2020-06-08
69
Охотьтесь за возможностями. Как бы ни было тяжело и как бы тяжело ни казалось, берите себя в руки и ищите возможности – и неизменно находите их, потому что они есть всегда.
Норман Винсент Пил
Десятилетний брат толкнул меня локтем:
– Давай наперегонки!
Я терпеть этого не могла. Он бегал быстрее меня и постоянно выигрывал. Мы бежали, чтобы завладеть лучшим ведром для воды – тем, у которого была более удобная ручка и меньше вмятин.
В 1964 году в боливийском Ла-Пасе электричество и воду каждый день отключали в полдень. Мы привыкли жить в стесненных условиях. Ровно в двенадцать свет гас, а радио затихало. И бабушка вздыхала, прослушав очередную драматическую серию «Стамбульского паши» – ее любимой мыльной оперы, транслировавшейся по радио. Единственная лампочка, висевшая под потолком, гасла, и на нашей крошечной кухне становилось еще темнее.
Мы следовали своему распорядку. Возвращаясь домой из школы, мы с братом делали очень простое и приземленное дело. Хватая металлические ведра, мы выбегали из ржавых ворот своего дома и спускались по узкой тропинке с холма. Ведра гремели при каждом нашем шаге, пока мы ставили ноги на камни, которые использовали в качестве ступеней. Холм был крутым, с зелеными кустиками травы, неровностями и ухабами, камнями и осколками. Оказавшись на пыльном поле, мы обходили стороной бродячих собак – тощие, с потускневшей шерстью, они принюхивались в надежде, что у нас с собой есть еда. Затем мы перепрыгивали все лужи и подбегали к общественной колонке. Хохоча вместе со встретившимися друзьями, мы ставили свои ведра в очередь за емкостями соседей.
Обратный путь был сложнее. С полными ведрами в руках мы шли медленнее, и нам часто приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Холодный ветер Анд бил мне прямо в лицо, пока я сидела на камне и смотрела, как брат кидает палочки в ущелье.
Однажды, набегавшись на улице, мы ворвались в кухню и схватили большую стеклянную бутылку, в которой у нас хранилась кипяченая вода. К нашему великому разочарованию, она оказалась пуста. Мы поднесли ее к крану, но оттуда вытекло всего несколько капель. Забыв о том, что уже за полдень, мы принялись ворчать. Но бабушка оторвалась от Библии и улыбнулась нам со своего кресла. На ней была черная шерстяная юбка, толстые колготки в тон и коричневый свитер, который она связала своими руками. Она посмотрела в окно на гору, которая высилась позади нашего дома, подозвала нас к себе и показала на малюсенькие глинобитные хижины среди редкой растительности.
– Нам очень повезло, – сказала она. – Видите, там тоже живут люди. У них нет ни электричества, ни водопровода. – Тут она взяла меня за руку. – Пойдем, поможешь мне.
Я села рядом с ней за стол на нашей маленькой кухне. Она протянула мне нож и три картофелины:
– Пора учиться.
Бабушка показала мне, как чистить и резать их для супа, который она варила. Положив картошку в горшок, она добавила воды из наших запасов для готовки. Тонкими, морщинистыми руками она поставила горшок на керосиновую плитку.
Через час, взяв большую деревянную ложку, она помешала суп, попробовала его и на мгновение замерла.
– Вкусно, – сказала она и повернулась ко мне. – Пойдем.
Я последовала за ней к старым воротам перед нашим домом. К тому времени несколько крестьян спустились из своих горных хижин и расселись на земле, держа в руках побитые жестянки.
Бабушка принялась наполнять эти жестянки супом.
– Как дела?
Некоторых она знала по именам, но с искренней любовью приветствовала и незнакомцев. Они молчаливо благодарили ее печальными глазами, опуская темные, морщинистые, обветренные лица.
Преисполнившись сострадания, я по-новому оценила удобства, которые были нам доступны. Годы спустя, после тяжелой работы и нескольких жертв, мама и папа смогли получить разрешение на въезд в Соединенные Штаты.
В нашем новом доме круглые сутки было электричество. Водой – горячей и холодной – можно было пользоваться целый день. Наша мечта сбылась! Среди этой роскоши мы даже не замечали сложностей переезда. Родители не говорили по-английски, поэтому с трудом разбирали газетные объявления о найме. Неверно истолковав картинку на банке, мы ели кошачью еду, полагая, что это тунец. Мама достала где-то панталоны, которые я носила на уроки физкультуры, думая, что это спортивные шорты. Мы считали, что наша улица называется «Одностороннее движение». Папа рассыпался в благодарностях, протягивая полицейскому свои водительские права. Позже мы узнали, что он получил штраф за превышение скорости.
Не обращая внимания на эти трудности, мы ценили все блага американской жизни. Мы упорно работали. Решительно настроенная преуспеть, наша семья росла и расцветала.
Шли годы, мы сталкивались с новыми сложностями. Папа ослеп из-за наследственного заболевания сетчатки. Его гены передались и мне, и в тридцать один год я тоже полностью потеряла зрение.
Прямо как в полдень в Боливии, свет погас в полдень моей жизни, оставив меня в физической и эмоциональной темноте.
Я схватила свое ведро благодарности и наполнила его волей к жизни и страстью.
Но Бог указал мне на горы, где жили те, кому повезло еще меньше. Те, кто не видел никогда. Кто никогда не знал красоты заката, чудесных цветов и улыбки на детском лице.
Как и в двенадцать лет, я схватила свое ведро благодарности и наполнила его смелостью, решимостью, волей к жизни и страстью. Заветы бабушки до сих пор живы. Сегодня я придерживаюсь собственного рецепта и делюсь со всеми вдохновением. Я добавляю к нему большую порцию оптимизма, который помогает мне каждое утро находить в жизни радость. Затем я вливаю огромное количество стойкости, чтобы побороть неопределенность и незащищенность. Зачастую я напоминаю себе, что нужно ценить все те вещи, которые мы принимаем как должное. Преисполненная страсти, я приправляю получившуюся смесь философией, благодаря которой держусь на плаву: вместо того чтобы грустить без света, лучше ценить каждый момент и каждую прелесть, которую я все же вижу.
Джанет Перес-Эклз
Обретая веру
Религия не стоит в стороне от обычной жизни. Это и есть жизнь – жизнь во всех ее проявлениях, оцененная с позиции смысла и цели: жизнь, прожитая с полным осознанием ее человеческого качества и духовной значимости.
А. Пауэлл Дэвис
Несколько лет назад, в особенно сложный период своей жизни, я села и придумала собственную религию. Покопавшись в маленьком, видавшем виды словаре, я нашла такое определение: «Религия – специфическая система верований, основанная на философии жизни». В соответствии с этим определением мои личные верования и философия и были моей религией. Я в шутку назвала ее «Бетси-измом».
Моя «религия» умещалась на десяти страницах и охватывала мои представления обо всем на свете – о грехе, рае и аде, любви, золотом правиле нравственности, жизненной цели, Боге и даже смерти. Она была не слишком почтительна и торжественна, однако не стоит забывать, что моя личная философия жизни содержит немало шуток и юмора. Но по сей день стоит мне почувствовать себя не в своей тарелке, как я достаю описание собственной религии, перечитываю его – и все снова встает на свои места.
Если ты добр к жизни, жизнь добра к тебе.
На мой взгляд, религия – это очень личная вещь, которая не ограничивается воскресными службами. Это принципы и правила, по которым мы живем. Это мировоззрение, которое формируется в течение нашей жизни под влиянием родителей, друзей, Церкви и прочитанных книг. Мне кажется, что даже в современной рекламе и простеньких песнях можно найти кое-какие ценные мысли, которые стоит включить в личную религию. Бывает, тексты песен и рекламные девизы бьют прямо в цель и, возможно, уже входят в вашу картину мира… Возможно, это именно те фразы, которые помогают «быть лучше», если не забывать следовать заложенным в них советам.
Думаю, у каждого своя философия жизни. Кто-то предпочитает верить, что жизнь – отстой, что в мире нет справедливости и человек человеку волк. Мне жаль этих людей, ведь я считаю, что жизнь дает каждому именно то, во что он верит. Моя философия ближе к фразе «Если ты добр к жизни, жизнь добра к тебе». Я просто верю, что, если жить хорошей, доброй, бескорыстной жизнью, в ответ тоже будешь получать добро и бескорыстие. Пока что эта философия ни разу не давала сбой. Когда я придерживаюсь собственной «религии», жизнь становится весьма хороша. Когда что-то идет не так, мне несложно бывает остановиться и понять, где я отступила от своих верований.
Я вовсе не хочу сказать, что знаю ответы на все вопросы других. Однако я годами анализировала свою жизнь и могу с уверенностью заявить, что для себя я кое-какие ответы нашла. Моя личная религия предполагает необходимость постоянно оттачивать свои принципы и узнавать, что работает, а что нет, какие дороги ведут к добру, а какие – к злу.
Поэтому всякий раз, когда на пути возникает препятствие, грозящее меня сломить, я спотыкаюсь, но редко падаю. Мне не приходится искать новую книгу по самосовершенствованию или бежать за помощью к психотерапевту и просить у него совета. Я точно знаю, к чему обращаться. Я обращаюсь к своей религии. Это чудесное напоминание о том, сколь многого я достигла в жизни и удивительного узнала.
Бетси Франц
Сила Марка
Смелость – это не отсутствие страха, а понимание, что есть вещи и поважнее.
Амброуз Редмун
Нет, я говорю не о каком-то сверхъестественном феномене. Я не могу заставить стул летать по комнате, ничего подобного. Но я хочу рассказать об особом подарке, который получил от сына через несколько лет после его смерти.
Пожалуй, лучше сначала сказать пару слов о моей семье. Марк был младшим из двоих наших сыновей. Наши дети были всем для нас с Куки; семья всегда стояла для нас на первом месте. Брайан был всего на два года старше Марка, поэтому в детстве мальчишки всегда держались вместе. По мере взросления каждый из них нашел собственные интересы.
Марк стал тихим и несколько отстраненным.
Пока он был подростком, нам пришлось столкнуться с некоторыми проблемами переходного возраста, однако мы справились. По крайней мере, нам так казалось. Из худенького пацана он вырос в красивого юношу – при росте 1,75 он весил 80 килограммов. Марк с легкостью закладывал мячи в баскетбольную корзину и поднимал 180 кг в жиме лежа.
Когда Марк учился в выпускном классе, жизнь была хороша. Все его проблемы остались в прошлом. Но всего за неделю до выпускного случилась беда. В пятницу, 28 мая 2004 года, Марк не проснулся. Он умер от передозировки таблеток, которые ему не принадлежали. В тот день наша жизнь кончилась!
На несколько лет я погрузился в тоску и печаль, мне было горько, я ощущал ужасную пустоту и все остальные чувства, которые возникают после потери ребенка. Я больше не смеялся и даже не улыбался. Я растерял всех друзей. Работа больше не казалась мне важной. Кроме моей жены Куки и нашего старшего сына Брайана, меня больше ничего не интересовало.
Однако вмешалась реальность. Оставшись без работы, дохода и страховки, я вынужден был искать хоть какое-то место. Проблема заключалась в том, что раньше я проводил аудит больниц и государственных структур, но теперь все это потеряло для меня смысл. Мне казалось, что единственное стоящее занятие – рассказывать людям об опасности наркотиков и помогать им избавиться от зависимости. Однако у меня не было ни знаний, ни опыта в этой области.
Я почувствовал в себе силу, которой не было раньше.
А потом это случилось… Однажды я понял, что у меня есть «сила Марка». «Что это такое?» – спросите вы. Это сила, которая освободила меня от страхов и фобий. Она позволила мне быть честным с окружающими… и с самим собой. На самом деле она дала мне смелость делать то, на что раньше я ни за что бы не отважился.
Позвольте мне описать кое-какие свои черты. Я старался не высовываться… Принимал отказы… Знал свое место… Не пытался прыгнуть выше головы… Боялся поражения… Понимал организационную «иерархию»… Уважал людей из-за их положения… Продолжать можно долго. Одним из моих главных страхов были публичные выступления. Я ужасно боялся ошибиться и выставить себя дураком. Зная, что мне предстоит встреча, на которой будут присутствовать более восьми человек, я всю ночь ворочался без сна.
Примерно через три года после смерти Марка на меня вдруг снизошло озарение. «Разве что-то еще может меня ранить?» – спросил я себя. Мой «малыш» умер – нет на свете ничего хуже. «Какая мне разница, что подумают люди?» И я почувствовал облегчение… Я почувствовал в себе силу, которой не было раньше.
Где-то в это же время люди и организации начали приглашать меня на встречи и конференции, чтобы я рассказывал историю Марка – и помогал другим осознать опасность злоупотребления лекарствами. За последние несколько лет я выступил на огромном количестве местных и национальных форумов (даже перед 250 слушателями), сотрудничал с радио и телевидением и написал несколько газетных статей.
Если хотите знать, теперь я работаю в некоммерческой организации в Пенсильвании и помогаю разрабатывать программу помощи людям, которые борются с наркотической и алкогольной зависимостью. По иронии судьбы это было единственное собеседование в моей жизни, где я не пытался приукрасить факты и утаить свои недостатки, не лгал и не притворялся тем, кем на самом деле не являюсь. Почему меня наняли? Причина не в моем образовании, не в опыте работы и не в навыках – меня наняли благодаря моему желанию работать и приверженности делу.
А на самом деле – благодаря «силе Марка»… Благодаря великому подарку моего сына.
Фил Бауэр
Новая квартира
Тот, кто боится, позволяет своему страху собой управлять.
Мавританская пословица
Агент по недвижимости распахнула дверь в квартиру. Прямо передо мной возникло окно от пола до потолка, из которого открывался вид на нью-йоркский мост Куинсборо. Очарованная, я взглянула на потрясающее стальное сооружение, а затем – на семнадцать этажей вниз, на изогнутые съезды с моста. Было тихо, хотя я и понимала, что внизу царит какофония звуков. Желтые такси, городские автобусы, машины, прокатные грузовики и фургоны без конца обгоняли друг друга. Как всегда, внизу крутились шестеренки города, но в квартире было совершенно спокойно. Отвернувшись от окна, я встретилась глазами с мамой. Она смотрела прямо на меня. Я улыбнулась, и она улыбнулась в ответ.
Был февраль, и мы с мамой вместе искали квартиру. В прошлом июле я жила в другой квартире на Манхэттене, когда какой-то мужчина вошел через незапертую дверь и изнасиловал меня. Нападение заняло сорок пять минут, и после него я осталась вся в синяках. Внутри меня поселилась пустота. После нападения я сбежала из города в материнский дом в Коннектикуте и в двадцать три года вернулась в свою детскую спальню. Изнасилование попало в местные новости, и компания, где я работала, щедро предложила мне взять отпуск на какой угодно срок.
Кем бы я ни была раньше, теперь той женщины уже не осталось.
В первые недели друзья и близкие, включая моих разведенных родителей, мачеху и отчима, собирали меня по частям и делали все, что было необходимо. Главное – было начать процесс восстановления. Мы вместе встречались с психологами, понимая, что мне еще долго не обойтись без их помощи. В один из дней мы побеседовали со специалистами по изнасилованиям, чтобы узнать, как быть после такого преступления. Несмотря на то что после нападения обо мне прекрасно позаботились врачи «Скорой», родители записали меня на прием к специалисту по СПИДу, опасаясь, что я подхватила болезнь. При всем этом мы старались как можно больше времени проводить вместе там, где я чувствовала себя в безопасности.
Мы также часами работали с полицией. За два дня со мной поговорили трое полицейских и двое детективов. Я кое-что помнила о нападении, но многое забылось из-за шока. Я листала альбомы со снимками арестованных и изучала сотни лиц осужденных. Несмотря на пустоту в душе и шок, лишивший меня чувств, я хотела, чтобы моего насильника поймали, осудили и посадили в тюрьму. Каким-то образом я находила силы – либо обращаясь к внутренним резервам, либо заимствуя их у окружающих.
На второй день работы с полицией я узнала, что изнасилование – это проявление силы. Секс не так важен. Оружие насильника – часть тела, а не нож и не пистолет. Когда нападавший подошел сзади и закрыл мне рот и нос, не позволяя ни двигаться, ни дышать, он получил контроль. Я была беспомощна. Я не сопротивлялась. Меня обуял страх. Не знаю, чем бы закончилось нападение, если бы я дала отпор. Впоследствии я узнала, что он вышел из тюрьмы всего за двенадцать дней до нападения. Если бы я дала ему отпор, осталась бы я в живых? Не знаю.
Мне нужно было самой восстать из пепла.
Используя отпечатки пальцев с места преступления, через два дня полицейские устроили облаву по последнему известному адресу насильника – в доме его матери. Когда она открыла дверь, полиция обнаружила его в постели с другой женщиной. «За что вы меня?» – спросил он офицера. После ареста я опознала его и дала показания большому жюри. Его осудили и отправили за решетку.
В одной из книг, которые я прочитала после нападения, говорилось, что для восстановления жертве необходимо не только снова почувствовать себя в безопасности, но и вернуть себе ощущение контроля над ситуацией. Когда шок прошел и ко мне вернулись чувства, я поняла, чего меня лишил этот человек. Он превратил меня в безжизненный мешок с костями. Время от времени я вспоминала, каким человеком была совсем недавно. Я была молодой женщиной, которая усердно трудилась на своей первой работе. Я спокойно ездила на метро, полном незнакомцев, ела фалафель вместе с приятелями с работы и ходила в «Стрэнд» за подержанными книгами. Я любила путешествовать одна и играть в спортивные игры, веселиться с друзьями и смеяться от души. Эти воспоминания заставляли меня тосковать по «до», хотя я на всю жизнь осталась в «после». Зачастую мне казалось, что я никогда не приду в себя – что это просто невозможно. Кем бы я ни была раньше, теперь той женщины уже не осталось.
Примерно через месяц я решила вернуться на работу хотя бы на несколько часов в день, не только чтобы сохранить свое место, но и чтобы почувствовать ритм жизни. Через несколько недель я смогла работать дольше. Мне было отрадно общаться с клиентами, которые не видели во мне «ту женщину, которую изнасиловали». Все постепенно менялось. Однажды кто-то пошутил, и я рассмеялась, хотя еще недавно ни в чем не замечала юмора. В другой день подруга позвонила узнать, как у меня дела, и я сняла трубку не из чувства долга, а из-за желания поболтать. После нескольких недель полного отсутствия аппетита я наконец услышала стоны собственного желудка. Эти маленькие победы случались редко, внутри меня по-прежнему бушевал шторм, но они все же были. И эти крошечные моменты стали выстраивать день за днем, пока жизнь не началась снова – даже без моего ведома.
Я постепенно понимала, что восстановиться смогу лишь с собственной помощью. Меня по-прежнему поддерживали, но мне нужно было самой восстать из пепла. И это было чертовски тяжело. Каждый день возникали моменты, когда я сходила с ума от страха, отчаяния и жалости к себе. Затем столь же неожиданно я замечала цветок и думала, что больше никогда не увидела бы ни одного цветка, если бы погибла в тот вечер.
Внутри меня боролись противоречивые чувства. Живое, леденящее душу воспоминание заставляло меня свернуться в клубок и бороться с ощущением беспомощности и обреченности. Но затем я напоминала себе, что написано в книгах: такие воспоминания – неотъемлемая часть посттравматического стрессового расстройства. Со временем они прекратятся. Как только сердечный ритм выравнивался и дыхание восстанавливалось, я неизменно расправляла плечи.
Прошло несколько месяцев, в течение которых я трижды в неделю посещала психотерапевта и купалась в любви друзей и близких, и я почувствовала, что исцелилась. Ощущая постоянную поддержку и черпая внутри себя силы, о существовании которых и не догадывалась, я превратилась из жертвы в выжившую.
Я поняла, что и мне пора двигаться.
Настал тот день, когда я поняла, что готова снова покинуть родительский дом. Для меня двигаться дальше означало вернуться к жизни, которую я выбрала до нападения. Другие варианты – например, переехать в другой город или найти соседку, чтобы больше не жить одной, – казались мне проявлением страха. Страх был наследством моего насильника, и я не хотела прожить в этом страхе всю оставшуюся жизнь. Я собиралась сделать все возможное, чтобы продолжить начатое.
Эта квартира казалась другой. В прошлой, маленькой и темной, было очарование довоенных времен. Эта была современной. В ней были светлые деревянные полы, белые стены, рельсовые светильники и огромные окна. Я знала, что могу – и хочу – часами смотреть на прекрасный мост и кипящую вокруг него жизнь. Не отходя от окна, я наблюдала, как у светофора выстраивается очередная вереница машин. Вдруг зажегся зеленый, и секунду спустя все машины рванули вперед. Я поняла, что и мне пора двигаться.
Дженнифер Куаша
Чудо
Очень сложно, когда надо, и очень просто, когда хочется.
Энни Готтлиер
В 1974 году, когда мне было двадцать девять, я повела своего семилетнего сына к семейному доктору. Непоседливый Даг упал с качелей в парке, сделал сальто в воздухе и приземлился на голову. Рана казалась не слишком серьезной, но сильно кровоточила.
– Переживать не стоит, – спокойно сказал доктор, держа в руке иглу.
И правда, рану зашили тремя стежками и залепили пластырем. Мальчишка быстро оправился. От врача он ушел, посасывая леденец и хвастливо рассказывая одиннадцатилетнему брату Брэду о своей «операции».
Мне же оправиться оказалось сложнее. Я была совершенно разбита и сидела как на иголках в пропахшем антисептиками кабинете, где стоял застеленный бумагой смотровой стол, а на полках лежали ватные тампоны, бинты и иглы. Сжав кулаки, я тяжело дышала. Живот болел – казалось, я проглотила сразу тонну камней. Когда я повернулась к выходу, у меня из глаз брызнули слезы. Врач заметил это и похлопал меня по плечу веснушчатой рукой.
– Дороти, вы чем-то расстроены, – мягко сказал он. – В чем дело?
Этого оказалось достаточно. Разрыдавшись, я снова села и выложила доброму доктору всю печальную историю недавнего расставания с мужем, рассказав, что он ушел и я осталась без поддержки, без работы и без алиментов.
Узнав больше, чем хотелось бы, доктор улыбнулся и выписал мне рецепт.
– Вот, милая, держите, – сказал он, протягивая бумажку, изменившую мою жизнь. – Это вас успокоит.
– А зависимости не вызовет? – спросила я, подозрительно рассматривая рецепт.
– Следуйте инструкции, – ответил доктор. – И расслабьтесь.
Рецепт был на «Валиум»: десять миллиграммов, чтобы снять тревожность, раз в четыре часа или по необходимости. В пузырьке оказалось девяносто маленьких синих таблеток, каждая из которых обеспечивала несколько часов блаженного, химически обусловленного покоя, позволяя мне жить своей жизнью. Я работала на полставки учителем на замену, заботилась о детях, даже начала ходить на свидания. Я вздохнула с облегчением. Я снова могла спать.
Мне потребовалось четыре года, чтобы отказаться от этого наркотика.
Я принимала по 40–50 мг «Валиума» в день. Жизнь была хороша.
Мы с мужем развелись в 1975 году. Он со своей девушкой переехал в Неваду. Я погрузила сыновей и все, что вошло, в видавшую виды Старушку Берту – наш потрепанный универсал – и отправилась через всю страну в Сан-Франциско, где поселилась в районе Хейт-Эшбери, чтобы все начать сначала.
Жизнь была хороша. Я писала и продавала картины. Я обеспечивала собственных детей. Я ходила на свидания. Я также принимала по сорок-пятьдесят миллиграммов «Валиума» в день, но так радовалась своему спокойствию, что даже не переживала из-за этой привычки.
Честно говоря, я даже не знала, что уже зависима, пока однажды в праздники у меня не закончились таблетки и мне не пришлось три дня ждать пополнения запасов. Уже через несколько часов ко мне вернулась тревожность, которая забурлила внутри, как лава, готовая в любой момент излиться из вулкана. Все мышцы тела ныли. Солнечное сплетение казалось натянутым, как батут; в голове пульсировало – в висках и между глазами. Я едва справлялась с рутинными делами вроде похода в магазин и посещения автосервиса. Настроение менялось поминутно. Я не могла заснуть.
Я не единственная попалась в ловушку «Валиума».
Тогда я поняла, что у меня проблемы, и тотчас нашла решение – больше никогда не оставаться без таблеток. В 1970-х в Сан-Франциско «Валиум» выписывали направо и налево – достать его было не сложнее, чем алкоголь или сигареты. В художественной среде со мной работали люди, про которых говорили, что «Валиум» заменяет им обед. Они никогда не отказывались поделиться таблетками с другом. Однажды я получила сразу пятьдесят, сказав своему врачу, что уронила пузырек в унитаз, и он не задал больше никаких вопросов. В другой раз я достала еще пятьдесят таблеток у калеки, который продавал свои лекарства наркоманам вроде меня.
Я не единственная попалась в ловушку «Валиума». В 1977 году в кинотеатре «Бальбоа» я увидела фильм «Танцую так быстро, как могу», в котором играла Джилл Клейберг. В картине рассказывалось о зависимой от «Валиума» женщине, которая решила завязать. Ее мучило беспокойство, она потеряла сон, ей казалось, будто жуки заползают ей под кожу, она то и дело заходилась в судорогах – и в итоге оказалась в смирительной рубашке, когда ее повезли в психбольницу. В конце концов у нее случился нервный срыв.
– Не пытайтесь завязать самостоятельно, – грозно сказал с экрана врач. – Такое может случиться и с вами.
Теперь я не только понимала, что зависима, но и боялась бессонницы, жуков под кожей, судорог и безумия при попытке слезть с «Валиума». Я не знала, что делать. Мне казалось, будто я в ловушке. Чтобы завязать с этими таблетками, мне нужно было чудо.
И чудо случилось в феврале 1978 года. Мой лучший друг и любовник Стюарт погиб в тридцать девять лет, когда его мотоцикл сбила машина, ехавшая на красный свет. Безутешная, я пыталась не сломаться ради сыновей. Стюарт был им другом и заменял отца. Я видела, как они страдают.
Около полуночи в день похорон мои сыновья спали в своих комнатах. Я сидела без сна на кухне, держа в одной руке стакан воды, а в другой – три таблетки «Валиума». Мне хотелось унять боль.
Когда жизнь сбивает с ног, нужно найти в себе силы подняться с улыбкой.
Но мысль о Стюарте меня остановила. Он тоже хлебнул горя – рос в бедности, не знал родительской любви, пристрастился к наркотикам и несколько лет назад пережил тяжелый развод, в ходе которого лишился родительских прав в отношении единственного сына. Но я ни разу не видела, чтобы он злился, жаловался на жизнь или жалел себя; он всегда считал, что стакан наполовину полон. «Порой жизнь сбивает с ног, – говорил он, – но если сразу встать и улыбнуться, ей больше никогда тебя не сломить».
Я взглянула на таблетки у себя в руке. Искусственная смелость, подумала я. Они скрывают страх, но не отгоняют его. Я решила, что больше не хочу их принимать, и почувствовала, как губы изогнулись в слабой улыбке. Смыв таблетки в унитаз, я пошла спать.
Не знаю, почему на следующее утро я не почувствовала никаких симптомов ломки. Они не пришли и позже. Не знаю, как той ночью у меня на кухне свершилось чудо, но я очень рада, что оно произошло. С той самой ночи я больше никогда не принимала «Валиум», как не принимаю его и сейчас, тридцать лет спустя.
Быть может, чтобы разорвать зависимость, нужно понять, что жизнь порой сбивает тебя с ног, и найти в себе силы подняться с улыбкой.
Линн Санди
Счастье быть живым
Нужно принять боль и использовать ее как топливо на нашем пути.
Кэндзи Миядзава
Я учусь в университете в небольшом городке на Среднем Западе и живу там круглый год, подрабатывая в свободное от занятий время. Летом жизнь сильно отличается от той, к которой привыкаешь во время учебного года. Студенты больше общаются с местной молодежью. Обычно все прекрасно уживаются друг с другом. Однако 19 июня 2009 года местный парень жестоко избил меня, из-за чего я чуть не лишился жизни.
Тот день ничем не отличался от остальных летних дней. Я проснулся, сделал зарядку на университетской спортивной площадке, зашел домой, чтобы принять душ, подготовил домашку и пошел на работу. Во время вечерней смены в местном ресторане меня пригласили на корпоративную вечеринку. Я сравнительно недавно устроился на эту работу и хотел познакомиться с новыми людьми, поэтому согласился прийти.
Когда народ начал расходиться, коллега предложила подвезти нас с приятелем до дома – ей все равно было по пути. Я сел на переднее сиденье, а мой друг Тайлер – на заднее. Когда мы заехали в переулок возле моего дома, дверца машины открылась. Я решил, что это Тайлер открыл мою дверцу, пока я прощался с коллегой. Но затем я увидел, что Тайлер по-прежнему сидит сзади, и секунду спустя почувствовал ужасную боль, когда мне сломали нос. Кровь брызнула на водителя и на сиденья. Я тотчас потерял сознание.
Мне повезло остаться в живых, и у Бога точно на меня другие планы.
В больнице Тайлер и мой сосед и приятель Кайл рассказали мне, что местный парень Джошуа вытащил меня из машины и принялся избивать и колотить головой о тротуар. Все это продолжалось не более двух минут – затем соседи услышали крики, позвонили в службу спасения и оттащили нападавшего. Джошуа сбежал, а я остался лежать в луже крови до прибытия полиции. Оказалось, что Джошуа – бывший парень той девушки, которая нас подвезла. Когда полиция пришла к нему домой, он признался, что проследил за нами от работы до вечеринки, а затем и до моего дома, где и напал на меня в приступе ревности.
Когда меня привезли в больницу, я был в шоке и все спрашивал Кайла, где мама. Врачи ужаснулись серьезности моих травм и диагностировали тяжелое сотрясение мозга, перелом глазницы, трещину в челюсти, перелом скулы и носа. Полицейские навестили меня и заверили, что нападавший уже под арестом. В последующие месяцы его дело передали в суд, где обнаружилось, что за Джошуа числятся и другие нападения, а это он совершил в нарушение своего условно-досрочного освобождения.
Целый год я страдал от невероятной физической и душевной боли. Потребовалось три операции, чтобы реконструировать мое лицо. Я редко пропускал занятия, хотя у меня и уходило по три часа на дорогу до больницы в моем родном городе.
Все это заставило меня замкнуться в себе и отгородиться от мира. Преисполненный страха, я гадал, как такое могло случиться, когда я ничем этого не заслужил. Любое напоминание о нападении – будь то суд, очередная операция или новостные сюжеты об инциденте – повергало меня в депрессию. Внешне я держался молодцом, словно ничего и не случилось, но в глубине души был потерян, опечален и сломлен. Я не мог смириться с тем, что кто-то способен выплеснуть столько ненависти на другого человека, которого никогда прежде не видел.
Я знаю, что Бог хранит меня от других незнакомцев, прячущихся в тени.
Я быстро понял, что не единственный страдаю от этой травмы. Близким тяжело было видеть мою печаль, и мама не раз срывалась при виде моего лица. «Этот негодяй лишил моего сына радости», – только и говорила она.
Увидев мои снимки, хирург первым делом сказал, что мне «повезло остаться в живых». Мой нос внутри походил на кукурузные хлопья. Врач добавил, что еще три удара меня бы, вероятно, убили. Его слова целый год крутились у меня в голове. Однажды я проснулся и понял, что он прав: мне повезло остаться в живых и у Бога точно на меня другие планы. Я понял, что теперь совсем не тот, кем был до нападения. Я прибегнул к боли, чтобы справиться с трагедией. Теперь я возвращаю себе волю к жизни, которой меня так внезапно лишили. Любовь Бога и поддержка семьи и друзей, которые всегда были рядом, превратили эту ужасную трагедию в поучительный опыт, сильнее сблизивший меня с любимыми. Я никогда не упускаю случая сказать, как люблю их и ценю.
Я учусь отпускать злобу, которую чувствую по отношению к Джошуа. Во мне больше нет ненависти к человеку, который меня избил. Я до сих пор ни разу не видел его лица при свете дня. Но моя вера позволяет мне двигаться дальше.
В итоге нападение в том темном переулке глубоко изменило мои представления о себе и мире. Хотя я до сих пор порой вспоминаю об этом случае, я знаю, что Бог хранит меня от других незнакомцев, прячущихся в тени.
Томас Шонхардт
