double arrow

Джойана Алэйа Янамари

 

Господин Тиглат просил еще денег. Скорее всего, хитрый партизан написал сразу два письма и отправил их с разрывом в три дня, создавая видимость бурной деятельности.

«Сударыня! Ваша щедрость беспримерна и равна по величию только вашей же любви к нашей несчастной родине… Ля‑ля‑ля, трам‑пам‑пам… бу‑бу‑бу».

Бумага отсырела в дороге и провоняла насквозь рыбой, даже брать в руки ее противно, разве только двумя пальчиками, оттопырив мизинчик. И подальше, подальше от чуткого носа.

– Не давай ему ничего, – посоветовал Рамман, лениво протянувший ноги к теплу живого огня. Очень длинные и стройные, к слову, ноги, с хорошо развитой икроножной мышцей, каковыми и предписывает нынешняя мода быть конечностям молодых людей благородного сословия.

Дверь починили, но всепроникающая весенняя сырость упорно сочилась в кабинет. Вот и пришлось растопить камин.

«Греешьс‑с‑с‑ся, змеюка?»

Приоткрыть один глаз, измерить призрака прохладным взглядом и мысленно процедить сквозь зубы: «А ты, я вижу, согрелся навсегда». Что еще нужно для приведения духа в бешенство? Пожалуй, только наглая ухмылочка на лице и в мыслях.

– Нельзя совсем ничего не давать. Иначе он найдет себе другого покровителя. Но не переживай, я буду экономна.

«Сдохни, тварь!»

У неупокоенных духов ролфи характер такой же отвратительный, как у их живых сородичей. И еще эта дурацкая манера махать оружием на собственную праправнучку.

«Ты совсем глупый, Эйккен эрн‑Янэмарэйн? Еще не догадался, что твой меч не причинит мне никакого вреда?» – улыбнулась Джона, протягивая пахучее письмо сыну для неторопливой кремации.

Когда прошел первый шок от встречи с отцовским предком, настало время мрачного веселья, единственного доступного для шуриа. Испокон веков духи мертвых врагов служили Третьим бесплатным развлечением и самой сладкой местью.

– Чем его доставили? Рыбным обозом? Фу!

«Тварь ползуч‑ч‑чая».

Джона вызывающе изогнулась по‑змеиному и сделала свободной рукой некое струящееся движение.

– Скорее всего, его доставили на континент на рыболовецкой шхуне, отсюда и вонь…

– А значит, господин Тиглат основательно… обосновался на Шанте, – продолжил мысль матери Рамман. – Думаешь, ему и в самом деле требуется так много денег?

Юноша испытующе поглядел на Джону, прямо сквозь рычащего призрака. Слишком сурово для молодого наследника обширных земель, которому пока еще полагается всерьез размышлять лишь о принципиальной разнице между блондинками и брюнетками либо же об отсутствии таковой. Слишком знаком этот взгляд леди Алэйе – Бранд точно так же гнул бровь, осмысливая сказанное. Губы сжаты плотно, точь‑в‑точь как у…

«Шлюшка ты паршивая. Моя такая же была – все норовила глазки строить чужим мужикам», – глумливо оскалился дедуля.

Бабуле можно было только посочувствовать, ведь этот бешеный, должно быть, ее к каждой лавке ревновал.

«Заткнись, паленая шкура».

Жаль, никого нельзя убить дважды. А то бы Джона не устояла перед искушением избавиться от Эйккена эрн‑Янэмарэйна раз и навсегда. Эта мстительная сволочь сумела уесть графиню до самых печенок. Мало того что кровожадный прапрадедушка повадился являться в сны, он и днем покоя не давал. Разве полезет в горло кусок, когда вокруг стола бродит, громыхая доспехами, призрак, комментируя каждое слово проклятой шуриа. И ходит и ходит, и бурчит и бурчит, и никакого сладу с этим дохлым ролфи. Вот напасть!

«Я – твоя прямая наследница, жареный пес. Забыл?»

Дед так яростно замахал своей ржавой ковырялкой, словно решил поиграть в ветряную мельницу. Задело его за живое, если так можно сказать о многовековом мертвеце, обидное прозвище. Будем знать, будем знать…

– Рамман, даже и не думай в этом направлении.

– Ты о чем?

И такое невинное личико, что хоть плачь от умиления. Пай‑мальчика вырастила, видят Великие Духи.

