры пролетариата. Для Ленина «диктатура про­летариата» — это период особенно острой классовой борьбы после захвата власти рабочими и обобществления средств производства. На этой стадии пролетариат, ставший господствующим классом, подавляет сопротивление буржуазии, пользуясь сохранившимся институтом государства (само государство при этом трансформи­руется в «государство-коммуну»).

Важно, что диктатура пролетариата является диктатурой толь­ко в отношении бывших угнетателей, которые теперь исключены из политического процесса, а для самого рабочего класса диктату­ра пролетариата означает «громадное расширение демократизма», ведь «государство-коммуна» — это не государство в привычном смысле этого слова: там нет постоянной армии и полиции (вместо этого — поголовное вооружение народа), отсутствует отделенный от общества аппарат управления и суда (теперь эти функции вы­полняют сами граждане на выборной основе или чиновники, по­дотчетные гражданам и сменяемые ими). А если функции государ­ственной власти начинают выполняться все большим количеством самих граждан (в идеале — «всеми по очереди»), если после обоб­ществления средств производства исчезает само разделение обще­ства на классы, это и означает, что происходит постепенное и есте­ственное отмирание государства как политического института.

Намеченный Лениным план немедленного перехода от бур­жуазной к социалистической стадии и был реализован в ходе Ок­тябрьской революции 1917 г. Саму возможность такого перехода Ленин связывал со скорой и неизбежной мировой революцией. По его мнению, развитие капитализма в наиболее передовых странах Запада подошло к своей завершающей стадии — «империализму». Мировая война и захват власти пролетариатом в России непремен­но ускорят назревающую на Западе социалистическую революцию, и европейский пролетариат поможет русским собратьям в деле строительства социализма. К этому присоединяется рост антиколо­ниальных движений в странах Востока, который втягивает и азиат­ские государства в процесс революционной борьбы.

Однако достаточно скоро Ленину становится очевидным, что Октябрьская революция была социалистической только в сво­их лозунгах — не оправдались надежды на мировую революцию, оказались неэффективными меры по жесткому и быстрому «вве­дению» в стране социализма в период так называемого «военного коммунизма». Отсюда ленинский переход к НЭПу в 1921 г. и по­степенный отказ от радикализма в вопросах преобразования рос­сийского общества.

В последние годы жизни Ленин приходит к выводу, что в Рос­сии решена только первая цель социалистической революции — завоевание власти пролетариатом, и, на самом деле, перед парти­ей большевиков стоят цели не социалистического, а буржуазного строительства. Иными словами, большевики должны делать то, чем в свое время занималась буржуазия в странах Запада: осущест­влять индустриализацию, поднимать культурный и образователь­ный уровень населения, заниматься всесторонней модернизацией страны. А уже следующим этапом, после успешного выполнения указанных задач, будет переход к построению социалистического общества. Ленин повторяет аргументы, которые когда-то приводил Н.Г. Чернышевский — Россия еще просто недостаточно цивилизо­вана, чтобы стать страной социалистической: «...сколько еще на­стоящей черновой работы предстоит нам сделать, чтобы достигнуть уровня обыкновенного цивилизованного государства Западной Ев­ропы» («Странички из дневника», 1923 г.).

Отсталую крестьянскую страну, разоренную Гражданской вой­ной, надо подготовить к социализму, и если в процессе подготовки России придется хотя бы отчасти пройти через буржуазную стадию развития, то совершенно необязательно делать это точно таким же способом, что и Запад. Ленин уверен, что мы можем осуществить «развитие капитализма под контролем и регулированием проле­тарского государства» — в этом, собственно, и состояла суть новой экономической политики.

Причем если изначально НЭП задумывался как временная передышка, необходимая для снятия напряженности в обществе и успокоения бунтующего крестьянства, то затем Ленин все чаще пишет о громадности пути, который придется пройти стране для перехода к социализму — для этого, по его выражению, «требует­ся целая историческая эпоха». Правда, лидер большевиков огова­ривается, что при хорошем раскладе она займет «одно-два десяти­летия», но все-таки это будет именно «эпоха» по своим задачам и масштабам.

Если сравнить эту позицию с ленинскими работами времен «во­енного коммунизма», то контраст просто поразительный. Так, в ста­тье «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата» (но­ябрь 1919 г.) Ленин убеждает соратников в том, что экспроприация крупных капиталистов, отмена частной собственности на землю и установление прямого товарообмена между городом и деревней уже позволяют говорить о победе коммунизма над капитализмом «в тот краткий срок, который был нам дан».

В нэповский период меняется и отношение Ленина к крестьянству. Раньше он считал крестьянство лишь временным союзником про­летариата в революционной борьбе: «Наступит время — кончится борьба с русским самодержавием… тогда смешно будет и говорить о «единстве воли» пролетариата и крестьянства», — писал он в 1905 г. («Две тактики социал-демократии в демократической революции»).

Теперь же Ленин называет крестьянство социальной опорой власти большевиков, говорит, что необходимо отказаться от идеи насильственного приведения крестьян к социализму. Крестьяне должны превратиться в сознательных союзников пролетариата в деле построения коммунизма: «Сомкнуться с крестьянской мас­сой… и начать двигаться вперед неизмеримо, бесконечно медлен­нее, чем мы мечтали, но зато так, что действительно будет двигать­ся вся масса с нами» (выступление Ленина на XI съезде РКП(б), 1922 г.). И в другом месте: надо «научиться практически строить этот социализм так, чтобы всякий мелкий крестьянин мог участво­вать в этом построении» («О кооперации», 1923 г.).

Тем не менее осознание Лениным невозможности быстрого пе­рехода к социализму не означало, что он признал ошибкой взятие власти большевиками в октябре 1917 г. Об этом свидетельствует одна из самых последних его работ — статья «О нашей революции» (1923), которая была откликом на книгу воспоминаний меньшеви­ка Н. Суханова.

В этой статье Ленин, как и прежде, обличает «доктринерство» меньшевиков, их желание во что бы то ни стало следовать схемам ортодоксального марксизма, их неумение учитывать историческую специфику, реальный расклад политических сил. Ведь при общей закономерности развития во всемирной истории существует свое­образие каждого конкретного случая, и характер революций в стра­нах западных, восточных или стоящих на границе Запада и Вос­тока естественно будет различаться: «Россия, стоящая на границе стран цивилизованных и стран, впервые этой войной [Первой ми­ровой] окончательно втягиваемых в цивилизацию… могла и долж­на была явить некоторые своеобразия».

Ленин, естественно, не отрицает того факта, что Россия образца 1917 г. была страной слаборазвитой по сравнению с государствами Запада, что не существовало «объективных экономических пред­посылок» для взятия власти социалистами. Но специфика россий­ской ситуации была связана, во-первых, с «империалистической» войной, первой войной подобного размаха в истории, которая, с одной стороны, поставила российский народ в безвыходное поло­жение и сделала неизбежной борьбу за власть рабочих и крестьян, с другой стороны, создала сами условия для союза «"крестьянской войны" с рабочим движением». Во-вторых, рассуждает Ленин, если для социализма нужен определенный уровень развития произво­дительных сил, культуры и проч., то почему нельзя зайти с друго­го конца — начать с завоевания пролетариатом власти, а затем, «на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы», создавая современную индустрию, гото­вя экономическую и культурную почву для социализма? Иными словами, сначала произвести политический переворот, а потом уже культурный, экономический и социальный.

Дальнейшие революции в странах Востока, пишет Ленин, будут ознаменованы еще большим своеобразием, чем события в России, поскольку на Востоке условия развития капитализма существенно отличаются от западноевропейских.

Таким образом, в отличие от Плеханова, который осуществил перенос идей марксизма на русскую почву безо всяких изменений, в готовом виде, Ленин считал, что на теорию Маркса нельзя смо­треть «как на нечто законченное и неприкосновенное». Марксизм необходимо развивать и дорабатывать. Главный вклад Ленина как политического мыслителя заключается в том, что он развивал марксистскую теорию применительно к не - западным обществам, доказав, что специфика экономической, политической, историче­ской и культурной ситуации в той или иной стране может суще­ственно скорректировать ход революционной борьбы. Вряд ли это правильно называть отступлением от марксизма, скорее это было продолжением марксовой концепции, ведь сам Карл Маркс определял свой «Капитал» как «исторический очерк возникновения капитализма в Западной Европе», не претендуя на создание универсальных схем, применимых к любой стране мира.