Край сердечных желаний

Все дополнения к книгам Холли Блэк, переведённые группой

Vk. com/black_fairyland

 

Удаленная сцена из «Королевы Ничего». 1

Письма Кардана. 2

Край сердечных желаний. 3

Визит в невероятные земли. 13

Плач Люти-Лу. 22

Удаленные сцены из «Злого короля». 36

«Потерянные сёстры». 41

 

Удаленная сцена из «Королевы Ничего»

Когда наступает ночь, Кардан отводит меня в сторону.

— Хочу тебе кое-что показать, — произносит он. Затем отсылает прочь стражу. Вместе мы покидаем дворец и идем — только мы — в лес.

— Разве нам позволено просто забить? — спрашиваю я, не совсем уверенная, на что именно забить. Но уже кое-что. Конечно, есть какой-то кризис, который мы должны изучить, разрабатывать стратегию.

Он смеется.

— Не знаю, почему ты поверила моему ответу, когда речь зашла об ответственности.

Я корчу рожицу и отказываюсь отвечать.

В глубине леса есть цветущая роща с большим камнем в центре.

Грибы усеивают пейзаж, а лунный свет льется вниз сквозь кроны деревьев. Я слышу, как над нами перекликаются совы. Вдалеке, в море, слышится песня мерфолка со скалистого берега, а с другой стороны — жужжание крыльев.

Кардан плюхается на траву во всем своем великолепии и смотрит на звезды.

— Что ты хотел показать мне? — интересуюсь я, присоединяясь к нему. — Если ты ждешь, что я увижу какой-то особый знак зодиака, вспомни уроки Дворцовой школы — у меня глаза смертной, и я ничего не вижу.

— Ничего подобного. — Он смеется. — Это наша земля. Эльфхейм. Твой и мой. Ты сама мне это дала. — В его голосе слышится легкий трепет.

— А ты мне. — Мягко напоминаю ему.

— Ну, если честно, с твоей стороны было больше обмана, дабы сделать меня Верховным Королем, — размышляет он, снова становясь похожим на себя самого. — А потом я обманул тебя, чем особенно горжусь.

Я пинаю его ногой.

Он протягивает руку, и когда он это делает, кажется, что сами звезды устремляются к его пальцам. Но это не так. Это светлячки, а потом, через мгновение, спрайты, их пылающие тела порхают над нами.

— Давай же, — говорит он мне. Я осторожно поднимаю руку, и они тоже подлетают ко мне, кружась вокруг моей головы со своим звенящим смехом.

— А теперь оглянись вокруг.

Я оглядываюсь и понимаю, что он имеет в виду. Потому что там, где я ступала, у меня под ногами растут маленькие белые цветы.

— Это магия... но я смертная. Я смертная девушка.

— Ты — Королева Эльфхейма. — говорит он.

Я снова оглядываюсь вокруг и вдыхаю воздух Фейрилэнд. Места грозного, но всецело моего.

Моя земля. Мой дом. Мой.

 

Письма Кардана

Первое письмо:

 

Джуд,

Возможно, ты лишь слишком осторожна, но я пишу, чтобы сообщить тебе, что всё решено между Подводным миром и Эльфхеймом. Договоры подписаны морской пеной и кровью.

С нетерпением, Кардан

 

Второе письмо:

 

Джуд,

Всё ещё не могу представить, что в смертных землях ты нашла что-то интересное для себя. Могу только предположить, что твоё дальнейшее отсутствие в Эльфхейме связано со мной. Я настаиваю: сердись на меня на более близкой дистанции.

Кардан

Письмо третье:

 

Джуд,

Ты не в настроении для игр. Очень хорошо.

Я тоже не в настроении играть.

Позволь мне написать прямо: ты прощена.

Я отменяю твоё изгнание. Я забираю свои слова обратно.

Возвращайся домой.

Возвращайся домой и кричи на меня. Возвращайся домой и борись со мной. Возвращайся домой и разбей мое сердце, если нужно.

Просто возвращайся домой.

 

Письмо четвертое:

 

Джуд,

Даже не отвечать на мои послания нелепо и недостойно тебя. И я ненавижу это.

Кардан

Письмо пятое:

 

Верховной Королеве Эльфхейма,

Надо мной тот же серебристый диск луны, что сияет и над тобой. Глядя на него, я вспоминаю блеск твоего ножа, прижатого к моему горлу, и другую романтику между нами.

Не знаю, что удерживает тебя от возвращения в Верховный Двор. Быть может, это досада на меня. А может, проведя время в мире смертных, ты убедилась, что жить вдали от народца лучше, чем править ими.

В самые отчаянные моменты я начинаю верить, что ты никогда не вернешься.

