Будьте смелыми, будьте смелыми, но не слишком

Важно усвоить уроки, которые не усвоила наша мама.

Когда-то в пригороде жили три сестры. Три девушки, Вивьен, Джуд и Тарин. Старшая была сама из народца, с кошачьими зрачками, глазами и ушами, которые доходили до тонких точек. Двое младших были близнецами с пухлыми, как персики, щеками, готовыми быть съеденными. Их отец был кузнецом, который продавал свои мечи через интернет. Их мать помогала ему вести бизнес. Ей не нравилось зацикливаться на неприятных вещах, таких как ошибки или сожаления, сжигание прошлого и бегство от мужей из Фейриленда.

И когда прошлое мамы настигло ее, ей даже не пришлось жить с последствиями. Они с отцом умерли в одно мгновение. И нас, девочек, перевезли через море, чтобы чудовище занялось нашим воспитанием. Три потерянные сестры. Разве это не похоже на другую сказку?

Давай пройдем вперед, пропуская всю кровь и плач и страх перед ужасающим новым местом с ужасающими волшебными людьми.

Давай перейдем к началу того, что я сделала неправильно.

Все началось с того, что Локк сунул записку в мой рюкзак. Должно быть, он сделал это на территории дворца, где воспитатели обучают детей дворян — и нас — истории, загадочным играм, гаданиям и всему остальному, что необходимо, чтобы быть продуктивными членами общества.

«Если я подойду к твоему окну, ты выйдешь?»

Локк, постоянный спутник младшего принца Эльфхейма. Волосы как лисий мех и смех, который мог очаровать яблоки падать с деревьев. Зачем ему утруждать себя тем, чтобы передать это — или любую другую записку — смертной девушке?

Думаю, я привлекла его внимание.

Был день, когда ты готовилась к турниру, а я читала книгу сказок. Локк заглянул мне через плечо и увидел на изображении змею, обвившуюся вокруг принцессы с длинным ножом.

— Как это чувствуется? — спросил он. — Словно застряла в сказке?

— Каково это — быть одним из них? — возразила я, но тут же почувствовала себя глупо. Разговаривать с одним из ужасных друзей принца Кардана всегда было рискованно, но когда Локк усмехнулся, это показалось мне смелым.

— Мне нравятся истории, — сказал он. — И, возможно, ты мне тоже нравишься.

Затем, три дня спустя, послание от него.

Сказки полны девушек, которые ждут, терпят, страдают. Хорошие девушки. Послушные девушки. Девушки, которые давят крапиву до крови. Девушки, которые таскают воду для ведьм. Девушки, которые бродят по пустыням, спят в золе или строят дома для преображенных братьев в лесу. Девушки без рук, без глаз, без силы речи, без какой-либо силы вообще.

Но тут подъезжает принц, видит девушку и находит ее красивой. Красивой, несмотря на ее страдания, но вопреки им.

И когда я увидела эту записку в сумке, я подумала, что, может быть, я больше не застряла в сказке, может быть, я могла бы стать героем одной из них.

Весь обед проходил за длинным столом Мадока, где Ориана суетилась над маленьким Оуком, в то время как Виви корчила ему рожицы, а ты колола свою оленину, я была безнадежно рассеяна. Я снова и снова думала о Локке. Позже, в гостиной, я попыталась закончить вышивку, которую добавляла к своей бархатной накидке, но снова и снова тыкала иглой в собственный палец, пока даже Ориана не спросила меня, не случилось ли что-то неладное.

Ты помнишь ту ночь? Ты сидела перед огнем, полировала кинжал, твои каштановые кудри падали на лицо. Я хотела рассказать тебе о записке, но боялась, что если расскажу, ты предупредишь меня, что это какой-то трюк. Этот Локк просто пытался унизить меня. В конце концов, ты знала, что он был компаньоном самого молодого и худшего из принцев эльфийского рода. Ты знала, что Локк и его друзья находили забавным: жестокость.

Но Локк не делал ужасных вещей. Он не был похож на принца Кардана, который слушал плач, будто это была прекрасная музыка, который крал шкуры Селки и примерял их, который разбил и сжег достаточно вещей, чтобы было сказано, что ему больше не рады во Дворце его отца.

По крайней мере, я не хотела верить, что Локк похож на него.

Я не хотела видеть какой-то подвох.

Ты знаешь, я ненавижу, когда я не нравлюсь кому-то. Я ненавижу, что они смотрят на нас свысока за то, что мы смертны. Я утешаю себя тем, что мы им нужны, даже если они не хотят этого признавать. Им нужны смертные любовники, чтобы рожать своих бессмертных детей, и смертные амбиции, чтобы вдохновлять их. Без нас не родилось бы достаточно детей, не было бы сочинено достаточно баллад и не меньше не было бы воспето.

И я утешала себя тем, что понимаю их причудливые костюмы, их любовь к вежливости. Вот почему я не могла оставить записку Локка без ответа. Этикет требовал какого-то ответа.

Конечно, это не требовало, чтобы я согласилась встретиться с ним.

Вместо того, чтобы рассказать тебе о своей дилемме, я пошла к Виви. Она была снаружи, смотрела на звезды.

— Пророчествуешь? — догадалась я. Ни ты, ни я не умеем видеть будущее в небесах. Никто из нас не может видеть в темноте достаточно хорошо, чтобы заметить движение звезд точно.

Может, если бы у нас это получалось лучше, мы бы увидели, что произойдет.

Виви покачала головой.

— Думаю. О нашей матери. Я вспомнила, что она мне сказала.

Я не знала, что на это ответить. Ты же знаешь, какая Виви: веселая, когда все идет своим чередом, и задумчивая, когда что-то не получается. Всю прошлую неделю она была обидчива, по возможности ускользая в мир смертных. Она такая примерно в годовщину нашего приезда сюда и в годовщину того, как мы попытались уехать навсегда. Но мне не нужна была ее капризность. Мне нужен был ее совет.

Голос Виви приобрел странное, отдаленное звучание.

— Я была в ванне, топила лодки и посылала за ними пластмассовых акул под пузырями. Должно быть, я была очень маленькой. И мама сказала мне: «Ты должна быть особенно добра к людям. Другие дети могут вести себя как монстры, но не ты.»

— Это не кажется справедливым, — сказала я, хотя я не могла не чувствовать себя немного обиженной, что у Виви было так много воспоминаний о маме и папе, в то время как я не могла вспомнить их лица с большим количеством деталей.

— Я тоже так думала. — Виви пожала плечами. — Поэтому я вернулась к тонущим кораблям.

— Оу, — сказала я озадаченно.

— Но, может быть, мне стоило послушать. — Она повернулась ко мне и уставилась на меня своим жутким кошачьим взглядом. — Не уверена, что когда-нибудь научилась быть особенно доброй. А ты как думаешь?

Я не хотела признаваться, но иногда Виви пугала меня. Иногда, несмотря на всю ее любовь к человеческим вещам, она казалась совершенно чужой. Особенно, когда я чувствую себя просто еще одной из человеческих вещей, которые она любит, возможно, из-за той же ностальгии по ее детству, которая заставляет ее тосковать по смертным фильмам, песням и комиксам.

Я не знаю, чувствовала ли ты когда-нибудь это. Может, мне стоило поговорить с тобой об этом. Может, мне стоило поговорить с тобой о многом.

— Ну, — сказала я, увидев свое открытие. — Было бы особенно любезно помочь мне прямо сейчас. Мальчик прислал мне записку, и я должна ответить на нее, но я не знаю, что сказать.

Я вынула ее из кармана, почувствовав дрожь надежды и страха, когда мои пальцы коснулись бумаги, наполовину ожидая, что это плод моего воображения. Я чувствовала, как мои щеки становятся горячими, когда я передала ее.

Ты должна понять, я никогда не думала, что это может плохо кончиться для кого-то, кроме меня.

Виви прочитала сообщение, прекрасно видя в темноте.

