Пятница, восемь часов вечера

 

Президент еще раз проверил, все ли на месте. На кофейном столике, за ящиком с сигарами, так, чтобы не было видно оттуда, где будет сидеть генерал Скотт, лежал листок бумаги, на котором мелким четким почерком Криса Тодда было записано двадцать пронумерованных пунктов. В кармане пиджака Лимена покоился серебряный портсигар. Внутри него лежали два листка бумаги. В ящике письменного стола, ближнем к стене, лежала налоговая декларация Миллисент Сеньер. На этом настоял Тодд, несмотря на категорический отказ президента даже упоминать о ней.

Лимен в ожидании стоял у окна. Вечер был тихий, внизу ровными струями бил фонтан, медленно замирало уличное движение. Улицы деловой части города притихли в предвечерних сумерках. По газону вприпрыжку носился Триммер, изгнанный на этот вечер из кабинета.

Как президент ни старался, он не мог избавиться от мучительного напряжения. Плечи и шею стянуло, и стоять казалось ему лучше, чем сидеть. Хотя он немного поел за обедом и выпил два стакана молока, в желудке стоял какой-то ком. Вот за оградой Белого дома показался черный лимузин. Он подъехал к юго-западному входу, остановился, пока часовой открывал ворота, и покатил дальше по дороге. Лимен быстро отошел от окна, взял с журнального столика книгу и уселся в кресло. Надо по крайней мере принять непринужденную позу, когда явится посетитель. Снова в решительную минуту он остался, как всегда, один. Впрочем, так и должно быть.

После ужина помощники Лимена разбрелись в разные стороны. Генерал Рутковский и полковник Кейси уехали в автомобиле, снабженном радиотелефоном. Им предстояло ждать на стоянке у Пентагона, пока Эстер Таунсенд не сообщит, что генерал Скотт прибыл в Белый дом. После этого они должны были пройти в центральный пункт управления комитета начальников штабов.

Тодд сидел внизу, в зале заседаний правительства, у телефона. Ничего не сказав ни президенту, ни другим, он собрал в своем министерстве, расположенном через дорогу, напротив Белого дома, агентов бюро по борьбе с наркотиками и отдела налогов на алкогольные напитки — обе организации находились в ведении министра финансов. Свыше тридцати агентов, срочно вызванных начальниками по приказу Тодда, толклись около приемной министра, пили кофе, играли в карты, стараясь догадаться, зачем они понадобились.

Рей Кларк сидел, положив ноги на диван, в соседней с кабинетом президента комнате и внимательно читал конституцию Соединенных Штатов — впервые после окончания университета.

Арт Корвин расставил двадцать четыре агента секретной службы по всему Белому дому и вокруг парка. Он сказал им только, что президент, возможно, решит сегодня отправиться на Голубое озеро или в Кэмп-Дэвид и надо быть готовыми быстро последовать за ним в любом из этих направлений. Сам Корвин стоял в коридоре второго этажа у дверей кабинета. Напротив сидел неизменный уорент-офицер с тощим портфелем, зажатым между коленями. В восточном конце длинного сводчатого коридора, где, как в семейной гостиной, были составлены кресла и кушетки, сидели два старших помощника Корвина из отряда охраны Белого дома.

Генерал Джеймс Мэттун Скотт вышел из лифта ровно в 19:59. Светло-коричневая авиационная форма с четырьмя серебряными звездочками, блестевшими на плечах, плотно, без единой морщинки, облегала его крупную фигуру. На груди сверкали шесть рядов орденских планок. Черные волосы, чуть тронутые сединой, были аккуратно причесаны. Любезная улыбка смягчила его лицо с резкими чертами и массивной челюстью, когда он кивнул Корвину и уорент-офицеру.

— Добрый вечер, господа, — сказал он.

Корвин вежливо ответил на приветствие и распахнул перед генералом дверь кабинета.

Скотт твердым шагом вошел в комнату. С самоуверенной улыбкой он смотрел, как Лимен, отложив книгу, встал и пошел ему навстречу.

«Он хочет с самого начала овладеть положением, — подумал Лимен. — Держись, Джорди, это серьезный противник».

Лимен жестом указал генералу на кушетку, а сам снова уселся в кресло. Теперь они были одни. В открытое окно вливался теплый майский воздух, время от времени доносился отдаленный шум проходящих машин.

Скотт принес с собой папку с картами и со штампом «Совершенно секретно». Положив ее на кофейный столик, он стал развязывать завязки.

— Не трудитесь, генерал, — сказал Лимен. — Нам она сегодня не потребуется. Тревоги завтра не будет.

Скотт выпрямился и посмотрел на Лимена. На его лице нельзя было прочесть ни удивления, ни гнева, ни даже простого любопытства. Скотт смотрел прямо в глаза президенту, и тот понял, что предстоит долгая и трудная ночь.

— Прошу прощения, господин президент, — сказал Скотт. — Вы хотите отменить тревогу?

— Да, я намерен ее отменить.

— Позвольте спросить почему?

— За последние несколько дней мое внимание привлекли некоторые факты, генерал, — ответил Лимен. — Он смотрел Скотту прямо в глаза и усилием воли заставил себя не отводить взгляда. — Я не буду сейчас терять время на изложение подробностей. Скажу только, что требую, чтобы вы, а также генералы Хардести, Райли и Диффенбах сегодня же подали в отставку.

Морщинки вокруг глаз Скотта собрались теснее. Он продолжал пристально смотреть на президента, пока тишина в комнате не стала физически ощутимой.

— Либо вы шутите, либо вам изменяет рассудок, господин президент, — тихо проговорил Скотт. — У меня нет причин добровольно исключать свое имя из списков кадрового состава армии, — разумеется, пока я не получу полного объяснения такого, мягко говоря, необычного требования.

Лимен опустил глаза и украдкой взглянул на вырванный из блокнота листок, спрятанный за ящиком с сигарами.

— Я надеялся, что мы сможем обойтись без лишних объяснений, генерал. Незачем рассказывать вам то, что вы уже знаете.

— Ваше замечание, по меньшей мере, чрезвычайно странно.

Лимен вздохнул.

— Мне стало известно, генерал, — начал он, — что вы без моего разрешения израсходовали значительные суммы из чрезвычайного фонда комитета начальников штабов на организацию базы и подготовку специальной войсковой части, назначение и самое существование которых скрывали от меня, а также от ответственных сотрудников бюджетного управления и от членов конгресса. Это явное нарушение закона.

— Какую часть вы имеете в виду, господин президент?

— Ее сокращенное наименование ОСКОСС. Я расшифровываю его как особый контроль над системами связи.

Скотт облегченно улыбнулся и уселся на кушетку. Он заговорил успокаивающим тоном, словно обращаясь к напуганному ребенку:

— Боюсь, что вам изменяет память, господин президент. Вы дали мне устное разрешение на организацию и базы, и части. Насколько я помню, в тот же день мы рассматривали целый ряд вопросов, и, возможно, вы не обратили на это особого внимания. Я полагал, что вы сами поставите в известность директора бюджетного управления.

— Какого числа было это совещание, генерал? — Лимену стоило больших усилий сдержать гнев, но он говорил таким же ровным голосом, как и Скотт.

— Точно не помню, но это было в вашем кабинете внизу что-нибудь прошлой осенью. Кажется, в конце ноября.

— У вас записана дата совещания и обсуждавшиеся вопросы?

— Разумеется. Записи в моем кабинете. Если вы придаете этому такое значение, я могу сейчас же съездить в Пентагон и привезти их.

— Нет, не нужно, генерал.

— Хорошо, все равно это не так уж важно, — небрежно заметил Скотт. — На совещании присутствовал мой адъютант полковник Мердок, он может подтвердить мои слова о дате совещания и обсуждавшихся вопросах.

«Ах вот как, — подумал Лимен. — Значит, у тебя есть свидетель, который может подтвердить твое заявление. Интересно, можно ли вообще застигнуть Скотта врасплох?»

— Что касается информирования конгресса, — продолжал Скотт, — то охрана средств связи дело настолько щепетильное, что мы сочли за лучшее не ставить этот вопрос на обсуждение комиссий конгресса.

— Да, но вы же обсуждали этот вопрос с сенатором Прентисом, генерал, — нанес ответный удар Лимен. — Насколько мне известно, на этой неделе вы обсуждали с ним целый ряд вопросов и в самых различных местах.

Это заявление не произвело на Скотта особого впечатления. Он только ниже нагнулся над столом и положил на него руки. Лимен смотрел на его пальцы с побелевшими ногтями, нажимавшие на край стола, словно Скотт старался продавить крышку.

— Сенатор Прентис ничего не знает об ОСКОСС, — сказал генерал.

— Когда сенатор Реймонд Кларк в среду был на базе, — возразил Лимен, — он разговаривал с Прентисом по телефону. Как доложил Кларк, сенатор Прентис сказал ему, что комиссии по вооруженным силам все о ней известно.

Скотт пожал плечами.

— Я не знал, что сенатор Кларк посещал базу. Что касается разногласий между членами конгресса, то должен сказать, что я давно уже научился не вмешиваться в такие дела.

Но Лимен еще не покончил с этим вопросом.

— Не можете ли вы объяснить, почему вы подобрали для этой части командира, который открыто выражает презрение к гражданским властям и заявления которого граничат с нарушением закона о подстрекательстве к мятежу?

— Я никогда в жизни не обсуждал с офицерами их политических взглядов. — В голосе Скотта прозвучала негодующая нотка. — Офицер, о котором идет речь, имеет отличный послужной список и является одним из самых знающих офицеров войск связи.

— И кроме того, увлекается туризмом, — не уступал Лимен. — Зачем это полковник Бродерик вчера вечером кружил в моторной лодке вокруг моего островка на Голубом озере, в штате Мэн?

— Это фантазия, господин президент. — Скотт смотрел на Лимена со странным выражением, словно не верил своим ушам или сомневался в здравом уме президента. — Полковник Бродерик вчера вечером выезжал с базы в Вашингтон по моему вызову.

— Описание, данное моим сторожем, довольно точно совпадает с внешностью полковника Бродерика: черные брови, смуглая кожа, жесткие черты лица и все остальное…

— С Бродериком можно спутать тысячи людей.

— А шрам на правой щеке? — спросил Лимен.

— Разве вы не говорили, что это было вечером, господин президент? Ваш сторож, видимо, не очень-то хорошо видит в темноте.

— Еще не было темно, генерал, — спокойно возразил Лимен.

— Он, очевидно, ошибся, — сказал Скотт, не в состоянии привести других доводов.

— Ну хорошо, генерал, а не можете ли вы объяснить, почему был задержан на базе «У» сенатор Кларк?

— Я бы сказал, что подобное обвинение несколько опрометчиво, господин президент. Насколько мне известно, сенатор от Джорджии имеет некоторые… э-э… личные слабости и при известных обстоятельствах склонен воображать…

— Я полагаю, что вам следует взять назад свои слова, генерал, — вспыхнул Лимен. — Рей не пил ни капли на вашей базе, как бы Бродерик ни хотел этого — он подсунул в комнату сенатора две бутылки виски.