– О том самом. Тебе напомнить о долге наследника, сын мой?

Чеканным интонациям Джона тоже выучилась у покойного мужа. У него, кстати, можно было учиться целыми днями всему на свете.

– Старшему сыну – землю, долг и честь, младшему – весь остальной мир?! У тебя совесть есть, мам?

«Всех уморила, змеюка. Под корень извела всех Янэмарэйн. У‑у‑у‑у! Детей, и тех прижила от диллайн. Надо было топить без всякой жалости…»

Показывать этому дураку паленому Оркену, что ли? Но стоит ли винить в предвзятости заскорузлого головореза, если цивилизованные современники первым делом возложили вину за смерть графа Тунора Янамари на его самую младшую дочь‑шуриа? А на кого же еще думать, если все благородное и благополучное семейство мор в одночасье забрал, а прóклятая уцелела? Это при том, что от черной оспы шуриа мрут, как мухи в мороз. Само собой, первым делом вопрошающие взоры обратились на Джону, мол, где была и что делала, отчего живехонька‑здоровехонька? Ответ был прост, как, собственно, всегда случается, когда в жизнь смертных вмешивается сама Судьба. Однажды Элишва все‑таки не проснулась поутру, на радость своим пасынкам и падчерицам, которые не стали откладывать на долгий срок дело искоренения проклятых в своей семье. Пока Тунор горевал и пил страдание пополам с вином полуведерными чашами, Джону со служанкой выслали в уединенный загородный дом – место под названием «Жасминовая долина» и столь заброшенное, что, по мнению братцев и сестриц, шуриа там должна была зачахнуть от тоски уже через месяц. Прекрасный план. Сказано – сделано: Джона уехала, и ее место в Янамари заняла оспа. Забавно, да?

«Ничего не осталось от рода, от крови ролфи… всех под корень…» – сокрушался призрак, лязгая доспехами.

Какой же он шумный, этот противоречивый предок!

– Пока ты витаешь в высших сферах в Санниве, участвуешь в заговорах, вершишь судьбы мира и просто порхаешь из одной постели в другую…

Какой же ты деликатный и взрослый, сын мой!

«Ну я ж говорю – подстилка диллайнская!» – возликовал Эйккен.

Ба! Они же внешне похожи друг на друга – Рамман и этот полупрозрачный кусок ехидной сущности, осенило Джону. Вот она откуда, такая яркая ролфийская внешность у мальчика, в чьих жилах столь убывающе мало крови Вторых! Кому сказать!

«Топить и жечь! Жечь и топить!»

«А что ж ты так? Была ж возможность. Что теперь, спустя столько столетий, мечом махать? От тебя, Эйккен, видимо, и перешла моему папаше страсть к шуриа».

Дед перестал скалиться и рычать. Задумался? Неужели есть чем?

«Не смог. Она же не ревела, не просила пощадить, а кусалась и царапалась, что твоя дикая кошка…»

Джона ухмыльнулась: «А дедуля у нас затейник был. Любил грубые нежности».

На миг реальный мир застило изморозью, возвращая шуриа в прошлое эрна Эйккена, сквозь времена и века…

 

Тоненькая смуглая шейка с выступающей косточкой позвонка заворожила жестокого насильника и убийцу, точно волшебная руна на хрупкой ритуальной чаше. Рванул назад, прижался губами, сгорая от нестерпимого желания то ли одним укусом загрызть, то ли поцеловать. Бешеный ролфи, что с него возьмешь?

 

«Вот так все и было, – вздохнул дух. – Заворожила меня, змея подколодная. Дружинники роптали. Чуть не до бунта дошло. Никому ведь не дал даже пальцем прикоснуться или косо поглядеть… Пригрел аспидицу на груди. Эх!»

По крайней мере, еще одна семейная загадка благополучно разрешилась. Сколько лет Джона терзалась вопросом, почему же отец после трех жен самого достойного происхождения вдруг остановил свой выбор на чистокровной шуриа? Тунора сложно заподозрить в какой‑то излишней сентиментальности. У него уже имелись законные наследники обоих полов – два взрослых сына и три дочери, он мог позволить себе увлечься женщиной Третьих. Его особо не взволновало даже то, что Джона унаследовала проклятье Внезапной Смерти. Тунор Алэйа Янамари от силы трижды снизошел до разговора с младшенькой. Один раз Джона прочитала ему стишок. Кажется.

