2020-06-10
65
Удачная высадка десанта и захват плацдарма в конце концов вылились в суточный отдых для всех участников учений...
– Значит, так, кто хочет – смотрит телевизор, кто не может – ложится спать. А если у кого есть желание побузить, тому я сам найду развлечение. Например, спарринг со мной, а для самых бурых обещаю личный контакт с Гусаром. – Среди морпехов, сидящих ровными рядами на табуретках, ходил ротный старшина Антон Малугин – молодой мужик выше среднего роста с широкими плечами и добрыми серыми глазами, за которыми скрывался терминатор – киборг‑убийца. Ни один из разведчиков не подал голоса. Маугли, поигрывая связкой ключей, прикрепленной на длинной цепочке к тренчику пояса, острым взглядом пытался отыскать смутьянов. Но в разведроте, в основном скомплектованной из добровольцев, большая часть которых прослужила до этого в строевых частях морской пехоты, никто не хотел искать приключений на свою голову.
Обойдя морпехов в очередной раз, старшина Малугин остановился перед телевизором, потом мрачным взором обвел собравшихся и грустно произнес:
– Как я понял, недовольных нет. Хоть правозащитников приглашай...
Разведрота ответила гробовым молчанием. И вовсе не потому, что кто‑то из бойцов был обижен на старшину роты или взводных командиров. Каждый морпех этой роты считался элитой морской пехоты и был готов не только за Родину, но и за черный берет и тельняшку отдать свою жизнь. И за этим единым порывом не стояли банковские счета, «Ролс‑Ройсы» с «Бентли» или соблазнительные блондинки. Каждый боец знал, он ничуть не хуже старшины, взводного или даже командира роты. Впрочем, ротный – Герой России – для всех остальных бойцов стоял где‑то в стороне, как полубог под вершиной Олимпа. Простые смертные в эту роту попасть не могли, а те, что попадали, еще долго не могли поверить в то, что так можно служить...
– Итак, намекаю еще раз напоследок, – заслонив своим торсом экран телевизора, вновь заговорил старшина. – Лучше колымить на Гондурасе, чем гондурасить на Колыме. Если есть несогласные с этой теорией, шаг вперед. Нет? Ну, потом сопли не размазывайте, что вас, дескать, не предупредили.
Антон Малугин, еще совсем недавно служивший в учебном батальоне и привыкший к тому, что новобранцев следует подгонять под общую мерку в разведроте, дважды не повторял. Оставив разведчиков в покое, Антон направился в ротную канцелярию.
За большим письменным столом командиры взводов во главе с майором Давыдовым отчаянно «забивали козла». Командир роты вместе со своим заместителем, двухметровым верзилой с крупным, как у коня, черепом и приплюснутым носом, капитаном Олегом Шуваловым против старших лейтенантов Николая Иволгина и Геннадия Журило. Молодые офицеры упорно отбивались от наезда старших товарищей.
– А вот мы по‑«троекурову», – проговорил Денис, ставя в конце черной в белую крапинку змеи «дубль‑три».
– «Рыба», – радостно констатировал Шувалов, раскрывая для подсчета свои «камни». И, широко улыбаясь, добавил: – Прошу, господа, подбивайте свои «бабки».
В игре против старших по званию лейтенантам явно не перло, закончилась третья по счету партия, которую, несмотря на отчаянное сопротивление, они проиграли.
Долговязый, коротко стриженный, с оттопыренными ушами Иволгин, наигранно хмуря густые брови, удрученно бормотал, перемешивая «камни»:
– Прямо как в песне: «Не везет мне в картах, повезет в любви». Только когда эта любовь будет, мне ж сегодня вечером в караул заступать.
– Для того, чтобы начать выигрывать, нужно руку сменить, – деловито заметил вошедший в канцелярию Малугин. – Вот уступи мне место, Никола, так мы с Генкой в момент раскатаем господ начальников.
– Губу не раскатывай, игрок, – рассматривая свои «камни», проговорил Давыдов. – Лучше иди‑ка в свою каптерку и лишний раз барахло пересчитай, через месяц на курсы младших лейтенантов ехать, так чтобы при сдаче должности и ротного имущества лишних вопросов не возникло.
– Вопросов не будет, – запальчиво ответил Антон. – У меня в каптерке как в аптеке – все чики‑чики.
– Ну, смотри, тебя за язык никто не тянул, – покачал головой Денис, ставя очередную костяшку домино на стол. Хоть и сказано это было совершенно безобидным тоном, но Малугин сообразил, что при сдаче дел майор этот разговор ему припомнит. И напоследок устроит ему хорошую показательную нахлобучку. Чтобы, не дай бог, не угодить на крючок репрессий, старший сержант незаметно покинул канцелярию, поспешив в свою каптерку пересчитывать «хозяйство».