— Если сенатор Кларк рассказывал вам нечто подобное, — продолжал Скотт бесстрастным, но твердым голосом, — то фантастичность этой выдумки совершенно очевидна. Ни один суд на свете не принял бы во внимание такое свидетельство.

— Вы хотите сказать, что должно быть какое-то судебное разбирательство?

— Отнюдь нет, господин президент, — снисходительным тоном сказал Скотт. — Я только хочу сказать, что Кларк говорит одно, Бродерик — другое, и, собственно, у нас нет никаких доказательств, что Кларк вообще был на базе.

— Вы отрицаете, что сенатор Кларк был там?

— Не отрицаю, но и не подтверждаю. Я не знаю ни того, ни другого. Знаю только, что вчера вечером полковник Бродерик не упоминал об этом в разговоре со мной.

Лимен снова взглянул на свой список.

— Теперь, генерал, вопрос об аресте полковника Уильяма Гендерсона, который до сих пор содержится на гауптвахте в Форт-Майере.

— Вы имеете в виду заместителя начальника базы «У»?

— Вы очень хорошо знаете, кого я имею в виду, генерал.

— Вот с этим делом я как раз знаком, — сказал Скотт. — Сегодня днем полковник Бродерик доложил мне, что полковник Гендерсон арестован, за то что покинул свой служебный пост и ударил сержанта.

— А Бродерик не говорил вам, где задержали Гендерсона?

— Насколько мне известно, он был арестован военной полицией на улице в деловой части города, здесь, в Вашингтоне.

Лимен нетерпеливо тряхнул головой.

— Генерал, полковник Гендерсон был похищен. Его силой увели из дома сенатора Кларка в Джорджтауне.

Скотт откинул назад голову и рассмеялся.

— Господин президент, давайте вернемся на землю. Не знаю, кто снабжает вас информацией, но у этого человека, несомненно, слишком богатое воображение.

— Перейдем к следующему вопросу, — холодно произнес Лимен.

— А прежде, господин президент, не разрешите ли воспользоваться одной из этих чудесных сигар из вашего ящика?

Лимен отнюдь не намеревался облегчать положение генерала, позволив ему укрыться за облаком табачного дыма.

— К сожалению, — солгал он, — Эстер, должно быть, забыла сегодня его наполнить. Я смотрел как раз перед вашим приходом.

— Ну что ж. — Скотт расстегнул пуговицу кителя и полез в карман рубашки. — Надеюсь, вы не будете возражать, если я закурю свою?

— Пожалуйста. — Лимен почувствовал, что его перехитрили.

Скотт закурил сигару и задумчиво смотрел, как первые облачка дыма поднимаются к потолку. Он откинулся на кушетке и улыбнулся.

— Что-нибудь еще, господин президент?

«Да, клиент не из легких», — подумал Лимен. У него болели лопатки, лицо было напряжено. Он хотел бы выглядеть в глазах Скотта хоть наполовину таким самоуверенным, каким генерал казался ему.

— Разумеется, — сказал Лимен. — Я хотел бы получить разъяснение относительно другой стороны вашей деятельности, в частности, о коллективной ставке в Прикнессе.

— Помилуйте, господин президент. Не собираетесь же вы пригвождать меня к позорному столбу за то, что я играю на скачках?

— Я хотел бы получить разъяснение, — повторил Лимен.

— Да тут, собственно, нечего разъяснять, — ответил Скотт. — А, понимаю: конечно, не полагается использовать военную радиосвязь для личных сообщений такого рода. Но обычно председателю комитета начальников штабов разрешаются небольшие поблажки.

— Мне известно, что вы перевели из Пентагона одного молодого морского офицера, который говорил об этих телеграммах.

— Шифровальщики не должны болтать о каких бы то ни было телеграммах, — огрызнулся Скотт. — Я вижу, что полковник Кейси тоже распространялся о моих личных делах. Откровенно говоря, господин президент, я удивлен и разочарован.

— Откуда вы знаете, что я разговаривал с полковником Кейси? — резко спросил Лимен.

— Я не утверждал, что вы разговаривали. Я только сказал, что полковник Кейси с кем-то разговаривал. Значит, он был у вас?

— Если не возражаете, генерал, вопросы буду задавать я. Почему вы на этой неделе освободили Кейси на четыре дня от работы?

— Он переутомился.

— А почему адмирал Барнсуэлл отказался принять участие в коллективной ставке?

— Не имею понятия, господин президент. Очевидно, некоторые люди просто не хотят рисковать. А я люблю риск, — откровенно заявил Скотт. — Это один из моих многочисленных недостатков.

Лимен внимательно смотрел на Скотта. Ничто не говорило о том, что Скотт знает о поездке Джирарда и его разговоре с Барнсуэллом. Президент выжидал, надеясь, что генерал добавит что-нибудь еще, что могло бы дать ключ к разгадке этого вопроса, но, когда Скотт, в раздумье выпустив несколько облачков табачного дыма, заговорил снова, его голос звучал спокойно и естественно.

— Разрешите мне задать только один вопрос, господин президент: какова цель этих расспросов о моих ставках в Прикнессе? Вы, конечно, не хотите сказать, что требуете моей отставки из-за того, что я послал личную телеграмму?

— Разумеется, нет, генерал, — сказал Лимен. — Теперь еще один вопрос. Объясните, пожалуйста, почему вы и комитет начальников штабов назначили тревогу на такой день, когда в заседаниях конгресса будет перерыв и его члены разъедутся по всей стране?

— Самый лучший способ усыпить бдительность войсковых командиров, — быстро ответил Скотт. — Если помните, вы говорили то же самое, когда утверждали дату тревоги.

