double arrow

Пятьдесят шесть дней после Казни Ша'ик 3 страница

Глава 2

 

Следует принять как неизбежное, что самый могущественный, самый ужасный, самый опасный колдун должен иметь рядом с собой женщину. Однако из этого совсем не следует, дети мои, что женщина подобной силы должна иметь при себе мужчину.

А теперь — кто желает стать тираном?

 

Госпожа Ву,

Малаз, Городская школа для сирот и подкидышей

1152 год Сна Бёрн

 

Бестелесный, то исчезающий, то проявляющийся вновь, состоящий из прядей дыма и тумана Амманас ерзал на древнем троне Королевства Теней. Глаза цвета полированного гематита не отрывались от стоявшей перед троном тощей фигуры. Неправильной формы голова стоящего была лысой, если не считать беспорядочно висящих над ушами и затылком клочков седоватых волос. Сросшиеся брови завершали этот хаотический венец. Брови дергались и колыхались в соответствии с неудержимым потоком беспокойных эмоций, искажавших лицо.

Странный субъект бормотал себе под нос, хотя не очень — то и тихо: — Он не столь уж страшен, не так ли? Там и тут, туда и сюда, здесь и повсюду, колеблющееся проявление колеблющихся намерений и, наверное, колеблющегося разума — лучше не дать ему прочесть мои мысли — надо выглядеть суровым, нет, внимательным, нет, довольным! Нет, постойте. Испуганным. Устрашенным. Нет, впавшим в трепет. Да, в трепет. Но не надолго, это же утомляет. Выглядеть скучающим. Боги, о чем я думаю? Что угодно, но не скучающим, не важно, насколько всё скучно, когда я смотрю на него и он смотрит на меня и Котиллион стоит вон там, скрестив руки на груди, опершись на стену и натужно улыбаясь — из какого сорта зрителей он? Я сказал бы, из худшего. О чем я думал? Ну, по крайней мере я думал! Я ДУМАЛ, это факт, и можно бы заключить, что Амманас делал то же, конечно, если счесть, что его мозг не вытек, ведь он состоит из теней и на чем там держаться мозгу? Суть в том — мне очень верно рекомендовали помнить о сути, что я и делаю — суть в том, что он вызвал меня. И вот я здесь. Верный служитель. Преданный. Ну, более или менее. Достойный доверия. Почти всегда. Скромный и вежливый, всегда. Такова видимость, но в мире сем и иных мирах лишь видимость имеет значение. Вот оно! Улыбка! Гримаса. Надо выглядеть полезным. Обнадеживающим. Озорным? Остроумным? Обстоятельным? Стойте, как выглядит обстоятельность? Какое выражение лица ее выражает? Я должен поразмыслить. Но не сейчас, ибо в данных обстоятельствах обстоятельность…

— Молчание.

— Повелитель? Я ничего не сказал. О, сейчас лучше отвести взор и подумать. Я ничего не сказал. Молчание. Может, он высказал плод наблюдения? Да. Должно быть так. Теперь поднять взор, почтительно, и произнести: "Да, повелитель, молчание". Так. Как он реагирует? Его сейчас разобьет паралич? Как тут поймешь среди всех теней. Если бы я сидел на троне…

— Искарал Паст!

— Да, мой повелитель?

— Я принял решение.

— Да, мой повелитель? Ну, если он что-то решил, почему не говорит?

— Я решил, Искарал Паст…

— Ну, вроде заговорил. Да, повелитель?

— …что ты… — Амманас сделал паузу и, вроде бы, провел рукой по лицу. — Увы мне… — добавил он тихо и сел прямее. — Я решил, что ты будешь делать.

— Мой повелитель? Отвести глаза, быстро! Это же сумасшедший бог. Я служу безумному богу! Какое выражение лица подтвердит это?

— Ты уйдешь отсюда. Быстро!

