Александр — хороший, храбрый, активный, красивый, мужественный, величественный, могучий, простой, большой, радостный, яркий, громкий, сильный. «Это имя соответствует в основе своей сангвинистическому темпераменту с уклоном к холерическому. Благородство, открытость настроения, легкость обращения с людьми характерны для этого имени; легкость, но не поверхностность....Ум Александров четкий и трезвый, слегка иронический, быстр и многосторонен. Благородство этого духовного склада, рыцарство — не вспышка и порыв, а склонность, оформленная вроде правила. Имя Александр хочет быть микрокосмом и, когда получает достаточный питательный материал для оформления, то становится таковым: гением. Но эта гармония и самоудовлетворенность имени Александр может быть не по плечу всякому: не имея сил стать даже большим, он, помимо желания, тянется к великости». «Хорошее и большое имя. Значение „защитник людей“ как нельзя лучше соответствует эмоциональному восприятию этого имени, а признак „величественный“, видимо, подтверждается его судьбой, ведь это имя принадлежало великим властителям прошлого, императорам и царям. Другие качества согласуются с основными: имя активное, яркое, сильное, мужественное, храброе и могучее. Особенно выделяется признак „храбрый“ — история это подтверждает».
|
|
Парадоксальны показатели восприятия уменьшительных имен, осе они, естественно, не так величественны, громки, ярки и могучи— это понятно. Но исчезают и другие признаки: «активный», «сильный», «красивый».
Саша — тихий, тусклый, низменный, отталкивающий, шероховатый, страшный, злой, трусливый, медлительный.
Шура — страшный, темный, тусклый, тихий, шероховатый, плохой, низменный, печальный, грустный, могучий, медлительный.
«Выходит, что великолепные качества Александра — руководителя и вождя, защитника общества, нивелируются гораздо менее привлекательными чертами Саши и Шуры в быту: ведь в будничной, повседневной жизни блестящий воин и организатор зачастую не может найти себе места: тихие семейные радости не могут его удовлетворить, и он становится заурядным, скучным, даже неприятным для окружающих. Это отражается в восприятии имени: признак „величественный“, например, меняется на „низменный“, „яркий“ — на „тусклый“, исчезает активность, зато появляется медлительность. Признак „красивый“ уходит в тень, а его антипод — „отталкивающий“ становится более весомым, а для имени Саша даже выходит из нейтральной зоны и становится значимым. В общем, Александры великолепны в минуты опасности, напряжения, в случаях, когда необходимо принять важные решения, — одним словом, в переломные моменты жизни или в нестандартных ситуациях. Они выходят победителями, оказавшись в безнадежных положениях, но в обычной жизни теряются, иногда даже опускаются ниже среднего уровня: это уже не хороший, светлый и большой человек, а зачастую плохой и темный. Такова натура Александров — двуединая и противоречивая».
|
|
Эту особенность тонко чувствуют писатели. Так, в незабвенном «Золотом теленке» И. Ильфа и Е. Петрова мы встречаемся с Шурой Балагановым и наблюдаем следующую сцену:
«Рыжеволосый молчал, подавленный справедливым обвинением.
— Ну, я вас прощаю. Живите. А теперь давайте познакомимся. Как-никак мы братья, а родство обязывает. Меня зовут Остап Бендер. Разрешите также узнать вашу первую фамилию.
— Балаганов, — представился рыжеволосый, — Шура Балаганов.
— О профессии не спрашиваю, — учтиво сказал Бендер, — но догадываюсь. Вероятно, что-нибудь интеллектуальное? Судимостей за этот год много?
— Две, — свободно ответил Балаганов».
Еще более емкий и парадоксальный в своем проявлении образ мы находим на страницах эпопеи И.Шмелева «Солнце мертвых» — плаче о погибели Русской земли, о безвинно погибших от жестокости и голода в 1920 году людях. В главе «Что убивать ходят» мы встречаем Шуру-Сокола — это мелкий стервятник, от которого пахнет кровью: «Кто сотворил стервятника? В который день, Господи, сотворил
Ты стервятника, если Ты сотворил его? дал ему образ подобия Твоего... И почему он Сокол, когда и не Шура даже?! Покорный конек возит его по горкам — хрипит, а возит. Низко опустил голову, челка к глазам налипла, взмокшие бока ходят: трудно возить по горкам. Покорен конек российский: повезет и стервятника, — под гору повезет и в гору».
Рассуждая о «сдвигающем» действии звучания А. П. Журавлев рассматривает, в частности, названия хищных птиц: «Самые крупные, кровожадные и добычливые из пернатых хищников получили „хорошие“ имена: сокол, ястреб. А славу самого „страшного“ снискал довольно безобидный коршун, поскольку среди характеристик звучания слова коршун есть такие, как „темный“, „страшный“. В фольклоре, а затем в литературных произведениях и в разговорной речи коршун незаслуженно стал олицетворением злых, темных сил. Ясно, что признаковое значение, столь мрачное для слова коршун и положительное для слов сокол и ястреб, сейчас поддерживается только литературой и словоупотреблением. Мы можем прочитать или услышать словосочетание смотрит соколом или налетел коршуном. Во время войны наших летчиков называли соколами, истребители — ястребками, а фашистские самолеты — черными коршунами. Вот какие „сдвиги“ значений вызвало звучание этих слов!».
Таким образом, И. Шмелев выбрал и соединил самый отталкивающий вариант имени Александр и самый благозвучный и мифологически-возвышенный вариант названия хищных птиц. Шура-Сокол — это то же, что Александр Балаганов, или Шура Пушкин, Шура Суворов, Шура Македонский. Парадокс и абсурд. Впрочем, информация к размышлению также. Такой вот Шура-Сокол — страшный, тусклый, темный, тихий, шероховатый, печальный, могучий, грустный.
Имя — один из ключей к нашему подсознанию. Выбирая новое имя, трактуя имя тем или иным образом мы подключаем человека к континуальным потокам сознания, открываем в нем нечто сокровенное, получаем возможность прикоснуться к его душе. Это особый вид транса: «Случалось ли вам, когда-нибудь находить странным ваше имя, произнесенное вами самими. Со мной это часто случается. Я произношу громко, несколько раз подряд, свое имя и перестаю понимать что-либо; под конец я не различаю ничего, кроме отдельных слогов. Тогда я перестаю понимать все, забываю обо всем. И, как бы загипнотизированный, продолжаю произносить звуки, понять смысла которых я уже не могу».
|
|
О преодолении мифологического барьера и барьера самосознания речь пойдет дальше. А пока результаты эксперимента:
1) Активизация речевых навыков.
2) Изменение языкового поведения (кто говорил долго и нудно, вызывая агрессию окружающих, научился говорить коротко и выразительно и т. д.).
3) Исчезновение боязни чистого листа.
3) Овладение новыми методами лингвистического гетеро- и аутовоздействия.
5) Преодоление ряда языковых барьеров (мифологического, профессионального, межличностного, имени и пр.).