– Денис Васильевич, а как насчет выхода в тайгу моего взвода? – поинтересовался старший лейтенант Журило – блондин с красными, как наливные яблоки, щеками и пронзительно‑голубыми глазами, которые в сочетании с греческим профилем делали его неотразимым у прекрасной половины. При своих метре семидесяти семи старший лейтенант был самым низкорослым в роте, из‑за чего тайно комплексовал, но старался этого не демонстрировать.
– Выход в тайгу есть в плане ротных занятий, – ответил командир роты, «отходя» одновременно двумя дуплями. – Но будут ли занятия или нет, трудно сказать. Ситуация наподобие той, что сложилась в фильме про Ивана Васильевича, который меняет профессию. «Были демоны, не спорим, но они самоликвидировались». Так будет и с рядом учебных тем. После показательных учений, где мы продемонстрировали свою молодецкую удаль, боюсь, комбриг нам зарежет не одно из нужных занятий. А потому что, – и, подражая хриплому голосу командира бригады, добавил: – «из‑за неплановых учений наблюдается перерасход топлива, моточасов, сухого пайка и боеприпасов. Значит, вместо вылета в тайгу будем работать на «тропе разведчика», делая больший упор на теорию, нежели на практику».
Совсем недавно бывший взводный фронтовой разведчик Денис Давыдов, отличившись, совершенно неожиданно для себя стал одновременно Героем России и, получив внеочередное звание майора, занял должность командира роты. Теперь приходилось объяснять своим подчиненным то, что еще совсем недавно возмущало его самого.
– Боюсь, что боевые стрельбы нашей бронетехники также накрылись медным тазом, – немного подумав, добавил за ротного капитан Шувалов.
– Это еще почему? – возмутился Николай Иволгин. – Наши БМД на этих учениях не участвовали.
– А какая разница, – пожал плечами Олег. – Другая техника участвовала. Они ведь сожгли общий ГСМ и расстреляли общие снаряды. В мирное время интенданты за перерасход по головке не погладят. Вот комбригу и приходится крутиться, чтобы и подразделение держать в боевой готовности, и экономить топливо и боеприпасы.
– Бардак, – возмутился Журило, который уже подробно расписал план взводных занятий по ориентированию и выживанию в тайге, и теперь все его задумки летели в тартарары. Старший лейтенант был не в состоянии скрыть свои эмоции. – А если вдруг война?
Давыдов с Шуваловым, оба фронтовики, с усмешкой переглянулись, потом ротный объявил:
– Если вдруг война, то найдутся и ГСМ, и боеприпасы. И две недели будут гонять до седьмого пота, чтобы ехать воевать подготовленными, но вот наша задача – готовить бойцов, чтобы они были готовы к войне, несмотря ни на что. Вот так, товарищи разведчики.
– Н‑да, – тяжело вздохнул Журило, осмысливая услышанное. – Так и вспоминаешь курсантскую загадку – «чем отличается онанизм от секса».
На мгновение в ротной канцелярии повисла неловкая тишина, потом Денис на правах старшего спросил:
– И чем?
– Поговорить не с кем, – совершенно серьезно ответил Геннадий, имея в виду теоретическую подготовку разведчиков. Стекла канцелярии задрожали от дружного громкого хохота.
Веселье офицеров прервал резкий телефонный звонок.
– Майор Давыдов у телефона, – сняв трубку, произнес Денис. Улыбка с его лица мгновенно сползла, и он коротко ответил: – Так точно, понял, сейчас буду.
Опустив трубку на аппарат, он бросил зажатые в ладони костяшки домино на стол. Резко отодвинув стул, поправил портупею и быстрым движением надел берет. Только после этого сказал:
– Срочно вызывают к начальнику штаба дивизии. – Подобный вызов мог обозначать что угодно. Бывали случаи, когда вот так вызывают офицера к начальнику штаба, а уже через несколько дней в какой‑то экзотической стране происходила «революция» угнетенных рабочих масс. Правда, это бывало во времена Великого и Могучего СССР, но кто из военных мог с уверенностью сказать, что судьба ему сейчас не преподнесет нечто подобное. – Олег, остаешься за меня, сегодня рота живет по распорядку выходного дня. Завтра... завтра, в общем, будет видно...
* * *
После завтрака, чтобы скоротать время, главные силовики России с разрешения хлебосольного хозяина решили погонять шары на нижней террасе, где был установлен большой бильярдный стол.
Сняв пиджаки, мужчины остались в белых рубашках с ослабленными узлами галстуков и, вооружившись киями, принялись за игру.
Пока офицер по личным поручениям Министра обороны ждал прибытия командира разведроты морской пехоты, директор ФСБ распорядился, чтобы вызвали начальника центра «Т». Вроде дружеский спор между двумя ведомствами и был шуточным, но никак не мог походить на игру в поддавки...
Право первого удара досталось главе Госбезопасности. Тщательно намелив кий, он согнулся над столом. Мысли руководителя Федеральной службы безопасности неожиданно соскочили на главную цель нынешней поездки. Он уже решил: чтобы выявить фигуранта, подсунувшего электронного шпиона, пропустить через этот передатчик «жирную» дезинформацию, чтобы затем отследить ее и таким образом выявить «заинтересованное лицо». Ну а потом решать, как по‑настоящему противодействовать шпионам...
Удар получился не очень точным, биток врезался в вершину пирамиды и лишь растолкал шары по зеленому сукну бильярдного стола. Теперь очередь переходила к его оппоненту.
Министр обороны, сжав кий в левой руке, правой оперся о край стола, внимательным взором охватывая всю панораму расположения шаров, чтобы выбрать наиболее удачную для удара комбинацию.
Впрочем, мыслей у главного военного в голове было не меньше, чем у главного чекиста. То, что попало к нему в подчинение, мало походило на Министерство обороны. Какое‑то стрелецкое войско с голодными солдатами и не менее голодными офицерами, у которых к тому же на шее сидели такие же голодные семьи. Ко всему еще огромные арсеналы с боевой техникой, оружием и боеприпасами, включая ядерные. И вся эта огромная сила покоилась лишь на честности и чести тех же офицеров, прапорщиков и генералов, которые понимали, что без армии само существование России – нонсенс.
Сколько руководил Министр Российской армией, столько же его клевали, грызли борзописцы разных мастей и оттенков. В сущности, Министр работал, как садовник‑сучкоруб, которому дали дорогое, величественное, но давно захиревшее дерево и теперь ему следовало определить, какие ветки сухие, и безжалостно их обрубить, а здоровым дать возможность расти дальше, отрыть корни и поливать их питательной смесью, вычистить из‑под коры паразитов. Естественно, такую махину от Балтийского моря до Тихого океана за один день в порядок не приведешь. Тем более что и паразиты‑вредители не только прятались в коре, они еще при случае норовили и самого садовника грызануть за палец.
Любая попытка обновления Вооруженных сил, приведения их в реальную боевую готовность вызывали бурную истерию. Стоило только заикнуться о снятии военных кафедр во многих высших учебных заведениях, как тут же единым фронтом выступили и хор кликуш из «комитета солдатских матерей», и многоликое стадо яйцеголовых правозащитников, ангажированных западными спецслужбами, СМИ и само студенчество, состоящее в основной своей массе из грязных и обкуренных бесполых особей.
Почему так, почему те же журналисты, что кричали о Российской армии, как об отсталом сборище военного металлолома, не понимают, что современной боевой техникой, напичканной электроникой и кибернетикой, не сможет управлять Коля, святой хлебопашец, с несколькими классами сельской школы. Здесь нужны высокообразованные интеллектуалы. И почему, в отличие от Коли, студент Эдик получает пожизненное право не быть патриотом своей страны, которая его родила, воспитала и дала высшее образование...
Наконец все тактические комбинации в голове Министра сложились в четкие схемы. Склонившись над столом, он поднял кий и, прицелившись, сделал короткий замах. Удар, и шар точно летит в центральную лузу. Еще удар, и очередной шар плавно заходит в крайнюю правую...
Глава ФСБ не особо расстраивался успехам своего оппонента, его мысли сейчас были заняты совсем другим. Генерал‑полковник был не только высококлассным профессионалом, он еще был патриотом той службы, которой прослужил почти тридцать лет. Он мог безболезненно проиграть Министру обороны партию‑две в бильярд, но вот к вызову, брошенному главой Вооруженных сил, отнестись с безразличием позволить себе не мог.
Увидев, как в зал входит начальник центра «Т», директор, держа в руке кий, пошел ему навстречу.
Антитеррористическим центром на Дальнем Востоке уже третий год руководил полковник Цуриков, сорокалетний атлет с покатыми плечами борца и мощной грудью штангиста. Серый, в тонкую темную полоску костюм сидел на его фигуре как влитой. Открытое, по‑мужски красивое лицо с неизменной улыбкой хозяина мира в сочетании с модельной стрижкой делали его похожим на голливудскую звезду.
Полковник прошел все ступеньки служебного роста – от лейтенанта, выпускника Высшей школы КГБ до руководителя центра «Т»; в свое время он был неплохим оперативником. Неоднократно бывал в «горячих точках», за что имел боевые награды. Но чем выше Цуриков поднимался по служебной лестнице, тем больше он верил в собственную исключительность. Возглавляя Антитеррористический центр, последний год он лишь вяло контролировал работу своих подчиненных, все больше общаясь с местной политической элитой.
Об истинной цели экстренного приезда директора ФСБ Цуриков был осведомлен одним из немногих, так же как и о том, что «ширмой» послужит проверка его центра. Впрочем, последнее полковника нисколько не смущало. В подчиненном ему подразделении царил полный порядок, дисциплина на высоте, документация в норме. Главное, никаких проявлений политического терроризма (с криминальным терроризмом разбирается милиция). Апогеем этой «проверки» должны были, как обычно, стать учения с применением группы захвата регионального отряда «Альфа». Это тоже мало пугало полковника, такие учения местные бойцы‑антитерры проводили по несколько раз в году, не считая показательных выступлений по большим праздникам. Так что небо над головой начальника центра «Т» было безоблачным.
– Добрый день, – весело поздоровался с директором ФСБ Цуриков, как всегда, сверкая самодовольной улыбкой. – Хотите устроить большую игру? – неожиданно спросил полковник, указав взглядом на забивающего очередной шар Министра обороны.
– Да, предстоит большая игра, только не на бильярде, – сухо ответил руководитель Госбезопасности.
– То есть? – Улыбка тут же потухла.
– Условия предстоящих учений меняются.
– Как это понимать? – Глаза Цурикова подозрительно сузились.
– Задача твоих подчиненных будет прежняя – освобождение заложников. А вот в роли террористов будут другие. Наши коллеги из морской пехоты.
– Фу‑ты, – облегченно выдохнул полковник, на его лице вновь заиграла широкая улыбка.
– Ты не особо лыбься. – Директор нахмурил брови. – Против будут работать спецы с боевым опытом.
Но это предупреждение на Цурикова не произвело должного впечатления.
– У нас с ними разная специфика и все мои ребята тоже с боевым опытом. Каждый по несколько раз на Кавказе побывал, так что, сколько курочке ни пыжиться, а золотые яйца только в сказках бывают.
Глава ФСБ гневно сверкнул глазами, но сдержался и негромко проговорил:
– Не задирай нос, опростоволосишься с морпехами – пойдешь ядерный полигон на Новой Земле охранять. Сейчас придет твой «противник», изучи его. А как начнутся учения, используй весь имеющийся потенциал на сто процентов, чтобы действительно показать свое подавляющееся превосходство. Задача ясна?
– Так точно, – рефлекторно вытянулся по стойке «смирно» полковник Цуриков.
Едва чекисты успели закончить свой разговор, как в зал вошел, рослый морской пехотинец, одетый в обычный полевой камуфляж и короткие сапоги.
Приблизившись к бильярдному столу, морпех замер и, вскинув руку к черному берету, громко доложил:
– Товарищ Министр обороны, майор Давыдов прибыл по вашему приказу.
Министр, выцеливавший очередной шар, выпрямился, положил кий на край стола и протянул морпеху руку со словами:
– Здравствуй, Денис Васильевич. Вызывал я тебя вот по какому вопросу. На последних учениях твои разведчики показали настоящий класс. Вот теперь у меня к тебе такой вопрос: не хочешь со своими бойцами принять участие в еще одних учениях?
– Каких учениях и какая их цель? – ровным голосом спросил Денис.
– Совместные учения с Федеральной службой безопасности. Они, как всегда, на страже закона, а вам и вашим разведчикам отводится роль террористов.
– Наша задача? – со знанием дела поинтересовался морпех. – Диверсия или захват заложников? Заложников будем держать в здании или в каком‑то из видов транспорта?
Стоящие в стороне два чекиста внимательно слушали этот диалог, и по мере задаваемых морпехом вопросов улыбка медленно сползала с лица полковника Цурикова.
– Какой из вариантов вам предпочтительней? – в свою очередь спросил директор ФСБ, когда вопросы разведчика ему переадресовал Министр обороны.
– Для меня прогулочный катер и «легенда» в случае удачного отражения штурма антитерра, уход в нейтральные воды, – обстоятельно пояснил Денис Давыдов свое пожелание. Потом задал очередной вопрос: – Количество моих людей?
– Сколько бы вы хотели?
– Достаточно, чтобы со мной было семеро.
– Пусть будет так. На подготовку вам дается двое суток. Учения назовем... ну, скажем, «Великолепная семерка»...
Афганистан (2002)
Серая безжизненная пустыня Регистан, разграничивающая Пакистан с Афганистаном, уже давно стала Восточным автобаном, по которому в два конца постоянно двигались и целые караваны, и одиночные машины.
Новая война, разгоревшаяся между контролирующими почти всю страну талибами и засевшими на севере отрядами антиталибской коалиции, после того, как последние получили от Америки оружие и боеприпасы и начали наступление на Кабул, на движение через Регистан никак не повлияла. Из Афганистана по‑прежнему шли караваны с беженцами, а им навстречу тайными тропами пробирались из Пакистана боевики, желающие воевать вместе с талибами, и везли контрабандное оружие.
Замотанный в клетчатую куфию, которую на западе называют еще «арафаткой», в синих демократических джинсах и длинной, гороховой расцветки куртке Майкл Триш сидел на заднем сиденье видавшего вида «Лендровера». В ногах у него примостился пластиковый ящик с видеокамерой и портативным магнитофоном. В нагрудном кармане куртки лежали документы, удостоверяющие личность действующего журналиста телекомпании Би‑би‑си.
Две недели Майкл провел в Исламабаде, готовя для себя подходящую «легенду» командировки в Кабул. За это время кожа его лица приобрела красноватый оттенок, а щеки и подбородок заросли густой черной щетиной, делая его похожим на местных жителей.
Трое суток бывший сасовец потратил на дорогу до Кабула. Столица Афганистана встретила Триша старинными постройками и современными многоэтажными домами, которые за годы правления талибана ничем не отличались от древних строений. Только базар по‑прежнему оставался таким же шумным и пестрым.
Кровопролитные бои на севере постепенно откатывались к сердцу Афганистана. Город напоминал Новый Вавилон. Кого только не встретишь на улицах Кабула: завернутых в плащи из верблюжьей шерсти, вооруженных допотопными «бурами» пуштунов; арабов с новенькими «М‑16» в зеленых платках‑куфьях с веревочными кольцами на макушке, обозначавшими, что правоверный мусульманин совершил хадж в Мекку; длиннобородых афганцев в широких шароварах и длинных рубахах, подпоясанных ремнями с брезентовыми подсумками; пакистанцев, всех как один вооруженных «калашниковыми» китайского производства.
Попадались в этом человеческом море и европейцы, но это были не просто наемники. Это были боевики, принявшие за религию ислам и теперь воевавшие не за деньги, а за веру.
Довелось Майклу увидеть и других европейцев, двух молодых людей. На них была рваная одежда, сквозь дыры и прорехи которой просвечивались тощие тела в фиолетовых синяках и ссадинах. Они были повешены на одной из городских площадей. Длинная деревянная перекладина, через которую был переброшен толстый металлический трос, на каждом из концов которого висело по человеку. Все это походило на интерьер исторического фильма: скрип, исходящий от раскачиваемых на ветру висельников, их бордовые, вывалившиеся наружу языки, темные, разбитые клювами птиц пустые глазницы. Все это до жути напоминало средневековье, только стоящие поблизости советский танк «Т‑55» с наваренными противокумулятивными экранами из листового железа да гусеничный бронетранспортер со спаренной зениткой, установленной в кузове, подтверждали, что весь этот ужас происходит в наше время.
– Американские шпионы, – равнодушно кивнув в сторону повешенных, объяснил словоохотливый водитель, при этом радостно скаля щербатый рот. – Работали у нас под видом журналистов, а сами устанавливали радиомаяки для своих бомбардировщиков. Их разоблачили, потом судили по законам шариатского суда и, наконец, казнили. И так будет со всеми врагами ислама.
Откровения водителя покоробили Триша. Он тоже приехал в Афганистан работать под «ширмой» журналиста. И, несмотря на то что у него нет оружия (он сам по себе оружие) и никакой шпионской аппаратуры, кроме миниатюрного радиомаяка, который замаскирован под батарейку в часах и обнаружить который невозможно еще по той причине, что сигнал от него идет по узконаправленному лучу прямо на спутник связи, все эти предосторожности ничего не стоили здесь, на войне. Его могут убить в любой момент, едва кто‑то из талибских боевиков заподозрит в нем шпиона. Подобный расклад отставному майору совершенно не нравился, но уже что‑либо изменить он был не в состоянии.
«Лендровер» пересек центр Кабула и выехал на окраину. Раньше здесь размещались казармы одного из мотострелковых полков Советской армии, затем полк правительственных войск и, наконец, здесь же находилось впоследствии крупное соединение талибских войск. Несколько дней назад территорию военной базы эскадрилья американских штурмовиков превратила в груды щебня.
Майкл Триш с интересом рассматривал развалины, которые ему напоминали долину гейзеров – над многими воронками еще клубился темный едкий дым.
Внедорожник, переваливаясь на ухабах, миновал объект недавней воздушной атаки и, натужно рыча двигателем, покатил в сторону раскинувшихся вдалеке приземистых глинобитных построек.
Небольшой кишлак на полсотни дворов расположился в трех километрах от воинской части, и бывший английский коммандос, зная удаль американских воздушных асов, просто был поражен тем, что пилоты не стерли этот населенный пункт с лица земли заодно с базой.
Лишь одна воронка темнела в сотне метров от крайнего двора. Темно‑коричневая, с красным оттенком земля вздыбливалась бруствером вокруг большой выемки. Здесь же резвилась орава чумазых детишек.
Въехав в кишлак, водитель, с лицом, похожим на сухофрукт, быстро отыскал нужный Тришу двор. Хозяин, в отличие от своих соседей, был человеком воинственным. Об этом свидетельствовал двухметровый забор, выложенный из кусков горной породы; тут же в ограде были устроены бойницы, позволяющие держать под перекрестным огнем всю улицу.
Остановившись перед оградой, водитель надавил на клаксон. Вскоре на пронзительный звук со двора вышел немолодой высокий афганец с длинной окладистой бородой. На его гладко выбритой голове была четырехугольная, расшитая разноцветным бисером, тюбетейка, а могучий торс прикрывала накидка из верблюжьей шерсти.
Встав перед «Лендровером», афганец сурово глянул на водителя внедорожника, но тут из‑за его спины выглянул Триш. Бородач мгновенно узнал англичанина и широко улыбнулся. Абдалла Ярохи, афганский узбек, был полевым командиром одного из отрядов Сопротивления. Именно его моджахедов Триш обучал, как грамотно использовать американские ПЗРК «Стингер». Потом они даже участвовали в нескольких боевых операциях, и вот, спустя полтора десятка лет, боевые товарищи снова встретились.
Майкл, не открывая дверцу, легко перепрыгнул через борт внедорожника и подошел к бородачу. Широко улыбаясь, мужчины в знак приветствия обнялись, и только сейчас отставной майор заметил, что у его приятеля по самое плечо отсутствует правая рука.
– Бери свои вещи и идем в дом, – наконец спохватился Абдалла и единственной рукой указал на ворота.
Дом, как и ограда бывшего полевого командира, напоминал долговременную огневую точку. Узкие окна бойниц, во дворе ничего лишнего, голый, как бильярдный стол, двор. Перемахнув через ограду, нападающие тут же угодили бы в огневой мешок, из которого живыми наверняка не удалось бы уйти.
Триш едва заметно улыбнулся – наука воевать афганцу запала глубоко в душу и вся его жизнь теперь была ориентирована на нее.
Абдалла Ярохи провел англичанина в большую комнату, где, по обычаю, принимали самых дорогих гостей. Пол в этой комнате был устлан толстым домотканым ковром. Едва мужчины расположились на нем, как две старшие дочери, закрыв свои лица чадрой, неслышно появились в комнате, расставили глубокие пиалы, большое блюдо с фруктами, медный чайник с кипятком и так же неслышно удалились.
– Отдохни с дороги, – разливая по пиалам густой отвар, проговорил хозяин дома, не задавая гостю никаких вопросов. – Выпей чая, вспомним былые годы, а потом будем резать барана и варить плов.
– Благодарю, Абдалла, за гостеприимство, – проговорил Майкл, в левой руке держа пиалу, а правую приложив в знак благодарности к груди.
Напиток оказался горячим и терпким на вкус, с особым ароматом. Едва вдохнув, Триш сразу же вспомнил этот вкус. Зеленый чай, заваренный особым способом с добавлением опиума, у моджахедов называлось «афганское виски». Мусульмане, которым по Корану было запрещено употреблять алкоголь, пили этот отвар, который снимал нервное напряжение и расслаблял мышцы.
– Времена поменялись, – пригубив напиток, произнес Ярохи. – Раньше мы с Западом были друзьями, западные страны помогали нам в борьбе с неверными, присылая оружие и инструкторов. Теперь же мы с Западом враги. Я хочу тебя спросить, Майкл, ты кто нам – друг или враг?
– Друг, – коротко ответил Триш, снова прикладывая к груди раскрытую ладонь. Потом сделал небольшой глоток вяжущего во рту отвара и добавил: – Со службы в САС меня турнули, отправили на пенсию. Чтобы как‑то выжить, пришлось устроиться на работу. Теперь я журналист Би‑би‑си, – уловив недоверчивый взгляд хозяина дома, пояснил Майкл. – Афганистан сейчас самая интересная точка на информационной карте мира, а так как когда‑то мне здесь уже доводилось бывать, то я и вызвался.
– У нас сейчас много журналистов, – глядя на гостя своими большими черными глазами, медленно заговорил Ярохи. – Некоторых мы вешаем, и я не хотел бы, чтобы с тобой такое приключилось.
– Я видел повешенных, – кивнул англичанин, снова прикладываясь к пиале. Отвар ему нравился все больше и больше. – Могу тебе сказать сразу: я не шпион. Теперь в мои обязанности входит не собирать для штаба английской армии разведданные, а отсылать в Британию правдивые репортажи о том, что здесь происходит, – и, для того, чтобы перевести тему в другое русло, спросил: – А где ты, герой борьбы за независимость Афганистана, потерял свою руку?
– Это случилось два года тому назад, когда мы воевали с шакалами Ахмад Шах Массуда. Мой отряд угодил под залп «градов», многие тогда погибли, но я выжил и продолжаю борьбу.
– Продолжаешь? – удивился Триш.
– Да, продолжаю, – повторил Ярохи. – Сегодня атэкашники[2] выманивают нас на огневые позиции, а затем эти позиции бомбят американские «воздушные крепости». Под ударами их авиации мы отступаем, скоро вся страна будет в их руках. Вот тогда крепкие и здоровые уйдут в горы, а калеки и старые останутся в кишлаках и городах, где организуют подполье. Земля под ногами оккупантов будет гореть, это еще страшнее, чем было при шурави...