Искарал Паст поклонился. — Конечно, повелитель. Немедленно! — И встал в ожидании. Огляделся, бросил умоляющий взгляд на Котиллиона. — Я был призван! Я не могу уйти, пока слюнявый идиот на троне меня не освободит! Котиллион понимает — наверное, эти жестокие очи выражают веселье — но почему он ничего не скажет? Почему не напомнит бормочущему чернильному пятну на троне…

Амманас зарычал. Верховный Жрец Тени Искарал Паст исчез.

Амманас замер. Затем медленно повернул голову к Котиллиону. — Что уставился?

— Да так, — ответил Котиллион. — В последнее время ты стал каким-то невещественным.

— Мне нравится. — Они уставились друг на друга. — Ладно, ладно. Я что-то размяк!

Крик породил эхо и затих вдали. Плечи бога опустились. — Думаешь, он успеет вовремя?

— Нет.

— Думаешь, если успеет, одного его окажется достаточно?

— Нет.

— Тебя кто-то спросил?!

Котиллион молча наблюдал за Амманасом, нервно дергающимся и ерзающим на престоле. Наконец Повелитель Теней успокоился и воздел костистый палец. — У меня идея.

— Оставляю тебя наедине с ней. — Котиллион оттолкнулся от стены. — Пойду прогуляюсь.

Амманас не ответил.

Котиллион бросил взгляд через плечо: бог пропал. — О, — буркнул он, — это была хорошая идея.

Выйдя из Твердыни, он остановился, чтобы обозреть окрестности. Они имели обыкновение меняться в один миг — хотя не тогда, когда кто-либо смотрит на них. Он подозревал, что это проявление милосердия. Справа гряда лесистых холмов, впереди овраги и ямы, слева призрачное озеро с серыми парусами на горизонте. Демоны — Артораллахи пошли в набег на деревни Апторианов, заподозрил он. Район озер редко подходит так близко к Твердыне Теней, и Котиллион почувствовал смутное беспокойство. Казалось, что демоны этого мира выжидают своего часа, мало обращая внимания на Повелителя Теней и занимаясь тем, что им самим заблагорассудится. Обыкновенно это были междоусобицы, молниеносные набеги на соседей и грабежи.

Амманас мог заставить их покориться, если бы желал этого. Однако редко вмешивался, возможно, не желая испытывать прочность их лояльности. А может, его занимают иные заботы. Личные планы.

Дела идут неважно. "Ты сказал, размяк, друг Амманас? Я не удивлен". Котиллион умел сочувствовать, и сейчас почти что сочувствовал. Но недолго. Напомнил себе, что Амманас сам навлек на себя эти неприятности. "Кстати, и на меня тоже".

Дороги здесь узкие, кривые и обманчивые. Каждый шаг требует крайней осторожности.

"Да будет так. Ведь мы уже делали это. И успешно". Но на этот раз на кону стоит намного большее. Наверное, слишком многое.

Котиллион продвигался по неровной земле. Две тысячи шагов — и перед ним открылся спуск в овраг. Между грубыми скалами сновали тени. Они не желали расступаться перед ними и вились под ногами, как водоросли.

Многое в этом королевстве потеряло правильное… место. Он запнулся, и в ответ кишащие в углублениях утесов тени бешено заметались. В ушах раздались тихие крики, как будто тысячи людей тонут вдалеке. По лбу Котиллиона потек пот. Он ускорил шаг, стараясь поскорее миновать узкий спуск.

Тропа пошла вверх и излилась на широкое плато. Он вышел на открытое пространство, устремил взор к кольцу камней. Почувствовал кого-то рядом, повернулся, увидел высокий скелет, облаченный в лохмотья. Тот шел в ногу с ним, не так близко, чтобы суметь протянуть руку и коснуться Котиллиона, но достаточно близко, чтобы бог не чувствовал себя в безопасности.

— Ходящий-По-Краю. Давно я тебя не встречал.

— Не могу сказать того же о тебе, Котиллион. Я хожу…

—.. незримыми тропами. Знаю, знаю.

— Тобой незримыми. Гончие не разделяют этого порока.

Котиллион нахмурился, повернул голову и увидел шагающего в тридцати шагах позади Барена. Тяжелая голова пригнута к земле, глаза горят темно — алым. — Выслеживали?

— Думаю, их это забавляет.

Дальше они шли молча. Наконец Котиллион вздохнул: — Ты искал меня? Чего ты хочешь?

— От тебя? Ничего. Я вижу, куда ты идешь, и решил быть свидетелем.

— Свидетелем чего?

— Ожидающейся беседы.

Котиллион скривил губы: — А если я не желаю, чтобы ты слышал?

Черепам свойственна вечная улыбка; но в этот раз казалось, что она стала шире обычного. — В Тени нет уединения, Узурпатор.

"Узурпатор. Я давно убил бы негодяя, если бы он не был уже давным — давно мертв".

— Я тебе не враг, — продолжил Ходящий-По-Краю, словно угадав мысли Котиллиона. — Пока.

— У нас вполне хватает врагов. Поэтому новых мы не приветствуем. Увы, твое предназначение и твои цели нам неизвестны, мы не можем угадать, что тебя расстроит. Яви милость, расскажи сам.

— Не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— Это твои недостатки, не мои. Твои и Повелителя Теней.

— Очень удобная отговорка.

Ходящий-По-Краю, казалось, обдумывает язвительный ответ Котиллиона. Он кивнул: — Да, удобная.

"Давно бы…"

Они подошли к торчащим из почвы камням. Между ними нет ни одного прохода, лишь земляные насыпи у подножий, словно древний взрыв внутри круга расшатал тяжелые монолиты. Высокие камни склонились наружу, как лепестки огромного цветка.

— Неприятное место, — произнес Ходящий-По-Краю, когда они обходили сооружение, чтобы достичь входа — аллеи из низких, гнилых деревьев, вкопанных корнями вверх. Было похоже, что корни хватают воздух.

Котиллион пожал плечами: — Не хуже, чем любое другое в этом владении.

— Ты можешь так думать, но у тебя же нет моих воспоминаний. Ужасные события. Так давно было — а эхо всё звучит.

— Но здесь осталось мало силы, — заметил Котиллион, когда они прошли мимо двух камней.

— Верно. По крайней мере, на поверхности.

— На поверхности? Что ты имел в виду?

— Камни были полузакопаны с самого начала. Создатели сделали это намеренно. Верхний мир — и мир нижний.

Котиллион встал на месте и пригляделся к окружившим его деревьям. — А это проявление нижнего мира в нашем мире?

— Можно и так сказать.

— Здешнему проявлению может соответствовать иное, в другом мире? Там увидят правильно растущие деревья и почти скрытые землей камни?

— Если там все это еще не рассыпалось в прах. Круг очень древний.

Котиллион обернулся к трем драконам. Каждый у основания одного из камней, хотя тяжкие цепи уходят в землю, а не крепятся к граниту. Ошейники на шее и каждой из четырех лап, их соединяет цепь, проходящая по спине. Цепи натянуты так сильно, что могут помешать малейшему движению, даже не дадут поднять головы. — Да, — пробормотал Котиллион, — я согласен с тобой, Ходящий-По-Краю. Неприятное место. Я позабыл.

— Ты вечно забываешь. Остается лишь восхищение. Такова остаточная магия этого места.

Котиллион метнул быстрый взгляд. — Я под действием чар?

Тощее существо пожало плечами. Тихий стук костей. — Эта магия не обращает внимания, на кого направлена. Восхищение… и забвение.

— Я верю с трудом. Любое волшебство имеет цель.

Новое движение костлявых плеч: — Они голодны, но не могут есть.

Котиллион подумал, кивнул: — Ясно. Магия принадлежит драконам. Это я могу понять. А что сам круг? Его сила умерла? Если так, почему драконы еще связаны?

— Не умерла, просто не действует на тебя. Ты не входишь в круг ее забот.

— И отлично! — Он повернул голову, потому что Барен прошлепал мимо, опасливо обходя Ходящего-По-Краю, и уставился на драконов. Котиллион увидел, как шерсть его встала дыбом. — Можешь ли сказать, — обратился он к Ходящему-По-Краю, — почему они не говорят со мной?

— Может быть, ты не сказал ничего, достойного их ответа?

— Возможно. Как думаешь, они ответят, если я заговорю о свободе?

— Я пришел сюда, — сказал Ходящий-По-Краю, — чтобы узнать именно это.

— Ты можешь читать мысли? — тихо спросил Котиллион.

Массивная голова Барена дернулась в сторону Ходящего-По-Краю. Пес сделал один шаг в направлении твари.

— Я не всезнающ, — спокойно сказал Ходящий-По-Краю. Казалось, он не замечал внимания Барена. — Хотя такому, как ты, могу показаться всезнающим. Просто я живу столько веков, сколько ты и вообразить не можешь. Мне ведомы все рисунки мироздания, ибо они повторяются снова и снова. Нетрудно предугадать, если знаешь, что на нас надвигается. Особенно зная, какая у тебя дьявольская интуиция. — Черные провалы мертвых глаз Ходящего-По-Краю не отрывались от лица Котиллиона. — Ты подозреваешь, что драконы находятся в самом сердце грядущего. Или нет?

Котиллион махнул рукой в сторону цепей. — Наверное, они выходят в верхний мир? В какой Магический путь?

— А как ты думаешь?

— Попробуй прочитать мои мысли.

— Не могу.

— Итак, ты здесь, потому что отчаялся угадать, что я знаю и что подозреваю?

Молчание Ходящего-По-Краю стало вполне ясным ответом. Котиллион засмеялся. — Похоже, вообще не стану вступать в общение с драконами.

— Рано или поздно вступишь. И тогда я буду рядом. Так чего ты добьешься, если уйдешь сейчас?

— Ну, думаю, сумею разозлить тебя.

— Я живу столько веков, сколько ты…

— Так что тебя уже не раз злили. Не сомневаюсь, разозлят еще не раз.

— Попытайся, Котиллион. Прямо сейчас, если хочешь пережить грядущее.

— Хорошо. Надеюсь, ты назовешь имена драконов?

В ответе явственно слышалось раздражение: — Как пожелаешь…

— И почему они здесь скованы, кем.

— Этого не могу сказать.

Они уставились в глаза друг другу. Ходящий-По-Краю склонил голову набок. — Кажется, Котиллион, мы в тупике. Твое решение?

— Хорошо. Сделаю что смогу.

Ходящий-По-Краю перевел взор на драконов. — Они чистой крови. Элайнты. Эмпелас, Кальсе и Элот. Их преступление… амбициозность. Довольно частое преступление. — Существо повернулось к Котилилону. — Просто эпидемическое.

В ответ на этот неявный намек Котиллион пожал плечами. Подошел к плененным зверям. — Надеюсь, вы можете меня слышать, — проговорил он негромко. — Близится война. Еще несколько лет… Думаю, она втянет в свой костер всех Властителей из всех миров. Я хочу знать: если освободим вас, на чью сторону вы встанете?

Шесть сердцебиений молчания, и в разуме Котиллиона проскрипел голос: — Узурпатор, ты пришел искать союзников.

Раздался второй, явно женский, голос: — Надейся на нашу благодарность. Будь я на твоем месте, не торговалась бы. Нельзя уповать на верность и преданность.

— Согласен, это проблема. То есть вы хотите, чтобы я освободил вас до сделки?

— Это будет честно, — ответил первый.

— Увы, я не намерен быть честным.

— Ты страшишься, что мы тебя съедим?

— Если кратко, то да. Я знаю, что ваша раса любит краткость.

Раздался тяжелый, низкий голос третьего дракона: — Да, если ты освободишь нас, мы не станем терять времени на переговоры. Очень голодны.

— Что привело вас в это королевство?

Ответа не было.

Котиллион вздохнул: Я был бы расположен освободить вас — если верить, что я смогу это сделать — получив доказательства, что вы пленены несправедливо.

Драконица ответила: — А ты способен рассудить нас?

— Не время для препирательств, — ответил он, чувствуя наступающее отчаяние. — Тот, кто судил вас последним, был явно расположен против вас, и к тому же имел силу исполнить свой приговор. Я мог бы надеяться, что проведенные в цепях столетия заставили вас пересмотреть свои первоначальные планы. Однако похоже, что вы всего лишь жалеете, что не справились с тем судьей.

— Да, — сказала она, — мы жалеем. Но не только об этом.

— Хорошо. Выслушаем ваши резоны.

— Мы жалеем, — ответил третий дракон, — что вторгшиеся в этот мир Тисте Анди оказались слишком упорны в его разрушении и желании оставить трон незанятым.

Котиллион медленно, хрипло вздохнул. Оглянулся на Ходящего-По-Краю, но выходец молчал. — И что же, — спросил он драконов, — подстегивало их усердие?

— Мщение, конечно. И Аномандарис.

— Думаю, мы выяснили, кто же пленил вас.

— Он чуть не убил нас, — сказала драконица. — Слишком бурная реакция. Ведь лучше Элайнт на Троне Тени, чем другой Тисте Эдур или, страшно подумать, узурпатор.

— А Элайнты не были бы узурпаторами?

— Не пытайся играть в педантизм.

— Это случилось до или после разрушения Магического пути?

— Это не важно. Разрушение продолжается до сего дня; что до сил, начавших его — их было много, они были разнообразны. Как будто стая энкар'алов напала на раненого дриптара. Раненое существо привлекает… прожорливых.

— Итак, — сказал Котиллион, — освободившись, вы снова потребуете Трон Тени. Но в этот раз его кое-кто занимает.

— Законность этого требует серьезного обсуждения, — отозвался третий дракон.

— Проблема словоупотребления. Тень, отброшенная тенью.

— Вы полагаете, что Амманас сидит на фальшивом Троне.

— Настоящий трон находится не в этом фрагменте Эмурланна.

Котиллион скрестил руки на груди, улыбнулся. — А Амманас?

Драконы промолчали. Он с удовлетворением ощутил их внезапно возникшее беспокойство.

— Это интересное различение, — сказал сзади Ходящий-По-Краю. — Или ты просто играешь в увертки?

— Не могу сказать, — хихикнул Котиллион.

Драконица сказала: — Я Элот, владычица Иллюзий — по-вашему, Меанаса — а также Мокра и Тюра. Придающая форму Крови. Я выполнила всё, о чем просил К'рул. А ты сомневаешься в моей преданности?

— Ах, — кивнул Котиллион, — я верил, что вы уже знаете о грядущей войне. Знаете ли вы про молву о возвращении К'рула?

— Его кровь заражена, — ответил третий. — Я Эмпелас, придававший форму Крови на путях Эмурланна. Магия, подвластная Тисте Эдур, рождена моей волей — ты понимаешь это, Узурпатор?

— Драконы столь склонны к сентиментальности и громким заявлениям? Да, это я понял, Эмпелас. Следует заключить, что у каждого из Магических путей, Старших и новых, есть соответствующий дракон? Вы оттенки крови К'рула? А как насчет Солтейкенов — драконидов, например Аномандариса или, что более важно, Скабандари Кровавого Глаза?

— Мы удивлены, — с запинкой произнес первый дракон, — что ты знаешь его имя.

— Потому что вы слишком давно убили его?

— Жалкая догадка, Узурпатор, особенно жалкая тем, что обнаруживает меру твоего невежества. Его душа остается живой, хотя и пребывает в муках. Та, чей кулак проломил его череп и тем уничтожил тело, не союзница нам — как, подозреваю я, не союзница никому, кроме самой себя.

— Так ты Кальсе. На какой Путь ты претендуешь?

— Оставлю громкие претензии родичам. Не имею желания потрясать тебя, Узурпатор. Напротив, мне доставляет удовольствие знать, как мало ты понимаешь.

Котиллион дернул плечом: — Я спрашивал о Солтейкенах. Скабандари, Аномандарис, Оссерк, Олар Этиль, Драконус…

Ходящий-По-Краю вмешался: — Котиллион, теперь ты убедился, что эти драконы искали Трона Тени ради благородной цели?

— Да, Ходящий-По-Краю. Чтобы исцелить Куральд Эмурланн.

— Не того ли желаешь и ты?

Котиллион обернулся. — Неужели?

Ходящий-По-Краю казался удивленным. Он слегка наклонил набок голову и ответил: — Значит, тебя заботит не исцеление, а то, кто усядется на исцеленный Трон.

— Я понимаю дело так, — отвечал Котиллион. — Когда драконы выполнили приказы К'рула, им велели вернуться в Старвальд Демелайн. Они — источники магии, и потому им не позволено оставаться внутри Королевств и проявлять активность, иначе колдовство станет непредсказуемым, что, в свою очередь, поможет Хаосу, вечному врагу великой схемы. Но Солтейкены являют собой особую проблему. В них кровь Тиам, наделяющая могуществом Элайнтов. И все же они могут перемещаться, куда захотят. Они могут действовать, и они действуют. Причины очевидны. Скабандари был Эдур, и он стал их защитником…

— Истребив королевский род Эдур! — прошипела Элот. — Разлив драконью кровь в сердцевине Эмурланна! Открыв первый, роковой разрыв в Магическом пути! Врат ему не хватало!

— Тисте Анди для Аномандариса, — продолжал Котиллион. — Тисте Лиосан для Оссерка. Т'лан Имассы для Олар Этиль. Всем очевидны причины их предпочтений. Конечно, Драконус — существо более загадочное, потому что он давно уже пропал…

— Самый гнусный изо всех! — взвизгнула Элот.

Котиллион даже поморщился от силы этого распирающего череп голоса. Он отступил на шаг, поднял руку. — Прошу, не надо так. Честно говоря, мне все это не интересно. Разве что кроме факта вражды между Элайнтами и Солтейкенами. Единственным исключением кажется Силанна…

— Соблазненная чарами Аномандариса, — бросила Элот. — И бесконечными просьбами Олар Этиль…

— Принести огонь в мир Имассов. Ибо таков ее аспект? Тюр?

Эмпелас заметил: — Он не такой невежда, как ты думаешь, Кальсе.

— Но и ты заявляешь права на Тюр, — закончил мысль Котиллион. — Ага, очень умно со стороны К'рула. Заставил вас разделить силу.

— В отличие от Тиам, — ответил Эмпелас, — мы остаемся мертвыми, если нас убивают.

— И это привело нас к самому интересному вопросу. Старшие Боги. Они не из одного мира?

— Конечно, нет.

— И как давно они существуют?

— Даже когда Мать Тьма правила в одиночестве, — произнес Эмпелас, — были стихийные силы. Они двигались незримо — до прихода Света. Они связаны лишь собственными законами. Природа матери Тьмы — править только самой собою.

— А Увечный Бог — стихийная сила?

Молчание.

Котиллион вдруг обнаружил, что затаил дыхание. Задав такой вопрос, он ступил на скользкую тропу и уже сделал некоторые открытия. Многое надо обдумать — но сейчас разум словно онемел, осажденный новыми знаниями. — Я должен знать это, — выдохнул он тихо.

— Зачем? — спросил Ходящий-По-Краю.

— Если он таков, возникает следующий вопрос. Как можно убить стихийную силу?

— Ты хочешь расшатать равновесие?

— Ходящий-По-Краю, оно уже расшатано. Бог был сброшен на поверхность земли. Скован. Его сила разорвана на части, спрятана в крошечные, почти лишенные жизни Магические пути — но все они соединены с моим миром…

— Очень плохо для твоего мира, — бросил Эмпелас.

Небрежное равнодушие этого ответа разозлило Котиллиона. Он глубоко вздохнул и переждал, пока не угаснет гнев. Снова обратился к драконам: — Из моего мира он отравляет Магические пути, Эмпелас. Каждый Магический путь. Ты способен бороться с этим?

— Если нас освободят…

— Если вас освободят, — сурово улыбнулся бог, — вы продолжите исполнять старые планы, и еще больше крови Элайнтов прольется в Королевстве Теней.

— Ты и твой дружок — самозванец думаете, что способны убить нас?

— Вы сами допускали возможность. Вас можно убить, и когда вы убиты, вы остаетесь мертвыми. Не удивляюсь, что Аномандарис сковал вашу тройку. Вам нет равных в тупой самонадеянности…

— Разрушенный Магический путь — самый слабый Магический путь! Почему, думаешь ты, Скованный Бог работает через него?

— Спасибо, — тихо ответил Эмпеласу Котиллион. — Это я и хотел узнать. — Он оборотился прочь и побрел к оврагу.

— Стой!

— Еще побеседуем, Эмпелас, — бросил он через плечо. — Прежде, чем все провалится в Бездну.

Ходящий-По-Краю шел за ним.

Выйдя из каменного круга, существо заговорило: — Мне стыдно. Я недооценил тебя, Котиллион.

— Довольно обычная ошибка.

— Что будешь делать?

— Почему ты спрашиваешь?

Ходящий-По-Краю ответил не сразу. Они спустились по склону, пересекли овраг. — Скажи же мне, — спросило привидение, — ибо я готов оказать помощь.

— Я порадовался бы больше, если бы знал кто ты или что ты.

— Можешь считать меня… стихийной силой.

По спине Котиллиона пробежал холодок. — Ясно. Хорошо, Ходящий-По-Краю. Кажется, что Скованный Бог начал наступление по всем фронтам. Нас более всего тревожат Первый Трон Имассов и Трон Тени — по очевидным причинам. Мы чувствуем, что сражаемся в одиночестве — даже на Псов не можем положиться, учитывая, что Тисте Эдур явно сохраняют над ними власть. Нам нужны союзники, Ходящий-По-Краю. Сейчас.

— Ты только что набрел сразу на трех союзников…

— Нам нужны союзники, которые не оторвут нам головы, едва минует общая угроза.

— Ах, вот в чем дело. Хорошо, Котиллион. Я серьезно обдумаю ситуацию.

— Не жалей времени.

— Как противоречиво.

— Если кое-кому недостает чувства юмора, помочь трудно.

— Ты меня заинтересовал, Котиллион. А такое случается редко.

— Знаю. Ты живешь столько веков… — его голос замолк. "Стихийная сила. Похоже, он видел всё и всегда. Проклятие…"

 

* * *

 

Столь много способов ощутить ужасную нужду, великое сплетение замыслов, из которых исключены все сорта и оттенки моральных суждений. Маппо Коротышка чувствовал подавленность, бурлящий поток чистого и холодного горя. Он чувствовал, как под грубой кожей его ладоней память ночи медленно вытекает из камня, и вскоре материя ощутит атаку солнечного жара — а ведь пятнистое, изборожденное следами корней подбрюшье камня не ведало света много тысяч лет.

Он переворачивал камни. Уже шесть с восхода солнца. Грубо обтесанные доломитовые глыбы, и под каждой россыпь ломаных костей. Маленьких, окаменевших. Хотя вес камня раздробил каждую кость на мелкие кусочки, Маппо полагал, что изначально все скелеты были полными.

Да, таким был и остается обычай всех войн. Он знал это всеми рубцами и загрубевшими шрамами души, он не ощутил потрясения при виде останков давно убитых детей Джагатов. Ужас благословенно быстро пронесся через мысли, оставив после себя горе — старого его приятеля.

Поток горя, чистого и холодного.

Войны. Солдат против солдата, волшебник против волшебника. Полчища убийц, блеск ножей в ночной тьме. Войны, в которых закон сражался против мерзкого беззакония; в которых здравый умом боролся с социопатом. Ему случалось видеть кристаллы, за одну ночь вырастающие на пустынной почве — грань за гранью, словно лепестки распускающегося цветка — и казалось, что жестокость растет таким же образом. Один инцидент за другим, пока не случится взрыв, вовлекающий в себя все.

Маппо оторвал ладони от нижней стороны камня и медленно выпрямился. Оглянулся на спутника, все еще бродящего по теплому прибрежью Рараку. Как дитя, радующееся новому, неожиданному удовольствию. Плещется, проводит руками по тростникам, выросшим быстро, будто из воспоминаний моря.

Икарий.

"Мой кристалл".

Когда пожар затягивает в себя детей, исчезают различия между здравием и безумием. Он хорошо понимал, что его желание искать истину во всем — порок. Он находит оправдания любой жестокости. Имассы претерпевали угнетение от хитрых джагатских тиранов, их заставляли поклоняться ложным богам и делать мерзкие вещи. Пока они не обнаружили ложь. Началось мщение — вначале тиранам, потом всем Джагатам. Так рос кристалл, грань за гранью…

"Пока"… Он снова глянул на детские косточки, придавленные доломитом. Не известняк, потому что доломит лучше подходит для нанесения глифов, они гораздо дольше сохраняются на мягкой поверхности. Знаки хотя и выцвели за бесчисленные тысячелетия, но еще вполне различимы.

Сила чар сохраняется гораздо дольше, пусть давно умерли создания, плененные ими.

Говорят, что доломит удерживает в себе память. Так верит народ Маппо, за века блужданий встречавший много таких имасских построек — неуклюжих гробниц, священных кругов, вех и плоских курганов. Они находили их — и учились тщательно избегать. В тех местах присутствие духов — весьма ощутимая вещь.

"Или мы сами себя убедили в этом?"

Он сел на краю моря Рараку, на месте древнего преступления. Но кроме сплетения его собственных мыслей, тут нет ничего. Кажется, эти камни мало склонны к воспоминаниям. Холод ночи, жар дня. Ничего больше.

Самая краткая память.

Икарий, расплескивая воду, выбрался на берег. Глаза его светились от радости. — Вот так щедрый дар, Маппо! Вода меня оживила. О, почему ты еще не плаваешь, не принимаешь святой дар Рараку?

Маппо улыбнулся: — Благословение слишком быстро стечет с моей толстой шкуры. Боюсь растратить дар всуе и тем прогневать спящих духов.

— Я чувствую, — ответил Икарий, — будто наш поиск начался заново. Кто я. Что я сделал. Я открою также, — добавил он, приблизившись, — причину твоей дружбы. Почему ты всякий раз оказываешься рядом, хотя я снова и снова теряю себя. О, боюсь, я тебя обидел. Прощу, не надо хмуриться. Я всего лишь не понимаю, почему ты принес себя в жертву. Если ради дружбы — для тебя она должна быть самой разочаровывающей из дружб.

— Нет, Икарий, тут нет жертвы. И разочарования. Мы таковы и мы поступаем именно так. Вот и всё.

Икарий вздохнул и посмотрел на новое море. — Если бы я так же умел успокаивать себя мыслями…

— Здесь умерли дети.

Джаг резко повернулся. Зеленые глаза обежали землю вокруг Маппо. — Я заметил, что ты ворочаешь камни. Да, вижу. Кто они были?

Прошлой ночью некий кошмар стер воспоминания Икария. В последнее время такое случается чаще обычного. Странно. И тревожно.

— Джагаты. Войны с Т'лан Имассами.

— Ужасно творить подобное, — проговорил Икарий. Солнце быстро уменьшало капли воды на его безволосой, серо — зеленой груди. — Как может быть, что смертные так легко обращаются с жизнью? Погляди на пресное море, Маппо. Новое побережье кишит внезапно родившейся жизнью. Птицы, насекомые, всякие новые растения — так много простой радости, друг мой, что мое сердце готово разорваться.

— Бесконечные войны, — ответил Маппо. — Борьба за жизнь, каждый старается оттолкнуть ближнего и выиграть день.

— Сегодня ты мрачный собеседник, Маппо.

— Да, мне это свойственно. Прости, Икарий.

— Мы останемся здесь?

Маппо искоса посмотрел на друга. Без одежды он казался более диким, каким-то варваром. Краска, с помощью которой он маскировал цвет кожи, почти смылась.

— Как захочешь. Это же твое странствие.

— Знание возвращается, — ответил Икарий, не отрывая взора от моря. — Дар Рараку. Мы стали свидетелями подъема вод. Значит, к западу должны быть река и много городов…


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: