Что скрывают сплетни: ваш ребенок — ябеда?

Хорошо ли, что ребенок рассказывает всю правду о проступках других? Поощряете ли вы детей доносить друг на друга, если кто-то из них провинился? Должны ли они сообщить в полицию, если вы совершите преступление? Многие люди никогда не задумывались о подобных вещах, и в обществе нет единого мнения о нравственной стороне деятельности информаторов. Дети попадают в противоречивую ситуацию. С одной стороны, родители учат их, что врать нехорошо, но с другой — родители не всегда приветствуют правду.

Насколько запутанным может быть этот вопрос, свидетельствует случай с 13-летней Деанной Янг, которая донесла на своих родителей, что они принимали наркотики. Она услышала выступление начальника местной полиции в церкви, в котором он говорил о вреде наркотиков. Она пробовала уговорить родителей отказаться от употребления запрещенных веществ, но когда они не вняли ее просьбам, девушка отнесла в полицию пакет с кокаином (на сумму 2800 долларов), марихуаной и запрещенными таблетками. Родителей арестовали, Деанну поместили в детский приют, и сразу же посыпались шестизначные суммы пожертвований от участников телепрограмм и кинокомпаний. Через десять дней Деанну вернули родителям, которые согласились принять участие в программе реабилитации. В течение месяца после этого еще четверо детей обратились в полицию, чтобы сообщить о том, что их родители принимали наркотики.

В одной из передовиц New York Times на эту тему был задан вопрос: «Соизмерим ли ущерб, нанесенный семейным отношениям в этой ситуации, и значение этого события в глазах общественности с пользой от конфискации ограниченного количества наркотиков? Сам по себе факт доносительства в демократическом обществе — особенно в отношении своих родных и тех, кто от тебя зависит, — ставит нас перед весьма сложной моральной дилеммой» [7]. С другой стороны, судья округа, который вел дело родителей Деанны, заявил: «Я восхищаюсь этой девушкой» [8]. Глава департамента образования Калифорнии и судья штата Калифорния выразили сочувствие Деанне и одобрили то, что она донесла на своих родителей, назвав ее поступок «показателем успеха школьной программы по борьбе с наркотиками».

Из моих бесед с родителями стало понятно, что большинство из них не обсуждали со своими детьми, правильно ли будет, если те сообщат о правонарушениях матерей и отцов. Должен ли их ребенок рассказать одному из родителей о том, что другой втайне выкурил сигарету, флиртовал на стороне или получил штраф за превышение скорости? Хотя родители учат детей не ябедничать, при этом они считают, что дети должны рассказывать о проступках братьев и сестер, если их спросят.

Пытаясь разобраться в своих родительских чувствах на этот счет, я пришел к следующему выводу: быть ябедой плохо, если ребенок сам изъявляет желание донести на кого-то, когда совершенный проступок незначителен и донос сделан назло. Когда же совершено серьезное правонарушение — если моя дочь Ева обнаружит, что мой сын Том курит травку, — я больше не стану считать, что Еве не нужно было брать на себя инициативу и сообщать мне об этом. Но она  может так думать. Ей сейчас 8 лет, и она уже знает от Тома и своих одноклассников, что «стучать на брата» — это плохо. Ей пришлось бы разрываться между двумя вариантами поведения. И я на ее месте чувствовал бы то же самое. Если бы я заподозрил, что ей известно что-то о серьезном проступке, то предпочел бы, чтобы она немного попереживала о том, что предала брата, нежели я не узнал бы, что Том употребляет наркотики. К счастью, я с такой дилеммой не столкнулся. Но зато я попал в ситуацию, когда один из моих детей соврал, чтобы скрыть свой проступок.

Однажды мы с Мэри Энн решили поужинать в ресторане, а потом сходить в кино на вечерний сеанс и оставили Тома присмотреть за сестрой. Мы велели уложить ее спать в девять вечера, потому что назавтра ей нужно было идти в школу. На следующий день за завтраком мы поняли, что Ева явно не выспалась. Я подумал, что она, наверное, засиделась перед телевизором до десяти вечера, и спросил ее, не легла ли она спать позже девяти. Она сказала, что нет. Тогда я спросил об этом у Тома. Он ответил, что не знает. Я не уверен, что Том солгал и что ему было известно о том, что Ева до десяти вечера не ложилась спать. Но я не собирался наказывать никого из них и не стал допытываться дальше, потому что хотел, чтобы Том демонстрировал преданность по отношению к сестре. Я хотел, чтобы он защищал ее, а не ябедничал. Правда, которую я смог бы узнать, не так важна, чтобы подрывать преданность брата сестре.

Даже если совершено преступление и кто-то в результате погиб, родители и дети могут не согласиться друг с другом, обсуждая, правильно или нет доносить на кого-то. Так случилось, когда в 1987 году произошел инцидент на почве расовой ненависти в Ховард-Бич в пригороде Нью-Йорка. Двадцатитрехлетнего чернокожего мужчину сбила машина, когда, пытаясь спастись от группы преследовавших его подростков с бейсбольными битами, он выскочил на проезжую часть. Один из мальчиков, Бобби Райли, предоставил полиции информацию, которая позволила предъявить обвинения остальным 11 нападавшим. Вот что было написано в New York Times о том, как отреагировали взрослые на его показания.

«Несколько его соседей отметили, что молодой человек и его родные руководствовались нравственными нормами в стремлении оказать помощь правосудию. "Это поступок доброго католика, потому он так и поступил", — сказал [один из соседей]. Другой сосед... заявил, что его родители одобрили такой поступок.

"Если бы мой сын гнался с толпой сверстников за чернокожим, вооружившись бейсбольной битой, то я если бы не убила его сразу на месте за такое, то захотела бы, чтобы он сделал все возможное для возмещения причиненного вреда", — сказала одна женщина».

Теперь послушаем, что сказали подростки.

«"Зря он сделал это, — сказал Гэри Вагнер, 15-летний первокурсник высшей школы Джона Адамса. — Нельзя стучать на своих, ему надо было просто переехать во Флориду”.

"У Бобби Райли больше нет друзей — он стукач, я сказал!" — заявил 16-летний Джоди Арамо, учащийся младших курсов.

"Лучший друг — это лучший друг, — сказала девушка, стоя возле школы Джона Адамса, обнявшись с темноволосой подружкой в джинсовом пиджаке. — Я ни за что не настучу на нее, что бы ни случилось. Друг — это друг. Кто хочет, чтобы его друга посадили в тюрьму?"»

В заключение статьи Times говорится: «Сейчас для большинства подростков из Ховард-Бич это история о вероломстве и предательстве, а не о том, что порядочный человек должен говорить правду» [9].

Может быть, в данном случае это не просто конфликт между преданностью друзьям и нравственным долгом перед обществом. Бобби Райли не был невольным наблюдателем этой сцены. Человек, принимавший решение защитить своих друзей или нет, был повинен в том же преступлении, что и они. Это могло быть обусловлено отнюдь не желанием Бобби Райли компенсировать причиненный ущерб или выполнить моральный долг. Он мог просто надеяться заработать себе право на смягчающие обстоятельства. К тому моменту, когда статья под названием «Я донес» вышла в свет, Райли был единственным среди 12 нападавших, кто дожидался суда не в камере предварительного заключения.

Хотя рассуждать о мотивах поведения Райли сложно, суть дела состоит в том, что точка зрения родителей на то, защищать информатора или нет, коренным образом отличается от точки зрения молодежи.