«Радуйся, что твой сын уцелел. Повезло ему – отец сожжен заживо, мать сбежала». Маленькому полукровке пришлось туго, сомнений быть не может. И он оказался достаточно живучим и сильным, чтобы вырасти среди ролфи и потом выгрызть зубами причитающееся по праву – замок, земли, титул. Наверняка ведь нашлось немало желающих припомнить нечестивую страсть отца к обыкновенной военной добыче. Ну а попрекали мамашей бедолагу до смертного одра.

«Ага! А потом бестолковые наследнички в благодарность влили гнилой крови диллайн! – разозлился дедуля, подслушав мысли Джоны. – Изничтожили крепкий род! Сволочи безмозглые!»

Демонстративное молчание матери Рамман переносил тяжело. Миледи не умела долго таить обиду, но если уж просыпалась в ней знаменитая злопамятность Третьих, то – держись. Поэтому молодой человек решил нанести упредительный удар, то бишь напасть первым:

– И нечего на меня так смотреть! Как сидеть безвылазно в Янамари и ходить нянькой за младшим братом, так я взрослый, а как высказать свое мнение – так несмышленый ребенок. Это несправедливо! Скажешь, нет?

– Я не считаю тебя маленьким, Рамман, я лишь пытаюсь оградить тебя от вещей неприглядных и недостойных. Пример твоего отца должен служить суровым уроком, а ведь Бранд был гораздо опытнее и старше.

«Не забудь сказать парню, что законнорожденный только он, – не преминул напомнить призрак. – У! Подлое бабье племя, стоит только отвернуться, как вы наставите рога».

Призрак еще долго поносил самыми последними словами неблагодарных потомков и неверных жен, но графиня Янамари успела притерпеться к его грубости и хамству. В конце концов, она такого наслушалась в императорском дворце! Тамошние призраки ведут себя гораздо хуже и слов не выбирают, даром что почти все – королевских кровей.

– Я не могу потерять еще и тебя, Рамман.

– А я тебя могу?!

Тема проклятия была в их маленьком семействе под суровым запретом. Так жить проще и спокойнее. Однако не стоит думать, будто шуриа безразлична собственная жизнь и не страшит внезапная смерть, совсем нет. Они быстро покоряются неизбежности и все силы отдают на поиски смысла и радостей жизни, а не на бесплодные сожаления о несправедливости судьбы. Их близким многократно тяжелее.

– Матерей не выбирают.

«Зато выбирают отцов. От него за пять шагов смердит диллайн».

«Нос заткни, Паленая Шкура», – мысленно рыкнула Джона.

– Я всего лишь прошу выслушать мои соображения относительно твоего участия в делах Шанты, – примирительно молвил юноша, присаживаясь в кресло напротив.

Все матери склонны видеть в своих детях исключительно достоинства и добродетели, Джойана в этом вопросе не считала себя исключением из правил.

«Ах, какой же ты убийственно красивый, – думала она, любуясь длинными ногами, шелковыми ресницами и тонким рисунком чувственных губ молодого человека, по чудесному стечению обстоятельств приходившегося ей сыном. – Сколько сердец будет разбито походя, еще до того момента, когда ты осознаешь свою власть над женщинами. Не сосчитать! А уж потом… Но зачем, ну скажи, зачем ты лезешь в политику, в эту грязь и мерзость, если имеется возможность оставаться в стороне?»

Впрочем, Джона еще не успела забыть себя в столь же юном возрасте. Когда ей казалось, что пока она прозябает в провинции, возится с крикливым младенцем и следит за тем, сколько сахару кладет кухарка в варенье, жизнь, бурная и настоящая, проходит мимо. И, помнится, точно так же пришлось доказывать Бранду, что она ему в Санниве пригодится – и на балу, и в постели, и в интригах.

И как обидно видеть любимого сына, со всей юношеской страстью стремящегося наступить на те же грабли. Видимо, мы все просто неспособны учиться на чужих ошибках. До определенного возраста. И то, чаще всего, столь благое намерение остается всего лишь пожеланием, а не повседневной практикой.

– И что же, по твоему мнению, я делаю не так? – сдалась Джона.

– Прежде всего, мы доподлинно не знаем, что делается на Шанте. И все эти велеречивые заявления о страдающей под ролфийской пятой Родине – не более чем сказки ушлого агента. Который, не исключено, работает не только на тебя или, скажем, графа Эска. Помнишь ведь поговорку насчет нескольких телег для тонкостенных горшков?

– В двурушничестве господина Тиглата я даже не сомневаюсь.

– Ролфийского там только – одинокий гарнизон. Синтаф фактически оставил Шанту на произвол судьбы, пролив и море кишат каперами – нашими, конфедератов, Ролэнси и просто пиратами.

– Абсолютно с тобой согласна. И?

– Прежде чем слать деньги какому‑то ловкому авантюристу, ты могла бы выяснить подлинную обстановку на острове. Вдруг ты и твоя помощь только вредит нашим… э… горцам?

Называться шуриа Рамман, к превеликому счастью, не мог. Проклятие его обошло стороной. Слава Великим Духам!

– Я всегда полагала, что черпаю информацию из источников, заслуживающих доверия, – уклончиво процедила несколько уязвленная графиня.

– Эск преследует собственные цели, не забывай.

– Аластар не стал бы меня обманывать, – мягко молвила Джона. – Уж поверь!

Призрак предка‑ролфи аж затрясся от беззвучного хохота.

«Курица ты! Диллайн не обманывают, только когда юбки бабам задирают».

«Ты все‑таки определись – курица или змея? – посоветовала женщина невозмутимо. – Или, может быть, дева‑василиск?»

– У Эска свои резоны. Как и у князя Вилдайра, – отмахнулся Рамман, но вдруг перегнулся через стол и, приблизив свое лицо к лицу матери, прошептал: – Ты никогда не думала, почему ролфи до сих пор не прибрали Тэлэйт, то бишь Шанту, к рукам? А ведь они могли бы. Флот Ролэнси по мощи давно сравнялся с синтафским. И что им стоит высадить десант, вырезать под корень последних шуриа и объявить остров своей собственностью?

«Выжечь змеиное гнездо! Выжечь раз и навсегда!» – радостно поддержал идею бесплотный дух.

А Джону насквозь продрало могильным холодом. Мальчишка, уже несколько лет носа не казавший из поместья, задавался теми же вопросами, что и они с Лерденом Гарби. И Рамман глядел в самый корень проблемы. Но если это в нем не говорила кровь отца, то что же?

«А губа у тебя не дура, змеюка! – восхитился догадливый призрак. – Абы перед кем ты не заголялась. Но могла бы и хорошего ролфи подыскать».

– Я думаю, что на твой… остров у всех игроков свои планы. И заслуга господина Тиглата лишь в том, что он умудряется лавировать между ними и никому не попадаться на зуб, – продолжал юноша. – Я бы на твоем месте все же проверил, что он подразумевает под «поддержкой патриотов».

– Не забывай, я веду дела с Тиглатом и ему подобными личностями еще и потому, что ему покровительствуют наши союзники.

Рамман уставился на мать немигающим взглядом:

– Где были твои хваленые союзники, когда казнили Гарби?

И был прав.

– Беда в том, что настоящие правители Синтафа при дележе власти предпочитают меряться магией, а не калибром пушек и численностью линейных кораблей, – не стала скрывать горечи в голосе Джона.

– Синтаф распадается, мама. Называй вещи своими именами наконец‑то. Гниет и разлагается.

Откуда, скажите на милость, откуда эти суровые скорбные складки на лбу юного графа?

С одной стороны, приятно знать, что твой мальчик вырос и с ним можно поговорить серьезно об очень серьезных вещах, а с другой – как объяснить ему, такому пылкому и считающему себя самым зорким и проницательным, всю сложность настоящей политической интриги. В целом все действительно выглядит ясно и понятно, но существует столько невидимых взаимосвязей, которые способны уничтожить любое, самое благое начинание. Не бывает абсолютных врагов, как не бывает исключительно правых и полностью виноватых. Взять хотя бы эсмондов. На первый взгляд им ничего не стоит избавиться от какой‑то презренной шуриа, неудобной во всех отношениях графини. Наемный убийца или ловкий отравитель справится с женщиной в три счета. Но тив Херевард совсем не дурак и понимает, что за леди Янамари стоят влиятельные люди. Ее можно напугать, передав письмецо через преподобного Удаза, можно даже отправить в изгнание, но эсмонд много раз подумает, прежде чем решится на столь важный шаг. Почти всю прошедшую ночь Джона глаз не сомкнула. Все думала и думала о письме и весомости и подлинном значении слов эсмонда. Для шуриа – подвиг, между прочим. Особенно когда вокруг кровати бродит неупокоенный дух бешеного ролфи. Зрелище эффектное, но сильно отвлекает.

«Знаем мы бабские мысли. Как бы мужику в кошель и в штаны залезть».

«Будь добр, не гавкай».

– Мама?

Джона от неожиданности вздрогнула и поспешила улыбнуться. Когда шуриа впадают в глубокую задумчивость, то со стороны это выглядит крайне пугающе – один только немигающий взгляд, лишенный какого‑либо выражения, чего стоит.

– Ты прав почти во всем, кроме собственного желания поваляться во всей этой грязи.

– Я не хочу…

– Да ты прямо‑таки сгораешь от нетерпения очутиться в центре событий. Разве нет? Чувствуешь себя неуязвимым?

Рамману и хотелось бы солгать, изобразить лицом ролфийское презрение или диллайнскую надменность, но матери… нет, шуриа бесполезно врать об истинных чувствах и желаниях. Поэтому он только тяжело вздохнул и, честно глядя Джоне в глаза, сказал:

– Я не хочу сидеть сложа руки и ждать, когда все в моей жизни решат за меня.

– Не обольщайся. Все и решено без твоего спроса и разрешения. И без моего.

– А заговор Гарби?

– Рискованная вылазка в стан врага… Практически наугад. В надежде застать кое‑кого врасплох и в одних подштанниках, – ответила предельно честно леди Янамари. – И эта попытка не удалась.

Джона развела руками в широком жесте, так чтобы взмах ладони пришелся прямо по носу присмиревшему призраку эрна Янэмарэйна.

«У! Змеюка!»

«Не спать, Жареный, не спать!»

Нельзя этим духам спуску давать, пусть не забывает, кто тут живой, а кто – давным‑давно мертвец.

– И что ты намерена делать?

– Я вернусь в Санниву и поступлю так, как считаю нужным.

Сказано было тоном, не терпящим ни вопросов, ни возражений.

Рамману ничего не оставалось, кроме как приложиться губами к перстню на пальце родительницы и, чопорно кивнув, выскользнуть из комнаты. В обширном «гардеробе» обликов Джойаны Алэйи имелся набор весьма крепких доспехов, и хотя извлекались они на свет крайне редко, но всегда по серьезному поводу. И под горячую руку графине лучше было не попадаться.

«А теперь, Жареный Пес, рассказывай, что ты там учуял такого? Что пробудило тебя от вечного сна? Или кто? И зачем?»

Наглый и шумный дух слегка опешил и даже попятился назад перед наступающей на него шуриа. Низкорослая щуплая женщина против рослого призрачного воина.

«Что‑то я тебя, змеюка, совсем не пойму», – прошелестел он растерянно.

«Все ты понимаешь, ролфи. Не прикидывайся дурачком! Тебя ведь кто‑то разбудил, кто‑то вызвал из небытия. Кто? Кто‑то из прислуги? Тив Удаз?»

«Ничего я тебе не скажу, шаманка проклятая».

Ах ты, какой упертый!

«Еще тысячу лет не видать тебе Чертогов Оддэйна, так и знай! Будешь скитаться меж небом и землей до тех пор, пока окончательно не развоплотишься, вместе с твоей жестокой бесстыжей душонкой, ролфи!» – пригрозила леди Алэйа.

«Ничего, ничего! Священный Князь доведет дело до конца, огнем выжжет вашу с диллайн заразу, смоет в море грязь! За все отомстит, за все будете держать ответ!»

Значит, все‑таки без Вилдайра Эмриса здесь не обошлось, поняла Джона. Будем знать!

А у Эйккена эрн‑Янэмарэйна за столько веков забвения накопилось что сказать живым, и он вовсю пользовался случаем быть услышанным. Более всего он напоминал рассерженного шмеля, вьющегося по комнате с угрюмым гудением. Джойана с улыбкой наблюдала за его монотонным кружением, откинувшись на подушки.

«Повезло тебе, Жареный, если бы не я, то до кого б ты докричался?»

«Оддэйн все слышит!»

«Угу‑угу. Что ж он тебя до сих пор не забрал в Чертоги? А? Может, ему там еще один ценитель красоток‑шуриа попросту не нужен?»