— Присутствовал ли адмирал Палмер на заседании комитета, когда утверждалась дата?

— Не-ет. — Скотт в первый раз, казалось, чуть-чуть смутился. — Нет, его не было.

— А его заместитель?

— Насколько мне помнится, его тоже не было. Представители военно-морских сил в тот день отсутствовали.

— И за последнее время было еще несколько заседаний, на которых не присутствовали ни адмирал Палмер, ни его заместители?

— М-м, да. Теперь я вспоминаю, что такие случаи были.

— Вы не находите, что это в высшей степени ненормально?

— Может быть, и ненормально, но не в высшей степени. Представители военно-морских сил просто не могли присутствовать на нескольких последних заседаниях. Адмирал Палмер, как я понимаю, в последнее время очень занят некоторыми специальными проблемами, касающимися крейсеров-ракетоносцев.

— Адмирал Палмер объясняет это иначе, генерал. Его просто не извещали о некоторых заседаниях комитета начальников штабов. А это действительно в высшей степени ненормально.

— Отсюда я заключаю, что адмирал Палмер, как и полковник Кейси, изволил жаловаться. Похоже, что офицеры флота и морской пехоты, начиная с младших лейтенантов и кончая адмиралами, обращаются не по команде.

Лимен оставил это замечание без ответа и перешел к следующему пункту списка. Скотт спокойно ждал.

— Во вторник вечером вы с генералом Райли посетили генерала Гарлока, — сказал Лимен.

— Да, мы хотели убедиться, что в Маунт-Тандере все готово к проведению тревоги.

— И договориться о размещении там в субботу кое-каких специальных войск?

— Видимо, за мной следили всю неделю, — сказал Скотт, не обращая внимания на вопрос президента.

— Я хотел бы получить ответ, генерал.

— Сначала я хотел бы узнать, почему президент Соединенных Штатов считает необходимым устраивать слежку за председателем комитета начальников штабов, как за обыкновенным преступником.

— Ответьте сначала на мой вопрос, генерал.

— Не буду, пока вы не ответите на мой, господин президент.

Скотт встал, возвышаясь над продолжавшим сидеть президентом. Зажав между большим и указательным пальцами сигару, он угрожающе направил ее в сторону Лимена.

— Я не намерен больше оставаться в этой комнате и подвергаться допросу. — В его властном командирском голосе звенел металл. — Я не подам в отставку и не буду отвечать ни на один вопрос. Но хочу кое-что сказать вам, господин президент.

Сидя перед стоящим над ним высоким, внушительным генералом, направившим на него сигару, словно пистолет, Лимен почувствовал себя маленьким и тщедушным. Он встал и сделал шаг вперед, поставив себя в какой-то степени в более равные условия со Скоттом. Теперь оба противника стояли друг перед другом на расстоянии не более двух футов.

— Сведения, собранные национальным информационным центром и доложенные нам обоим Либерменом, подтверждают все опасения комитета начальников штабов, — продолжал Скотт. — Мы неоднократно говорили вам и доказывали с пеной у рта, что неразумно подписывать документ, который оставляет явную лазейку, а именно: та или иная сторона сразу же после демонтирования боеголовок в одном месте в присутствии нейтральных инспекторов может приступить к их сборке в другом месте.

— Я знаю все это не хуже вас, генерал. — Лимен снова почувствовал себя старым и усталым, как всю эту неделю до неожиданного появления Генри Уитни.

— Скажу больше, господин президент: нежелание принять срочные меры граничит с преступной небрежностью. Если вы по-прежнему будете следовать по этому пути, мне, как американскому патриоту, не останется иного выхода, как изложить все факты стране.

— Вы отказываетесь подать в отставку и вместе с тем готовы пойти на такой шаг, который неминуемо приведет к вашему смещению, — заметил Лимен.

Скотт промолчал.

— Не беспокойтесь, — продолжал президент, — я принял меры. Но сначала надо решить другой вопрос, не менее, а может быть, и более важный для страны.

— А именно?

— Я думаю, вы знаете, генерал.

— Не имею ни малейшего представления о том, что вы хотите этим сказать, так же как и о десятке других вещей, которые вы наговорили за этот вечер.

Лимен лукаво посмотрел на Скотта:

— Генерал, а как поступили бы вы со сведениями Либермена, если бы вы были президентом?

— Я сказал, что больше не буду отвечать на вопросы.

— Это не имеет никакого отношения к теме нашего прежнего разговора. Скажите откровенно, мне очень интересно. Президент нуждается во всякой помощи, а у вас, генерал, скромно говоря, изобретательный ум.

— Я никогда не подписал бы этот договор.

— Знаю. Но представьте, что вы стали президентом уже после того, как договор подписан и ратифицирован. Как реагировали бы вы в этом случае?

Скотт, повернувшийся уже было к двери, остановился и пристально взглянул в лицо президенту, видимо стараясь понять, искренне ли тот говорит. Генерал обхватил левой рукой сжатый кулак правой и сосредоточенно нахмурился, явно заинтересованный поставленной перед ним проблемой.

— Это вы серьезно, господин президент?

— Я еще никогда не говорил так серьезно, генерал.

— Ну хорошо. — Скотт еще крепче сжал кулак. Видно было, что он на время забыл все происшедшее.

— Во-первых, — медленно заговорил Скотт после минутного раздумья, — я связался бы с русскими и потребовал немедленной встречи.

Впервые за эти полчаса Лимен улыбнулся. Когда у него зародилась идея о встрече с советским премьером, ему потребовалось на размышление почти столько же секунд.

— Может быть, вас это удивит, генерал, — сказал он, — но я уже это сделал. Государственный секретарь по моей просьбе отдал распоряжение нашему посольству в Москве организовать такую встречу. Я предложил встретиться с ним при первой возможности на следующей неделе.

Лицо Скотта выражало искреннее изумление, но он с сомнением покачал головой.

— Что-то не верится, господин президент, — сказал он.

— Вот телефон, — показал Лимен. — Если хотите, можете позвонить государственному секретарю и проверить.

В ответ на это предложение Скотт только пожал плечами, как джентльмен, готовый поверить на слово другому джентльмену.

— Что же вы намечаете сделать, когда встретитесь с ним? — спросил он.

— Нет уж, генерал, — ответил Лимен. — Помните, что это я нуждаюсь в совете. Вот и скажите, что сделали бы вы на моем месте?

Было видно, что, как ни претил Скотту способ допроса, который учинил ему Лимен, он старался найти путь к решению проблемы. Морщины вокруг его глаз собрались теснее.

— Я действовал бы просто и прямолинейно, — сказал Скотт. — Я потребовал бы, чтобы мне дали возможность посетить Якутию. А если бы русские отказались, обратился бы в Организацию Объединенных Наций, а потом приступил бы к сборке боевых частей для «олимпов».

Лимен расхохотался, удивленный не меньше Скотта.

— Вы находите такой образ действий смешным? — обиделся Скотт.

— Нисколько, нисколько, — закачал головой Лимен, все еще посмеиваясь. — Просто ирония судьбы, генерал.

— Не вижу в этом ничего смешного, — рассердился Скотт.

— Садитесь, генерал. — Лимен жестом указал на кушетку. — Я хочу рассказать вам кое-что об особенностях того поста, который вы, по всей видимости, намеревались завтра захватить.

— Это ложь.

— Садитесь.

После короткого колебания Скотт подчинился. «Удивительная вещь любопытство», — подумал Лимен, снова усаживаясь в кресло.

— Мне показалось смешным, — сказал он, — что вы предложили почти те же самые шаги, которые предполагал сделать я сам, по крайней мере на первых порах. То есть вы действовали бы почти так же, как собираюсь действовать я. И все же вы хотите свергнуть нынешнее правительство. Не кажется ли это вам несколько… м-м… странным, генерал?

— Я отвергаю это голословное обвинение! — гневно воскликнул Скотт. — И вообще должен сказать, что большая часть нашего сегодняшнего разговора кажется мне весьма странной.

Лимен, пытаясь сменить позу, скрестил ноги. Нервы его были натянуты до предела. Он страшно устал, но старался, чтобы Скотт его правильно понял.

— Очень жаль, генерал. Мы могли бы так хорошо вместе работать, и каждый из нас выполнял бы свои обязанности. Ваши ответы на мои вопросы показывают, насколько схожи наши взгляды. А знаете, ведь в нашей работе, в сущности, нет ничего такого, что мог бы проглядеть любой из нас. И не так уж много вопросов, которые другой человек мог бы решить по-иному, независимо от покроя его одежды.

— Не значит ли это, что вы хотите бросить тень на мою форму?

— Упаси меня бог. Нет, я только хочу сказать, что военному человеку отнюдь не легче, чем штатскому, справиться с огромными проблемами, стоящими перед президентом, многие из которых действительно неразрешимы. Проблемы, генерал, остаются одни и те же.

— Одни люди действуют, другие только говорят, — отрезал Скотт.

Лимен сокрушенно покачал головой.

— Генерал, вы просто слепы. Неужели вы не видите, как близко сходятся наши точки зрения по этому вопросу? Неужели вы в самом деле не видите?

— Откровенно говоря, господин президент, я считаю, что вы утратили чувство реальности. И ваш беспорядочный самоанализ лишний раз доказывает это.

Слова Скотта прозвучали резко. На Лимена снова нахлынула усталость. «Я не в состоянии пробить этого человека, — подумал он, — просто не в состоянии». Ком в желудке не давал ему покоя, перед глазами поплыл туман — как тогда, много лет назад, на горном хребте в Корее.

— Послушайте, господин президент. — Скотт говорил негромко, но его слова, казалось, молотом били по Лимену. — Вы потеряли уважение страны. Ваша политика привела нас на грань бедствия. Деловые круги вам не доверяют. Профсоюзы щеголяют своим пренебрежением к вам в этой забастовке ракетчиков. Моральное состояние военных упало до самой низшей точки за последние тридцать лет вследствие вашего упорного нежелания обеспечить им мало-мальски приличную компенсацию за служение нации. Заключить такой договор мог бы только наивный мальчик.

— Вы не смеете так говорить, генерал. — Голос Лимена казался слабым, он не мог заглушить расходившегося генерала.

— Таковы факты, — продолжал Скотт. — Народ в вас не верит. Опрос Гэллапа, может быть, и не совсем точен, но довольно правильно отражает положение вещей. Если в стране не будет установлена твердая власть и дисциплина, она может погибнуть за месяц.

— И эта власть должна принадлежать вам, генерал? — В устах Лимена вопрос прозвучал почти как утверждение.

— Я этого не говорил, — возразил Скотт. — Но, разумеется, я не стану притворяться, будто действовал бы так же, как вы. Я не хочу брать на себя хотя бы частичную ответственность за банкротство правительства Лимена.

«Этого человека ничем не проймешь, — подумал Лимен. — Просто невозможно заставить его что-нибудь понять. Неужели мое правительство точно так же не сумело объяснить свою политику стране? Не в этом ли смысл его слов? Прав ли он, говоря, что время разговоров прошло? Неужели никто не понимает, что здесь ставится на карту?.. Надо поговорить с Реем, — решил он. — Да, с Реем. Где же он? Мне надо его видеть. А, да, он же рядом, в соседней комнате. Можно просто пройти туда и поговорить с ним. Уж он-то знает, что делать».

Лимен спокойно смотрел на Скотта, но никак не мог сосредоточиться. Надо пойти к Рею за помощью, за поддержкой, которую он всегда найдет у старого друга. Разве Рей не спас ему жизнь, не вернул ему гордость, мужество, уважение к себе на том хребте в Корее? Неужели он не может сделать это еще раз, только один раз, чтобы помочь ему преодолеть и это препятствие! Ему захотелось снова ощутить на своем лице ладонь Кларка, возвращающую ему силы.

«Это было двадцать лет назад, Джорди, и ты не был тогда президентом Соединенных Штатов. А теперь пощечина не поможет. Ты можешь проиграть или выиграть только сам, без посторонней помощи».

Лимен провел рукой по груди. Он нащупал твердый предмет во внутреннем кармане пиджака и снова воспрянул духом. Все-таки дошла очередь до документа Барнсуэлла. Он был блаженным оптимистом, считая, что удастся обойтись без него. Крис и Рей были правы.

Он обдумывал все это, не спуская глаз со Скотта. Генерал сидел неподвижно, на его лице не дрогнул ни один мускул. Лимен старался проникнуть в его сокровенные мысли.

И вдруг он заметил: мелкие морщинки вокруг глаз приняли иную форму, и, хотя лицо оставалось неподвижным, в нем появилась какая-то перемена, какое-то новое выражение. Что это? Осторожность? Тревога? Неуверенность?

Да. Неуверенность. Лимен почувствовал это каким-то сверхчутьем. Весь вечер этот человек казался таким самоуверенным, а теперь он не уверен в себе. Или, может быть, такое выражение было у него все время, только Лимен его не замечал?

Президент, почти успокоившись, откинулся в кресле. «А ведь этого человека можно сломить, — сказал он себе. — В сущности, у него ничего нет за душой». Лимен отвел глаза от лица Скотта. Дальше эта дуэль была ни к чему. Он обвел взглядом комнату: знамена Эйзенхауэра, кресло Кеннеди, разукрашенный письменный стол Монро. Реликвии президентства еще раз напомнили ему о силе государственной власти, которую теперь он держал в руках.

— Генерал, — спокойно сказал он, — я хочу вам кое-что прочитать. — Он вынул из кармана портсигар.

— Я сейчас ухожу, — быстро проговорил Скотт.

— Нет, — сказал президент. «О, я кое-что заметил, теперь все в порядке», — подумал он. — Нет, садитесь и слушайте. Я скажу вам, когда вы можете идти.

Скотт смотрел, как Лимен, вскрыв портсигар, вынул два листка обгорелой бумаги, положил на стол, тщательно их разгладил и поправил очки.

— Это нашли среди обломков самолета, на котором погиб Поль Джирард, — сказал он. — Он возвращался домой из Гибралтара.

Теперь Скотт уже не мог бы уйти, даже если бы Лимен приказал ему. Любопытство приковало его к кушетке.

Лимен начал читать:

 

— «Памятная записка президенту. Гибралтар. Пятнадцатого мая. Мы, нижеподписавшиеся, поставившие также свои инициалы на каждой странице, подтверждаем, что изложенное ниже представляет собой содержание беседы, имевшей место в этот день в каюте адмирала Барнсуэлла на борту американского корабля „Эйзенхауэр“.

 

Лимен посмотрел на Скотта. Лицо генерала сохраняло бесстрастное выражение, только веки опустились, полуприкрыв глаза.

 

— «В конце декабря тысяча девятьсот семьдесят третьего года адмирал Барнсуэлл, находившийся по делам службы в Вашингтоне, встретился с генералом Скоттом, председателем комитета начальников штабов, на его квартире в Форт-Майере. Присутствовали также генерал Райли, командующий морской пехотой, и генерал Диффенбах, начальник штаба армии США.

Собравшиеся подробно обсудили положение в стране и пришли к единодушному выводу, что правительство Лимена теряет доверие народа и вызывает недовольство в широких кругах общества. Было признано также, что предлагаемый договор о ядерном разоружении оставляет страну беззащитной в случае внезапного нападения. Эти соображения, наряду с угрожающим падением морального духа в вооруженных силах вследствие отказа правительства поддержать требования об улучшении материального положения военнослужащих, привели всех присутствующих к заключению, что страна переживает самый критический момент своей истории.

Генерал Скотт заявил, что в такой обстановке военачальники должны быть готовы, в соответствии с данной ими клятвой верности конституции, предпринять любые шаги, которые представятся необходимыми. Было достигнуто соглашение, что если потребуются определенные действия, то командиры, разделяющие мнение присутствующих, могут быть подняты по тревоге распоряжением генерала Скотта.

26 февраля во время инспекционной поездки по Средиземному морю генерал Скотт посетил адмирала Барнсуэлла на борту этого корабля. В ходе длительной конфиденциальной беседы Скотт указал, что обстановка со времени декабрьского совещания еще более ухудшилась. Барнсуэлл согласился с тем, что военные должны исполнить свой долг перед страной, но спросил, что Скотт предлагает. Скотт ответил, что надо действовать, «чтобы поддержать авторитет нации». Барнсуэлл спросил, означает ли это поддержку конституционной власти, в частности президента. Скотт сказал, что конституционную власть, безусловно, надо поддерживать, если только внешние события не подорвут и не ослабят ее до такой степени, что она потеряет смысл. Барнсуэлл заявил Скотту, что он, как всегда, готов выполнить свой долг.

23—24 апреля адмирал Барнсуэлл опять был в Вашингтоне и имел еще одну беседу со Скоттом. В этот раз Скотт сказал, что, если потребуется действовать, Барнсуэллу и другим будет сообщено об этом кодированной телеграммой в форме приглашения принять участие в коллективной ставке на скачках, причем в телеграмме будет указано время начала необходимых действий. Согласие принять участие в коллективной ставке, данное в ответной телеграмме, послужит достаточным подтверждением.

Адмирал Барнсуэлл и в этот раз потребовал заверения, что такие действия никоим образом не будут направлены против законных гражданских властей. Скотт дал такое заверение с оговоркой: «в зависимости от обстановки, сложившейся в данный момент». Тогда адмирал Барнсуэлл спросил, что Скотт подразумевает под «обстановкой, сложившейся в данный момент»? Скотт ответил, что он имеет в виду последние события, указывающие на то, что президент, по-видимому, не выполняет своих обязанностей в отношении национальной безопасности и что если это действительно подтвердится, то, быть может, для блага страны потребуется его заменить.

12 мая адмирал Барнсуэлл получил от Скотта телеграмму с приглашением принять участие в коллективной ставке на скачках в Прикнессе в субботу 18 мая с указанием времени начала заезда. Подумав, адмирал Барнсуэлл ответил: «Не ставлю». Тем самым адмирал Барнсуэлл хотел сказать, что ему желательно получить более подробную информацию и заверения, что намечаемые меры одобрены президентом.

К моменту настоящей беседы адмирал Барнсуэлл не получил от генерала Скотта больше никаких сообщений. Адмирал Барнсуэлл был удивлен и встревожен, узнав со слов господина Джирарда, что президент не информирован о предстоящих действиях и, следовательно, не мог их одобрить. В сложившейся обстановке адмирал Барнсуэлл не может выполнять дальнейшее распоряжение без особого подтверждения президента.

Фарли К.Барнсуэлл, вице-адмирал. 22:00 по Гринвичу 15 мая.

Поль Джирард».

 

— Что вы скажете? — спросил Лимен.

— Это фальшивка.

— Фальшивка? — не веря своим ушам, повторил Лимен.

— Именно, господин президент.

Кровь бросилась в лицо Лимену, он скрестил свои длинные руки на груди.

— Вы обвиняете меня в подделке документа, генерал?

— Я никого не обвиняю. Я только хочу сказать, что события, изложенные на этих клочках бумаги, никогда не имели места. У меня не было подобных разговоров с адмиралом Барнсуэллом. Жаль, что здесь нет мистера Джирарда, он мог бы нам рассказать, при каких обстоятельствах это было написано.

— Жаль, что Поль лишился жизни, пытаясь спасти свою страну, — с гневом поправил его Лимен.

— Если все это предназначено для того, чтобы бросить тень на мои патриотические чувства, то вы напрасно тратите время.

Лимен взмахнул бумажками:

— Вы отрицаете, что это подпись адмирала Барнсуэлла?

Скотт пожал плечами.

— Откуда я знаю? Но если бы я сделал заявление против этой писанины Барнсуэлла, от нее бы ничего не осталось.

— Вы, кажется, опять намекаете на какое-то разбирательство, генерал?

— Если дойдет до этого, американский народ никогда не поверит состряпанной вами истории.

— Я готов пойти на такой риск, — сказал Лимен, — даже не касаясь целого ряда других вопросов. — Он вытащил листок бумаги из-за сигарного ящика и стал перечислять пункт за пунктом: — Вы заявили сенатской комиссии по делам вооруженных сил, что во время последней тревоги плохо работала связь, тогда как на самом деле чуть ли не одна только связь и действовала как полагается. Взять также ваше длительное и весьма близкое знакомство с Гарольдом Макферсоном, фигурой с крайне сомнительными связями. Или тайное посещение сенатора Прентиса, когда вы в полночь поднимались к нему на грузовом лифте, чтобы вас не заметили. Есть немало и других данных, но, я думаю, не стоит в них копаться. Я требую вашей отставки и отставки других трех генералов из комитета начальников штабов в течение часа.

Неуверенность, замеченная Лименом раньше, казалось, все сильнее охватывала Скотта. Его глаза забегали от обгорелых бумажек к листку в руке Лимена, потом остановились на лице президента.

— Может быть, «фальшивка» слишком сильное слово, — признал он, — но нет никаких доказательств подлинности этого документа.

— Нет, генерал, боюсь, что у вас ничего не выйдет. Документ подписан двумя людьми, один из которых еще жив. Джирард звонил мне по телефону и сообщил, что он получил письменное заявление и для сохранности спрятал его в портсигар. Офицер испанской полиции нашел этот портсигар и передал его одному из сотрудников американского посольства. Этот человек находится сейчас в Вашингтоне. Он вручил мне портсигар сегодня днем.

— Как его фамилия?

— Этого я вам не скажу. Но могу вас заверить, что он читал документ и подтвердит его содержание. Офицер испанской полиции, разумеется, сможет опознать портсигар. Что касается самого документа, то есть эксперты по почерку.

Скотт вяло улыбнулся.

— Вы хотите предъявить мне обвинение перед судом?

Лимен ничего не ответил. Скотт сидел не шевелясь. В его поведении ничто не изменилось, но глаза выдали его прежде, чем он заговорил.

— Если я подам в отставку, вы уничтожите этот документ?

Теперь Скотт торговался. Лимен, не ожидавший такой возможности, задумался. В комнате было слышно только дыхание двоих людей, да время от времени в открытое окно врывался шум уличного движения.

— Уничтожу, — сказал Лимен. — Не по той причине, которую вы имеете в виду, но уничтожу. В сущности, больше с ним нечего и делать. Я сожгу его вот в этом камине, если хотите, на ваших глазах, как только у меня в руках будут четыре прошения об отставке.

Скотт встал. Он смотрел сверху на президента, и Лимен не мог понять, собирается ли генерал капитулировать или гордо выйти из комнаты. Они смотрели друг другу в глаза. Потом Скотт тихо сказал:

— Могу я воспользоваться вашим письменным столом?

— Разумеется.

Скотт быстро прошел к письменному столу орехового дерева, стоявшему у стены. Лимен, придерживая коленом нижний ящик, чтобы он не открылся, выдвинул Скотту верхний ящик стола. Генерал взял лист бумаги и под золотой эмблемой президента написал:

 

«17 мая

Настоящим подаю в отставку с поста председателя комитета начальников штабов Соединенных Штатов с вступлением в силу немедленно после ее принятия.

Джеймс М.Скотт, генерал военно-воздушных сил США».

 

Лимен взял лист, подул на него, чтобы просохли чернила, склонился над столом и написал наискосок внизу:

 

«Отставка принята. 17 мая, 21 ч. 39 м.

Джордан Лимен».

 

Президент взял прошение и подошел к телефону.

— Эстер, — сказал он, — генерал Скотт на несколько минут воспользуется моим телефоном, чтобы поговорить со своими коллегами. Вызовите, пожалуйста, всех, кого он пожелает. Но сначала соедините меня с генералом Рутковским — он в центральном пункте управления комитета начальников штабов.

Скотт, стоявший посредине кабинета, не мог скрыть изумления, услышав фамилию Рутковского.

— Барни, говорит Джордан Лимен. Генерал Скотт только что подал в отставку, и я ее принял. Отправьте, пожалуйста, срочную телеграмму всем командующим за моей подписью об отмене назначенной на завтра тревоги. И прикажите, чтобы эти «К-двести двенадцать» оставались в Форт-Брэгге. Если они уже вылетели, направьте их в другой пункт назначения или верните обратно. Если потребуется, поставьте и на этом приказе мою подпись.

Лимен повесил трубку и повернулся к Скотту. Генерал мрачно улыбался.

— Генерал, я не хочу, чтобы страна когда-либо узнала действительную причину вашей отставки, — сказал он. — Не знаю, одобряете вы это или нет, но так будет.

— Но вы укажете какую-то причину?

— Да. Наши разногласия по вопросу о договоре. Видит бог, они достаточно реальны. Завтра я выступлю с речью перед страной и скажу, что потребовал вашей отставки и отставки других трех членов комитета, потому что вы уже после принятия окончательного решения продолжали выступать против утвержденной национальной политики в жизненно важном вопросе.

— А что, если я скажу другое?

— Разумеется, вы можете сказать все, что вам угодно, — улыбнулся Лимен. — Но если вы упомянете подлинную причину своей отставки, я сделаю все возможное, чтобы вам не поверили.

Скотт подошел вплотную к президенту.

— Господин президент, «подлинной причины», как вы выражаетесь, не существует. С моей стороны не было абсолютно никаких неправильных, незаконных или подстрекательских действий, на что вы намекаете. Меня заставил выйти в отставку человек, который потерял… ориентировку.

— Думайте, что хотите, генерал, — ответил Лимен, — но дайте мне слово, что будете молчать, пока я не объявлю свое решение. Иначе мне придется задержать вас в этом доме на весь завтрашний день.

— Даю вам слово, — сказал Скотт. — Если я и выскажусь, то лишь тогда, когда факты, касающиеся этого дела, станут широко известны.

Лимен направился к двери.

— Я оставлю вас на некоторое время одного, генерал. Передайте, пожалуйста, Райли, Хардести и Диффенбаху, чтобы они немедленно прибыли сюда. Они могут войти через задние ворота, как и вы. Как только кто-либо из них явится, позвоните по телефону мисс Таунсенд. Она меня найдет.

Лимен вышел в коридор, закрыл за собой дверь и, соединив в кольцо большой и указательный пальцы, подал Корвину знак, что все в порядке. Потом направился в комнату, где был Кларк. Широко распахнув двери, он чуть было не крикнул: «Рей!» — но увидел, что комната пуста.

Президент жестом подозвал Корвина.

— Арт, где же Рей? Он должен был ждать меня здесь.

— О, сенатор ушел уже больше часа назад, — сказал Корвин. — Он внизу, в зале заседаний правительства, с министром Тоддом.

Спускаясь в лифте, Лимен думал: «Значит, Рея вовсе и не было в комнате во время нашей схватки. А если бы он мне понадобился? Но я обошелся без него. Может быть, он знал, что я обойдусь…» Торопливо шагая по крытой галерее мимо розария в западное крыло дома, Лимен поймал себя на том, что он насвистывает какую-то мелодию.

Президент вошел в зал заседаний правительства, и оба его союзника в нетерпении бросились ему навстречу. Лимен стоял улыбаясь, как всегда неловкий и угловатый, но с явно победоносным видом. Он вытащил из кармана лист бумаги.

— Генерал Скотт подал в отставку, — объявил он.

Седые брови Тодда, изогнувшись дугой, взлетели кверху. Он крепко сжал руку президенту.

— Вы выдержали бурю, господин президент. Все остальное пойдет как по маслу.

Кларк замахнулся, словно намереваясь нанести Лимену удар в челюсть, и улыбнулся.

— И это сделал ты, Джорди, — сказал он. — Отлично, дружище!