2020-06-08
83
В старинной притче говорится о том, что пошехонцы заблудились в трёх соснах. Нечто подобное случается и в современной Москве. Например, люди блуждают между тремя домами с номером 30 (30; 30, корпус 1 и 30, корпус 2) на Перекопской улице. Так получилось, потому что Перекопскую улицу продлили, включив в неё квартал 32А Новых Черёмушек. (Кстати, в начале Перекопской улицы стоит памятник с удивительной надписью: «Героям Перекопа 1920—1944», как будто оборона Перекопа длилась 24 года.)
Похожая судьба постигла улицу Красикова: её влили в состав Нахимовского проспекта. Подобные переименования и переделки сопровождаются сменой вывесок на домах. Добавим тысячи человеко-часов, которые пришлось истратить жителям на новую прописку и переоформление документов о правах на квартиры.
Железнодорожную станцию Востряково переименовали в Сколково, хотя посёлок Сколково находится в пяти километрах оттуда, а Востряковское кладбище совсем рядом.
Секира переименований занесена над шестнадцатью Парковыми улицами: кому-то не нравится, что они пронумерованы. С четырьмя Мещанскими улицами уже расправились: осталась лишь одна, Четвёртая. С четырьмя улицами 8-го Марта расправились наполовину. Исторически сложилось так, что географические названия возникали группами, ансамблями, и это помогает ориентации. Если перед нами шестнадцать улиц, мы знаем, где искать Пятнадцатую, а где Вторую. Сравните линии Васильевского острова в Санкт-Петербурге: они пронумерованы, и всем понятно, где искать следующую. Когда ансамбль разрушается, мы теряем ориентацию и нам приходится запоминать расположение улиц с новыми названиями в большом городе.
Многим хочется переименовать станцию метро «Войковская». Но за ней потянутся улица Войкова и пять Войковских проездов. Считают, что личность, в честь которой названы указанные объекты, не достойна такого уважения (участвовал в убийстве царской семьи). Но географические названия не награды, чины или звания, которые даются и отбираются. Войко — древнерусское имя, а про Петра Лазаревича Войкова никто не помнит. Имя образовано от древнерусского слова «вой», что значит «воин».
Сейчас во всём мире ведётся работа по стандартизации и стабилизации географических названий. Даже в далёких африканских странах проводятся специальные семинары, разъясняющие местным жителям, для чего нужны географические названия, как важны они в чрезвычайных обстоятельствах, когда нужно срочно доставить гуманитарные грузы в отдалённые места.
Географические названия идентифицируют объект и дают пространственную ориентацию. Такие названия, как Красноярск, Тюмень, Томск, отсылают нас в Сибирь. Если мы были в этих местах, перед нами встают образы названных городов. Если мы там не были, мы вспоминаем знания, полученные на уроках географии.
Идея переименований возникла сразу после революции 1917 года. Географические названия стали воспринимать как украшение, как символы новых идей или как средство увековечить память какого-нибудь революционера. После революции улицы переименовывали сотнями, создавая неудобства для транспорта, почты и обычных переездов людей по стране. Массовые переименования создают бесконечное повторение одних и тех же названий. В честь Молотова, Кирова, Куйбышева в разных частях страны появилось по тридцать — сорок одинаковых или почти одинаковых названий.
Мышление человека так устроено, что в каждую эпоху мы можем создать лишь ограниченное число названий. Многообразие географических наименований объясняется тем, что они создавались в разные эпохи, на разных языках. Даже такие самые русские названия, как Волга, Москва, Ока, не из русского языка, но глубоко вошли в него.
В 1837 году профессор Николай Иванович Надеждин писал: «Земля есть книга, где история человеческая записывается в географической номенклатуре». Он отмечал, что географические названия — не пустые, лишённые смысла звуки; они — отражение прошлого, нашей культурной истории. Надеждин назвал их языком земли (Надеждин Н. И. Опыт исторической географии русского мира. Библиотека для чтения. — СПб., 1837. — Т. 22, ч. 2, с. 28). Но и сто лет спустя многие этого не понимали. Были переименованы такие города, как Нижний Новгород, Самара, Тверь, Пермь и многие другие, не говоря о деревнях и посёлках, которые часто переименовывались, а также переводились из одного района в другой. Основное назначение географических названий при этом игнорировалось.
В конце 80-х — начале 90-х годов XX века работала комиссия по восстановлению исторических географических названий под руководством академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва. Она вернула многие утраченные названия. Ждут своего возвращения Симбирск и Вятка.