Слушая негромкую речь афганца, Майкл Триш вдруг ощутил, как на него накатывает горячая волна, захлестывает его сознание и увлекает в цветную бездну...
* * *
Электрическая лампочка, подвешенная высоко под потолком, горела бледно‑желтым светом. Освещения она давала мало, но зато отчетливо можно было рассмотреть, как на потолке собирается влага. Вот несколько крошечных слезинок стеклись в одну, размером с горошину, этот шарик под собственным весом вытянулся в продолговатую сосульку, при этом играя всеми цветами радуги. Наконец капля оторвалась от потолка и ринулась вниз. Как в замедленной киносъемке, она упала на бетонный пол, разлетаясь на десятки крошечных брызг, а на потолке уже набирала силу следующая.
Майкл Триш не знал, сколько времени он лежал в этой глухой камере на жесткой циновке и, не отрываясь, наблюдал за игрой капель. Все тело теперь казалось ему совершенно чужим, будто находилось во власти кого‑то другого.
«Афганское виски оказалось слишком крепким для меня», – в короткий момент просветления успел подумать англичанин, пытаясь вспомнить, что с ним произошло. Потом снова сознание впало в ступор.
Наблюдая за очередной каплей, готовой сорваться вниз, Триш услышал, как где‑то в стороне раздался щелчок открывающегося замка. Майкл попытался скосить глаза, но из этой затеи ничего не получилось, он все еще не владел своим телом.
В помещение, где лежал англичанин, вошли двое молодых мужчин в повседневной афганской одежде. Они бесцеремонно ухватили Триша за руки и подняли на ноги. Теперь отставной майор мог осмотреть себя и с ужасом заметил, что вместо его одежды на нем просторные шаровары, длинная домотканая рубашка, а на ногах грубые башмаки с подошвой из автомобильной покрышки.
Один из афганцев внимательно оглядел пленника, потом удовлетворенно кивнул, и его потащили к выходу. Сперва они оказались в просторном коридоре с тусклыми светильниками по обе стороны в шахматном порядке. Потом была крутая лестница с низкими сводами и снова коридор, на этот раз значительно просторнее предыдущего. Из соседних помещений доносилась гортанная речь и лязганье оружия.
«Тора‑Бора», – неожиданно отставного майора обожгла догадка. Подземная моджахедская крепость, расположенная в толще горного массива. Несколько ярусов, где, кроме казарм для боевиков, находились склады для оружия, боеприпасов и продовольствия. А также госпиталь и своя небольшая гидроэлектростанция, установленная на подземной реке и обеспечивающая электричеством всю Тора‑Бора.
Подходы к крепости прикрывали минные поля и множество огневых точек. Амбразуры с тяжелыми пулеметами закрывали многотонные каменные плиты, которые поднимались при помощи мощных гидродомкратов. Советская армия неоднократно пыталась захватить Тора‑Бора, но ни разу ей это не удалось. Теперь наступила очередь антиталибской коалиции с их западными хозяевами сломать зубы о подземную твердыню.
Наконец афганцы втащили Триша в просторный, залитый холодным светом множества ламп зал. В зале находилось десятка полтора вооруженных людей. Судя по их одежде и оружию, это были не обычные моджахеды, а полевые командиры высокого ранга. Среди собравшихся майор увидел и своего давнего приятеля Абдаллу Ярохи. Теперь все встало на свои места – однорукий бандит опоил его опиумом и привез в логово террористов Аль‑Каиды. В центре сидел тот, ради кого Триш приехал в эту богом забытую страну. Сомнений не оставалось – прежде чем предать мучительной смерти, его будут долго и изощренно пытать.
Перед сидящими моджахедами установили пластиковый раскладной стул, на который усадили Майкла Триша. Несколько минут афганцы молча рассматривали его, как диковину. Наконец со своего места поднялся однорукий Абдалла и громко произнес, обращаясь к пленнику:
– Майкл, брат, пока ты еще ничего не предпринял против моего народа, я решил тебя остановить, чтобы ты одумался и присоединился к нам в борьбе за истинную веру.
«Хорошо же ты мне помог, брат. Теперь с меня точно шкуру живьем спустят», – с сарказмом подумал Майкл, но вслух ничего говорить не стал. Его неподвижный взгляд был прикован к главе террористической организации, к человеку, за которого американцы обещали заплатить большие деньги.
Внешность его была именно такой, каким его представляла пресса. Худощавый, с продолговатым лицом и длинной бородой с серебристой проседью. Одет был араб в светлый плащ из привычной в здешних краях шерсти ламы; голову венчала белоснежная чалма с черной окаемкой, придающей внешности лидера едва ли не мистическое величие. Впрочем, ни одежда, ни борода с проседью не производили такого впечатления, как глаза – глубоко посаженные, со слегка изогнутыми контурами, они казались влажными. И потому создавалось впечатление, что их взгляд пронизывает тебя насквозь и видит все твои мысли. Такого пресса не показывала, а это, как понял сейчас бывший майор, оказалось самым главным.
Майкл Триш невольно облизнул пересохшие губы, подумав, что мешок с двадцатью пятью миллионами долларов сидит в каких‑то десяти метрах от него.
«Видит око, да зуб неймет», – неожиданно промелькнула мысль. К русским пословицам он пристрастился незадолго до первой командировки в Афганистан, считая, что через них он сможет лучше понять душу своего врага. Впоследствии Триш сообразил, что пословицы порой и ему самому помогают комментировать происходящее в его жизни.
«Стащили с меня всю одежду, – рассуждал про себя бывший сасовец. – Не знали, где может находиться радиомаяк, и решили раздеть. Может, еще и в зад заглянули. Ну что ж, мы их сами учили воевать, теперь за оказанную любезность пора бы и рассчитаться сполна. Показать учителям на их шкуре, чему научились благодарные ученики».
Майкл уже смирился со своей участью. Единственное, что он сейчас хотел – чтобы все закончилось как можно быстрее.
Наблюдавший за англичанином лидер террористов, когда тот в очередной раз облизнул губы, негромко распорядился:
– Дайте ему воды.
Кто‑то из молодых афганцев из‑за спины Триша протянул ему высокий стакан, наполненный холодной родниковой водой. Припав к живительной влаге, Майкл стал жадно пить, не чувствуя ни холода, ломящего зубы, ни привкуса медикаментов. Лишь когда стакан опустел, майор вдруг подумал: «А вдруг там яд?»
Но, вместо того, чтобы умирать, Триш неожиданно ощутил прилив сил. До этой минуты голова находилась будто в ватном футляре. Теперь же все вокруг прояснилось, даже появился легкий звон в ушах.
Только вот зрение подводило – как будто экран ненастроенного телевизора мерцал перед глазами, то вдруг вместо человеческих лиц, сидящих напротив, появлялись рожи кровожадных монстров, от страха перед которыми аж дух захватывало.
Последнее, что успел сообразить Майкл, что ему опять подсунули наркотик, но в этот раз вместо природного опия он употребил синтетический психотропик. Снова тело, мозг и душа были разъединены.
– Ты приехал в Кабул меня убить? – громовым голосом в ушах отставного майора прозвучал вопрос лидера Аль‑Каиды.
– Нет, – невнятно пробормотал Триш, но его сознание было не в состоянии сопротивляться действию препарата и он заговорил: – Я приехал в Кабул, чтобы под видом журналиста обнаружить ваше местонахождение и при помощи радиомаяка, спрятанного в моих часах, пометить это место для американских бомбардировщиков.
– За что ты хотел нас убить? – снова раздался громовой голос. – Что мы сделали тебе плохого?
Примитивный вопрос, на который можно и вообще не отвечать, но когда сознание находится в плену психотропного вещества, все выглядит по‑другому.
– Меня уволили со службы и это был шанс заработать хорошие деньги.
– Сколько?
– Двадцать пять миллионов долларов, – ответил ровный бесстрастный голос.
– Тебя специально выбросили на помойку, чтобы ты для других загребал жар своими руками и рисковал своей головой. – Фраза, вновь произнесенная громовым голосом, пробила психотропный панцирь и дошла до сознания бывшего майора.
«А ведь точно, – с поразительной ясностью вдруг все понял Триш. – Королевская армия Ее Величества просто‑напросто договорилась с американцами. Меня уволили, чтобы корона не несла ответственности за действия своего офицера. А янки наняли, чтобы за их идеалы рисковал хорошо обученный профессионал, до которого никому во всем мире не будет дела». Это походило на то, как один сутенер продает другому надоевшую ему шлюху. Ощущать себя шлюхой было противно. Из глаз майора непроизвольно хлынули слезы, а мозг заполнила ярость...
– Я несметно богат, – продолжал глава Аль‑Каиды. – Двадцать пять миллионов долларов всего лишь песчинка под моим ногтем. Хочешь получить эту сумму от меня?
– Дай, – смахивая грубым рукавом рубашки слезы, проговорил Майкл. А в ответ услышал:
– Милостыню не даю. Но ты, майор, эти деньги можешь заработать. Ты – высококлассный профессионал, покажи мне, что умеешь делать лучше всего за эти деньги. Ну, я хочу услышать твое предложение.
И в следующее мгновение бурлящий в котле ярости мозг подсказал, а язык майора выдал:
– Я могу убить королеву или премьер‑министра.
– Гибель одного человека, даже пусть и высокопоставленного, это всего лишь трагедия, которая может сплотить нацию. А уничтожение десятков тысяч – это ужас, заставляющий народы падать ниц перед возможностью неумолимой гибели. Такое сможете придумать?
– Смогу, – уверенным тоном произнес Майкл Триш, в упор глянув на своего нанимателя...
