Найти свое место под солнцем

 

У каждой травинки есть ангел, который склоняется над ней и шепчет: «Расти, расти».

Талмуд

 

– Ну, – спросил учитель, – ты знаешь ответ?

Я заставил себя посмотреть ему в глаза и произнес наигранно спокойным тоном: «Нет, не знаю». Учитель не заметил, что у меня на глаза навернулись слезы, и продолжил урок математики. День тянулся медленно. Наконец прозвенел звонок с последнего урока. До следующего утра я совершенно свободен.

Мимо меня пробежала веселая ватага школьников. Мне же было одинаково некомфортно в школе и дома. Везде я ощущал раздражение, злость, отчаяние и смущение.

У меня было пять старших братьев, которые очень хорошо учились. Мои же школьные успехи оказались самыми посредственными. Один год я даже учился по программе для отстающих в специальном классе. В это время мои братья проходили целый учебный год экстерном.

Мне постоянно вбивали в голову, что я обязан хорошо учиться. Директор школы неоднократно распинался перед учениками о том, как они должны добиваться успехов в учебе. В коридоре и классных комнатах висели портреты профессоров и знаменитых ученых.

В школе мне было тяжело, а дома еще хуже. Мои старшие братья хвастались своими пятерками и четверками. По сравнению с ними я казался просто неучем. Лишь гораздо позднее я понял, что сгущал краски и преувеличивал.

К тому времени, когда я пошел в четвертый класс, моя самооценка была ниже плинтуса, и у меня началась депрессия. Друзей у меня было мало, всего два или три человека, но я сомневался, что им действительно нравится со мной общаться. По ночам мне не спалось. Лежа в кровати, я грустно размышлял, стоит ли жить вообще. Наверняка мои братья стеснялись того, что я так плохо учусь. Наверняка все считали меня неудачником и белой вороной в своей семье. Слезы ручьем текли на подушку, и я засыпал неспокойным сном.

За три года до этого я прошел ряд тестов, результаты которых показали, что у меня действительно есть проблемы с обучаемостью. Мне было сложно запоминать и держать в голове информацию, и я очень сильно отставал по математике.

Учебная программа становилась все сложнее, я все больше стыдился себя, и у меня появились мысли о самоубийстве. Лежа вечером в кровати, я думал, что моя жизнь совершенно бесполезна. Слава богу, я все же не наложил на себя руки.

Если кто-то хвалил меня в школе, я считал, что люди просто хотят поддержать меня. Преподаватели сравнивали меня с моими старшими братьями, и эти сравнения были не в мою пользу.

Я окончил начальную школу и перешел в среднюю. В это время я начал учиться в классе для обычных детей, а не отстающих. Но у меня уже пропало всякое желание учиться. Я долго был неудачником, вынес из-за этого много боли и мучений, и учеба мне сильно надоела.

Однажды вечером я занимался со своим репетитором. Я никак не мог понять то, что он мне объяснял. Репетитор потерял терпение и начал кричать: «Да сколько можно! Ты что, глупый? Мы три недели мусолим четыре простых математических действия! Если ты в самое ближайшее время не соберешься, тебя ждет жизнь полного неудачника!» Эта сцена происходила перед другими учениками, которые занимались со своими репетиторами.

Впервые в жизни меня назвали «полным неудачником» при посторонних. Я выбежал из класса и спрятался в самом темном углу школы, где полчаса плакал и спрашивал Господа, когда закончатся мои муки.

Вскоре я перешел в другую школу, где, как я надеялся, мне будет легче учиться. Я хотел оказаться как можно дальше от места, в котором пережил столько разочарований. Я рассчитывал, что в моей душе откроется что-то великое. Так оно и вышло. В новой школе программа не была такой сложной, и я смог довериться другим людям, не боясь, что меня будут строго судить. Я начал дружить с ровесниками, которые оценивали меня не по результатам учебы, а по поведению и характеру.

Я смотрю в зеркало и вижу себя не таким, каким должен быть, а тем, кто я на самом деле. Не имеет значения, какие оценки я получаю. Важно то, как я живу. Я слишком строго судил себя на основе школьной успеваемости и совершенно забыл, какой я человек.

Каждое утро меня встречают люди, которые видят и ценят во мне человеческую искру. Они любят меня за то, что я добрый и дружелюбный человек. Этот год положил начало моей новой жизни.

Луис Кардона

 

На своих условиях

 

Мы стараемся научить наших детей тому, что имеет отношение к жизни, а они учат нас тому, что такое жизнь.

Ангела Шмидт

 

Перед любым мероприятием, в котором принимает участие наш сын, я очень волнуюсь. На этот раз нас пригласили на праздник окончания школы к соседскому мальчику. Он не пойдет учиться в колледж, как и мой двадцатилетний Микки. У Микки аутизм.

Сегодня я волнуюсь, потому что на празднике будет не меньше пятидесяти подростков, которые никогда не видели моего сына.

Микки очень хочется пойти туда. Он даже не спорит со мной, когда я говорю, что нельзя идти в гости в майке. Микки надевает поло с длинными рукавами.

– Можно я возьму свой альбом с персонажами из «Маппет-шоу»? – спрашивает он.

– Нет, дорогой, лучше оставим альбом дома. Он не очень подходит для этого мероприятия.

– Хорошо, – отвечает Микки, – тогда в следующий раз.

Он даже не ждет нас с мужем, а уверенными шагами переходит улицу и входит в дом соседей. Он пробирается сквозь толпу, приветствуя гостей. Я иду за ним, как тень. Даже если я останавливаюсь, чтобы перекинуться с кем-нибудь парой слов, я все равно слежу за ним глазами. Он выходит во внутренний двор, я следую по пятам. Он снова возвращается на кухню, я иду следом.

– А можно воды? – спрашивает он официанта, который раздает напитки.

– Пожалуйста, – добавляю я из-за спины Микки.

– Мам, не ходи за мной хвостом, – просит он. Мне не очень приятно это слышать, но я его понимаю. Он не любит, когда я его контролирую.

Он сильно возбужден, и я боюсь, что у него начнется припадок. Два года назад мы обедали у соседей. Вдруг Микки повернулся ко мне и закатил глаза. Я тут же подхватила его, приговаривая: «Все хорошо. Я рядом, не волнуйся». Я обнимала его, пока приступ не закончился.

«Стоит ли мне и сегодня так внимательно за ним наблюдать?» – думаю я. Ему уже двадцать лет, а ребята в таком возрасте не любят, чтобы их мамы ходили за ними по пятам и следили за каждым их шагом. Я делаю глубокий вздох.

– Хорошо, Микки, – говорю я. – Я не буду за тобой ходить.

Микки подходит к столу, за которым сидят несколько незнакомых мне подростков. Он всегда хотел дружить с детьми. Однажды в начальной школе врач рассказал мне, что, как только Микки садится за стол в школьном кафетерии, другие дети демонстративно встают и уходят.

Микки трудно поддерживать разговор на сложные темы. Но сейчас он сидит и слушает. Никто на него не пялится, никто не уходит. Потом я вижу, как мой сын не очень умело кидает фрисби с другими ребятами во дворе. Мне приятно, что его приняли в компанию и не оттолкнули.

Я не хочу себя обманывать. Я знаю, что Микки отличается от других. Но почему я так упорно слежу за сыном? Только ради него самого? Или я считаю, что люди судят также о его родителях?

Я очень хочу, чтобы он нашел друзей и мог быть с ними таким, каким он бывает со мной, – добрым и благодушным. Но могу ли я ему помочь, когда он общается с другими? И стоит ли ему в этом помогать?

Ко мне подходит дочь соседей по имени Эли.

– Я прекрасно пообщалась с Микки, – говорит она. Эли учится на преподавателя для детей-инвалидов и имеющих проблемы развития.

– Надеюсь, вы не о маппетах говорили? – интересуюсь я.

– Нет, не о них. Он сказал, что тренируется в «Планете фитнес» и спросил, хочу ли я сходить с ним на тренировку.

Я очень довольна, что мой сын ведет связные светские разговоры. Увы, он не может долго поддерживать такие беседы. И все же это огромный прогресс для человека, которому восемнадцать лет назад врачи предсказывали, что он вообще никогда не заговорит.

Подходит мой муж Марк. Мы стоим на веранде и смотрим, как в лучах заката трое молодых людей бросают друг другу мяч. Один из этих ребят – наш сын. Он прекрасно держится и нисколько не выделяется.

– Ты только посмотри, – произносит муж. – Знаешь, что удивительно? Он такой же, как все.

Лиан Картер

 

 

Глава 7