Усовершенствованный Катехизис

 

Новый «Катехизис Католической церкви» постарался избежать большинства прежних ошибок, но сохранил при этом прежний словарь, прежний, увы, традиционный язык: вот только искупительная роль крестной жертвы связывается в нем уже не со Страстями Христовыми, а с Его любовью. После нескольких цитат из Писания, не вполне соответствующих этой схеме, там дано следующее заключение: «Иисус возместил нашу вину и принес Отцу удовлетворение за наши грехи»[8].

В следующем параграфе предпринята попытка улучшить эту древнюю концепцию нашего спасения, но, увы, авторы при этом так и не дерзнули порвать четко и ясно с этой ужасной традицией. Пытаясь без конца поддерживать миф о непогрешимой церкви, мы делаем только хуже. Вот этот текст:

«Именно “любовь до конца” (Ин 13:1) наделила жертвоприношение Христа искупительной и спасительной, очистительной и возмещающей ценностью».

Однако издревле и до наших дней существует совсем другая версия христианства, всегда отказывавшаяся от такого непотребства: традиция христианского Востока, сегодня представленная православием. Особенно отчетливо выглядит такой отказ на фоне того, что и в истории православия были богословы, пытавшиеся ввести в обиход эти западные категории. Реакция на это, из самой глубины традиции, не замедлила заклеймить эту карикатуру на Божию любовь[9]. Для нас в такой перспективе неприемлем не только тот факт, что наше спасение оказывается купленным слишком дорогой ценой, но еще и то, что пожаловано нам тут это спасение всецело извне. Хорошо, пусть гнев Отца будет, наконец, умиротворен, тем лучше, но не очень понятно, как такое умиротворение может сделать грешника хоть немного лучше. А ведь такой «механизм» искупления мы то и дело встречаем в западной духовной литературе.

 

«Искупительное» страдание в жизни святых

 

Тема эта восходит прямиком к посланиям апостола Павла, сказавшего по поводу скорбей: «…восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых…» (Кол 1: 24).

Вслед за апостолом Павлом и многие святые стремятся принести себя в жертву, чтобы соучаствовать тем самым в страданиях Христа, вернее, в Его Страстях. Вот, например, что написала девятилетняя девочка, которой затем суждено было стать одним из величайших мистиков нашего времени. Текст этот датирован 1911 годом, и написан маленькой девочкой. Пусть стиль не помешает вам его понять:

 

«О мой дорогой Иисус…

Лишь для Тебя я буду жить.

Я буду работать, молча,

И, если Тебе будет угодно, я, молча, многое выстрадаю.

Я умоляю Тебя: сделай меня святой,

Великой святой, мученицей.

Позволь мне всегда оставаться верной.

Я хочу спасти много душ…»[10]

 

Это непосредственный отпечаток в душе исключительно щедрой, в душе ребенка, всех тех благочестивых речей, которые произносились веками. Позднее, когда Ивонна Бовэ станет сестрой Ивонной‑Эме Иису са, ее просьба будет удовлетворена с избытком. Ее медицинское досье выгладит удручающе. Но нас сейчас интересует тот смысл, который она сама придавала своим страданиям, и который вполне соответствует ее изначальному стремлению, выраженному в девятилетнем возрасте.

24 июля 1924: «Сейчас Крест явлен во всех своих формах. Я страдаю за Малеструа и за благо человеческих душ».

9 января 1925: «О, Иисус, все эти страдания ради Твоих душ. Я взяла на себя труд искупить все кощунства, все грехи гордыни, зависти, ревности, роскоши, лени, чревоугодия, жадности, гнева моих 312 душ[11]. Я хочу заплатить за нехватку милосердия, за пренебрежение уставом, за все те прегрешения, которые оскорбляют Тебя в посвященных Тебе душах. Чтобы это исправить, я хочу страдать всем телом. Я всю себя вручаю Твоей справедливости. Умиротвори ее на мне… Я хочу спасти души»[12].

Тут заключена вся традиционная теология. Я вас не обманул. Не преувеличивал. Речь идет о том, чтобы «искупить», чтобы «заплатить» за «оскорбления». Зачем? Чтобы «спасти души». Как? Умиротворив божественную «справедливость». Каким образом? Страдая всем телом! Только так. И даже термин «умиротворение» подходит ведь не только к идее справедливости. Более того, справедливость обычно «удовлетворяют». А «умиротворяют» гнев.

К сестре Марии‑Марте Шамбон[13] Христос обращается с речью, вполне соответствующей подобной теологии:

«Я наделяю тебя ответственностью за недостатки твоего ближнего… Ты будешь жертвой, чтобы каждый день искупать грехи всех[14] […] Вам нужно достичь благодати через страдание[15] […] Я даровал тебе страдание, чтобы несколько душ смогли выйти из Чистилища»[16].

Речь идет о самых разных страданиях, и Христос самолично их требует. Он требует, чтобы она спала на голом полу, и ей не удается уснуть, пока настоятельница не разрешает ей этого[17]. Он приказывает ей носить власяницу днем и ночью, и когда настоятельница повелевает ее снять, она испытывает такие невыносимые мучения, что ей приходится ее вернуть. Христос требует, чтобы перед сном она надевала терновый венец. Настоятельница это запрещает. Но сестра Мария‑Марта серьезно заболевает и выздоравливает лишь после того, как ей и это разрешают[18]. Позже, опять по приказу Христа, она заменяет терновый венец железным, «из которого торчат иголки». Это маленькое чудо изящества, конечно, слишком элегантное для нее, причиняло ей такую боль, что она «впала в искушение снять его и положить рядом с собой». Но тогда Иисус Христос явился ей на Кресте в невероятных страданиях, Его лоб пронзали иглы терновника; крупные слезы катились у Него из глаз… и искупительная Кровь сочилась из всех ран на этой святой Голове: «Дочь моя, Я не снимаю Своего венца», сказал ей Спаситель, и это прозвучало, как любовный упрек. При этих словах наша сестра сконфузилась; она «подняла свой венец и с тех пор больше не пыталась его снять»[19].

Все это может показаться крайностью, интересной только психиатрам, но довольно сомнительной. Да и Церковь несколько сдержанно относится к сестре Марии‑Марте, которую так пока и не канонизировали. Но, в действительности, мы находим много похожего и в житиях общепризнанных святых. Так одной (прекрасной) ночью Христос явился святой Екатерине Сиенской с двумя венцами, предложив их ей на выбор. Первый был из золота, украшенный жемчугами и драгоценными камнями, второй был терновый. Конечно, святая Екатерина отреагировала так же, как это сделала бы любая из вас, дорогие дамы. «Ни минуты не сомневаясь, Екатерина протянула руку к терновому венцу… И Иисус так сильно надвинул венец ей на голову, что потом она уже всегда чувствовала, как иглы вонзаются ей в лоб…» Здесь речь идет всего лишь о видении. Но результат и смысл остаются все теми же[20].

Даже святую Терезу из Лизье можно порой заподозрить в этом же направлении мыслей. Когда она предстала в видении другой Терезе, Терезе Нойманн, чтобы ее исцелить, то при этом не преминула сообщить ей: «… тебе придется еще много и долго страдать, и никакой врач не сможет тебе помочь… Страдание спасет больше душ, чем даже самые блестящие проповеди»[21].

Часто, чтобы пробудить героизм, перед святым или святой предстает сам Христос, требуя, чтобы они заранее согласились на те испытания, которых от них ждут, и объясняя, что это нужно, чтобы спасти души. Вся западно‑христианская мистическая литература полна рассказов о таких святых, заранее согласных на собственную жертву. Если даже речь не заходит о физических страданиях, на их месте обязательно возникают нравственные или духовные страдания, что тоже не лучше.

Так Христос возвещает сестре Консолате Бетрон: «Я не дарую тебе стигматов, как твоему Отцу святому Франциску, но зато Я дарую тебе все печали Моего сердца и души». И еще: «Сегодня утром Я, Распятый, снизойду к тебе и со‑распну тебя вместе с Собою»[22]. Хорошенькая перспектива, не так ли? Многие на такое предложение вскрикнули бы: «Господи, Вы слишком добры! Пусть Ваши сокровища останутся при Вас, если у Вас не найдется для меня чего‑нибудь другого».

Когда такие признания читают наши современники, у них нередко возникает чувство, что подобный Бог любви слишком уж упивается страданиями. Жертв своей любви он любит здесь любовью Дракулы. Подобная литература вызывает сегодня ожесточенный протест еще и потому, что не очень‑то заметно, чем же это, так настоятельно требуемое, страдание, может облегчить путь грешника к вечному спасению.

Итак, мы рассмотрели здесь несколько тем, весьма характерных для католического богословия, когда внешнее по отношению к нам и совершенно не зависимое от нашей воли действие может напрямую воздействовать на волю Бога и обеспечить наше спасение. Но есть еще и другой ряд обрядов или текстов, которые вроде бы должны воздействовать уже непосредственно на сознание грешника и быть в состоянии изменить его, при том, что со стороны грешника тут не заметно ни малейшего личного усилия и в самом деле обратиться и изменить свою жизнь.

 

 

Теология крещения