Ох, что тут началось! От мельтешения перед глазами ролфийского меча у Джоны голова едва не закружилась. Зато так смешно.

Сидим на подушках и любуемся на озверелого призрака – получаем свое маленькое удовольствие и думаем о том, что смейся или не смейся, а ведь Эйккен любил свою несчастную жену. О! Еще как любил. И до сих пор любит, как это принято у ролфи, одновременно умудряясь еще и от всей души ненавидеть. Счастье, что у шуриа собственное посмертье, а то и там бы нашел, настиг и за косы отволок в Чертоги к Оддэйну. Недаром верность ролфи вошла в поговорку.

«Она мне была верна, а ты собственному мужу рога наставила, поганка!»

«А вот это не твое дело, Жареный Пес», – вспылила Джона.

Бранд не виноват, что первым в ее жизни всегда был другой. Во всяком случае, не многовековому покойнику судить.

 

Рэналд эрн Конри

 

«Что за?.. Какого проклятого змея ты вырядился в юбку, Сэйвард?!»

Нет, конечно же, лорд‑секретарь эрн Конри удержался от этого возгласа и ничем не выдал своего изумления, даже бровью не повел. Разве что зрачки слегка расширились у него и глаза на миг плеснули волчьей зеленью, но вошедшая в его кабинет девица была слишком занята борьбой с собственными чувствами, а потому вряд ли что‑то могла заметить. А вот князь, незримое присутствие которого в комнате Конри уже успел почуять, наверняка разглядел все, если не мысли прочитал, и сделал свои выводы. Их только слепой не сделал бы – да еще эта вот девочка, так убийственно похожая на своего отца. Из Чертогов Оддэйна нет возврата, и духи мертвых сроду не являлись ни одному ролфи, так что Сэйвард эрн‑Кэдвен не мог вдруг предстать перед бывшим другом…

А если бы мог?

«Я не виноват, – наверное, в тысячный раз повторил Рэналд больше самому себе, чем Сэйварду или его дочери. – Был приказ, и была необходимость. Ты знал, на что шел, Кэдвен. Знал, на что шел! Я не виноват».

Но капитан Кэдвен и так это помнил, а Грэйн ир‑Марен не убедит и тысяча клятв. Или все‑таки?..

– Как несказанно приятно мне наконец‑то иметь возможность видеть вас, моя дорогая, – с обаятельнейшей из улыбок Конри, изображая приветствие, чуть привстал в кресле и указал ей на другое, напротив: – Присаживайтесь, посвященная госпожа. Быстрота, с которой вы исполнили мое предписание касательно вашего прибытия, делает вам честь. Устали с дороги?

– Ничуть, милорд, – отозвалась она, осторожно присаживаясь на самый краешек и напряженно выпрямив спину. И выжидающе уставилась на него, прямо‑таки сверля взглядом. В глаза смотрела, словно позабыв вдруг все древние правила вежливости.

«Знает», – констатировал лорд‑секретарь и мгновенно сменил и тон, и выражение лица.

– Что ж, прекрасно, – откинувшись на спинку кресла, он сцепил руки на животе в замок и окинул ее холодным оценивающим взглядом. – Тогда нет нужды тратить время на пустые любезности, прапорщик. Вы отслужили под знаменами Бегущего Волка три пятилетия и получили офицерский чин и знак посвящения Локке. Скажите, теперь вы намереваетесь выйти в отставку, дабы воспользоваться заслуженными привилегиями, положенными вам по статусу, или же решитесь продолжить путь служения Ролэнси честью и кровью?

– Думаю, – взгляда дочка Сэйварда так и не отвела, – вы знаете ответ, милорд, иначе не стали бы дарить мне этот чин. Полагаю, это был аванс. Я его приняла. Это – ответ. Теперь я здесь, перед вами, и жду ваших приказаний.

– Вот как, – Конри тонко усмехнулся. Молодая волчица показывает зубы. Хорошо! – Ждете, значит, приказаний… И вы понимаете, конечно же, что эти мои приказания могут показаться вам… странными… или даже непристойными? Несовместимыми с офицерской честью? А?

– Вполне понимаю, милорд, – она сперва серьезно кивнула, а потом вдруг усмехнулась в ответ: – Однако я понимаю также, что вы неспроста вызвали именно меня и именно сюда, а не в ваш кабинет на площади Дозорных Башен. Следовательно, это я вам нужна. Поэтому, прежде чем говорить о приказах, не обсудить ли нам вопрос цены?

Рэналд эрн‑Конри, признаться, ожидал иного ответа. Девическое смущение или праведный гнев были бы уместней, на его взгляд, чем это… предложение поторговаться?

Из темного угла кабинета ему почудилось еле слышное фырканье. Значит, Его Священная Особа все‑таки почтил нынче дом лорда‑секретаря своим присутствием, как и грозился. И, вероятно, получает массу удовольствия, наблюдая за этим безумным разговором.

– Я не совсем понимаю вас, прапорщик, – сухо молвил Конри, выделив это «прапорщик» голосом и жестом. – Вы что же, торговаться со мной вздумали?

– Ну, отчего же, – волчица и впрямь показала зубы. Буквально. – Вы же прекрасно знаете, чего именно я хочу. Ради чего я отдала пятнадцать лет армии и сижу теперь здесь, перед вами.

– А! – Конри оскалился в ответ. – Земля, не так ли?

– И не просто земля, – жестко отрезала она. – Я желаю вернуть наследственное владение моего отца – и его благородное имя. Мой Кэдвен.

Мой Кэдвен, хотели вы сказать, – уточнил он, прищурившись. – Неплохо! Клянусь Сворой Оддэйна, воистину нескромное желание для дочери предателя и безземельной торговки!

– Что до моего отца, – продолжала Грэйн, глядя теперь куда‑то в стену поверх его плеча и словно не слыша этой реплики, – то предателем он не был, и вам это известно не хуже меня. А может быть, даже лучше.

«Дерзость отчаяния, – удовлетворенно подумал он. – Или отчаянная дерзость? В любом случае, я не ошибся. То, что надо».

– Что ж, может быть, и так, – уже откровенно ухмыльнулся лорд‑секретарь. – Но тогда вы тем более должны понимать, чем закончится для вас неудача.

Девушка слегка посерела.

– О да, – пробормотала она. – Но я готова выполнить любой ваш приказ, если… то есть когда вы…

«Попалась», – констатировал он.

– Тогда перестаньте лепетать, эрна Кэдвен. Да, вы получите это владение. Более того, необходимые бумаги я подготовлю немедля. Но вот это – действительно аванс, и, кровью Локки клянусь, вам придется его хорошенько отработать.

– Что я должна буду сделать? – наконец‑то догадалась спросить девушка.

– Очень своевременный вопрос, – Конри хохотнул и выбрался из‑за стола. – Подите‑ка сюда, поближе. Взгляните, – он отдернул шторку, открыв огромную, во всю стену, «карту Ролэнси, прилегающих морей и сопредельных территорий». – Вам знакомо это название?

– Остров Тэлэйт, – голос дочери Сэйварда все‑таки дрогнул.

– Верно. Остров Тэлэйт или, как именовали его шуриа, Шанта. Корона, а точней будет сказать – ключ. Ключ к Проливам, завладев которыми мы сможем наплевать на нежелание Синтафа мирно пропускать наши корабли в порты Конфедерации. И в какой‑то степени ключ к самому Синтафу.

– Или плацдарм… – пробормотала она.

– Умница, – Конри одарил ее улыбкой, от которой бледные щеки прапорщика ир‑Марен слегка порозовели. – И совершить вам предстоит именно то, чего не смог сделать ваш отец. И те, кто пробовал после него – а таковых было немало. Грэйн эрна Кэдвен, – торжественно провозгласил он, – вам надлежит добыть для Ролэнси этот ключ.

– Кровь Локки, как увлекательно, – буркнула Грэйн с едва скрытым сарказмом в голосе. Нарочитый пафос слов Конри смыл с ее лица малейший признак смущенного румянца.

– Так вы согласны?

– А почему вы спрашиваете? – мрачно поинтересовалась она. – Разве ответ не очевиден?

– Чтобы дать вам иллюзию свободного выбора, – откровенно ответил лорд‑секретарь. – И вы, разумеется, понимаете, что это всего лишь формальность. Я уже слишком многое вам рассказал, чтобы вы могли теперь отказаться.

– Я догадалась. Что ж, считайте, что формальности мы соблюли.

– Отлично, – Конри кивнул. – Тогда, прежде чем я продолжу, вот вам первый странный приказ. Раздевайтесь.

 


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: