2020-06-08
123Выполнила Антонова Оксана, 19ИПД2
Развитие исторической прозы в 16 веке
Основные черты литературного процесса в Московской Руси 16 века
Характерной особенностью развития русской литературы XVI в. явилось создание многочисленных обобщающих произведений как церковной, так и светской литератур, идеологически закреплявших объединение русских земель вокруг политического, религиозного и культурного центра Москвы. Путем объединения памятников местных областных литератур, их идейно-стилистической переработки создается единая общерусская литература, приобретающая общегосударственное, политическое значение.
Наблюдения над составом монастырских библиотек позволили установить, что среди книг, сочиненных, переведенных или переписанных в XVI в., значительно ниже, чем в предшествующем столетии, удельный вес памятников светского содержания. В основном библиотеки пополняются теперь либо богослужебными книгами, либо церковно-догматическими сочинениями, либо памятниками, предназначенными для соборного, то есть коллективного, чтения: житиями, поучениями отцов церкви и т. д.
Если бытовая повесть или занимательная легенда почти совершенно исчезают из круга чтения книжников XVI в., то широкое распространение получают жития, хроники, исторические повести. Огромное значение приобретает в XVI в. публицистика. В публицистических сочинениях Ивана Грозного, Андрея Курбского, Ивана Пересветова поднимаются важнейшие проблемы государственного управления, взаимоотношений государя и подданных, церкви и великокняжеской или царской власти. В сочинениях церковных иерархов (Иосифа Волоцкого, Нила Сорского, митрополита Даниила) ведется полемика с еретиками, обличаются общественные пороки, ведутся споры по вопросам церковного быта и т, д. Расцвет публицистики в XVI в. совершенно естествен — это было время сложных процессов государственного строительства, напряженной идеологической борьбы. К решению этих важнейших общественных задач и были привлечены основные литературные силы. В этом одна из причин, почему литература вновь становится по преимуществу деловой. Но другая и, пожалуй, основная причина происшедших изменений в развитии литературы состоит в том, что влиятельные церковники не только беспощадно расправились с еретиками, а заодно и со всякого рода проявлением свободомыслия, но и объявили решительную борьбу светскому началу в литературе — «неполезным повестям», «глумам и смехам», «писаниям внешним». Церковь решительно требует, чтобы христиане не избегали «душеполезных повестей», «божественного писания». Эту идею регламентировать круг душеполезного чтения в наилучшей степени реализовал гигантский кодекс, созданный по инициативе новгородского архиепископа Макария (впоследствии митрополита), — «Великие минеи-четьи» — свод всех «святых книг», которые «обретаются» на Руси.
Для литературы XVI в. характерно стремление к созданию монументальных «обобщающих предприятий». Это и обширный хронографический свод — «Русский хронограф», это и самая крупная из русских летописей — Никоновская, это многотомный, роскошно иллюстрированный Лицевой свод, уже упомянутые «Великие минеи-четьи», «Степенная книга» — собрание биографий всех выдающихся деятелей русской истории и, наконец, стоящий уже на грани литературы и деловой письменности «Домострой» — свод «поучений и наказаний всякому православному христианину, мужу и жене, и чадом, и рабом, и рабыням».
Почти все названные памятники (исключая разве «Домострой») удивительно близки по стилю: XVI век — время торжества экспрессивно-эмоционального стиля, однако утратившего прелесть новизны (особенно в агиографии), ставшего чрезмерно напыщенным и манерным. Это век «второго монументализма», как бы повторяющего в новой обстановке и на новом уровне монументальный историзм XI-XII вв. Это литература торжествующей и уверенной в своей непогрешимости царской власти, торжествующей в своей непреклонной ортодоксии церкви. Царство Ивана IV, построенное на крови бесчисленных жертв опричнинного террора, на подавлении всякой «неканонической» идеи, уже в конце века рухнет. Русь будет ввергнута в водоворот политических катаклизм: народных восстаний, нашествий иноземных захватчиков, ожесточенной борьбы за власть различных боярских группировок. Но все это еще впереди. В XVI в. Русь вступала как могучая держава, стряхнувшая последние оковы иноземного ига, уничтожившая остатки былой феодальной раздробленности (в 1478 г. потеряла свою былую автономию Новгородская земля, в 1510 г. — Псковская земля, около 1521 г. было присоединено Рязанское княжество). Литература, согласно замыслам идеологов времени Василия III и Ивана IV, должна была неукоснительно служить только великим целям великого государства.
«Русский хронограф» как литературный памятник
Историографическая концепция "Москва - Третий Рим"
В XVI в. в Московской Руси формируется новая историографическая концепция. Ее связывают с именем старца Филофея, монаха Елеазаровского монастыря под Псковом. Использовав прежние историографические воззрения, согласно которым история есть история чередующихся, сменяющих друг друга «мировых царств», Филофей подводил к мысли, что за грехи пал «ветхий Рим», пал и «новый Рим»» — Константинополь, ибо, согласившись на унию, с католиками (на Флорентийском соборе 1439 г.), греки изменили православию, и наступило время «третьего Рима» — Москвы. Москва — это последний Рим, «четвертому Риму не быти». С этой концепцией прямо перекликается заключительная глава «Русского хронографа», повествующая о взятии Царьграда турками: многие «благочестивыя царствия...безбожнии турци поплениша и в запустение положиша и покориша под свою власть. Наша же Российская земля... — торжественно вещает хронист, — растет и младеет и возвышается», и суждено ей «расти и младети и расширятися и до скончания века», то есть пока существует «этот» мир.
Структура
«Русский Хронограф» – выдающийся литературный памятник. Хронист умело связал извлечения из многочисленных источников в единое повествование с четкой композицией, в основе которой хронологически последовательное изложение всемирной и русской истории. Свои источники «Русский Хронограф» (исключая лишь летописные тексты), как правило, не цитирует, а пересказывает, благодаря чему памятник обладает в значительной мере единым стилем.
В «Русском хронографе» обстоятельно изложена вся мировая история от сотворения мира и до 1453 г. В «Хронограф» входят довольно подробный пересказ «исторических» библейских книг, сведения о царях Вавилона и Персии, «Александрия», «Повесть о Троянской войне», история Рима начиная с легендарного прибытия в Италию Энея и основания Рима, история Византии, история южных славян и история Руси от Олега и Игоря и до середины XV в. «Русский хронограф» был первым хронографическим сводом, в котором подробное изложение русской истории велось на равных правах с историей Рима и Византии.
Стиль хронографа и приемы его создания
В той части «Русского Хронографа», где повествуется о римской и византийской истории, преобладает стилистическая манера одного из важнейших источников – Хроники Константина Манассии. Несколько упростив витиеватый слог этой хроники, составитель «Русского Хронографа» тем не менее сохранил образность ее языка, присущие ее автору яркие сравнения и метафоры, эмоциональность и экспрессию описаний. «Русский Хронограф» претерпит ряд изменений в течение XVI-XVII вв., будут созданы новые его редакции, но фрагменты из «Хроники Манассии» останутся непременным их компонентом, а в XVII в. и русские события начнут излагаться тем же цветистым слогом, который мы встречаем впервые в этой византийской хронике.
Автор словно бы приближает и себя, и своего читателя к историческим персонажам: их оплакивает, с ними негодует, заставляет саму природу откликаться на человеческое горе. В «Хронографе» (особенно в той части его, которая восходит к «Хронике Манассии») нет исторических частностей — здесь все масштабно, здесь сталкиваются сильные страсти: либо неслыханная жестокость, либо неописуемое благочестие. Если же автор обращается к частным эпизодам — к истории царицы Евдокии со злополучным яблоком — или рассказу о неподкупном судье, заступившемся за бедную вдовицу, или повествует, как императора Августа его приближенный отучил от прелюбодейства, то все такие истории обязательно либо занимательны, либо нравоучительны, а чаще всего занимательны и нравоучительны вместе.
Значение памятника
Таким образом, оставаясь прежде всего важнейшим памятником историографии, «Русский хронограф» одновременно познакомил древнерусского читателя, привыкшего к строгой и деловитой летописной истории, с историей хронографической, продолжавшей в какой-то мере традиции античной историографии — историей как сводом нравоучительных новелл из жизни людей прошлого.
Все редакции X. Р. получили широкое распространение, до настоящего времени сохранилось несколько сотен списков памятника. X. Р. входил в различные хронографические и летописные компиляции. Редакция 1512 г. (извлечения из главы 6-й и глав 110–173-й) вошла в состав первых трех томов Летописного свода Лицевого; извлечения из глав 167–194-й, 197–199-й и 203–205-й той же редакции вошли в летопись Никоновскую; Пространная редакция X. Р. (или редакция 1601 г.) в своей общеисторической части вошла в состав обширного хронографического свода (свода 1533 г. в переработке XVII в., по определению Н. А. Насонова; см.: История русского летописания XI – начала XVIII века: Очерки и исследования. М., 1969. С. 418–450), извлечения из которого издавались в 1790 и 1820 гг. под названием «Русский временник». X. Р. Западнорусской редакции был положен в основу сербского хронографа.
Традиционное и новаторское в "Казанской истории"
Казанская история – историко-публицистическое сочинение второй половины XVI в., представляющее собой беллетризованный рассказ о трехвековой истории русско-татарских отношении со времени образования Золотой Орды до завоевания в 1552 г. Иваном Грозным отпочковавшегося от нее в середине XV в. Казанского ханства. «Казанская история» пользовалась на Руси большой популярностью и дошла до нас в большом количестве списков (более 200), самые ранние из которых относятся к началу XVII в. Интерес к «Казанской истории» сохранялся и в XVIII в. Один из списков, сделанный в середине XVIII в. с древнего оригинала, находился в библиотеке М. В. Ломоносова.
Среди историко-публицистических сочинений XVI в., рассказывающих об окончательной победе над Казанью (Летописец начала царства, Степенная книга, «История о великом князе Московском» А. М. Курбского), «Казанская история» выделяется своим художественным своеобразием. В ней использованы достижения едва ли не всех известных на Руси к XVI в. литературных жанров, причудливо переплетаются различные стили повествования. К. и. – произведение остро публицистическое. Написанное в годы обострения отношений Грозного с феодальной знатью, оно отразило – в трактовке исторических событий – политическую борьбу 60-х гг. XVI в., в которой автор последовательно стоит на стороне Ивана Грозного. Это привело к намеренному искажению в «Казанской истории» целого ряда исторических фактов. Однако в произведении присутствует не только публицистический, но и чисто художественный вымысел.
Источники К. и. можно условно разделить на исторические, из которых черпался конкретный фактический материал для освещения темы русско-татарских отношений, и литературные, повлиявшие на способ изложения материала в К. и., на ее стиль, образы, жанровую структуру.
Основной круг исторических источников К. и. был выявлен Кунцевичем и Моисеевой. К ним относятся: Летопись Никоновская, Летописный свод Московский великокняжеский 1479 г., летописи Новгородская IV, Воскресенская, Софийская II и Львовская, Хронограф Русский редакции 1517 г., Летописец начала царства, разрядные книги, посольская переписка, местнические суды, родословные книги князей и бояр, речи Грозного на Стоглавом соборе, его послание А. М. Курбскому. Г. З. Кунцевич впервые указал как на литературные источники К. и. на воинские повести, жития, Космографию, библейскую, гимнографическую и паломническую литературу. А. С. Орлов установил связь К. и. с Русским Хронографом, Повестью Нестора-Искандера, Сказанием о Мамаевом побоище. Д. Н. Альшиц указал на знакомство автора К. и. со Словом о погибели Русской земли, Г. Н. Моисеева указала на использование автором К. и. послания А. М. Курбскому. А. Н. Насонов открыл новый литературный памятник, повествующий о походе на Казань 1552 г. – так называемое Троицкое сочинение о взятии Казани, содержащее целые фрагменты, текстуально близкие К. и. Позднее Т. Ф. Волковой было установлено прямое обращение автора К. и. к этому тексту. Однако весь круг литературных источников К. и. до сих пор остается еще не выявленным. Среди источников К. и. особое место занимает русский и татарский фольклор. Г. З. Кунцевич указал на использование автором ее татарских легенд об основании Казани, старины о Чуриле (при описании въезда Ивана Грозного в Москву после победы над Казанью), выделил ряд отдельных фольклорных образов, рассыпанных по всему тексту К. и. М. Н. Сперанский, В. К. Соколова, В. П. Адрианова-Перетц, Б. Н. Путилов и другие исследователи сравнивали К. и. с историческими песнями о взятии Казани и указывали на ее родство с ними в оценке личности Ивана Грозного как справедливого царя, проявляющего заботу о своем отечестве. Однако проблема взаимодействия книжной и устно-поэтической поэтики в К. и. до сих пор остается одной из наименее разработанных.
Целостный анализ поэтики К. и. все еще отсутствует. В отдельных исследованиях затрагивались лишь частные проблемы ее изучения. Установлена стилистическая связь К. и. с древнерусскими воинскими повестями (А. С. Орлов). Рассматривались особенности жанра К. и., которая определена как историческое сюжетное повествование, связанное с жанром летописи и хронографа, в которое включаются риторические отступления, генетически восходящие к церковно-панегирической литературе (Г. Н. Моисеева). Ставился вопрос и о том новом в поэтике К. и., что делает ее уникальным произведением среди современных ей историко-публицистических сочинений. Д. С. Лихачев указал на разрушение «литературного этикета» в К. и.; К. С. Осипова обратила внимание на новый подход К. и. к изображению человека; Т. Ф. Волкова выявила сложную и целенаправленную работу автора по созданию единого сюжета, отражающего его субъективную историческую концепцию казанской победы. Вопросы поэтики К. и. (композиция, сюжет, система образов, стиль) рассмотрены в кандидатской диссертации Н. В. Трофимовой.
К. и. привлекла внимание не только историков и литературоведов. Неоднократно обращались к ее тексту и лингвисты. Анализировалась общественно-политическая и военная лексика К. и. (А. К. Абдульманова), система склонения имен существительных (В. П. Ананьева), средства синонимии (Е. А. Охомуш). Для лингвистов К. и. представляет большой интерес как памятник периода, предшествовавшего образованию русского национального языка. В языке К. и. органично сочетаются народно-русские и церковнославянские черты, и сочетание это определяется целями историко-публицистического повествования.
Автор пытается создать новый тип повествования с ярко выраженным идейным замыслом, темой и ярко выраженной позицией автора. «История» состоит из нескольких небольших рассказов, соединённых хронологией. Вступление говорит о целях произведения-рассказать об истории Казанского царства и о взаимоотношениях его с Русью. Автор говорит о новаторстве повести: «красных убо новыя повести сия достоит нам радостно послушати». Ивана 4 автор называет Богом избранным, ярко выражая авторскую позицию. Центральная часть распадается на 2 подчасти: до походов Ивана Грозного и после этого. В 1 подчасти повествование стррится по хронологии-начало Казанского царства, где прослеживаются фольклорные мотивы о двуглавом змее и герое-змееборце, победившем его с помощью волшебства; главными героями являются московский и казанский цари. Сюжет строится по принципу антитезы-победы русских сменяются поражениями, действия постоянно переносится из Москвы в Казань и обратно. Эта подчасть использует соединение локальных микросюжетов. Здесь множество воинских повестей обоих типов, внесённые в общий ход событий. Основа 2 подчасти-рассказы о походах Ивана Грозного. Они представлены в виде воинских повестей с идеализированным главным героем-Иваном 4. но повествование многофигурное, в нём действуют казанские правители, воины, бояре. В этой части меньше датировок событий, но много символических элементов: знамения, видения, чудеса. Например, сон казанского царя, где светлый месяц поглощает тёмный, и звери, пришедшие к Казани, съедают казанских зверей, что предсказывает будущие события. Также видение Ивану 4 о построении Свияжска и уход беса-покровителя города из мечети. Они играют разные роли в сюжете. Значительное место занимают элементы, традиционные для воинской повести: плачи (казанской царицы Сумбеки), похвалы, молитвы. Плач Сумбеки, обращённый к Казани, играет символическую роль, предсказывая его гибель. Завершается «История» главами, в которых произносится похвала Казани, Московскому княжеству и Ивану 4. Автор оценивает значение победы, говоря о Красоте Московского царства. В образе главного героя прослеживается авторское новаторство-Иван Грозный изображён разносторонне, показаны его поступки и мысли в разных ситуациях. Отмечено его желание избежать кровопролития, чего не было раньше, что показано в семи посольствах царя в Казань. Всё это говорит о подступах автора к созданию характера, хотя основной способ создания облика царя-идеализация-остаётся. Изменяется и изображение эпизодических героев: отсутствовало разграничение положительных и отрицательных по национальному и религиозному признакам. Предателем может быть и свой, и чужой-и оба будут наказаны. Необычно нарисованы и образы войск: автор нередко подчёркивает решимость врагов, вызывая уважение к ним. А захват русским войском города скорее похоже на разграбление. Авторское отношение тоже является новаторским-он высказывает своё мнение гораздо активнее, что показано во вступлении и заключении, отступлениях, который чаще всего носят итоговый характер. Новаторство проявляется и в стилистике: широко использование тропов, метафор, воинские формулы теряют своё значение (распространяет их другими словами, что их разрушает). «История» широко использовала традиции жития, воинской повести, хождения, поучения, символические и лирические жанрообразования. Воинская повесть: соединение локальных микросюжетов («Сказание о Мамаевом побоище»); указание пейзажа на время суток; соединение в главном герое черт полководца с христианскими чертами; видение об уходе беса-покровителя их города, проникновение риторических приёмов в картины битв-традиций «Повести о взятии Царьграда». Житие: упоминание о добродетелях Ивана 4, свойственных ему с детства; риторические приёмы. Хождение: статические описания природы, выражающие восхищение автора. Поучения: художественные средства, используемые в плачах. Из-за такого обилия жанров, решить вопрос о жанровой принадлежности произведения невозможно.