— Локк? — Похоже, она пыталась вспомнить его имя. Я не был уверена, дразнила ли она меня. — Итак, ты хочешь встретиться с этим мальчиком при лунном свете? Украсть несколько поцелуев?

Она сказала это так просто.

— Что если это шутка? Игра?

Она повернулась ко мне, наклонив голову, выражение ее лица было чистым замешательством. Как будто у меня не было причин бояться разбитого сердца. Она понятия не имела, насколько опасным может быть разбитое сердце. Хотя ты знаешь. Ты знаешь.

— Тогда, я полагаю, ты рассмеешься, прежде чем пнуть его в голень за причинение неприятностей, — пожала плечами Виви. — Или возьми один из клинков Джуд и гоняйся за ним. Ты получила те же инструкции по фехтованию, что и она; ты должна помнить некоторые из них.

— Я никогда не была особо хороша. Я продолжала извиняться, когда била кого-нибудь, — напомнила я ей.

Мадок хотел научить хотя бы одну из нас своему ремеслу — искусству войны. Уверена, он надеялся на Виви. Но это ты хотела учиться. Ты, у кого была настоящая близость. Ты, которая держалась, когда он сбил тебя с ног.

Ты говорила, что я была хороша. Что я легко научилась двигаться. Но я не хотела их знать. Мне не нравилась мысль, что мне придется с ними познакомиться.

До Эльфхейма я думала о нас, как об одинаковых. Близнецы. Мы носили одинаковую одежду. Мы смеялись одинаково и над одним и тем же. У нас даже был свой странный язык, который должен был представлять, как разговаривают наши чучела (который должен был представлять/олицетворять разговоры наших чучел). Ты это помнишь?

Конечно, были различия. Я всегда была застенчивой. И ты никогда не отказывалась от вызова, даже когда сломала зуб, гоняясь за соседским ребенком по бетонному краю бассейна.

Но эти различия не казались важными, пока не пришел Мадок. Пока ты не напала на него, когда я рыдала. Ты пыталась его ударить. Бесполезно. Глупо. Ты побежала на него, как будто тебе было все равно, если бы это стоило тебе жизни.

После этого казалось, что все было вызовом, от которого ты не могла отказаться.

И ты начала мне ничего не говорить. (И ты начала ничего не рассказывать мне). Например, где и как ты потеряла кончик пальца или что случилось той ночью, когда тебя никто не мог найти. Я не единственная, кто что-то скрывал. У тебя было полно секретов.

Теперь ты, вероятно, говоришь, что я оправдываюсь. Что я не очень сожалею. Но я просто хочу быть честной. И я пытаюсь рассказать тебе историю, как все это произошло.

— Тогда забудь о нем, — сказала Виви.

Я не слушала.

— Может быть, это не игра. Мне все еще нужен способ отправить ему записку.

— Попроси Джуд отвлечь его, а пока он смотрит на нее, брось бумагу в его сумку, — предложила она. — Или ты пойдешь и поговоришь с ним, и она ускользнет. Он будет ожидать этого меньше.

— Джуд наплевать на мальчиков, — сказала я ей и, возможно, это прозвучало жестче, чем я предполагала. Я была в ужасе от мысли, что меня поймает Никасия или, что еще хуже, принц Кардан. Давать Локку записку на территории Дворца было полностью исключено. — Ее волнуют только мечи и стратегия.

Виви вздохнула, наверное, уже сожалея, что призналась в желании быть добрее.

— Я могла бы позвать морскую птицу и передать твое сообщение в поместье Локка. Это то, чего ты хочешь?

— Да, — сказала я, крепко сжимая ее руку.

В своей комнате я выбрала страницу красивой кремовой бумаги. Я осторожно написала сообщение: «Если ты посмеешь подойти к моему окну, я буду ждать тебя».

Затем я прижала к бумаге грозди яблоневых цветов (для восхищения) и сложила ее в тугой маленький квадратик, который закрепила воском и печатью Мадока.

Я хотела напомнить ему, видишь ли (к слову), что существовал большой риск обращаться со мной плохо. Видишь ли, я не была глупой. По крайней мере, пока.

Давным-давно жила-была девушка по имени Тарин. Она терпела много унижений от рук магических людей, называемых Народцем, но она никогда не была никакой другой, кроме как доброй, независимо от того, как они презирали ее. И вот однажды мальчик-фейри с лисьими волосами посмотрел на нее и увидел ее добродетель и красоту, поэтому он взял ее в жены. И в его руках, одетую в платье, яркое, как звезды, другие фейри увидели ее в первый раз. Они знали, что недооценили ее и…

Весь следующий день на уроках я наблюдала за его реакцией на мою записку. Он не посмотрел в мою сторону. Ни разу.

Я начала сомневаться, что Виви послала мое сообщение. Возможно, она ошиблась и зачаровала морскую птицу в чужое поместье. Или, может быть, она просто скомкала записку и выбросила ее.

На нашем общем одеяле ты спокойно впивалась в сливу, не обращая внимания на мои дикие мысли. Я смотрела на тусклость твоих волос, на человеческую мягкость твоего тела, которую никакая тренировка мечом не могла полностью стереть. В мире смертных мы могли бы быть красивыми, но здесь я не могла притворяться, что мы не простые.

Я хотела бы пнуть тебя ногой. Хотела бы я дать тебе пощечину. Смотреть на тебя было все равно, что смотреть в зеркало и ненавидеть то, что я вижу. И твое забвение в тот момент только усугубило ситуацию. Я знаю, что это была ужасная мысль, но, по крайней мере, я признаю это. Видишь, я исповедуюсь во всем.

Весь день я томилась в отчаянии и горести. Но в ту ночь камешек ударил в окно, и я увидела внизу мальчика, улыбающегося мне так, словно он уже знал все мои секреты.

В тот первый раз, когда Локк подошел к моему окну, я спустилась с балкона и пошла с ним через лес. Вдалеке послышались песни гуляк, но лес вокруг нас затих.

— Я рад, что ты согласилась прогуляться. — Он был в красновато-коричневом пальто и откидывал волосы назад, как будто нервничал. — Я хочу спросить тебя о любви.

— Тебе нужен совет? — я заставила себя сказать ему то, что не хотела слышать. Тем не менее, было лестно думать, что он хотел меня для чего-то.

— Никасия считает, что влюблена в меня, — сказал он.

— Я подумала… — начала я, потом передумала, что собиралась сказать.

— Что она была возлюбленной принца Кардана? — Локк улыбнулся мне хитрой лисьей ухмылкой. — Так и было. И я соблазнил ее, чтобы она ушла от него. Тебя удивляет, что она предпочла меня принцу?

Я покачала головой, пораженная честностью.

— Ни капли.

Он засмеялся, и этот звук, словно вихрь листьев, поднялся над деревьями.

— Ты даже не считаешь меня неверным другом?

Я радовалась темноте, так что мой румянец мог быть даже немного затемнен.

— Конечно, он дал тебе повод.

Я не указывала, каким ненавистным существом был принц Кардан, но сомневалась, что должна была, если ни Никасия, ни Локк не заботились о нем настолько, чтобы учесть его чувства.

— Ты мне нравишься, — сказал Локк. — Неблагоразумно. Я уверен, что ты мне слишком нравишься.

Я нахмурилась, думая, что он имел в виду то, что я была смертной. Но, конечно, если он мог украсть любовницу принца без возмездия, ему не нужно никого бояться.

— Я могу нравиться тебе сколько угодно, не так ли?

— Никасия может не согласиться, — сказал Локк с улыбкой, которая заставила меня думать, что он имел в виду нечто большее, чем я предполагала его заявлением. Нечто большее, чем теплая дружба.

У меня слегка закружилась голова.

— Так что если я буду продолжать навещать тебя, — продолжал он, — ты обещаешь никому не говорить? Абсолютно никому, несмотря ни на что, пока я не скажу, что это безопасно?

Я подумала о Виви, которая помогла мне отправить записку. Я подумала о тебе, которая бы заподозрила его мотивы.

— Никому, — наконец сказала я. — Я обещаю.