После распада СССР проблема переименований остро стоит во многих республиках. Там русские названия заменяют на национальные. Например, в Казахстане хотят заменить названия 600 населённых пунктов. Но тогда опять страдает ориентация по крайней мере у одного поколения. Во многих городах Казахстана уже изменили названия улиц, но и таксисты, и почтальоны всегда спрашивают: «А как эта улица называлась раньше?»
В разных странах отношение к географическим названиям различно. Так, в Англии за всё время её существования не было ни одного переименования. Даже такие названия, как Чёртова Дыра или Устье Дьявола, не вызывают отрицательного отношения, потому что они отражают какую-то географическую реалию. Англичанин говорит: «Мы живём в Чёртовой Дыре, и мы гордимся этим, чёрт возьми!»
Многие иностранные, давно заимствованные названия звучат в принявшем их языке иначе, чем в языке-источнике. Например, столица Сербии Белград произносится по-сербски Беóград. На Украине хотят заменить традиционное Белград на Беóград. Итальянская река По произносится по-чешски Пад, и чехи не думают заменять это название на По. Они считают это слово признаком глубокой древности и исторических связей с Италией. В Италии есть город Падуя, и в этом названии сохранилась более древняя форма имени реки. В России одно время хотели заменить названия столиц мира Рим, Париж, Лондон, Осло на Рома, Пари, Ландн, Ушлу. Но это невозможно из-за глубокой традиционности перечисленных названий в русском языке. С давних времён нам известен остров Цейлон. Находящееся на нём государство называется Шри-Ланка, но чай мы пьём цейлонский.
Переименования особенно нежелательны в труднодоступных районах: в горах, пустынях, по берегам морей. На берегах Северного Ледовитого океана расширенные устья рек называются губами. В погоне за эстетичностью названий предлагалось Грязную Губу переименовать в Губу Елькина. Но от переименований губа не станет чистой, а моряк утратит важный ориентир: где океанская вода теряет свою прозрачность, там начинается Грязная Губа.
Один из мотивов переименования — дружба с представителями других стран. Город Мелекес Ульяновской области в честь дружбы с Болгарией был переименован в Димитровград. Но болгары свой город в Мелекес не переименовали. Ставрополь-на-Волге стал Тольятти, но в Италии ничего в честь российских городов переименовано не было. В знак особой дружбы с Казахстаном станцию метро «Братеево» назвали «Алма-Атинская». Но у нас приняты названия станций метро по соответствующим микрорайонам: Выхино, Марьино, Митино и др. Такое переименование нарушает сложившуюся в Москве традицию. Вокруг станции «Братеево» представлен ансамбль названий: Братеевская улица, Братеевский мост, который вошёл во все лоции Москвы-реки. Название Братеево известно по документам с 1628 года. Фактически оно существовало и раньше. Там же был и Братеевский холм. Такое русское по своему звучанию название не повторено нигде. Оно уникально.
Переименование станции метро в «Алма-Атинскую» даёт ложную ориентацию. К тому же название Алма-Ата — это русская народная этимология, в результате которой бывшая столица Казахстана истолковывалась как «отец яблок». Казахское Алматы — «яблочный», и никакого отца тут нет.
Автор однотомного Словаря русского языка Сергей Иванович Ожегов рассказывал, что до революции работавшие на почте люди по одним лишь названиям улиц могли узнать, в какой город адресовано письмо, настолько индивидуальными были эти названия. Сейчас подобных названий сохранилось немного: Щипок, Балчуг в Москве, Крещатик в Киеве, Дерибасовская в Одессе.
Чехи и поляки, на территориальную целостность которых неоднократно покушались немцы, бережно хранят свои исторические географические названия. Немецкие названия Карлсбад, Бреслау после войны получили славянские формы Карловы Вары, Вроцлав. Это не переименование, а возвращение исконных названий.
В России не берегут исторические названия городов, селений, улиц. Такое безразличное отношение к своему культурному наследию может превратить нас в Иванов, не помнящих родства (Автор Л.В.Суперанская, статья напечатана в журнале «Наука и жизнь» за 2013 год, он издан в Москве, № 9, на страницах с 17 по 20).
Ностальгия
Изменения, наблюдаемые в семантике слова ностальгия, в основном связаны с действием одной из общих закономерностей развития значений в языке – от конкретного к абстрактному, а точнее – с развитием в плане «место -> время». На значение этого процесса обращал внимание академик В. В. Виноградов, характеризуя формирование временных предлогов в русском языке: «…предлогов, выражающих значение времени, меньше, чем предлогов с пространственными значениями. Временные значения совмещаются с пространственными и развиваются на их основе» (В. В. Виноградов. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.- Л., 1947).
В результате такого сдвига слово ностальгия вместо значения 'тоска по родине' в ряде случаев начинает обозначать 1) тоску по (утраченному) прошлому, по прошедшему или 2) тоску по чему-либо в прошлом: 1) «…ясно видно, насколько тонка грань между подлинным историзмом и ностальгией по прошлому» («Искусство кино», 1969, № 3); «Это что – ностальгия по детству?» («Искусство кино», 1972, № 2); 2) «… война (освободительная война!) – это не только кровь, страдания и смерть, но еще и высшие взлеты человеческого духа… А человеку свойственна грусть о прекрасном – на то он и человек. И странная, непонятная для других болезнь – „фронтовая ностальгия“ – всю жизнь будет преследовать ветерана…» («Новый мир», 1971, № 11 ср. в статье Л. Н. Федосеевой: военная ностальгия); «… пронзительная ностальгия по утраченным временам и нравам…» («Литературная газета», 24 марта 1971, пример из словаря-справочника «Трудности русского языка»).
С этими значениями существительного может соотноситься и прилагательное ностальгический: «Было несколько ностальгических или иронических воспоминаний о детстве» («Искусство кино», 1970, № 1).
Здесь обращает на себя внимание и употребление при слове ностальгия предлога по, который позволяет присоединять слова и сочетания, указывающие на «прошедшее» или на «нечто в прошедшем». Этот новоприобретенный показатель синтаксической связи (ностальгия + по…) таит в себе в конечном счете и возможность присоединения самых различных слов и словосочетаний.
Благодаря этому открывается опасность еще большего отхода значения слова ностальгия от первоначальных его границ: «тоска по родине – тоска по прошлому – тоска по чему-либо в прошлом – вообще тоска по чему-либо…».
Об этом, например, свидетельствуют такие примеры: «Ностальгия по примитиву» («Литературная газета», 6 февраля 1974); «Она повернула отчасти из ностальгии по юности…» (Евтушенко. Снег в Токио); или из словаря-справочника «Трудности русского языка»: «Эта ностальгия по радиопередачам…» («Литературная газета», 15 октября 1969). Хотя приведенные примеры и немногочисленны, но они сигнализируют о возможности утраты словом ностальгия специфического, ограничительного семантического признака (ностальгия – тоска «по родине» или даже переносное «по прошлому», «по чему-либо в прошлом»), и о расширении (а не сужении, как думает Л. Н. Федосеева) значения слова ностальгия – до синонимии слову тоска вообще (ностальгия по… – тоска по…).
То же показывают и некоторые случаи употребления прилагательного ностальгический: «В „Трех сестрах“… чисто русская „ностальгическая“ военная музыка оказалась как нельзя более уместной» («Юность», 1969, № 11) – здесь слово ностальгическая должно быть, очевидно, истолковано как 'вызывающая чувство тоски' (приближается к случаю «ностальгического предчувствия утрат», где ностальгическое рассматривается Л. Н. Федосеевой как синоним к тоскливое); «Старательно коллекционируются наряды середины тридцатых годов… ностальгическая наивность тех отдаленных костюмов и вывесок» («Искусство кино», 1973, № 9) – здесь вообще тоска в значении прилагательного не ощущается, и ностальгическая, по-видимому, означает ‘относящаяся к прошлому'.
Насколько нормативны описанные случаи? Ответ на этот вопрос не вызывает особых затруднений, когда мы имеем дело с «крайними случаями». Так, традиционному (а следовательно, нормативному) значению 'тоска по родине' противостоит наиболее резкий отход от него: ностальгия – 'тоска по чему-либо вообще' и ностальгический – 'относящийся к чувству тоски' или 'относящийся к прошлому'; такое употребление явно выходит за пределы литературной нормы.
Значительно сложнее оценка слова ностальгия 'тоска по прошлому, по чему-либо в прошлом' (и соответствующего ему прилагательного). Конечно, и здесь налицо отступление oт традиционного (нормативного) значения 'тоска во родине'. Кроме того, такое употребление вовсе не является необходимым, и материал наблюдения дает нам ряд примеров этого: любовь к прошлому, тоска по невозвратному прошлому (в статье Л. Н. Федосеевой); «Модная сейчас в странах Запада тоска во прошлому…» («Литературная газета», 6 ноября 1974).В то же время нельзя упускать из виду, что перед нами – результат закономерного процесса, происходящего в языке в настоящий момент. Временное значение ностальгии есть следствие процесса развития «место -> время», характерного для единиц разных уровней языковой системы. При этом само значение (и традиционное 'тоска по родине', и временное) обусловливает тот факт, что употребление слова ностальгия свойственно в основном узкой книжно-письменной сфере литературного языка, а еще уже – его публицистическому стилю. К такому заключению пришла Л. Н. Федосеева, это подтверждают и приведенные здесь примеры.
Необходимость внимательно прислушиваться к совершающимся в языке изменениям и учитывать сферу этих изменений побуждает исследователя-современника к осторожности в оценке явления, находящегося в «точке излома», останавливает лингвиста от безусловного осуждения (и тем более от запрещения!). Однако и нельзя еще признать значение слова достаточно нормативным («допустимым»), даже в публицистическом стиле литературного языка, так как не стабилизировалась сама новая норма, не «созрела» (по выражению Л. В. Щербы), но созревает – буквально на наших глазах.
О том же могут свидетельствовать и «ощущения» самих пишущих при употреблении слова ностальгия (и ностальгический); в одних случаях это выражается постановкой кавычек при слове, в других – формулой-оговоркой своего рода: «… я привел слова Ф. И. Тютчева, слова сожаления о канувших в Лету античных временах. Эта своего рода ностальгия, стремление возвратить утраченную ясность мировосприятия, по-видимому, свойственны человеку во все времена» (Автор Б.С. Шварцкопф, статья напечатана в журнале «Русская речь» за 1967 год, он издан в Москве, № 1, на страницах с 18 по 22).
Серый кардинал
Этого устойчивого выражения вы не найдете ни во фразеологических словарях русского языка, ни в справочниках крылатых слов. А ведь оно хорошо известно и понятно читающим, где бы ни встретилось – в художественной литературе или в газетной статье... Впрочем, судите сами: «Статья Александра Фета была вызвана опубликованием работы Победоносцева, наставника будущего царя, которого иначе как „серым кардиналом”... в прогрессивных дворянских кругах не называли» (Ю. Семенов. Версия II); «Рузвельт подумал о том, как не хватает ему Гарри Гопкинса, самого близкого его советника по политическим вопросам. Рузвельт знал, что многие не любят Гопкинса. После того, как Гарри в самом начале войны побывал в Кремле, антисоветски настроенные представители большого бизнеса называли его „серым кардиналом”, оказывающим магическое влияние на главу государства» (А. Чаковский. Неоконченный портрет, гл. 4). Это выражение встречается также в форме серая эминенция (латинское eminentia, что значит «превосходство», – титул католических епископов и кардиналов) или серое преосвященство (преосвященство – титул епископа): Марк Борщов «внимательно изучал (министра. – Б. Ш.), стараясь быть „серой эминенцией” кардинала Ришелье и рассчитывать воспользоваться для собственной карьеры» (К. М. Станюкович. Откровенпые, ч. 2, XVIII); «Дино регулярно переписывалась с „серым преосвященством” короля Луи-Филиппа – его сестрой Аделаидой...» (Ю. В. Борисов. Шарль Морис Талейран, гл. XXIII; здесь это выражение адресовано женщине).
Выражение серый кардинал может относиться даже к целой организации: «„Серый кардинал” – одно из газетных прозвищ корпорации „Дэнцу”... „Всесильный Дэнцу”, „Дом, который вечно в тени” – так называют эту корпорацию в Японии....Она не фигурирует в статистических сборниках по японской экономике и не входит в перечень ведущих компаний страны. Между тем „Дэнцу” – одна из крупнейших в мире по объему сделок рекламная корпорация, которая контролирует 90 процентов так называемого „золотого времени” на японском телевидении, представлена в десятках стран мира, содержит в своем штате около шести тысяч самых высокооплачиваемых в Японии сотрудников и имеет годовой оборот почти в триллион иен» (Изв. 1987, 13 февр.).
Иногда это выражение употребляется как переносное, в частности в научно-популярном жанре: «...мозжечок непосредственно не связан с внешним миром – он пользуется информацией, которую добывают другие органы, то есть ведет себя как „серый кардинал” нашего мозга – проявляет свое влияние опосредованно, через другие центры» (Знание – сила. 1983. № 2. С. 42). Поэтому само выражение может служить базой для игры слов, ср. замену эпитета серый на светлый – намек на белый халат врача в примере: «И Ювелера, говорят, должны были уволить... Но он протеже доктора Ладунера... Я называю доктора Ладунера „l’eminence blanche” – светлым кардиналом. Вы ведь знаете из истории Франции, там был серый кардинал, он всегда был за кулисами и дергал за ниточки. Доктор Ладунер тоже всегда невидим и тоже дергает за ниточки...» (Фридрих Глаузер. Власть безумия, пер. с нем. Г. Косарик).
Смысл всех приведенных примеров позволяет сформулировать значение выражения серый кардинал, понять его семантическую структуру: она опирается на противопоставление двух основополагающих компонентов: «обладание значительной фактической силой власти» (не только политической...) – «отсутствие достаточно высокого официального положения», иначе говоря, «теневая власть». Этот смысловой стержень ассоциирует еще один – дополнительный – содержательный признак: как следствие компонента «отсутствие официального статуса» выступает необходимость указания на то высокое лицо, благодаря покровительству которого реализует свое могущество «серый кардинал». Неслучайно в словаре французского языка «Большой Лярусс» заглавная часть словарной статьи дана так: «Серая эминенция кого-либо». Ср., например: «А Илья Игельник с его блестящим умом и иронией? Что сделало его „серым кардиналом” при малоодаренном карьеристе?» (Новый мир. 1987. № 6. С. 241). И еще одно: какой-то зловещий оттенок власти «серого кардинала». Вспомним хотя бы страшную блоковскую характеристику Победоносцева (во вступлении ко 2-й главе поэмы «Возмездие»): «В те годы дальние, глухие, В сердцах царили сон и мгла: Победоносцев над Россией Простер совиные крыла...»
Но если выражения серый кардинал нет в словарях и справочниках, то спрашивается: откуда мы его знаем? Культурная традиция, сохраняющая в нашем языковом сознании само выражение и его значение, как правило, восходит к тексту произведения, мимо которого не прошел никто из нас в своей читательской юности: к замечательному роману Александра Дюма-отца «Три мушкетера».
С удовольствием напомним содержание первых страниц романа, те обстоятельства, при которых читатель знакомится с юным гасконцем – и узнает о таинственном «сером кардинале». Когда, избитый слугами в Менге, д'Артаньян, обнаружив пропажу рекомендательного письма, грозит трактирщику именем капитана королевских мушкетеров, автор поясняет в тексте: «Эта угроза окончательно запугала хозяина. После короля и господина кардинала имя г-на де Тревиля, пожалуй, чаще всего упоминалось не только военными, но и горожанами. Был еще, правда, „отец Жозеф”... Но его имя произносилось не иначе как шепотом: так велик был страх перед „серым преподобием”, другом кардинала Ришелье» (ч. 1, гл. I).
Кто же такой отец Жозеф, прозванный современниками «серым кардиналом»? О нем можно прочесть в книге П. П. Черкасова «Кардинал Ришелье» (М., 1990). Франсуа Леклерк дю Трамбле (1577–1638), выходец из знатной французской семьи, получил блестящее духовное образование в ряде католических учебных заведений Европы; в 20 лет стал монахом ордена капуцинов, славящегося суровостью дисциплины и образа жизни, и выдвинулся как преподаватель богословия и философии. После встречи с Ришелье, который впоследствии становится могущественным министром Людовика XIII, начинается деятельность о. Жозефа в качестве ближайшего советника и помощника кардинала: он становится главой политической разведки, возглавляет разветвленную агентуру Ришелье в Европе; он вдохновитель и участник всех многочисленных интриг кардинала Ришелье – отсюда и прозвище «серый кардинал» (Е. Б. Черняк. Судьи и заговорщики. М., 1984). Почему же все-таки серый? Некоторые историки и писатели считают, что это связано с цветом одежды капуцинов – серым (например, А. Д. Люблинская – автор монографии «Франция при Ришелье», Л., 1982). Однако из энциклопедической литературы известно, что капуцины носили одежду темно-коричневого или бурого цвета (так, например, одеты капуцины в рассказах А. Конан-Дойла о приключениях бригадира Жерара).
Другое предположение связано с переносным значением слова серый – «бесцветный», «безликий», тем самым «неразличимый», «незаметный». Последнее значение слова серый (gris) уже было характерно для французского языка в XVII веке. Во всяком случае, как сообщил автору А. Д. Хаютин, в словаре Антуана Удэна, носящем пышное название «Французские редкости, служащие дополнениями к словарям, или Собрание наилучших свойств со множеством пословиц и изречений, для того, чтобы понимать самые разнообразные книжки» (1648), приводится выважение: La nuit tous les chats sont gris – «Ночью все кошки серы» (незаметны). Так что вполне вероятно происхождение прозвища «серый кардинал» на основе значения серый «неприметный –> теневой», откуда антонимия компонентов значения: «кардинал (красный – цвет одежды) – рядовой монах (серый = теневой)».
Любопытно, что Дюма эту парадоксальность значения дважды обыгрывает. Первый раз – в самом романе «Три мушкетера» в диалоге Портоса и Арамиса:
«– Будь я конюшим господина де Шале, – воскликнул Портос, – я бы проучил этого Рошфора!
– А вас проучил бы Красный Герцог, – спокойно заметил Арамис. (Здесь выражение серый кардинал – об о. Жозефе – зеркально трансформировано применительно к Ришелье, объединяя индивидуальные его признаки – титул и духовный сан: герцог, он же и кардинал, носящий одежду красного цвета. – Б. Ш.).
– Красный Герцог... Браво, браво! Красный Герцог... – закричал Портос, хлопая в ладоши и одобрительно кивая. – Красный Герцог – это великолепно. Я постараюсь распространить эту остроту, будьте спокойны» (ч. 1, II). И далее в романе встретим: «...гвардейцы других полков, не служившие Красному Герцогу, как прозвал его Арамис, при таких столкновениях принимали сторону королевских мушкетеров» (ч. 1, VI).
Возвращается к выражению серый кардинал Дюма в романе «Двадцать лет спустя». Сначала автор напоминает нам это выражение: «Комендантом Бастилии был в то время г-н дю Трамбле, брат грозного любимца Ришелье, знаменитого капуцина Жозефа, прозванного «Серым Кардиналом» (ч. 1, III). А затем уже повествуется о проделке герцога Бофора, заключенного – по проискам кардинала Мазарини – в Венсенский замок (в романе на Мазарини, естественно, «красная сутана, отделанная богатыми кружевами», ч. 1, I): «На следующий день он (Бофор. – Б. Ш.) заказал к завтраку раков и хотел соорудить к этому времени в своей комнате маленькую виселицу, чтобы повесить на ней самого лучшего рака. По красному цвету вареного рака всякий поймет намек, и герцог будет иметь удовольствие произвести заочную казнь над кардиналом...» (ч. 1, XX). Вернемся, однако, в сегодняшний день. «Серый кардинал» прочно закрепился как фразеологическое выражение для характеристики – большей частью – политических деятелей. Однако наблюдения над употреблением этого выражения в печати 80-х годов позволяют отметить любопытную тенденцию: противопоставление «наличие сильной власти – отсутствие официального положения» начинает ослабевать, а иной раз и стираться, на первый план в семантической структуре выражения выходит первый фактор («сила власти» или «сила влияния») – при нивелировке второго («отсутствие официального положения»). Серым кардиналом в печати все чаще называют лицо, само занимающее достаточно высокий пост, хотя и в связи с официальным лицом более высокого ранга, чаще – главой государства. Например:
«Серый кардинал Генсека (Л. И. Брежнева. – Б. Ш.) М. А. Суслов может поздравить себя со второй Золотой Звездой Героя Соцтруда» (Моск. Правда, 1988. 31 дек.).
Суслов – член Политбюро, секретарь ЦК КПСС, но здесь существенно другое: «Суслов безличная личность, созданная для действий за кулисами. Любой из членов ЦК мог представлять высшую власть, но не каждый мог ее осуществлять. Суслов ее осуществлял, сам оставаясь за кулисами... Согласно дворцовому протоколу Кремля, среди 11 членов Политбюро он занимает четвертое место после Брежнева, Косыгина, Подгорного. Но для протокола важны титулы юридической власти. Если бы существовал протокол фактической власти, то он начинался бы с Суслова 1970 г.» (А. Авторханов. Суслов: гроссмейстер партийной идеологии // Огонеr 1990, № 21).
Самый свежий пример – из биографии президента Ирака Саддама Хусейна: «11 лет он довольствовался положением второго человека – президентом был Хасан аль-Бакр,– но все в стране прекрасно знали, что „серым кардиналом”, подлинным руководителем страны был Хусейн. Именно его имя стали постоянно упоминать в обрамлении лестных эпитетов, он был наиболее цитируемым в прессе человеком» (Рабочая трибуна. 1990. 23 окт.).
В печати «серым кардиналом» неоднократно называют государственного секретаря США – по отношению к президенту США (ср.: «...тогдашнего главу Белого дома Р. Никсона, его „серого кардинала” Г. Киссинджера...» — Вокруг света. 1984, № 7. С. 28), но наиболее ярко рассматриваемая тенденция выражена в введении к книге А. А. Кокошина и С. М. Рогова «Серые кардиналы Белого дома» (само название чего стоит!), цитатой из которой мы и закончим статью: «...В 1624 г. фактическим властителем Франции стал кардинал Ришелье. Он известен тем, что укрепил во Франции абсолютизм, и, видимо, в неменьшей степени – благодаря своему ближайшему доверенному лицу и помощнику, „серому кардиналу” Жозефу. Именно эта серая тень кардинала Ришелье, никогда не появлявшаяся на авансцене, разрабатывала и подсказывала Ришелье все решения государственной важности. Название „серый кардинал” стало нарицательным.
В предлагаемой вниманию читателя книге речь пойдет о „серых кардиналах” нашего времени – помощниках президентов США по национальной безопасности в 60-е – 80-е гг. М. Банди, У. Ростоу, Г. Киссинджере, Б. Скаукрофте, 3. Бжезинском, Р. Аллене, У. Кларке и Р. Макфарлейне» (Автор Б.С. Шварцкопф, статья напечатана в журнале «Русская речь» за 2006 год, он издан в Москве, № 5, на страницах с 5 по 10).
7. И ещё раз о букве Ё
Непростая судьба выпала на долю буквы Ё. Долгие годы про неё не вспоминали, словно забыли про её существование. И, как всегда бывает в таких случаях, борцы за возвращение седьмой буквы алфавита порой перегибают палку: бездумное употребление буквы Ё может исказить смысл текста.
На самом деле в имеющихся «Правилах русской орфографии и пунктуации» приводятся необходимые уточнения, где говорится, что кроме текстов с последовательно употребляемым знаком ударения (к которым относятся, в частности, заголовочные статьи большинства словарей и энциклопедий и тексты, предназначенные для изучающих русский язык как неродной) буква ё должна последовательно употребляться в текстах, адресованных тем, кто ещё недостаточно владеет навыками чтения: в учебных и художественных произведениях для детей младших возрастов. В одном из примечаний специально оговорено, что любой автор вправе печатать свои материалы, последовательно употребляя букву ё.
Но для основной массы текстов правилами сохраняется выборочное употребление ё. Рекомендации сведены к трём пунктам: 1) для обеспечения правильного опознания слова (всё, нёбо), 2) для указания правильного произношения слова (сёрфинг, твёрже), 3) в собственных именах (Конёнков, Олёкма), о чём уже сказано выше.
В правилах уточнено, что в части случаев, относящихся к первым двум пунктам, ё употребляется для указания места ударения в слове: узнаём (чтобы отличить от узнаем), приведённый (чтобы предупредить неправильное ударение приведенный).
Буква ё как знак ударения часто выступает и в собственных именах. Сюда относится пример с названием Фалёнки, приведённый А. В. Суперанской в статье «Вновь о букве Ё» (см. «Наука и жизнь» № 1, 2008 г.). Много таких случаев в написании фамилий (именно для указания ударения нужна буква ё в таких фамилиях, как Дежнёв, Кошелёв, Чебышёв).
Если печатные органы будут строго придерживаться правил, утверждённых в 1956 году и подтверждённых новым справочником (с добавлением разрешения последовательно употреблять ё по желанию автора), не должно возникать никаких казусов.
Необходимо обосновать, почему новые правила не вводят последовательное употребление буквы ё для всех текстов. В предыдущей моей статье (см. «Наука и жизнь» № 4, 2000 г.) объяснялось, что овладевший процессом чтения читатель не испытывает затруднений при чтении книг, в которых буква ё употребляется только в сформулированных действующими правилами необходимых случаях. Предвижу возражение: зачем же «экономить», ведь маслом каши не испортишь, не лучше ли, не мудрствуя лукаво, писать всегда все слова с буквой ё? Постараюсь показать, что введение обязательного употребления ё для всех текстов таит в себе опасность... для русской культуры.
В передовых рядах «борцов» за букву ё оказалась «Литературная газета». И в первом же номере за 2004 год, в котором было объявлено, что отныне газета печатается с ё, она продемонстрировала, в чём заключается эта «опасность». Приведена такая цитата из Державина: «...Проходят годы, дни, рёв морь и бурей шум...» О том, что у авторов XVIII—XIX веков мог быть только рев, свидетельствуют приведённая А. В. Суперанской рифма присмирев – рев из «Полтавы» и другие пушкинские рифмы: напевом – ревом («Послание к Галичу»), присмирев – рев – гнев («Обвал»), гнева – рева («Езерский»). Можно привести ещё много таких примеров из произведений поэтов того времени.
Как сказано в статье А. В. Суперанской, академик В. В. Виноградов при обсуждении правила об обязательном написании буквы ё «очень осторожно подходил к введению этого правила, обращаясь к поэзии XIX века». Приведены его слова: «Мы не знаем, как поэты прошлого слышали свои стихи, имели ли они в виду формы с ё или с е».
Во многих случаях мы это знаем на основании рифм, например: совершенно – непринужденно, окровавленный – нетленный, утомленный – блаженной, возвращенный – смиренный, слезным – любезным, смущенный – отменной, усыпленный – блаженный, умиленным – бесценным («Евгений Онегин»), раскаленной – вселенной («Анчар»). Можно привести ещё очень много таких примеров не только из А. С. Пушкина, но и из других авторов XVIII—XIX веков.
И те слова и формы, произношение которых нельзя установить на основании рифм, мы не имеем права передавать в печати с буквой ё, руководствуясь современными нормами. Введя «обязательное» ё как общее правило, мы не убережём тексты наших классиков от варварской модернизации.
В то же время действующие правила, если их последовательно и внимательно придерживаться, снимают большую часть «трудностей».
Конечно, правила о букве ё нуждаются в ещё более детальных разъяснениях, чем это сделано в новом справочнике. Очень полезен был бы специальный словарь тех слов и грамматических форм, написание которых с буквой ё обязательно или желательно. В этот словарь целесообразно включить также те слова и формы, которые для облегчения чтения и правильного понимания текста следует печатать со знаком ударения. Среди них должны занять большое место имена собственные (Автор Н.Е.Еськова, статья напечатана в журнале «Наука и жизнь» за 2008 год, он издан в Москве, № 9, на страницах с 7 по 11).
Числа и цифры
Понятие о числе зародилось в глубокой древности, когда человек научился считать предметы: два дерева, семь быков, пять рыб. Сначала счёт вели на пальцах. В разговорной речи мы до сих пор иногда слышим: «Дай пять!», то есть подай руку. А раньше говорили: «Дай пясть!» Пясть — это рука, а на руке пять пальцев. Когда-то слово пять имело конкретное значение — пять пальцев пясти, то есть руки.
Позднее вместо пальцев для счёта начали использовать зарубки на палочках. А когда возникла письменность, для обозначения чисел стали употреблять буквы. Например, у славян буква А означала число «один» (Б не имело числового значения), В — два, Г — три, Д — четыре, Е — пять.
Постепенно люди стали осознавать числа независимо от предметов и лиц, которые могли подвергаться счёту: просто число «два» или число «семь». В связи с этим у славян появилось слово число. В значении «счёт, величина, количество» его начали употреблять в русском языке с ХI века. Наши предки использовали слово число и для указания на дату, год. С ХIII века оно стало обозначать ещё и дань, подать.
В старину в книжном русском языке наряду со словом число имело хождение существительное чисмя, а также прилагательное чисменый. В ХVI веке появился глагол числити — «считать».
Во второй половине ХV века в европейских странах получили распространение специальные знаки, обозначающие числа: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 0. Их изобрели индийцы, а в Европу они попали благодаря арабам, поэтому и получили название арабские цифры.
В нашей стране арабские цифры появились в Петровскую эпоху. В то же время в русский язык вошло слово цифра. Арабское по происхождению, оно тоже пришло к нам из европейских языков. У арабов первоначальное значение слова цифра — это нуль, пустое место. Именно в этом значении существительное цифра вошло во многие европейские языки, в том числе в русский. С середины ХVIII века слово цифра приобрело новое значение — знак числа.
Совокупность цифр в русском языке называлась цифирь (в старой орфографии цыфирь). Дети, изучавшие счёт, говорили: учу цифирь, пишу цифирь. (Вспомните учителя по фамилии Цыфиркин из комедии Дениса Ивановича Фонвизина «Недоросль», который обучал нерадивого Митрофанушку цифири, то есть арифметике.) При Петре I в России открыли цифирные школы — начальные государственные общеобразовательные учебные заведения для мальчиков. В них кроме других дисциплин детям преподавали цифирную науку — арифметику, математику.
Итак, слова число и цифра различаются и по значению и по происхождению. Число — единица счёта, выражающая количество (один дом, два дома, три дома и т.д.). Цифра — знак (символ), обозначающий значение числа. Для записи чисел мы используем арабские цифры — 1, 2, 3… 9, 0, а в некоторых случаях и римские — I, II, III, IV, V и т.д.
В наши дни слова число и цифра употребляются и в других значениях. Например, когда мы спрашиваем «Какое сегодня число?», то имеем в виду день месяца. Сочетания «в том числе», «из числа кого-нибудь», «в числе кого-то» обозначают состав, совокупность людей или предметов. А если мы доказываем что-то с цифрами в руках, то обязательно используем числовые показатели. Словом цифра называют также денежную сумму (цифра дохода, цифра гонорара).
В разговорной речи слова число и цифра часто заменяют друг друга. Например, числом мы называем не только величину, но и знак, который её выражает. Об очень больших в числовом отношении величинах говорят астрономические числа или астрономические цифры.
Слово количество появилось в русском языке в XI веке. Оно пришло из старославянского языка и образовано от слова колико — «сколько». Существительное количество употребляется в применении ко всему, что поддаётся счёту и измерению. Это могут быть люди или предметы (количество гостей, количество книг), а также количество вещества, которое мы не считаем, а измеряем (количество воды, количество песка). (Автор Б.С. Шварцкопф, статья напечатана в журнале «Наука и жизнь» за 2010 год, он издан в Москве, № 4, на страницах с 10 по 17).