Ведь зачем тебе это, если исключить твои амбиции? Ты всегда точно знала, кто я такой. Видела все мои недостатки, все мои слабости и шрамы. Я льстил себе, что иногда ты испытываешь ко мне иные чувства, кроме презрения. Но даже окажись это правдой, они превратились бы в винегрет рядом с пиршеством твоих других, более великих желаний.

И все же мое сердце погребено вместе с тобой в диковинной земле смертного мира. Как оно было утоплено вместе с тобой в холодных водах Подводного мира.

Оно принадлежало тебе еще до того, как я смог признаться в этом себе самому. И оно останется твоим навсегда.

Кардан

 

Письмо шестое:

 

ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД ДЖУД

Пожалуйста, Джуд

 

Край сердечных желаний

 

Если вы хотите познакомиться с реальными представителями Ши — настоящими фейри — отправляйтесь в кафе «Луна в чашке» на Манхэттене. Фейри собираются там в большом количестве. Вы легко узнаете их по заостренным кончикам ушей — они слишком высокомерны для того, чтобы скрывать эту особенность с помощью чар — и по их нечеловеческой грации. Вы также обнаружите, что кафе потакает их странным вкусам, предлагая крапиву и чай из листьев наперстянки, десерты из крестовника. Пожалуйста, обратите внимание, что наперстянка ядовита для смертных. Ни в коем случае не пробуйте ее!

***

Лорды фэйри иногда ходят среди нас. Даже по местам, провонявшим холодным железом, по разбитым бетонным ступеням, по крошечным квартиркам, где девушки ютятся втроем в одной комнате. Фейри, в конце концов, наслаждаются коррупцией, рубежами, переходом через них и возвращением обратно.

Когда Рат Ройбен Рай, Лорд неблагого Двора и некоторых других мест, приходит навестить Кайю, она вытаскивает свой матрас на середину гостиной, чтобы они могли проговорить до рассвета, никого не разбудив. Кайя тоже не человек, но она была воспитана смертным. Иногда Ройбену она кажется более человечной, чем окружающий ее город.

По утрам ее соседки по комнате Рут и Вэл (если она не остается со своим парнем) и Корни (который спит в их гардеробной, хотя он называет ее «второй спальней») переступают через них. Вэл измельчает кофе и варит его во французском прессе [устройство для заваривания напитков] с большим количеством корицы. Она побрила голову год назад, и ее волосы цвета ржавчины наконец-то стали достаточно длинными, чтобы начать завиваться.

Кайя смеется, пьет из разбитых кружек и позволяет своим длинным зеленым пальцам пикси рисовать узоры на коже Ройбена. В эти мгновения, ощущая ее запах, более сильный, чем все железо мира, он чувствует себя таким же сырым и дрожащим, словно только что родился.

***

Однажды в середине лета Ройбен принял обличье смертного и отправился в «Луну в чашке» в надежде, что смена Кайи скоро закончится. Он думал, что они прогуляются по Риверсайд-парку и посмотрят на отражение огней на воде. Или съедят соленые орехи. Или сделают что-то еще, что ей бы хотелось. Ему нужны были эти воспоминания о ней, которые поддержат его, когда он вернется в свои земли.

Но, войдя в кафе сразу после заката, в черном пальто, которое развевалось вокруг него подобно крыльям ворона, он увидел, что ее там нет. В заведении было полно смертных, больше, чем обычно. За стойкой Корни бегал взад-вперед, стуча кружками в облаке эспрессо.

Кофейня была обставлена вещами, которые Кайя и ее смертные друзья находили на обочине дороги или на дешевых распродажах. Множество потрепанных, заляпанных краской деревянных столиков, декорированных в технике декупаж почтовыми открытками, нотными листами и страницами из старых энциклопедий. Стулья, выкрашенные в золотой цвет. Стены увешаны любительскими картинами, обрамленными в металлолом. Даже чашки были разные. Изящные чашечки из костяного фарфора, стоящие на блюдцах рядом с кружками с логотипами для давно закрытых предприятий.

Пока Ройбен шел к черному входу в кафе, несколько посетителей бросали на него оценивающие взгляды. В отражении блестящей медной кофейной урны он выглядел как всегда. Его белоснежные волосы были зачесаны назад. Его глаза были цвета серебряных ложек. Он подумал, не стоит ли ему сменить обличье.

— Где она? — спросил Ройбен.

— Какой повелительный тон, тебе не кажется? — крикнул Корни, перекрывая рев машины. — Ну, как бы ни призывал волшебный трофей король фей, придется подождать. Я понятия не имею, где сейчас Кайя. Я знаю только, что она должна быть здесь.

Ройбен попытался сдержать резкий всплеск раздражения, заставивший его руку дернуться в поисках клинка.

— Извини, — сказал Корни, потирая лицо рукой. — Это было не круто. Вэл сказала, что придет помочь, но ее здесь нет, а Луис, который должен быть моим бойфрендом, ушел с каким-то однокурсником на несколько часов, и мой план по увеличению бизнеса сильно провалился. А потом ты приходишь сюда и такой… ты всегда такой..

— Могу я взять себе немного крапивного чая, пока жду? — Прервал его Ройбен, нахмурившись. — Я знаю, где ты его хранишь и в состоянии обслужить себя сам.

— Ты не можешь, — ответил Корни, махнув рукой в сторону бара. — Я имею в виду, что ты мог бы, но они выпили все, и я не знаю, как сделать еще.

За стойкой бара царил беспорядок. Ройбен наклонился, чтобы поднять осколки чашки, и нахмурился.

— Что здесь происходит? С каких это пор у смертных сформировался вкус к…

— Простите, — подала голос девушка с длинными волосами винного цвета. — Вы — человек?

Он замер, внезапно осознав неровность края того, что держал.

— Полагаю, я ослышался. — Он осторожно положил фарфоровый осколок на стойку.

— Ты один из них, не так ли? Я так и знала! — Широкая улыбка расплылась по ее лицу, и она нетерпеливо оглянулась на стол, за которым сидели ухмыляющиеся люди. — Ты можешь исполнять желания?

Ройбен посмотрел на Корни, занятого вспениванием молока.

— Корнелиус, — тихо сказал он. — Хм.

Корни оглянулся.

— Если хоть раз ты будешь вести себя как парень моей лучшей подруги и примешь ее заказ, я обещаю быть с тобой повежливее. Даже приятным.

Ройбен коснулся клавиши на кассе.

— Я сделаю это, если ты пообещаешь бояться меня сильнее.

— Я завидую тому, чего боюсь, и ненавижу то, чему завидую, — изрек Корни, ставя на стойку латте со льдом. — Быть большим трусом все равно, что быть крупным придурком.

— Что бы ты хотела? — спросил Ройбен у девушки. — Кроме желаний.

— Соевый мокко, — ответила девушка. — Но, пожалуйста, мне многое хочется узнать.

Ройбен покосился на нацарапанное на доске меню.

— Оплатите, пожалуйста.

Она отсчитала несколько купюр, и он взял их, беспомощно глядя на кассу. Он нажал несколько кнопок, и, к его облегчению, ящик открылся. Он осторожно дал ей сдачу.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не заплатил ей листьями и желудями, — взмолился Корни. — Кайя продолжает делать это, и это не очень-то помогает бизнесу.

— Я так и знала! — воскликнула девушка.

— Я не использовал чары, — произнес Ройбен. — И ты мне не помогаешь.

Корни выплеснул сироп Hershey на дно кружки.

— Да, помнишь, что я говорил о своей идее увеличить бизнес?

Ройбен скрестил руки на груди.

— Помню.

— Я мог бы написать в интернете, что это место популярно среди кое-чего сверхъестественного.

Ройбен прищурился и наклонил голову.

— Ты утверждал, что в кофейне Кайи водятся привидения?

Девушка взяла свой мокко с прилавка.

— Он сказал, что сюда приходили фейри. Настоящие фейри. Из тех, что танцуют в грибных кругах и…

— О, неужели? — спросил Ройбен с рычанием в голосе. — Так вот что он сказал?

***

Корни не хотел ревновать к жизни других.

Он не хотел тратить время на размышления о том, сколько времени пройдет, прежде чем Луис устанет от него. Луис, который ездил по различным местам, пока Корни помогал Кайе открывать «Луну в чашке», потому что ему буквально нечем было заняться.

Кайя управляла этим местом, как пикси. У кафе был странный режим работы — иногда оно открывалось в четыре часа дня, иногда на рассвете. Обслуживание было столь же странным, когда Кайя стояла за стойкой. Был заказан капучино, а доставлен чай с молоком. Смена людей часто превращалась в листья и пепел. Постепенно — ради выживания — события развивались так, что «Луна в чаше» принадлежала всем им. Вэл и Рут работали, когда не были в школе. Корни настроил радио.

А Луис, который жил в общежитии Нью-Йоркского университета и был занят двойной специализацией и флиртовал с будущим в медицине, приходил и печатал свои длинные бумаги за одним из столов, чтобы место выглядело более занятым.

Но Корни знал, что долго так не продержится. Все было слишком ненадежно. У всех остальных было слишком много дел. Поэтому он принял решение запустить рекламу. И вот уже целую неделю в кафе было полно народу. Они едва успевали готовить напитки. Так что никто из остальных не мог злиться на него. Они просто не имели права злиться на него.

Он должен быть весь в делах. Это единственный способ сдержать ужасный грызущий страх.

***

Ройбен слушал, как Корни заикается, объясняясь, что он сделал и почему, но на самом деле ничего не слышал.

Затем он заварил себе чай и сел за один из спасенных столов, украшавших кофейню. Его поверхность была испещрена отметинами от дюжин водянистых чаш, которые покоились там, и любой вес заставлял все это тревожно раскачиваться. Он сделал глоток чая из листьев наперстянки, заваренного собственноручно. Крепкого, горького.

Вэл вошла во время объяснений Корни, побледнела и начала подметать пол. Теперь они с Корни шептались за прилавком, и Вэл покачала головой.

В течение многих лет фейри полагались на благоразумие. Ройбен знал, что единственное, что удерживало Корни от истязаний в руках фейри, которые, должно быть, видели его явно нескромное объявление, — это предполагаемая защита короля неблагого Двора. Ройбен знал это и возмущался.

Было бы легко лишить его защиты. Легко и реально.

Пока он обдумывал это, за его спиной раздался женский голос, приводя его в еще большее бешенство.

— Видите ли, моя семья всегда была близка к фейри. Мою пра-пра-пра-прабабушку даже украли, чтобы она жила с ними.

Ройбен удивлялся, почему смертные так хотят быть связанными с горем, о котором повествуют глупые истории. Почему бы не рассказать историю, в которой бабушка умерла толстой, старой и любимой десятком своих детей?

— Неужели? — переспросила подруга женщины. — Как Роберт Кирк [министр, гэльский ученый и фольклорист] на холме фейри?

— Вот именно, — подтвердила первая. — За исключением того, что прабабушка Кларабель не спала на улице, и она была прямо здесь, в штате Нью-Йорк. Ее вытащили из собственной постели! Кларабель только что родила мертвого ребенка, и священник пришел слишком поздно, чтобы крестить его. Над дверьми не было железа.

Иногда такое случалось, вынужден был признать Ройбен.

— О, — подруга покачала головой. — И правда, мы забыли о железе, соли и прочих защитных средствах.

Клара. На мгновение мысли о Корни и его предательстве полностью вылетели из головы Ройбена. Он знал это имя. И хотя были десятки и десятки Клар, которые пришли в этот мир, в тот момент он знал, что женщины рассказывали правдивую историю. Историю, которую он знал. Ему было стыдно, что он так легко отверг их за глупость. Даже дураки говорят правду. Исторически сложилось так, что правда принадлежит в первую очередь дуракам.

— Прошу прощения, — подал голос Ройбен, поворачиваясь на стуле. — Я невольно подслушал.

— Вы верите в фей? — спросила она с довольным видом.

— Боюсь, что вынужден, — наконец сказал он. — Могу я спросить вас кое о чем касаемо Клары?

— Моя двоюродная бабушка, — женщина улыбнулась. — Меня назвали в ее честь. Я Кларабелла. Ну, это действительно мое второе имя, но я все равно…

— Рад с вами познакомиться, — Ройбен протянул женщине руку для рукопожатия. — Вы случайно не знаете, когда пропала ваша Клара?

— Наверное, где-то в восемнадцатом веке, — сказала она. Ее голос замедлился, когда она дошла до конца предложения, как будто она насторожилась. Ее улыбка потускнела. — Что-то случилось?

— И у нее было двое детей? — опрометчиво спросил он. — Мальчик по имени Роберт и девочка по имени Мэри?

— Откуда ты можешь это знать? — Кларабелла повысила голос.

— Я этого не знал, — ответил Ройбен. — Именно поэтому я и спросил.

— Но ты… ты не должен был…

Теперь все в кофейне смотрели на них. Ройбен заметил у двери гоблина, который, хихикая, слизывал с пальцев шоколадную глазурь.

Ее подруга положила руку на плечо Кларабеллы.

— Он из дивного народа, — тихо произнесла она. — Будь осторожна. Он может пожелать украсть и тебя.

Ройбен вдруг рассмеялся, но его горло было полно шипов.

***

Вечное лето при благом Дворе такое же неизменное, как и сами фейри. Деревья клонятся к земле от тяжелых золотистых плодов, цветущие лозы ползут по стенам, чтобы утопить покрытые корой крыши в бесконечном дожде лепестков.

Ройбен вспомнил себя еще ребенком, подрастающим здесь, в праздном удовольствии и беззаботности. Он и его сестра Этайн жили далеко от фейри, которые произвели их на свет, и думали о них не больше, чем о пасмурном небе или об узорах, которые бледные рыбы в ручье создавали своим безумным метанием.

У них были игры и развлечения. Они препарировали кузнечиков, вырывали крылья у мотыльков и пришивали их к спинам жаб, чтобы посмотреть, смогут ли они заставить жаб летать. А когда они уставали от этих занятий, у них была няня по имени Клара, с которой они могли играть.

У нее были грязно-каштановые волосы и зеленые, как мокрые лужи, глаза. В более ясные моменты она ненавидела своих подопечных фейри. Она должна была знать, что ее похитили из дома, от ее собственной семьи и детей, чтобы заботиться о существах, которых она считала немногим лучше бездушных дьяволов. Когда Этайн и Ройбен требовали позволить им забраться к ней на колени, она отталкивала их. Когда они дразнили ее за вечернюю молитву, она рассказывала, как их кожа потрескается и задымится, как они будут гореть в аду после Страшного суда.

Но она могла быть доброй. Она учила их песням и гоняла по лугам, пока они не начинали визжать от смеха. Они играли в лис и гусей с желудями и норами, вырытыми пальцами в грязи. Они играли в шарады и фанты. Они играли в грации с обручами и палками, сплетенными из ивовых прутьев. А потом Клара мыла их грязные щеки носовым платком, окунала в ручей и стелила им постели среди мха.

А когда она целовала их чистые лица и желала им спокойной ночи, то называла их Робертом и Мэри. Ее потерянные дети. Дети, за которых из-за чар она принимала Ройбена и Этайн.

Ройбен не помнил, чтобы жалел тогда Клару, хотя, вспоминая об этом, находил ее жалкой. Они с Этайн были молоды, и их любовь к ней была слишком эгоистичной в желании быть самыми любимыми. Они ненавидели, когда их называли чужим именем, и щипали ее в наказание или прятались от нее, пока она не начинала плакать.

Однажды Этайн сказала, что придумала план, как заставить Клару забыть о Роберте и Мэри. Ройбен собрал грибы, как и велела ему сестра.

Он не знал, что то, что было полезно для него, могло отравить Клару.

Они убили ее случайно. Так же легко, как вырывали крылья у мотылька или резали кузнечика. В конце концов, их мать пришла и посмеялась над их глупостью и устроила красивые похороны. Этайн сплела гирлянды, чтобы повесить их на шею мертвой Клары. И никто не мыл им щеки, даже когда они были измазаны грязью.

И хотя похороны были забавными, а их мать — занимательным новшеством, Ройбен не мог перестать думать о том, как Клара смотрела на него, когда умирала. Как будто, возможно, она все-таки любила своих чудовищных детей-фейри и в этот момент сожалела об этом. Это был знакомый взгляд, который он долгое время считал любовью, но теперь распознал в нем ненависть.

***

Корни смотрел, как Вэл взбивает молоко до пенки, и думал, не пора ли ему домой. Толпа начала затихать, и они, вероятно, могли бы закрыться через час или два. Он был настолько измучен, что смог забраться в постель и позволить потребности своего тела во сне победить потребность разума в беспомощном беге по кругу.

Потом Корни поднял глаза и увидел Ройбена, который стоял на ногах и смотрел на какую-то несчастную женщину так, словно собирался оторвать ей голову. Корни понятия не имел, что сказала дама, но если девушка за стойкой была хоть каким-то знаком, то довольно сумасшедшим. Он оставил посетительницу, пытающуюся решить, действительно ли она хочет лишнюю порцию сиропа из бузины, чтобы помчаться через кофейню.

— Здесь все в порядке? — поинтересовался Корни. Ройбен вздрогнул, словно не заметил, как Корни подошел так близко, и ему пришлось сдержать какой-то неистовый порыв.

— Эта женщина рассказывала историю о своем предке, — натянуто произнес Ройбен голосом, полным фальшивого удовольствия. — Историю, которую она, возможно, где-то читала, или которая передавалась в ее семью поколениями. О том, как феи забрали женщину по имени Кларабель. Я просто хочу услышать ее полностью.

Корни повернулся к женщине.

— Ладно, вы двое. Убирайся отсюда. Сейчас. — Он подтолкнул их обеих к двери.

Они послушались, натягивая пальто и нервно оглядываясь, словно хотели пожаловаться, но не осмеливались.

— Что касается тебя, — сказал Корни Ройбену, стараясь не показывать свое нервное состояние. Его руки вспотели. — Люди — идиоты. Значит, она выдумала какую-то нелепую историю? Это не имеет значения. Тебе не нужно делать… что бы ты ни собирался сделать с ней.

— Нет, — ответил Ройбен, и Корни автоматически съежился.

— Пожалуйста, просто позволь... — начал Корни, но Ройбен оборвал его.

Его голос был стальным, а глаза напоминали осколки льда.

— Смертный, ты испытываешь мое терпение. Это все твоих рук дело. Если бы я просто повернулся спиной, они пришли бы за тобой, они тащили бы тебя по небу и мучили до тех пор, пока безумие, наконец, милосердно не лишило бы тебя чувств.

— Ты просто прелесть, — выдохнул Корни, но голос его дрогнул.

Дверь открылась, зазвонил колокольчик, и они оба повернулись к ней вполоборота. Он ищет Кайю, подумал Корни. Если она появится, то сможет очаровать Ройбена так, что тот забудет о своем гневе.

Но это была не Кайя. Луис вошел в дверь с тремя парнями из колледжа, у них были рюкзаки и сумки. Луис бросил быстрый взгляд в сторону Корни, затем подошел к столу вместе с ними и бросил свою сумку.

— Пойдем со мной, — тихо велел Ройбен.

— Куда мы идем? — спросил Корни.

— У действий всегда есть последствия. Пора тебе взглянуть в лицо своим.

Корни кивнул, не в силах сделать что-либо еще. Он глубоко вздохнул и позволил отвести себя к двери.

— Оставь его в покое, — твердо сказал Луис. Корни обернулся и увидел, что Луис держит Ройбена за запястье. Рубцы на коричневой коже Луиса там, где неблагой Двор вырвал его пирсинг, серьгу за серьгой, зажили до шрамов, но единственный мутный глаз Луиса, потушенный феей, потому что Луис был Видящим, уже никогда не станет прежним.

Ройбен поднял бледную бровь. Он выглядел скорее удивленным, чем встревоженным. Может быть, он был достаточно зол, чтобы надеяться на оправдание причинить кому-то боль.

— Не беспокойся обо мне, — сухо сказал Корни Луису. — Я сейчас вернусь. Иди к своим друзьям.

Луис нахмурился, и Корни молча велел ему уйти. Не было никакого смысла в том, чтобы они оба попали в беду.

— Ты не получишь его без боя, — тихо сказал Луис.

— Меня настораживает твой тон, — сказал Ройбен, потянув его за запястье свободной рукой и высвобождаясь из захвата. — Нам с Корнелиусом нужно кое-что обсудить. К тебе это не имеет никакого отношения.

Луис повернулся к Корни.

— Ты рассказал ему об объявлении? Ты что, идиот?

— Он сам догадался, — просто ответил Корни.

— На этом все, Луис? Ты позволишь нам выйти на улицу? — поинтересовался Ройбен.

— Я пойду с вами.

— Нет, ты не пойдешь. — Корни толкнул Луиса в плечо, сильнее, чем намеревался. — Ты никогда не бываешь рядом ради всего остального, зачем быть рядом сейчас? Возвращайся к своим друзьям. Почему бы тебе не пойти позаниматься с ними или что ты там делаешь? Возвращайся и признай, что я тебе уже надоел. Держу пари, ты даже не сказал им, что у тебя есть парень.

Луис побледнел.

— Я так и думал, — усмехнулся Корни. — Просто брось меня уже.

— Да что с тобой такое? — удивленно спросил Луис. — Ты действительно будешь злиться на людей, которых никогда не видел, только потому, что я хожу с ними в колледж? Ты их ненавидишь, вот почему я не рассказываю им о тебе.

— Я ненавижу их, потому что они такие, каким ты хочешь видеть меня, — произнес Корни. — Уговариваешь меня записаться на занятия. Хочешь, чтобы я держался подальше от фейри, хотя мой лучший друг — одна из них. Хочешь, чтобы я стал тем, кем никогда не стану.

Луис выглядел потрясенным, как будто каждое слово было пощечиной.

— Все, чего я хочу, это чтобы тебя не убили.

— Мне не нужна твоя жалость, — бросил Корни и толкнул дверь, оставив Ройбена следовать за ним. Это было приятно, адреналин бежал по его венам. Ощущалось, словно весь мир был в огне.

— Подожди, — крикнул Луис ему вслед. — Не уходи.

Но поворачивать назад было уже поздно. Корни вышел из теплой кофейни на тротуар, а затем свернул в пасть темного зловонного переулка, который тянулся рядом с «Луной в чашке». Он услышал неумолимо приближающиеся шаги Ройбена.

Корни прислонился лбом к холодной кирпичной стене и закрыл глаза.

— Я действительно все испортил, не так ли?

— Ты сказал, что завидуешь тому, чего боишься, и ненавидишь то, чему завидуешь. — Ройбен положил ладонь с длинными пальцами на плечо Корни. — Но ненавидеть то, что любишь, так же легко, как ненавидеть то, чего боишься.

***

Ройбен прислонился к стене переулка, не зная, что еще сказать. Его собственная ярость на себя и воспоминания притупились перед лицом очевидного страдания Корни. Ему уже приходила в голову смутная мысль о подобающем наказании, но сейчас это казалось жестоким. Конечно, возможно, дело в жестокости.

— Я не знаю, что со мной не так, — сказал Корни, наклонив голову так, чтобы Ройбен мог видеть его затылок, уже покрытый гусиной кожей. Корни оставил куртку в кофейне, и его тонкая футболка не защищала от ветра.

— Ты всего лишь пытался обезопасить его, — сказал Ройбен. — Я думаю, даже он это знает.

Корни покачал головой.

— Нет, я хотел причинить ему боль. Я хотел причинить ему боль до того, как он получит шанс причинить боль мне. Я разрушаю наши отношения и просто не знаю, как остановиться.

— Я не тот человек, чтобы давать тебе советы, — сухо заметил Ройбен. — Вспомни Силариэль. Я не раз принимал ненависть за любовь. У меня не найдется мудрости для подобных историй.

— Да ладно тебе, — сказал Корни. — Ты парень моей лучшей подруги. Ты должен иногда говорить с ней. Ты должен говорить с ней вот так.

— Не так, — не без иронии ответил Ройбен. Но, по правде говоря, то, как говорил Корни, казалось опасным, словно чувства могут продолжать работать только в том случае, если они останутся непотревоженными.

— Послушай, ты кажешься мрачным и несчастным большую часть времени, но я знаю, что ты любишь ее.

— Конечно, я люблю ее, — огрызнулся Ройбен.

— Как у тебя получается? — спросил Корни. Он глубоко вздохнул и заговорил снова, так быстро, что слова путались. — Как ты можешь так доверять кому-то? Я имею в виду, что она просто причинит тебе боль, да? Что, если однажды ты ей просто перестанешь нравиться? Что, если она найдет кого-то еще… — Корни резко замолчал, и Ройбен понял, что он зловеще нахмурился. Его ногти впились в собственные ладони.

— Продолжай, — сказал Ройбен, намеренно расслабляя тело.

Корни провел рукой по своим крашеным черным волосам.

— Она в конце концов устанет мириться с тем, что тебя никогда не бывает рядом, когда происходит что-то важное, и ничего не меняется, пока она сама разбирается со своей жизнью. В конце концов, ты станешь просто тенью.

Ройбен обнаружил, что так сильно сжал челюсти, что у него заболели зубы. Все, чего он боялся, лежало перед ним, словно пир из пепла.

— Именно так я себя и чувствую. Словно иду в никуда, пока Луис не перешел из жизни на улице в какой-нибудь модный университет. Когда-нибудь он станет доктором, настоящим доктором, а кем буду я?

Ройбен медленно кивнул. Он совсем забыл, что они говорили о Корни и Луисе.

— Так как же ты это делаешь? — требовательно спросил Корни. — Как можешь любить кого-то, если не знаешь, навсегда это или нет? Когда она может просто оставить тебя?

— Кайя — это единственное, что спасает меня от самого себя, — просто ответил Ройбен.

Корни повернулся и прищурился.

— Что ты имеешь в виду?

Ройбен покачал головой, не зная, как выразить свои запутанные мысли.

— Я уже давно не вспоминал о ней, о Кларе. Когда я был ребенком, у меня была человеческая няня, заколдованная, чтобы служить мне. Она не могла любить меня. — Ройбен колебался. — Она не могла любить меня, потому что у нее не было выбора. У нее не было выбора — любить меня или же не любить. У нее не было ни единого шанса. Я тоже был зачарован для службы. Теперь я лучше понимаю ее.

Он почувствовал знакомое отвращение, думая о своем прошлом, думая о плене у Никневин, но оттолкнул мысли в дальний угол памяти.

— После всех унижений, которые я перенес, после всего, что я сделал для своих любовниц по их приказу, вот я здесь, в грязном человеческом ресторане, подаю кофе дуракам. Для Кайи. Потому что я свободен. Потому что я думаю, что это доставит ей удовольствие. Потому что я думаю, что это заставит ее смеяться.

— Это определенно заставит ее смеяться, — согласился Корни.

— Таким образом, я спасен от самого себя, — сказал Ройбен, пожимая плечами и слегка улыбаясь.

Корни рассмеялся.

— То есть ты хочешь сказать, что мир холоден и мрачен, но гораздо менее мрачен, когда рядом Кайя? Ты можешь быть еще более подавленным?

Ройбен склонил голову набок.

— Но все еще здесь ты, более несчастный, чем я.

— Смешно. — Корни скорчил гримасу.

— Послушай, ты можешь заставить кого-то полюбить тебя, — сказал Ройбен с той же осторожностью, с которой положил зазубренный осколок фарфора на прилавок. — Чарами или более утонченными жестокостями. Ты можешь искалечить его так, что он забудет, что у него был другой выбор.

— Это не то, чего я хочу, — ответил Корни.

Ройбен улыбнулся.

— Ты уверен?

— Уверен ли я? Да. — Горячо сказал Корни. — Я просто не хочу продолжать предвидеть худшее. Если все закончится завтра, то пусть это закончится прямо сейчас, чтобы я мог справиться с болью и разочарованием.

— Если нет ничего другого, кроме этого, — произнес Ройбен. — Если мы хотим быть тенями, неизменными и забытыми, нам придется питаться этими воспоминаниями до конца наших дней. Разве ты не хочешь еще немного посмаковать?

Корни поежился.

— Это ужасно. Ты должен сказать, что я ошибаюсь.

— Я только повторяю твои слова. — Ройбен откинул с лица серебристые волосы.

— Но ты веришь в них, — задумчиво ответил Корни. — Ты действительно думаешь, что именно это случится с тобой и Кайей.

Ройбен мягко улыбнулся.

— И ты вовсе не такой фаталист, каким прикидываешься. Что ты там сказал? Быть большим трусом все равно, что быть крупным придурком. Ты боишься, и ничего больше.

Корни слегка фыркнул, когда Ройбен сказал «придурок».

— Да, наверное, — сказал он, глядя на асфальт и разбросанный мусор. — Но я не могу перестать бояться.

— Тогда, возможно, ты мог бы обратиться к той части с придурками, — ухмыльнулся Ройбен. — Или, может быть, ты скажешь Луису, чтобы он хотя бы попытался тебя успокоить.

Корни наклонил голову, словно впервые увидел Ройбена.

— Ты тоже боишься.

— Я боюсь? — переспросил Ройбен, но в лице Корнелиуса было что-то такое, что его нервировало. Интересно, подумал он, на что смотрит Корни?

— Держу пари, ты боишься, что начнешь надеяться, несмотря на свои лучшие намерения, — сказал Корни. — Ты хорошо относишься к гибели и мраку, но я уверен, что это страшно — думать, что эти вещи могут произойти. Бьюсь об заклад, это чертовски страшно — думать, что она может любить тебя так, как ты любишь ее.

— Возможно. — Ройбен старался, чтобы его лицо ничего не выражало. — В любом случае, прежде чем мы вернемся в дом, я должен наложить на тебя чары. Кое-что, чтобы напомнить тебе, почему ты должен хранить секреты в секрете.

— Да ладно тебе, — простонал Корни. — А как же наш многозначительный разговор? Разве мы теперь не друзья? Разве мы не должны делать друг другу маникюр и не обращать внимания на маленькие, забавные предательства друг друга?

Ройбен протянул холодную руку.

— Боюсь, что нет.

***

Кайя сидела на столике в кофейне и выглядела раздраженной, когда Корни и Ройбен вернулись в дверь. Увидев их, она обмякла от удивления.

Луис, сидевший рядом с ней, подавился горячим шоколадом, и Вэл пришлось несколько раз хлопнуть его по спине, прежде чем он пришел в себя.

Наказание Корнелиуса было простым. Ройбен одарил его маленькими бледно-костяными рожками, торчащими из висков, и придал его коже светло-голубой блеск. Его уши были заостренными. Чары будут длиться один месяц — от одного полнолуния до другого. А когда он приготовит кофе, ему придется встретиться лицом к лицу со всеми этими обнадеживающими искателями фей.

— Думаю, я заслужил это, — сказал Корни, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Почему я вообще пытался спасти тебя? — задался вопросом Луис. Хотя его друзья ушли, он все еще был там, все еще терпеливо ждал. Ройбен надеялся, что Корни заметил это раньше всего прочего.

Кайя подошла к Ройбену.

— Держу пари, я знаю, о чем ты думал, — сказала она, качая головой. — Ужасные вещи.

— Ни за что, когда ты здесь, — сказал он ей, но не был уверен, что она услышала. Ее рука обвилась вокруг его талии, так что она могла задушить свое беспомощное хихиканье у него на груди. Он упивался ее теплом и пытался хоть раз поверить, что все это может длиться вечно.