— Хорошо.

Локк взял меня за руку, поцеловал запястье и проводил до дома.

Я знаю, о чем ты думаешь — что если я подумала, что ты будешь подозревать его мотивы, то, возможно, я тоже должна была быть подозрительной. Что если сказки предупреждают нас о выполнении обещаний, я не должна была так легко давать слово. Но там, под звездами, когда все казалось сном, я даже не колебалась.

Во второй раз, когда Локк подошел к моему окну, я прокралась вниз по лестнице, неся с собой бутылку ночного темного вина, острый сыр и один из твоих ножей. Мы с ним устроили пикник под одеялом ночи, а потом под румянцем утра, попивая из горлышка бутылки и изо рта друг друга.

В третий раз, когда Локк подошел к моему окну, я бросила веревку, и он забрался на мой балкон. Он вошел в мою спальню, а затем в мою кровать, и вокруг нас воцарилась тишина. Мы должны были заглушить каждый звук.

«Давным-давно жила-была девушка по имени Тарин», — прошептал он, и это было прекрасно. Он был идеален.

Счастливые ночи следовали друг за другом. Мы рассказывали друг другу истории, истории людей, которых мы знали, и другие истории, которые мы придумывали, просто друг для друга.

И да, я рассказала ему о тебе.

Я рассказала ему слишком много.

У меня кружилась голова от любви, и я была глупа от нее. На следующей вечеринке мне так не терпелось увидеть Локка, что я не могла оставаться в безопасности. Я нырнула в центр дикого хоровода, увлекая тебя за собой. Хотя я знала, что ему не следует со мной разговаривать, я надеялась на что-то. Счастье сделало меня слишком смелой.

Чего я никогда не ожидала, так это того, что он повернется к нам — и его глаза встретятся не с моими, а с твоими, Джуд.

Как будто он не мог отличить нас друг от друга.

Принц Кардан тоже увидел, что он смотрит.

Всю ночь я ворочалась на одеялах в ожидании Локка. Но он так и не пришел.

На следующий день на территории Дворца я не знала, что думать и делать. Я чувствовала тошноту, тошноту, от которой все тело тяжелеет, как будто кровь превращается в гравий.

Затем принц Кардан пнул грязь на нашу еду. Она покрыла кусок хлеба с маслом в твоей руке. Ты посмотрела на него, и тебе не удалось подавить свой гнев, прежде чем он это увидел.

В основном, мы согласны, что младший принц — это проблема, которую мы должны избегать. Королевский, ужасный и злобный. И в основном мы были ниже его внимания. Но не в тот день.

— Что-то случилось? — спросила Никасия, кладя руку на плечо Кардана.

— Грязь. Это то, откуда ты пришла, смертная. Это то, к чему ты скоро вернешься. Откуси большой кусок.

Я удивлялась Кардану, позволявшему ей быть так близко к нему после ее предательства. И я удивлялась им обоим, хмурясь на тебя, Джуд, когда они должны были сердиться на меня. Я все ждала, что они повернутся, все ждала, что они что-то узнают о том, что я делала с Локком. Я почти ожидала, что они все это узнают и изложат в отвратительных, унизительных деталях.

Но ты стояла перед Никасией и Карданом, как будто ты была моим щитом.

— Заставь меня, — прорычала ты. Я одновременно хотела заставить тебя заткнуться, пока не стало еще хуже, и обнять тебя в знак благодарности.

— Я мог бы, знаешь ли, — сказал принц Кардан, что-то ужасное загорелось в его глазах. От того, как он смотрел на тебя, у меня сводило живот.

Никасия вытащила булавку из твоих волос.

—Ты никогда не будешь нам ровней, — сказала она, как будто нам нужно было напомнить об этом.

— Оставим их на произвол судьбы, — призвал Локк Кардана, но это не помогло.

Ты автоматически встала в боевую позицию. Я не была уверена, знают ли они об этом, но я знала, и я боялась того, что может произойти дальше. Я была уверена, что ударить Кардана было изменой, даже если он ударил тебя первым.

— Джуд извиняется, — сказала я им, что, вероятно, раздражало тебя, но это единственное, о чем я не жалею. — Нам обоим очень жаль.

Кардан посмотрел на меня своими черными глазами.

— Она может показать нам, как ей жаль. Скажи ей, что ей не место на Летнем турнире.

— Боишься, что я выиграю? — спросила ты. Старое желание не отступать от вызова толкается тяжело.

— Это не для смертных, — ответил он холодным голосом, и когда он посмотрел на меня, казалось, что он говорил не только о турнире. Это не для смертных. Это не для тебя. Локк не для тебя. — Откажись или пожалей об этом.

— Я поговорю с ней об этом, — быстро вставила я. — Ничего страшного, это просто игра.

Никасия подарила мне улыбку, обычно предназначенную для питомца, послушно выполняющего трюк. На мгновение я задумалась, действительно ли они были просто ужасны, если ничего не знали. Но взгляд Кардана был тяжелым и распутным. И когда Никасия снова заговорила, ее слова, казалось, имели не один смысл.

— Это все просто игра.

В ту ночь я решила, что если Локк подойдет к моему окну, я отошлю его. Он должен был защитить меня. Он должен был что-то сделать.

Но так как рассвет угрожал горизонту без его признаков, я потеряла решимость. Если он придет, я поклялась, что буду довольна только этим. Я была бы эгоистично рада, если бы он был со мной, даже если бы это было только тайно. Если бы он пришел, если бы только он пришел.

Он этого не сделал.

Фейри презирают людей как лжецов, но есть разные виды лжи. С тех пор, как мы с тобой впервые пришли в Фейриленд, Джуд, мы много врали друг другу. Мы притворились, что все в порядке, притворились, что у нас все в порядке. И когда казалось, что это слишком сложно, мы просто не задавали друг другу вопросов, которые требовали бы этого. Мы улыбались и заставляли себя смеяться, закатывали глаза на людей, как будто мы не боялись, когда мы обе были напуганы все время.

И если во всем этом притворстве были трещины, мы тоже притворялись.

Поэтому я ничего не поняла. Я знала, что ты хочешь стать рыцарем, но не понимала, как ты боишься, что Мадок запретит это. Я думала, что ты просто будешь бороться за него. Я думала, что это мне нужно найти место в Фейриленде, и что твой меч уже купил тебе его. Я думала, что Летний турнир — это просто возможность покрасоваться. Будут и другие. Он не просто так научил тебя владеть мечом.

Я должна была понять.

Нас воспитывали как детей дворян, но это было не так. Мы были смертными, и у нас не было определенного будущего в Фейриленде. Ты интересовалась своим местом здесь, как и я.

— Я закончила быть хорошей, — сказала ты мне после того, как Мадок в общем-то разрушил твои мечты.

Я думала, ты просто выдыхаешь (остынешь).

Но потом ты посолила еду принца Кардана и всех его друзей, включая Локка. Ты разыграла шутку, которая должна была быть смешной, только когда она сделана ими, а не для них. Ты была смелой, дерзкой и потрясающе глупой.

Будьте смелыми, будьте смелыми, но не слишком смелыми, чтобы кровь вашего сердца не остыла.

Принц посмотрел на тебя и глаза его загорелись ненавистью. Я никогда прежде не видела такого выражения на чьем-либо лице, такого чистого злого умысла, что невольно сделала шаг назад.

У тебя хватило наглости ухмыльнуться ему.

И я была просто в бешенстве. Я любила Локка, а он не приходил по ночам, и вот ты здесь, делаешь все только хуже. И ради чего? Потому что они сказали что-то плохое? Потому что они испортили нам обед?

Я боялась и хотела накричать на тебя и встряхнуть, но ты бы просто была озадачена. И я не могла заставить себя объяснить, потому что не знала, постучит ли Локк когда-нибудь ко мне в окно. Что, если все наши перешептывания, поцелуи и объятия ничего для него не значат? Я не была готова признать свою глупость, но все равно злилась.

Злилась на тебя, злилась на него.

По дороге домой весь мой гнев превратился в ужас. Принц Кардан и Валериан поймали тебя, завязали глаза, сжали руки — и Локк схватил меня. Никасия была где-то позади них, смеясь.

— Не бойся, — прошептал Локк мне на ухо. Я не видела выражения его лица, но голос был мягким. — Все быстро закончится.

— Ты должен остановить их, — прошептала я в ответ. — Ты должен помочь…

— Доверься мне, — сказал он и толкнул меня в реку. Я ударилась о воду. Шок от холода поразил меня и я споткнулась, направляясь к ближайшему валуну, мое сердце бешено билось. Я понятия не имела, что может произойти дальше. Мать Никасии была королевой Подводного мира, а отец Кардана — Верховным Королем. Они могли делать с нами все, что хотели.

Я вспомнила выражение лица Кардана и вздрогнула.

Доверься мне, сказал Локк. Но я не могла. Как я могла?

Тебя толкнули сильнее, и ты ушла под воду, запаниковав. Я пыталась приблизиться к тебе. Вода пропитала мои юбки, таща меня вниз. Я боялась, что поскользнусь, что течение слишком сильное. Слова Локка только усугубили ситуацию. Он сказал, что все быстро закончится. Но ничто не предвещало закончиться быстро.

Ты встала. Было трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме замерзающей реки и сохранении равновесия. Я слышала, как Валериан говорил что-то о Никси. Голодные Никси. Кардан жадно наблюдал за нами.

Мне было страшно. Очень, очень, очень страшно.

— Это весело? — ты требовала ответа, как будто это тебя не волновало. — Вы хорошо проводите время?

Никасия обрызгала тебя водой.

— Невероятно, — сказал Кардан, когда твоя нога соскользнула, и ты провалилась под воду.

Ты всплыла до того, как я приблизилась к тебе, вздрагивая от одного вдоха за другим. Но ты все равно не отступила, не умоляла, не обещала сделать то, что он хотел. Интересно, что заставило тебя копаться в своих каблуках. Может быть, это была явная несправедливость того, как колода карт всегда была сложена против нас.

Я попыталась пробраться вверх по течению, там, где было мельче. На берегу Локк наблюдал за мной с вежливым интересом, как будто смотрел на пьесу, разворачивающуюся на сцене. Это было ужасно. Мои юбки были такими тяжелыми, и я двигалась так медленно. Мои шаги были неуверенными.

— Сестра-близнец, — сказал Кардан, поворачиваясь ко мне. — У меня для тебя очень щедрое предложение. Залезай на берег и поцелуй меня в обе щеки. Как только это будет сделано, до тех пор, пока ты не защитишь свою сестру словом или делом, я не буду считать тебя ответственной за ее неповиновение. Разве это не хорошая сделка?

— Иди, — твердо сказала ты. — Со мной все будет хорошо.

Я посмотрела на принца Кардана. Уголки его рта приподнялись в улыбке. Я была среди фейри достаточно долго, чтобы читать между строк обещаний. Он не будет держать на меня зло за то, что ты сделала. Но он не давал никаких обещаний на счет того, что я сделала.

Каковы шансы, что он все знает? Я хотела выбраться из реки, подальше от Никси и течения. Я хотела знать, что не собираюсь тонуть или быть съеденной. И хотя я полагаю, что в том, чтобы оставаться с тобой в воде, было определенное благородство, это не помогло бы ничему.

Может, Кардан просто платил тебе за то, что ты посолила его еду.

Я взглянула на Локка. Он слегка приподнял брови, что мне было трудно понять. Поверь мне, он сказал. Но если у него и был план, то я его не видела.

Валериан подошел к берегу и протянул мне руку, как будто я была великой леди. Когда я прижала свои холодные губы к щеке принца, Локк подождал немного, а затем отвел меня немного подальше.

Никасия повернулась ко мне, и свирепость на ее лице наполнила меня ужасом.

— Скажи: «я оставляю свою сестру Джуд», — потребовала она. — «Я не стану ей помогать. Она мне даже не нравится».

— Я не должна этого говорить, — сказала я в замешательстве. — Это не было частью сделки.

Остальные рассмеялись. Но не Никасия, которая была явно слишком разгневана, чтобы даже притвориться забавной.

Что-то было не так. Это было не из-за какой-то шутки. Гнев Никасии был слишком интенсивным, ненависть Кардана слишком животрепещущей. И Локк, казалось, был наполовину в действии, как будто он был добровольным, но не заинтересованным участником.

— Пожалуйста, — прошептала я Локку. — Сделай что-нибудь.

— Да, но я делаю, — сказал он, не глядя в мою сторону. — Я защищаю тебя.

А потом я вдруг вспомнила, как он улыбался тебе на празднике, перед Карданом, и как с тех пор не виделся со мной. Вспомнила, что мы с тобой близнецы. Он защищал меня, конечно. Защищал меня, обманывая их.

Он заставил их думать, что ты его любовница.

И то, как ты противостояла им — ну, ты практически подтвердила это.

— Нет, — прошептала я. — Она моя сестра. Ты не можешь так поступить с моей сестрой.

— Тебе не стоит беспокоиться. Смотри, — сказал он, восхищенно глядя на тебя, мокрую, холодную и вызывающую. — Она достаточно сильна, чтобы вынести это.

Мне стыдно признаться, что его слов было достаточно, чтобы отравить мое сочувствие. И хотя мы шли домой вместе, и я плакала от избытка ужаса и вины, мокрая, холодная и подавленная, я не сказала тебе почему. Я ничего тебе не говорила. Я ничего не сказала.

Конечно, ты мне тоже ничего не говорила.

В ту ночь, дрожа перед огнем, я срывала лепестки с цветочных головок в гадании, которое не учила ни в одной из дворцовых школ.

Он любит меня.

Он не любит меня.

Локк все еще не приходил.

Я проснулась от того, что Виви прыгала на матрасе и кричала, что собирается в мир смертных. Она была в приподнятом настроении и не хотела слышать никаких возражений. Ты просто казалась измученной, провисая на своем тряпичном коне, когда мы летели над морем. Я погладила шершавую зеленую кожу своей лошадки, прижалась щекой к ее лиственной гриве, пила ее травяной запах. Я любила Фейриленд, любила магию. Но в тот момент это было облегчением — оставить его на некоторое время.

Мне нужно было подумать.

Слушай, я признаю, что завидовала тому, как он открыто восхищался твоим неповиновением.

Я пыталась рассказать себе историю. В “Принцессе и горошине” девушка подошла к двери дворца в отчаянии, ее платье было мокрым и грязным, ее кожа похолодела. Она сказала, что она принцесса, но ее карета перевернулась, и слуги разлучились с ней во время ливня. Ей нужна только кровать на ночь и немного еды. Королева не была уверена, что верит в эту историю. Девушка была очень красива — достаточно красива, чтобы сын королевы смотрел на нее в явно лунном свете — но действительно ли она принцесса? Был только один способ узнать. Королева велела положить горошину под дюжину матрасов. Только кожа принцессы была достаточно чувствительной, чтобы такая маленькая вещь могла нанести ей синяк.

Может, Локку нравилось, что я чувствительная. Он защищал меня, возможно, он хотел кого-то, кто нуждался в защите. Но я не была уверена.

К тому же я думала, что ты злишься на меня.

Я действительно так думала. В конце концов, я выбралась из реки, оставив тебя позади. Я поцеловала этого монстра Кардана в обе щеки.

И даже если ты этого не знала, я была причиной, по которой все началось.

— Ты, наверное, злишься, — начала я.

— Прости, — выпалила ты практически в то же время, выглядя еще более несчастной, чем раньше. Потом, поняв, что я сказала, ты выглядела растерянной. — На тебя?

— Я поклялась Кардану, что не стану тебе помогать, хотя я пришла в тот день, чтобы помочь.

Это было наименьшее из того, за что я должна была извиниться, но я не могла сказать тебе всей правды. Я обещала Локку, что никому не расскажу.

Ты выглядела расстроенной.

— На самом деле, Тарин, это ты должна злиться на меня за то, что из-за меня тебя бросили в воду. Выбраться оттуда — умный поступок. Я никогда не буду злиться.

Конечно, я была зла, но когда ты это сказала, я почувствовала себя виноватой еще больше.

У Виви были идеи о более смешных и худших шалостях, которые можно было сыграть с принцем и его друзьями.

— Нет! — перебила я её, напуганная.

То, что сделал Локк — даже если это было ужасно для тебя, это был великий жест. Это означало, что он заботился обо мне. А теперь Никасия и принц Кардан повеселились и унизили тебя. Может, если бы ты не провоцировала их дальше, они бы прекратили.

Локк не навещал меня несколько дней. Конечно, что бы они ни думали о том, что между тобой и Локком, они должны верить, что все кончено. Что они покончили с этим. Что они отпугнули тебя.

Но перед тем, как ты пообещала отступить, Вивьен сбросила бомбу - у нее есть смертная девушка и она покидает Фейри навсегда.

— Вот мой план, чтобы подбодрить тебя, — сказала Виви, ведя нас через торговый центр. — Мы все собираемся в мир людей. Переезжаем к Хизер. Джуд не нужно беспокоиться о рыцарстве, а Тарин не нужно бросаться на какого-то глупого мальчика-фейри.

Я напряглась, вспомнив, что она помогла мне отправить записку Локку, но она больше ничего не сказала. Она была слишком занята, пытаясь убедить нас, что мы не хотим оставаться в Фейриленде, потому что она не хочет, и, оставив нас, она почувствует себя плохо.

Чего она не понимала, так это того, что в человеческом мире у нас нет ничего, даже собственных имен.

Однажды я просмотрела нашу историю в библиотеке. Вытащила статьи на экран компьютера. Убийство наших родителей вызвало сенсацию из-за мечей. В мире оружия мечи казались старомодными и немного забавными. Странная пара странно умирает. Были дикие предположения о неудачном романе, и несколько папиных средневековых друзей-реконструкторов приводили цитаты, которые пытались преуменьшить непристойный угол. Но поскольку газеты в основном выбирали фотографии в костюмах, это только ухудшало ситуацию.

Статьи предполагали, что дети объявятся. Часть нашей одежды пропала, игрушки пропали. Может быть, через несколько дней нас найдут спящими в лесу, покрытыми листьями, принесенными заботливыми воробьями. Но, конечно, нас не нашли.

Нас вообще не нашли.

Хизер оказалась розоволосой художницей, которая обменялась с Виви таким глубоким взглядом, что я даже не могла начать его интерпретировать. Несмотря на этот взгляд, я не могла не задаться вопросом, как Виви могла любить смертную девушку. Она ничего не знала. У нее не было никакой магии. Она даже не выглядела так, будто много страдала.

В конце концов, если бы Хизер и Виви любили друг друга, то любовь была бы возможна между смертными и феями — но вместо этого я чувствовала себя неловко. Как будто они израсходовали всю свою удачу.

Или, может быть, это потому, что я думала о том, что мама начинала как Хизер. Она влюбилась в кого-то, кто не сказал ей истинной правды, кто позволил ей поверить, что он человек, кто привел ее в мир, которого она не понимала, мир, который пожрал ее и выплюнул. Мир, который, я надеялась, не сделает со мной того же.

Будьте смелыми, будьте смелыми, но не слишком.

Будьте хорошими, но не слишком. Будьте красивыми, но не слишком. Будьте честны, но не слишком. Может, никому не повезло. Возможно, это было слишком тяжело.

К тому времени, когда мы возвращались к нашим тряпичным лошадям, я думаю, Виви поняла, что если она покидает Фейриленд, то только одна.

Я пыталась представить Эльфхейм без нее. Все было бы немного страшнее. Не было бы законного наследника, который бы вступился за нас перед Мадоком. Не к кому обратиться за маленькой магией. И худшее — не передумать. Без нее нам не сотворить летающего пони из сорняков или лодку, которая путешествовала бы на затяжках, без нее не было никакого выхода с островов.

Раньше было важно, чтобы мы нашли место в Фейриленде, которое сможем назвать своим, но с уходом Виви это стало необходимо.

— В конце концов, тебе придется ей рассказать, — сказала ты, продолжая говорить с Виви о Хизер. О фейри. Об ошибочной лжи.

Я старалась не чувствовать, что меня зовут эти слова, хотя они могли бы быть так же легко применимы ко мне.

— Любовь — благородное дело, — напомнила Виви. — Как может что-то быть не так в служении благородному делу?

К вечеру мы вернулись на дворцовую территорию, слушая такую скучную лекцию, что я задремала посреди нее. Мы с тобой сидели на ветвях дерева, чтобы пообедать. Я старалась не смотреть слишком пристально в сторону Локка — хотя мне не терпелось — а принц Кардан и его спутники, казалось, устали от нас. Кажется, ты на этот раз пыталась избежать неприятностей. Я позволила себе расслабиться. Я позволила себе поверить, что худшее позади. Я позволила себе притвориться.

Давным-давно жила-была девушка по имени Тарин, и у нее был возлюбленный-фейри, который приходил к ней ночью. Он был щедр и обожаем, но посещал ее только в темноте. Он просил о двух вещах: во-первых, чтобы она держала их встречи в секрете, и, во-вторых, никогда не смотрела ему в лицо. И вот, ночь за ночью, она наслаждалась им, но через некоторое время задумалась, в чем же его секрет.…

Мои мечты были прерваны принцем Карданом.

— Я знаю, что ты сделала, — протянул он тихим голосом, совсем не похожим на вопрос. — Злая девочка. И все же ты позволила своей сестре принять всю тяжесть моего гнева. Это было не очень приятно, не так ли?

Он был одет в бархатный дублет с резными пуговицами. Распущенные черные кудри обрамляли его острые скулы и жестокие губы. Он красив, но это делает его кошмарность еще хуже. Как будто он взял что-то хорошее и сделал это отвратительным.

Будучи единственным объектом его внимания, я чувствовала себя жуком, которого ребенок собирается сжечь лупой.

Я запнулась, застигнутая врасплох.

— Я… Я не знаю. Клянусь, я этого не делала.

Его губы медленно скривились в улыбке.

— О, я понимаю, почему ты нравишься Локку.

На мгновение мне показалось, что это почти комплимент.

— Ты просто ужасна. — Он сказал это так, словно был в восторге. — И хуже всего то, что ты считаешь иначе.

Слезы навернулись на глаза. Я ненавидела то, что так легко плачу. И он был неправ. Я этого не знала. Не до того дня на реке.

Я покачала головой, вытирая слезы.

— Значит ли это, что ты собираешься оставить ее в покое?

Кардан наклонился так близко, что я почувствовала его дыхание на своей щеке.

— Для этого уже слишком поздно.

Потом ты появилась из ниоткуда и схватила его за плечо. Прежде чем я успела заговорить, ты развернула его и ударила спиной о дерево. Твоя рука потянулась к его горлу. Глаза Кардана расширились от шока. Все вокруг смотрели на нас с волнением.

Кардан был принцем Эльфхейма. И ты душила его собственными руками — там, на глазах у всех. Руками, которые он, скорее всего, прикажет отрезать.

Шок пригвоздил меня к месту. Я едва узнала тебя с оскаленными зубами.

Эта новая ты, которая не сдалась бы в реке, Джуд, которую я не уверена, что знаю. Джуд, которая, не думаю, что нравится мне. В тот момент ты выглядела так, будто хотела перегрызть горло принцу, а он, похоже, был в восторге от того, что у него есть повод сделать то, что он задумал.

Я боялась за тебя и за себя тоже. Все становилось все хуже и хуже, и я не знала, как это остановить. Это было похоже на ловушку в одном из тех танцев. Смертные ноги не перестанут двигаться, как бы вы ни устали. Мы будем танцевать до крови. Пока мы не рухнем. Мы ничего не можем сделать, пока музыка не закончится.

Но в ту ночь, наконец, Локк подошел к моему окну.

Камень ударил в стекло, и я мгновенно вскочила с кровати, нащупывая халат. Я вышла на балкон и посмотрела на него, мое сердце колотилось. Его волосы сияли в лунном свете, а лицо было красиво, как разбитое сердце.

Я вздохнула и собралась с духом. Было так заманчиво оттолкнуть все мои сомнения и страхи и броситься в его объятия.

Но я не могла позволить себе забыть, как мне было больно, ночь за ночью, в незнании, придет ли он когда-нибудь снова, не зная, что я значила для него, если я вообще что-то значила.

И еще кое-что беспокоило меня. Что-то в свежести гнева Никасии заставило меня задуматься, были ли они с Локком все еще вместе. Если, когда он не навещал меня ночью, он навещал ее.

Мы с Локком смотрели друг на друга, пока прохладный ночной воздух обдувал мой халат, трепал его волосы.

— Спускайся, моя красавица, моя дорогая, моя голубка, — призвал он, но не громко. Должно быть, он немного волновался, что генерал спал так близко. Если бы Локк разбудил Мадока, кто бы знал, как бы он отреагировал? На мгновение я представила сердце Локка, простреленное стрелой, а затем покачала головой, чтобы избавиться от изображения. На меня не похоже, думать о таких вещах.

Особенно на меня не похоже было получить от этого краткий толчок удовлетворения.

Чувство вины за свои мысли больше, чем что-либо еще, заставило меня спустить тонкую веревку с моего балкона и соскользнуть вниз. Мои босые ноги упали на траву.

Локк взял меня за руки и посмотрел на меня с улыбкой, которая была лестной и слегка удивительно непристойной. Я хихикнула, несмотря на все остальное.

— Было трудно держаться от тебя подальше, — сказал он.

— Тебе не следовало этого делать. — Это было частью его очарования, так или иначе, заставлять меня говорить то, что я имела в виду.

— Мы — народец – любим не так, как ты, — сказал Локк. — Возможно, тебе не стоит доверять мне свое сердце. Я могу его разбить.

Мне это не понравилось.

— Кардан знает, что ты встречался со мной. Он рассказал мне об этом.

— Ах, — сказал он. Только это.

Я сделала несколько шагов от него и скрестила руки на груди.

— Оставь Джуд в покое.

Он одарил меня лисьей ухмылкой.

— Похоже, Кардану нравится причинять ей боль, не так ли?

Это было правдой, ужасной. Даже если бы я смогла убедить тебя перестать реагировать — что невозможно — принц должен был рассердиться из-за того, что его ударили об дерево.

— Она не может победить.

— Не может? — спросил он.

Я ненавидела то, как он расспрашивал меня, как будто ты была намного интереснее меня. Я была хорошей сестрой, той, кто хранил веру и придерживался правил. Ты была злой, той, которая не знала, как далеко это зашло, той, кто искал катастрофы. Это было несправедливо.

— Даже ты не пойдешь против него. Как у нее может быть шанс?

Локк засмеялся.

— Вот оно что. Характер, который ты пытаешься скрыть. Знаешь, что меня в тебе очаровывает? Ты - голодный человек, сидящий перед банкетом и отказывающийся есть.

Я думала о пиршествах фейри, о каждом яблоке, о фрукте, который заставляет смертных сдаваться. Я подумала о банкетах, о которых только слышала, где фейри зачаровывают людей и подают мусор, приправленный чарами, чтобы выглядеть деликатесами, где они коронуют одну из них Королевой веселья - титул, который приходит с одеждами из грязи и ужасными издевательствами.

Как он мог сомневаться, почему я не решаюсь поесть на таком банкете?

— А ты никогда не бываешь беспечной? — спросил он.

— Всегда, всегда с тобой.

— Я хочу тебе кое-что показать, — сказал Локк, беря меня за руку. — Пойдем со мной.

— Я не одета… — начала я, но он повел меня к лесу.

— Это не имеет значения, — сказал он. — Никто не будет возражать.

Я остановилась в ужасе.

— Кто там будет? Я не думаю, что это хорошая идея.

У меня даже обуви не было.

— Ты будешь мне доверять? — спросил Локк. В этом вопросе было так много. Когда я вспомнила время, предшествовавшее этой первой ноте, моя жизнь, казалось, была сухой бумагой, ожидающей, когда он ее разожжет.

Нет, не он. Любовь.

— Да, — сказала я, беря его за руку. — На вечер.

У озера Масок была вечеринка. Несколько человек скакали под звездами и вытягивались на коврах. Я никого из них не узнала; они не посещали Дворцовую школу, и если я видела их раньше, то только мимоходом. Однако они, похоже, знали Локка и окликнули его. Один играл на скрипке и, когда он увидел нас, начал играть песню, которую я слышала раньше в мире смертных.

Локк обнял меня и в эти мгновения все было идеально. Мы танцевали три танца, мое тело становилось более свободным, мои шаги менее формальными. Затем мы отдыхали на траве, выпивая бокал пряного вина из одолженной деревянной чашки.

Затем Локк указал на мальчика с волосами невероятного ярко-зеленого цвета.

— Он все время смотрит на тебя.

— Потому что я в ночной рубашке, — сказала я.

— Иди, поговори с ним, — загадочно сказал Локк.

Я посмотрела на него недоверчиво, но он только поднял брови и улыбнулся.

— Все будет легко, как только начнется.

— Что начнется? — спросила я.

— Иди, — сказал он с озорным видом.

Поэтому я заставила себя встать и пройтись по траве.

Мальчик удивился, когда я подошла ближе, и встал, отряхивая домотканую тунику. Камышовые трубки свисали с кожаного шнура на шее.

— Генеральская дочь, — сказал он и поклонился. — Иногда, когда листья тонки, отсюда видны огни твоей крепости.

— Иногда я слышу музыку с балкона. Ты ее играл?

Он покраснел. У него, должно быть, зелёная кровь, поскольку щёки и шея окрасились внезапно именно в этот цвет.

— Если тебе это нравится, то хочу заявить, что это я.

— И к какому имени я должна направить свою похвалу? — Локк был прав в одном. Это было легко. Мальчик был очень милым. Но я не понимала, что должна была делать.

— Эдир, — сказал он. — Но ты можешь называть меня как хочешь, если согласишься танцевать со мной.

Мы танцевали, его застенчивая рука была на моем бедре. Локк наблюдал. Скрипач скакал вокруг, пока играл. Гуляки в лохмотьях, с листьями в волосах, кружились и прыгали.

Я засмеялась.

Это было как раз то, что Ориана бы возненавидела. Она бы не хотела, чтобы я выходила одна, а в карманах не было соли. Она бы не хотела, чтобы я танцевала, особенно с людьми, которые не были придворными. Но, несмотря на это, несмотря на всю странность ситуации, мне было весело.

— Надеюсь, тебе не было скучно без меня, — перебил Локк, удивляя меня. Я не заметила, когда он встал.

Мгновение спустя он притянул меня к себе для поцелуя. Затем он повернулся к Эдиру.

— Он выглядит достаточно потрясающе. Был ли он таким?

На лице мальчика промелькнула боль. Губы сжались.

— Невероятно потрясающим, — сказала я. Только после того, как слова покинули мой рот, я поняла, как пренебрежительно они звучали, как от Никасии или самого принца Кардана. Но на какое-то мгновение было приятно ощущать себя ужасной, словно смотреть на мир с большой высоты.

— Я уйду, — сказал Эдир, выпрямляясь. — Возможно, однажды ночью ты откроешь окно, услышишь мою песню и вспомнишь сегодняшний вечер.

Он вернулся к своим друзьям, и мне было ужасно больно.

— Он будет хотеть тебя еще больше за то, что не получил тебя, — прошептал Локк мне на ухо, прижимая губы к моему горлу.

— Мне все равно, — сказала я. — Я возвращаюсь домой.

— Я провожу тебя, — произнес он. — Если хочешь.

— Да.

Я собрала свою одежду вокруг себя и начала уходить, не ожидая, что он проведет меня. Я чувствовала — не знаю, что я чувствовала. Я едва могла описать это.

— Зачем ты хотел, чтобы я это сделала? — наконец спросила я. В лесу было так тихо. И все, о чем я могла думать, это о том, кем Локк показался мне. Вот кем он был — человеком, который создал боль Эдира. Друг Кардана, Никасии и Валериана. Горох в стручке. А я была дурой, любя его.

— Чтобы показать тебе то, во что ты иначе не поверила бы, — сказал Локк. — Зависть. Страх. Гнев. Ревность. Это все специи.

Он рассмеялся над моим выражением лица.

— Что такое хлеб без соли? Желание может расти так же просто.

— Я не понимаю…

Он приложил палец к моему рту.

— Не каждый любитель может оценить такие специи. Но я думаю, что ты можешь.

Он хотел польстить, но я не была уверена, что это так. Я наклонила голову, отвернулась от него.

Он не выглядел расстроенным.

— Я могу показать тебе твою версию, Тарин. Ту, которую ты никогда не представляла. Ужасно быть девушкой, попавшей в историю. Но ты можешь быть чем-то большим. Ты можешь быть рассказчиком. Ты можешь сформировать историю. Ты можешь заставить всех фейри любить тебя.

Я ненавидела то, как легко было Локку угадать самое глубокое, самое постыдное желание моего сердца.

И прежде, чем ты осудишь меня, а я знаю, что ты этого хочешь. Я вижу, как ты ищешь у Мадока одобрения. Вижу, как твой взгляд упирается в них — зависть, желание быть увиденной как кто-то особенный. Только не говори мне, что ты не сделаешь многого, чтобы завоевать любовь фейри.

— Что же мне теперь делать?

— Оставь в стороне свои смертные пути и свои моральные сомнения.

Несмотря на мои опасения, когда он подошел и поцеловал меня, я прижалась к нему. И когда он свалил меня вниз в лесу, я была рада забыть все остальное. Я потянулась, вдыхая сладкий запах листовой плесени вокруг нас.

Когда я, наконец, заснула поздним утром на таком ярком солнце, мне пришлось закрыть шторы и прижать подушку к глазам, пока в голове крутилась новая история.

Когда-то была девочка по имени Тарин, и ее любил мальчик по имени Локк. Они были спутниками младшего принца Эльфхейма и его друзей — талантливого Валериана и красивой Никасии из Подводного мира. Придворные, придя на пирушку, повернули головы, чтобы посмотреть на великолепный крой платьев, на хитрый крой курток. И все, кто их видел, обожали их — особенно Тарин, которая была самой лучшей и любимой из всех.

Твой турнир был вскоре после этого.

Я предупреждала тебя. Нет ничего хорошего в том, чтобы бросить вызов принцу. Но дело было в том, что тебе внушили глупую идею чести, которая в основном выражалась в нежелании отступить, и убеждении, что победа важнее, чем выживание. И ты играла в эту игру точно так же как Мадок.

Я опоздала на трибуны. Не хотела там находиться. Несмотря на то, что я сказала тебе, что участие не принесет ничего, кроме горя, я не ожидала, что ты будешь слушать. И мне не хотелось на это смотреть.

Но Виви собиралась уйти, и если бы я этого не сделала, ты бы все неправильно поняла. Мы уже достаточно спорили. Поэтому я сидела в голубом платье, слушая вой толпы, видя, как в воздухе развеваются кремовые знамена. И я приготовилась к спектаклю.

Ты не разочаровала меня. Ты ударила Кардана так сильно, что я подумала, что ты сломала ему ребра, но сломался твой тренировочный меч. Ты сбила его друга Валериана в грязь. Как будто какое-то безумие овладело тобой. Я думала, что раньше ты была необузданной, но это было пустяком.

Виви дико зааплодировала. Принцесса Риа, одна из сестер Кардана и подруга Виви, с восторгом смотрела на охотника, наблюдающего за танцем хищника и добычи. Я в ужасе сжала руки.

После турнира я помчалась с трибун, меня тошнило от волнения.

Но принц Кардан уже нашел тебя. Он схватил тебя за волосы и зарычал прямо в лицо.

Ты была слишком хороша там. Любой мог это увидеть. Так же, как любой мог понять, почему он не хотел, чтобы ты соревновалась в первую очередь. Ты была смертной. Ты не должна быть лучше детей Верховного двора, не должно быть так, словно их легко победить.

— Ты ничего не можешь сделать, — сказал Локк, подходя ко мне сзади.

— Он собирается причинить ей боль, — сказала я, оглядываясь на принцессу Рию, надеясь, что она вмешается. Но мы были далеко от трибун, и она все равно была в глубоком разговоре с моей сестрой, едва взглянув в нашу сторону.

— Он принц фейри, — напомнил мне Локк. — А Джуд — давай посмотрим, кто она такая.

— Умоляй, — приказал тебе принц Кардан. — Сделай это красиво. Цветисто. Достойно меня.

На мгновение показалось, что ты можешь.

Глаза Локка были полны интереса.

— Почему ты так смотришь на Джуд? — спросила я.

— Ничего не могу поделать, — сказал он, не отводя от тебя взгляда. — Меня тянет на неприятности.

Я вспомнила, что он сказал о ревности в качестве специи, об отказе от смертного пути и угрызения совести.

Локк оставил меня там. Он оставил меня и подошел к тебе. Моя сестра. Мой импульсивный близнец, который, казалось, был готов сделать любой глупый выбор в мире.

Та, вокруг которой все еще разворачивалась история.

Извини. Извини. Это должно быть извинение. Я сделала много неправильных решений. Я это знаю.

Ты устала от издевательств, устала склонять перед ними голову. Ты, наверное, устала от усталости. Я понимаю это. Но мне было очень трудно продолжать кланяться, когда я была единственной в этом.

И Локк. Локк видел меня иначе, чем кто-либо прежде. Он дал мне вкус того, что значит любить, хотеть, желать. И это заставило меня жаждать большего. Я не хотела от него отказываться.

Но это не оправдывает того, что я сделала.

— Поехали с нами, — сказала Виви, указывая на принцессу Рию. Несмотря на то, что она была королевской особой, ее главной радостью была поездка в лес, охота со своими спутниками. Я считаю, что Виви и Риа объединились по взаимному отсутствию интереса к приличию.

— Да, давай, — сказала принцесса Риа. — Ты умеешь обращаться с луком?

— Посредственно, — ответила я, не в силах отказаться от приглашения принцессы, хотя и знала, что не могу дуться так, как мне бы хотелось. И о, мне хотелось дуться, жалеть себя и плакать. Мне не нравилось, как он на тебя смотрел. Я хотела съесть все сливки и варенье на кухне Мадока.

Народец не любит так, как вы.

Я думала о своей матери, блуждающей по комнатам крепости Мадока, медленно приходящей к осознанию того, что она не может там находиться. Как она планировала сбежать от него.

Я подумала о том, как хорошо, должно быть, было, когда ты ударила принца Кардана своим тренировочным клинком.

— Так расскажи мне об этой Хизер, — сказала Риа моей сестре, когда мы скакали. — Неужели она стоит того, чтобы жить в их мире грязи и железа?

Виви рассмеялась.

— Ты же знаешь, мне там нравится.

Губы Рии слегка скривились.

— Достаточно хорошо. Но девушка?

— Первое, что я заметила в ней — это мазок синих чернил на носу, — сказала Виви. — Второе, что я заметила, были ее глаза, цвета темного янтаря. Когда она заговорила, я боялась, что она говорит с кем-то другим.

Риа фыркнула.

— Что она сказала?

Виви улыбнулась воспоминаниям.

— Я хочу нарисовать тебя.

— Ах, — сказала Риа. — Художник.

— Ты должна привести ее сюда, — сказала я, хотя я только доставляла неприятности. — Фейри любят художников.

— Ах, какое прекрасное предложение! — сказала Риа, смеясь. — Как я счастлива, что вы поехали с нами.

Виви выглядела менее довольной.

— Я думаю, что пока буду держать Хизер при себе.

— Любовь жадная, — ответила Риа, беря свой лук. Она заметила птицу высоко на деревьях и выбрала ее своей добычей.

Ее слова беспокоили меня, хотя, полагаю, моя любовь к Локку тоже была жадной. Но любовь тоже преображалась. Я знала это из сказок. Это может превратить вас обратно из кошки или лягушки, или зверя. Возможно, это может превратить и тебя в этих тварей.

Ты можешь заставить всех фейри любить тебя, сказал мне Локк.

Виви вернулась, чтобы поехать со мной, когда принцесса отправилась на охоту. Наши лошади шли бок о бок.

— Почему ты сердишься на Джуд? — спросила Виви.

Полагаю, я не скрывала, как выглядела, когда мы смотрели турнир. Я имею в виду, ты знаешь, что я чувствовала.

— Она злится, — сказала я. — Она все время злится. И она заставляет всех злиться на нас обеих.

— Иногда легче быть ужасным с близкими людьми, — сказала Виви, — чем злиться на людей, которые этого заслуживают.

Принцесса Риа застрелила трех мелких птиц, и мы жарили их над огнем. Мы ели их с мягким сыром и бутылкой вина. Я была так голодна, что облизала пальцы и стала жевать кости. Виви заметила и отдала мне половину своей птицы. Когда я возразила, она закатила на меня глаза.

Этого все равно было недостаточно.

В ту ночь Локк подошел к моему окну и позвал меня, но я притворилась спящей. Мне было слишком больно, слишком больно. Я не хотела слышать, что он скажет мне, если я спрошу о тебе.

Он звал и звал, но я не хотела спускаться. В конце концов, он сдался.

И все же было невозможно отдохнуть. После часа метаний я накинула плащ и села на балкон. Я слушала, как ночные совы звали друг друга.

Затем у озера Масок заиграла музыка. Я услышала, как вокалист начинает мелодию, которую не слышала раньше, песню разбитого сердца. О девушке, которая ходила по земле при свете звезд. Которая была смертной, но с божественной красотой. Ее жестокость пронзила его сердце.

Я слушала, как Эдир поет обо мне.

Локк сдержал свое слово. Он показал мне, как заставить фейри полюбить меня. Он показал мне, как быть частью истории. Он даже сделал больше, чем это. Он показал мне, как достичь чего-то вроде бессмертия.

Я долго сидела в темноте, прислушиваясь.

А потом я повернулась и пошла к поместью Локка.

Ты была там, я знаю, так что ты видела его, словно сказочный замок с башней, в которой Рапунцель могла быть заключена. Днем там красиво, но в темноте было страшно.

Быть смелым, быть смелым.

С содроганием я выпрямилась, плотнее закуталась в плащ и изо всех сил постучала в тяжелую входную дверь.

Я увидела свет в одной из высоких комнат и постучала снова.

Дверь отворилась, и тонкое, высокое существо — слуга дома, как я предположила, — открыло дверь.

— Я хотела бы увидеть Локка, — сказала я ему с таким высокомерием, какое только могла вынести.

Будьте смелыми, будьте смелыми, но не слишком.

Он бросил на меня пристальный взгляд, и я уставилась в ответ, стараясь не замечать, как бледно и впало он выглядел, словно один из мертвых. Но потом он поклонился и, не говоря ни слова, показал, что я должна войти.

Меня привели в маленькую гостиную, которая была более обшарпанной и пыльной, чем я ожидала. Другой слуга, маленький и круглый, принес графин с фиолетовой жидкостью и маленьким стаканом.

Когда Локк, наконец, вошел в комнату, я кашляла, потому что оказалось, что фиолетовая жидкость была очень крепкой. Его волосы были растрепаны со сна, и он был одет в тонкую рубашку и мягкие брюки под халатом. Его ноги были босыми на каменном полу.

— Ты пришла сюда, — сказал он, как будто ему и в голову не приходило, что я могу это сделать. Я полагаю, это единственная хорошая вещь в том, чтобы быть послушным, верным и хорошим. Люди думают, что ты их никогда не удивишь.

— Да, — ответила я. — Думаю, теперь я понимаю. Что ты имел в виду, когда сказал, что я должна отказаться от своих смертных сомнений. И я готова это сделать. Но я хочу, чтобы ты женился на мне.

— Ах. — Он сел на диван, ошеломленный недосыпанием. — И так ты пришла сюда посреди ночи?

— Надеюсь, ты меня любишь. — Я старалась говорить так, как говорила Ориана, когда запрещала нам что-то делать — строго, но не недобро. — И я постараюсь жить так, как живут люди. Но ты должен жениться на мне, даже если все это неправда, потому что иначе я могу испортить тебе веселье.

— Мое веселье? — он отозвался эхом. Потом он забеспокоился. Потом он как будто проснулся.

— В какую бы игру ты ни играл с Никасией и Карданом, — сказала я. — И со мной. Скажи Мадоку, что мы поженимся, и расскажи Джуд о своих настоящих намерениях, или я начну придумывать собственные истории.

Я подумала о братьях из рассказа мистера Фокса, разрезающих злодея на куски. Мне пришло в голову, стоя на моем балконе, что с их склонностью к насилию, моей семье понадобится гораздо меньше провокаций, чтобы бросить Локка. Когда песня Эдира поплыла по воздуху, я поняла, что Локк может преподавать мне уроки, но ему не понравится то, что я сделаю, когда выучу их.

— Ты обещала… — начал он, но я прервала его.

— И не через год, и не через день, — сказала я. — Я хочу, чтобы ты любил меня до самой смерти.

Он моргнул.

— Ты имеешь в виду до самой твоей смерти? Потому что ты уверена в этом.

Я покачала головой.

— Ты будешь жить вечно. Если ты меня любишь, я стану частью твоей истории. Я буду продолжать жить в ней.

Он посмотрел на меня так, как никогда раньше, как будто оценивал меня снова и снова. Потом кивнул.

— Мы поженимся, — сказал он, поднимая руку.

— На трех условиях. Во-первых, ты никому не расскажешь о нас до коронации принца Даина.

Ожидание казалось мелочью.

— И за это время ты не должна отрекаться от меня, что бы я ни говорил и ни делал.

Я знаю природу сделок фейри. Я должна была услышать это как предупреждение. Вместо этого я была только рада, что два из его условий казались достаточно простыми для выполнения.

— Что еще?

Будьте смелыми, будьте смелыми, но не слишком смелыми, чтобы кровь вашего сердца не остыла.

— Только это, — сказал Локк. — Помни, мы любим не так, как вы.

Я знаю, что должна была быть лучшей сестрой, должна была предупредить тебя, но какая-то часть тебя должна понять.

Все, что мне нужно было сделать, это держать рот на замке и терпеть все, что он делал, до коронации принца Даина. Тогда он должен был сказать тебе правду. Тогда он останется со мной навсегда.

И будет любить меня, пока он не умрет.

Вот видишь, мне очень жаль. Мне действительно жаль. Я не думала, что он сможет завоевать твое сердце. Если тебе от этого станет легче, было мучительно смотреть, как ты с ним смеешься, когда мы втроем сидим на одеяле во дворцовой школе, как он держит тебя за руку. Мне было больно видеть твой румянец и сияющие глаза. Ревность не была для меня тогда приправой. Это была вся еда, и я с трудом сдерживалась.
Но я не наша мать и не собираюсь делать ее ошибок. Я не собираюсь возвращаться. Я знаю, чего хочу. Я хочу Локка. Я не боюсь его секретов.
И ты собираешься простить меня. Тебе придется. Ты моя сестра, моя близняшка. Ты должна понять. Если я все правильно объясню, ты поймешь.
И я буду стоять здесь и практиковаться в зеркале, пока ты не перестанешь смотреть на меня так, когда я закончу.