В Балтийском и Белом морях

И в Тихом океане

Осложнение отношений с морскими державами, вызванные нашей распрей с Турцией, заставили императора Николая подумать об обороне тех частей государства, который могли подвернуться нападению морских сил наших возможных врагов. Вековое преимущество Англии и Франции на море заставляло предполагать, что эти державы, направив бóльшую часть своих средств на главный театр военных действий, будут иметь возможность отрядить внушительные эскадры и на другие пункты нашей морской границы. Наиболее для них важным в этом отношении, а для нас наиболее опасным являлось Балтийское море, в котором была сосредоточена бóльшая часть русского флота, русской торговли и которое приводило непосредственно к воротам столицы государства — Петербургу. Не только нанесение решительного удара в этом направлении, но даже простая угроза со стороны Балтийского моря не могли остаться бесследными для России и должны были отвлечь значительную долю ее внимания и сил от юга, против военного и политического могущества, на котором готовились открыто бороться с нами Англия и Франция.

Естественно поэтому, что одновременно с ходом дипломатических переговоров, все более и более приближавших нас к разрыву с морскими державами, вставал во всей своей грозной силе и вопрос об обороне Балтийского моря и подступов к столице.

Насколько нам удалось проследить, работа в этом направлении при подготовке к кампании 1854 года велась без общего руководства, отдельно по отношению к борьбе на море и к обороне Балтийского побережья. Первое являлось исключительно сферой морского ведомства, которое исходило из заключения, что все, касающееся берегов, обдумано военно-сухопутным ведомством и принимало как вводную данную полную их обеспеченность. Со своей стороны, Военное министерство находилось под впечатлением могущества нашего Балтийского флота, силы Кронштадта и признаваемой неспособности парусного флота к производству быстрых высадок значительных армий. Такой взгляд переносил центр тяжести предстоявшей борьбы на флот, при условии обеспечения длинной береговой полосы Балтийского моря от поползновений сравнительно незначительных неприятельских десантов и защиты от по-

479

кушений с моря наших крепостей и других важных в военном отношении пунктов.

Однако дальнейший ход событий заставил взглянуть на дело иначе. Обширные морские и сухопутные средства, которые западные державы собирали для действия не только в Черном, но и в Балтийском море, приготовление этими державами сильных десантов, а главное, все более и более выясняющееся значение винтовых двигателей, которое умаляло активную силу нашего флота, заставляло опасаться возможности серьезных поползновений против наших берегов. С другой стороны, практика выявила необходимость тесной связи между подготовительной работой на море и на суше, к чему последовательно, путем опыта, мы и пришли по отношению обороны Балтийского побережья.

В течение зимы 1853/54 года жгучим оставался вопрос о способе действий нашего Балтийского флота на случай разрыва отношений с западными державами.

Первым затронул этот вопрос адъютант молодого генерал-адмирала князь Голицын в своей записке, относящейся к октябрю 1853 года¹.

Автор записки сомневался в том, чтобы Балтийский флот мог вступить в открытый бой с англичанами ввиду несовершенства наших судов и неопытности офицеров и матросов, хотя и уверял, что «девять десятых наших моряков своей смелостью и самодеятельностью вознаградят материальные недостатки и если не вполне отразят покушение неприятеля, то, по крайней мере, не дешево отдадутся ему». При столкновении же в Балтийском море и в Финском заливе наш флот, по словам князя Голицына, всегда будет иметь перевес перед английским благодаря знанию местности, господствующих течений и ветров.

Автор, задаваясь вопросом о том, чего нам надо более всего опасаться при вторжении английского флота в Балтийское море, отстранял возможность разрушения столицы, огражденной «неприступным Кронштадтом, бесчисленными мелями и громадным гарнизоном», а также высадки десанта на любой пункт балтийского берега, «так как десятки тысяч войск во всякое время отразят или вовсе уничтожат неприятеля». Он ставил конечную цель нашему флоту оградить балтийскую торговлю и для этого предлагал, не теряя времени, послать две дивизии кораблей, готовых идти в море, в сопровождении всех пароходов, одну в Зунд, другую в Большой Бельт. Укрепив, таким образом, оба пролива, выслать все пароходы к Готенбургу для разведки, чтобы, выяснив, куда направится неприятельский флот, перебуксировать свободные корабли к тому проливу, которому он будет угрожать, и встретить противника в два огня.

Мы не остановились бы на изложении этой весьма односторонней записки, если бы не имели доказательств, что она произвела

480

известное впечатление, так как была послана на заключение таким лицам, как генераладъютант Литке и князь Меншиков. Литке, убежденный в том, что английский флот будет преследовать в Балтийском море более существенные цели, чем уничтожение нашей торговли, доказывал генераладмиралу фактическую невозможность заградить пролив Большой Бельт, имеющий расстояние между берегами до 6 итальянских миль и ширину фарватера до 4 миль. Такая попытка должна повести к прорыву заграждения и к необходимости принятия для

нашего флота открытого боя             _{Адмирал Рикард}

в самой невыгодной обстановке. Князь Меншиков со своей стороны полагал, что нашу оборону необходимо сосредоточить в Финском заливе, где флоту держаться соединенно, заняв такую выжидательную позицию, как, например, у Наргена, откуда можно было бы сняться разными путями и выйти на ветер неприятеля под береговым заслоном². При решительном же превосходстве противника флоту полезнее закрыться шхерами, где выгоднее принять сражение на якоре.

29 декабря 1853 года государь изложил в собственноручной записке на имя великого князя Константина Николаевича следующие свои мысли по поводу предстоявших в Балтийском море действий³:

«При могущем быть появлении в Балтике соединенных флотов Англии и Франции предмет их может быть:

1) выманить наш флот в море и уничтожить его;

2) атаковать Ревель, Свеаборг и Кронштадт;

3) сделать высадку в Финляндии или Остзейских губерниях. Обращаясь к первому пункту, рождается вопрос: должны ли или

можем ли встретить флоты нашим и где, или не благоразумнее ли флот наш не высылать до того, покуда неприятельские не потерпят от атак на наши порты, и в таком случае где и как поставить наши дивизии.

Преимущество паровых кораблей лишит нас возможности с парусным флотом надеяться на выгодный бой, не говоря уже о числительном превосходстве неприятельских кораблей.

Казалось бы, что должно предпочесть флот держать за гаванями до удобной минуты. Но где? В Свеаборге рейд не доступен непри-

481

ятельским выстрелам, и там дивизия наша удобно стать может на рейде, усиливая своей артиллерией огонь крепости и батарей против входов.

Но в Кронштадте сего удобства нет, и двум дивизиям стать трудно за военной гаванью, разве не в полном вооружении по мелководью. Стать же на большом рейде было бы невыгодно, препятствуя только свободному действию фортов и батарей.

Потому полагаю, что иного ничего не остается, как, при известности приближения неприятеля, вывести весь флот из гаваней и поставить на северной стороне в одну или две линии, по направлению в Лисину косу, оставив одни фрегаты на малом рейде.

Канонерские лодки вооружить и, снабдив экипажами с кораблей, поставить в первой линии перед кораблями, вдоль терассного запружения.

Когда же неприятельские флоты после неудачной атаки на Кронштадт отступят, тогда помощью пароходов сейчас вывести флот за рейд и преследовать неприятеля по удобству».

Император Николай повелел запросить по этому вопросу мнение князя Меншикова.

Ближайшим последствием высказанных государем мыслей, а также записки князя Голицына и последовавшего обмена мнений было поручение молодого генерал-адмирала, данное наиболее выдающимся адмиралам, высказать их заключение по поводу предстоящего действия Балтийского флота. Сводка этих мнений⁴ по самому существу своему должна представлять особый интерес, почему мы и остановимся на ней несколько подробнее.

Записка вице-адмирала Меликова, который с 1832 года не соприкасался со строевой деятельностью наших морских сил, является целым обвинительным актом администрации Балтийского флота за истекшую четверть века. Изложив все те огромные реформы, которые сделал в начале своего царствования император Николай, пожелавший, по словам французского адмирала Jurien de la Graviére, допустить роскошь иметь в мирное время вполне готовый боевой флот⁵, Меликов переходит к изложению тех результатов, которые должен был дать Балтийский флот как следствие отеческих забот и щедрот государя. «Ныне, — пишет Меликов, — протекло более четверти столетия с того времени, как началось преобразование флота, и, следовательно, можно ожидать, что теперь Россия имеет флот боевой в полном смысле слова, т. е. что корабли наши построены по образцам, признанным наилучшими, и в морских качествах и силе не уступают иностранным; что к нашим кораблям применены все усовершенствования, какие только могли изобрести наука и опыты морских держав, что мы знакомы со всеми усовершенствованиями, до кораблестроения, кораблевождения, пароходства и артиллерии относящимися, и что у нас подвергнуто

482

испытанию и принято всякое полезное по сим частям нововведение, так что мы ни в чем не отстали от других флотов; что мы и без иностранцев в состоянии изготовлять паровые машины и все предметы для флота и что Ижорский завод наш может в этом отношении соперничать с лучшими заведениями подобного рода в Европе; что военные наши порты недоступны для неприятеля и снабжены в изобилии запасами всякого рода; что учебный комитет озаботился о распространении между нашими офицерами всех познаний по части морской тактики и стратегии, почерпая оные из лучших сочинений, и что, следовательно, наши офицеры находятся на той же степени образования, как французы и англичане. Одним словом, что Россия силой и достоинством своего флота возведена в полной мере на степень первоклассной морской державы, и в сих видах она смело может принять вызов хотя бы всех морских держав, против нее соединившихся, потому что 27 сильных и надежных линейных кораблей с полным комплектом экипажей, хорошо приученных к морскому делу, в кругу своих портов и близости подкреплений, составляют силу неодолимую».

Мы уже знаем, что мечты вице-адмирала Меликова были далеки от действительности.

Исходя из заключения, что флот наш находится в таком блестящем состоянии, в каком «вправе ожидать государь и отечество», Меликов полагал, что лучше всего встретить неприятеля при входе в Финский залив и принять сражение, если только противник численно не очень будет нас превосходить. Автор записки шел еще дальше и полагал, что «при том совершенстве, в каком долженствовал быть наш флот, мы могли бы прямо идти на порты опаснейшего врага и истребить его силы прежде, чем они будут соединены и готовы к делу». Но если бы, писал дальше Меликов, флот наш оказался не таким, каким ему надлежало бы быть, то следовало бы отделить совершенно исправные суда, усилить их бомбическими пушками, «представляющими в искусных руках самое надежное средство», и из этой части судов образовать действующий флот, готовый вступить в дело с неприятелем, если его силы не будут значительно превосходить наши. Остальные же суда будут составлять резерв флота, который может вступить в дело тогда, когда неприятельские корабли потерпят повреждение и потеряют часть своей прежней силы.

Переходя далее к тому случаю, когда численное превосходство неприятеля совершенно не позволит нам надеяться на успех, вицеадмирал Меликов полагал не подвергать флота бесполезным потерям неравного боя и не давать неприятелю легкого торжества. Пока флот существует, писал он, неприятель едва ли осмелится предпринять какие-либо решительные действия против наших портов и берегов. Оставалось решить вопрос, в каком пункте выгоднее в таком

483

 

случае расположить наши морские силы — в Кронштадте или в Свеаборге? Оставаться в Кронштадте значило передать весь залив на волю неприятеля и быть запертым в тесной блокаде; в Свеаборге же флот наш мог прикрыть все берега залива и лучше защищать Кронштадт и столицу, чем если бы он был расположен на Кронштадтском рейде. Ревель по своему положению при входе в Финский залив представлял бы для флота те же удобства, как и Свеаборг, и, кроме того, выгоду более расположенного к России народонаселения; но он был недостаточно укреплен, и деревянный мол его был подвержен большой опасности от брандеров. Меликов рекомендовал совершенно отказаться от Ревеля и выражал сожаление, что не приведена в исполнение мысль Петра Великого, наметившего постоянным местопребыванием нашего флота Балтийский порт, который самой природой предназначен для этой цели. Автор считал излишним говорить о Кронштадте в полной уверенности, что «миллионы, пожертвованные на укрепление этого оплота столицы, истрачены не напрасно». Однако, предполагая, что неприятель для скорейшего окончания войны может направить все свои усилия против этого пункта, он рекомендовал теперь же осмотреть Кронштадт и по возможности исправить все его недочеты.

Князь Меншиков видел цель Балтийского флота в прикрытии своих портов и в поражении неприятеля, если бы он оказался слабее. Расположение на Кронштадтском рейде не удовлетворяло ни одной из этих задач, да, кроме того, и флот, на нем сосредоточенный, не находился в безопасном положении. На южном рейде западная оконечность линии флота могла быть уничтожена без возможности подкрепить ее другим флангом при благоприятствующем нападению юго-западном ветре. На северном же рейде флот не покровительствовался береговыми батареями, и сбитые корабли не имели возможности отступать. Поэтому князь Меншиков полагал, что флот следует держать в отдалении от Кронштадта. Если имелось в виду принять флотом сражение, маневрируя в открытом море, то он указывал как на пункт сосредоточения флота на остров Нарген; в случае же принятия боя на якоре можно было расположиться перед Свеаборгом на Миольском рейде⁶, у Парклауда на Баре-Зундском плесе или восточнее Свеаборга за Седер-шхерами. Это расположение требовало обеспечить Свеаборг как базу предстоявших действий.

Генерал-адъютант Корнилов, исходя из заключения, что союзники навряд ли могут иметь в Балтийском море свыше 20 кораблей, рекомендовал разделить наш флот на две части: действующую — из 20 кораблей и резервную — из 8. Первую держать на одном из внешних рейдов Финского залива, наиболее недоступном для входа неприятеля и удобном для его укрепления, как, например, рейды на Баре-Зундском плесе у Парклауда. Такое грозное, по мнению

485

Корнилова, положение флота настороже всех наших северных морских заведений должно вполне оградить их от серьезных покушений со стороны неприятеля и вынудить его к блокаде в бурном незнакомом море, усеянном подводными камнями и мелями. Резервный отряд судов Корнилов предназначал для содействия обороне Кронштадта и Свеаборга, а Ревельский порт рекомендовал предоставить собственным средствам.

Генерал-адъютант граф Гейден ставил первой задачей нашему флоту соединение всех сил возможно ближе к выходу из залива и принятие боя под парусами с неприятелем, который будет в равных силах. Укрыться же на Свеаборгском рейде он полагал возможным лишь в том случае, если неприятельский флот будет в весьма превосходящих против нас силах. Граф Гейден полагал ввиду высказанного им мнения необходимым немедленно после вскрытия залива от льда соединиться эскадрам, зимовавшим в Кронштадте и Свеаборге, у острова Гогланд и оттуда безотлагательно следовать в крейсерство между Оденсгольмом и Гангутом. Все пароходо-фрегаты направить в Гангут, где им быть в полной готовности соединиться с флотом. Гребную флотилию отправить из Петербурга в Свеаборг и поставить ее по станциям в шхерах, отрядив часть в Абогские шхеры для наблюдения за Юнгферзундом и Гангутом. Для извещения о приближении неприятеля устроить телеграфную линию между Оденсгольмом и Дагерортом. Крейсируя, кончает граф Гейден, между Гангутом и Оденсгольмом, флот при помощи пароходов и телеграфа может быть во всегдашней готовности или встретить неприятеля в порядке, или же заблаговременно уклониться от боя.

Генерал-адъютант Литке полагал, что огромные приготовления западных держав имеют в виду нанесение нам сильнейшего удара истреблением флота и уничтожением больших морских заведений.

Поэтому нам предстоит роль исключительно оборонительная, для чего необходимо постараться сосредоточить весь флот вместе, и как на лучший в этом отношении пункт он указывал на Свеаборг. Соединенные там 23—25 линейных кораблей и 8 пароходов должны быть во всегдашней готовности на вылазку и поиск, на которые надо решаться не иначе как с верной надеждой на успех и вступать в дело с неприятелем, лишь имея значительный перевес в силах. При численном равенстве Литке признавал наш флот слабее английского как ввиду отсутствия винтовых двигателей и недостатка бомбических орудий с усовершенствованными разрывными зарядами, так и, главное, ввиду неопытности капитанов.

Литке полагал, что неприятель навряд ли решится атаковать Кронштадт с целью разорить его укрепления, если увидит, что нашего флота там нет. Это предприятие было бы для него очень рискованным при нахождении русского флота около Свеаборга в пол-

486

Схема № 55

ной готовности к действию. Но для избежания всякого с этой стороны риска нам необходимо было обратить особое внимание на оборонительную силу Кронштадта, на усиление защиты малого рейда блокшифами и оставшимися кораблями, а северного фарватера фрегатами и другими мелкими судами. Автор записки не отрицал возможности покушения на Кронштадт также неприятельского флота совместно с десантом, так как паровые двигатели дают «такие способы перевозки и самой высадки войск, о которых в прежние войны и не помышляли». Для отражения такого десанта, приготовление которого неприятелю навряд ли удалось бы скрыть от нас, потребовалось бы по меньшей мере отрядить дивизию пехоты при 24 батарейных орудиях.

487

Если бы союзные эскадры появились в Балтийском море так скоро после открытия навигации, что не дали бы возможности соединиться нашим отрядам, зимовавшим в Кронштадте и Свеаборге, то роль нашего флота по необходимости делалась еще более пассивной. В таком случае адмирал Литке рекомендовал употребить часть судов на усиление обороны Кронштадтского рейда, а лучшие 12 кораблей поставить в три линии за военным углом в полной готовности воспользоваться первым благоприятным случаем и с помощью пароходов, поставленных за ними, выйти из своего оборонительного положения.

Контр-адмирал Истомин считал, что главным предметом действий союзников станет Кронштадт, против которого будет направлен десант, и рекомендовал принять меры обороны против этого нового сильного врага приморских крепостей.

Контр-адмирал Глазенап предлагал 20 кораблей соединить в Свеаборге, а остальные оставить в Кронштадте. Из первых выбрать 10 лучших 84- и 74-пушечных кораблей, придать к ним все 10 пароходо-фрегатов и образовать летучую эскадру, которая должна быть ежеминутно готова выйти в море, чтобы атаковать неприятельские эскадры меньшей силы, не удаляясь, однако, далеко от Свеаборга. Гребной флот разделить на две части — восточный отряд с главными силами около Роченсальма (Котка) и западный у Гангута. Оба отряда должны были охранять входы с моря, противодействовать попыткам неприятеля укрепиться в шхерах и охранять сообщение между Выборгом, Свеаборгом, Або и Аландскими шхерами.

Контр-адмирал Мофет, отметив, что наш флот уступает союзному в опытности и подготовке капитанов, в составе артиллерии, в отсутствии винтовых двигателей и в количестве пароходов, признавал, что мы можем принять бой под парусами при численном превосходстве наших кораблей над неприятельскими⁷, а на якоре — и с флотом одинаковой численности. Исходя из заключения, что союзники будут иметь в Балтийском море превосходящие силы, Мофет также признавал, что действия нашего флота должны носить оборонительный характер. —Для этого его следовало разделить на две части — действующую, из 20 лучших кораблей, которую сосредоточить в Свеаборге, и резервную, которую употребить на усиление кронштадтских и свеаборгских морских укреплений. Гребную же флотилию разместить отрядами, при одном пароходе в каждом, в Аспо, Парклауде, Гангуте, Уте и в Аландских шхерах, между Дегербо и Редшфеном.

Все эти мнения были заслушаны в марте 1854 года особым советом под председательством великого князя Константина Николаевича⁸, который пришел к следующему заключению о возможных действиях Балтийского флота в 1854 году.

488

Ожидаемое превосходство в силах противника не позволяет нам вступить с ним в открытый бой с какой-либо надеждой на успех. Поэтому мы по необходимости должны оставаться в оборонительном положении под защитой наших крепостей, будучи в совершенной готовности пользоваться каждой благоприятной минутой для перехода в наступление. Главной нашей заботой должно быть соединение всех трех дивизий в Свеаборге, но если это не удастся, то находившиеся в Кронштадте две дивизии должны быть так расположены, чтобы, усиливая оборону крепости, они обеспечивали и собственную безопасность. Если, вследствие отбитого нападения на Кронштадт или от других причин, неприятельский флот должен перейти в наступление, то отнюдь не вдаваясь в риск. Совещание как бы в оправдание поставленных флоту пассивных задач указывало в своем заключении, что если неприятель должен будет оставить наши воды, не успев нанести поражения русскому флоту, то эта неудача будет для него чувствительнее потерянного сражения⁹.

В такие скромные рамки была заблаговременно поставлена роль могущественного, как имел право предполагать император Николай, Балтийского флота, и такое отрицательного рода утешение ему пришлось вынести из совещания старших адмиралов!

Адмирал Стеценко, один из выдающихся моряков второй половины прошлого столетия, разбирая вопрос об осуждении Балтийского флота на бездействие, считает, что по количеству и качеству своей артиллерии, по годности кораблей и по подготовке экипажа он мог бы сразиться с союзным флотом. Обаяние винтовых кораблей и прежней славы английского флота, а главное, большая нравственная ответственность в случае поражения могли, по его мнению, удержать выход нашего флота. «Мог ли,— пишет Стеценко¹⁰,— государь взять на себя ту же нравственную ответственность при сомнении в успехе со стороны главных сил флота?»

Что касается сухопутной обороны Балтийского побережья, то в основу ее на 1854 год легло желание оградить по возможности все наиболее населенные пункты побережья от того, в общем, как предполагалось, незначительного десанта, которым союзники могли им угрожать. Незнакомство с силой парового флота, который предоставлял полную возможность выбросить на берег значительный десант, а также существование в Балтийском море нашего могущественного флота в 27 линейных кораблей и большой гребной флотилии позволяли полагать, что такая цель может быть достигнута. Мы ставили себе весьма неблагодарную задачу прикрыть береговую линию протяженностью около 2600 верст, не считая островов. К тому же бóльшая часть этой линии составляла берега Финляндии, лучше известные, благодаря нелегальному поведению финских лоцманов¹¹, нашим врагам, чем нам. Да и само свойство финских берегов, столь богатых шхерами, представляло большое пре-

489

имущество для союзного парового флота по сравнению с нашим парусным: многие из проходов были недоступны парусным судам и легко прорезывались легкими паровыми судами.

Наибольшее внимание на всей длинной береговой линии было обращено на пункты, имеющие важное значение, военное и государственное, и в этом отношении центром тяжести обороны Балтийского побережья являлась столица с ее окрестностями. Здесь, в районе от Выборга до Нарвы, включая сюда и Кронштадт, было сосредоточено 122 ¹/₄ бат., 90 ¹/₂ эск. и 272 ор., под личным начальством наследника цесаревича¹². Эта масса войск служила в то же время и общим резервом всего Балтийского побережья.

Для обороны всей Финляндии, от Торнео до Выборга, было разбросано всего 24 ¹/₄ бат., 12 эск. и сот. и 36 ор. под начальством генерала Рокасовского. Значительная часть этих сил группировалась около наиболее важного пункта края — Гельсингфорса и отчасти около Або. Аландские острова с бомарзундскими укреплениями, на сохранение которых у нас не было надежды с самого начала кампании, были предоставлены своему собственному незначительному (около 2000 человек) гарнизону.

В Эстляндии было сосредоточено под начальством генерал-адъютанта Берга 18¹/₄ бат., 20 эск. и сот. и 32 ор., бóльшая часть которых группировалась около Ревеля.

И наконец, в Лифляндии и Курляндии, уступное положение которых заставляло менее за них опасаться, находилось 14 бат., 22 эск. и сот. и 44 орудия¹³.

Одновременно было обращено внимание на приведение в надлежащий вид приморских крепостей, причем наряду с главными опорными пунктами, как-то: Кронштадт, Ревель, Свеаборг, Выборг, отчасти Бомарзунд и Гангут, было обращено внимание и на мелкие укрепления старинной постройки, в изобилии разбросанные по Финскому побережью. Цель подобной заботливости, надо полагать, заключалась все в том же желании оградить прибрежных жителей от мелких нападений неприятельских десантов. Сами по себе эти старинные крепости не представляли никакой силы; привести же их в вид, годный для обороны, мы не имели ни времени, ни соответствующей артиллерии, ни гарнизона в достаточном количестве. При малейшем серьезном покушении со стороны неприятеля они должны были пасть без всякой пользы для нас и к вящей славе противника. Для примера укажем хотя бы на укрепления Роченсальма (форта Славы) и Свартгольма.

Роченсальм, или Котка¹⁴, у устьев Кюмени, был уже упраздненной крепостью. Он имел 19 отдельных укреплений, из которых форт Слава, лежавший в 4 верстах от Котки на утесе Финского залива, являлся как бы особой крепостью. Оборону Роченсальма решили ограничить лишь обороной этого форта, на вооружении

490

которого состояло 42 старых разного калибра орудия при 250 чел. гарнизона. Укрепления этого пункта были настолько слабы, что осенью 1854 года их решили разоружить, чтобы не давать союзникам бесцельных трофеев. Свартгольмская крепость (в 10 верстах от г. Ловизы) состояла из одной оборонительной казармы, где могло поместиться до 120 человек гарнизона. Ее вооружили двенадцатью 18-фунтовыми пушками, так как, занятая неприятелем, она могла вредить шхерному судоходству. Эти орудия, разбросанные по всем бастионам без взаимной обороны и лишенные общего сосредоточенного действия, не представляли собой сколько-нибудь внушительной силы против серьезного покушения противника¹⁵.

Последовавший разрыв с западными державами вызвал лихорадочную деятельность по приготовлению к встрече неприятеля в Балтийском море и к вооружению судов нашего флота. Главная цель, поставленная себе морским ведомством, заключалась в защите наших портов и шхер от нападения англо-французского флота.

Для предстоявшей кампании было вооружено 26 линейных кораблей, 10 пароходов-фрегатов, 18 мелких пароходов, 5 фрегатов, 1 корвет и 16 мелких судов; кроме этого, для целей обороны были приспособлены 3 старых корабля и привлечены на службу 17 вольных пароходов. Для пополнения экипажей были собраны бессрочноотпускные нижние чины в количестве 2347 человек, из которых сформированы 26 запасных рот.

Особое внимание морским ведомством было обращено на увеличение гребной флотилии, предназначаемой для обороны Кронштадта и финляндских шхер. К сожалению, флотилия эта не оправдала возлагаемых на нее надежд ввиду полной непригодности ее для действия в море даже в защищенных островами проходах.

Для защиты Кронштадта и шхер от Биоркэ-Зунда до Гельсингфорса приступили к постройке 74 лодок¹⁶ на вольной верфи в Петербурге и для защиты шхер от Гельсингфорса до Або 40 лодок в Або, Бьернсборге¹⁷ и Гельсингфорсе. Кроме того, для обороны Риги в ней строилось 16 лодок¹⁸.

Для пополнения экипажа флотилии было объявлено 2 апреля положение о морском ополчении, согласно которому вызывались на службу охотники из лиц всех сословий Петербургской, Новгородской, Олонецкой и Тверской губерний. Для лодок, охранявших западный участок шхер, набирались охотники и из финляндских уроженцев. Поступившие волонтерами должны были служить до 1 ноября, получая 8 рублей серебром жалованья в месяц, продовольствие и одежду крестьянского покроя, с крестом на шапке¹⁹.

Всего таких охотников поступило более 9 тысяч человек²⁰, причем «служба, поведение и успех занятий ополчан были весьма удовлетворительны»²¹, и самым суровым наказанием среди них было увольнение со службы до окончания срока.

491

Схема № 56

Для своевременного извещения о приближении неприятеля были по всему пространству северного и южного берегов Финского залива поставлены временные телеграфы, а для затруднения плавания все маяки были погашены, вехи на банках не ставились, и лоцманы с открытых станций были сняты. В шхерах, кроме того, были разобраны некоторые маячные башни и заграждены два боковые прохода к Выборгу, а третий — Транзундский предполагали сделать непроходимым, когда обстоятельства того потребуют.

492

Несмотря на высказанную особым совещанием мысль сосредоточить весь Балтийский флот по открытии навигации в Свеаборге, в конце концов решено было оставить его в тех пунктах, в которых он зимовал. По всей вероятности, это было вызвано опасением не успеть совершить переход туда из Кронштадта до появления в Балтийском море союзного флота.

В состав первой дивизии входило 9 кораблей (один — 110-пушечный, два — 84-пушечных и остальные — 74-пушечные) и 2 фрегата, и третья дивизия состояла из 8 кораблей (один — 120-пушечный, четыре — 84-пушечные и остальные — 74-пушечные); 10 пароходо-фрегатов и мелкие суда были распределены по дивизиям, 12 пароходов были предназначены для обороны шхер, а прочие для местной службы и посылок²². Остальные корабли послужили для усиления обороны Кронштадта в виде блокшивов.

Гребная флотилия в Кронштадте состояла из бомбардирского судна, 9 трехпушечных лодок, 88 двухпушечных и 8 однопушечных иол при двух пароходах. Финляндскую шхерную флотилию составляли 72 лодки и 20 пароходов.

Начальство над флотом, сосредоточенным в Кронштадте, было возложено на адмирала Рикарда, поднявшего свой флаг на корабле «Император Петр I».

Одновременно с подготовкой флота к встрече противника мы начали подготовляться и к обороне берегов.

Работы по усилению Кронштадта производились непрерывно, причем в обороне этой крепости деятельное участие должен был принять и флот. С этой целью стопушечные корабли «Петр I» и «Георгий Победоносец» стали поперек малого рейда, между фортами Князь Меншиков и Кроншлот. Уступом за ними для обстреливания промежутков стали во второй линии три корабля. Один корабль был поставлен в купеческой гавани для фланговой обороны стопушечных кораблей, другой обстреливал с фланга все пространство между кораблями первой и второй линий. Прочие корабли, стоявшие сзади, должны были действовать по особым на каждый случай инструкциям.

Пароходы были расположены позади кораблей в линию от военного угла до Ораниенбаумской пристани. Кроме того, в первых числах августа были устроены из купленных ботов три четырехпушечные батареи, которые были поставлены на сторону Ораниенбаумской отмели для защиты пространства между Кронштадтом и Ораниенбаумом²³. Для преграждения северного рейда была образована ряжевая преграда по направлению от северо-восточной отмели Кронштадта до Лисьего Носа. Для защиты этой преграды был построен ряд батарей на косе и образован блокшивный отряд из 3 кораблей, 3 фрегатов и 1 корвета, к которым впоследствии были присоединены 74 двухпушечные ка-

493

нонерские лодки. Линия блокшивов тянулась за ряжевой преградой, имея корабли ближе к Кронштадту для усиления береговой обороны его северо-восточного угла, фрегаты расположенными вдоль линии заграждения, а канонерские лодки на правом фланге у Лисьего Носа²⁴. Кроме того, для защиты северного фарватера были поставлены мины, спроектированные ученым комитетом, но заряды в них были положены вместо предполагавшихся 10—20 фунтов пороха по 5—10 фунтов²⁵.

Полевых войск в Кронштадте в марте находилось 21¹/₄ батальона, ¹/₂ эскадрона и 16 орудий²⁶. Рядом инструкций был указан способ действия этих войск в случае высадки неприятельского десанта на Кронштадтской косе, а также и та помощь, которую должна оказать войскам гребная флотилия²⁷.

В кампанию 1854 года к обороне Петербурга готовились только с морской стороны, для чего начали строить целую сеть батарей, предназначенных обстреливать устье Невы. Государь лично намечал место каждой батареи и часто навещал работы.

Главное устье Большой Невы²⁸ защищали 7 батарей, вооруженных 94 орудиями и расположенных на Гутуевском, Галерном и Васильевском островах. Устье Малой Невы защищали 2 батареи на 18 орудий, расположенные на Петровском острове. Малую, Среднюю и Большую Невки обороняли батареи отчасти Петровского острова и, кроме того, построенные на Крестовском и Елагином островах, а также редут Алгамбра, при Старой деревне, обстреливавший в то же время Сестрорецкую дорогу. Всего здесь действовало 44 орудия.

В то время самыми лучшими и дальнобойными орудиями у нас считались длинные чугунные, 30-фунтовые и тяжелые, пудовые, бомбические пушки, дальность выстрелов которых достигала 3 верст. Этими-то орудиями и предполагали преимущественно вооружить невские батареи, но в них ощущался большой недостаток. Поэтому часть их была заменена 24-фунтовыми пушками и полупудовыми единорогами с дальностью стрельбы на 1—1 ¹/₄ версты. Из 156 орудий, которыми были вооружены невские батареи, было 104 пушки и 52 единорога, или бомбические пушки. По мере усиления обороны Кронштадта батареи эти начали терять свое значение, и вооружение их не усиливалось²⁹.

Петербург, несмотря на забитую в нем боевую тревогу, не терял, по-видимому, своего спокойного облика — такова была сила веры в наш флот и в неприступные твердыни Кронштадта. То же веселье царило в городе, те же вечерние поездки на Елагинский Pointe, интерес к которому, впрочем, увеличивался еще сооружаемой там батареей. Но, по словам современника, это спокойствие было напускное. Назойливая мысль об опасности, грозившей отечеству, проникала, как визг железа, режущего камень, в самых без-

494

Схема № 57

заботных людей. Какое-то тяжелое чувство щемило душу и давило ее как удушливый воздух, сгустившийся перед страшной бурей³⁰. Все побережье от Петербурга на север до Сестрорецка и далее до Биоркэ-зунда, а на юг до Бронной горы и далее до Красной горки охранялось кавалерийским кордоном, подкрепленным пехотными резервами с полевой артиллерией. На более важных пунктах были устроены на севере, у Лисьего Носа, редут, а на юге, близ Ораниенбаума, ключенская батарея, вооруженные на первое время полевыми орудиями. Особое внимание обратила на себя оборона Сестрорецкого завода. Комиссия, обследовавшая этот вопрос на месте, пришла к заключению, что Сестрорецк не может быть бомбардиру-

495

ем с моря по мелководью даже с канонерских лодок; для воспрепятствования же неприятельской высадке достаточно иметь на заводе два батальона пехоты, сотню казаков и одну полевую батарею, которые, благодаря удобной для обороны местности, в состоянии будут удержать превосходящего противника до подхода подкреплений из Петербурга³¹.

Что касается фланговых пунктов прибрежной полосы окрестностей столицы — Выборга на севере и Нарвы на юге, то хотя там и принимались меры к обороне, но в действительности ни один из них не был способен противостоять какому-либо серьезному нападению неприятеля. Генерал-адъютант Огарев в конце 1854 года доносил императору Николаю, что Выборг до того готов к обороне, что остается только желать, чтобы неприятель дерзнул напасть на него. А между тем очевидец, осматривавший крепость весной 1855 года, нашел ее в самом ужасном состоянии, причем оборонительные работы 1854 года были направлены не к тому, чтобы улучшить крепость, а лишь чтобы замаскировать все ее недочеты. Достаточно заметить, что собственно в Выборге не было ни одного заряда, так как на их приготовление был употреблен негодный порох старинной финской заготовки, оставшийся от войны 1809 года³². Что же касается Биоркэ-зунда, то в течение всей кампании он служил местом самого спокойного стояния союзного флота.

К весне 1854 года войска, предназначенные для обороны ближайших окрестностей Петербурга, за исключением Кронштадта, были распределены следующим образом:

Гарнизон в Выборге — 4 бат., промежуточный отряд у Кюрхмеля (Красного Села) — 4 бат. и 8 ор., на Сестрорецком заводе — столько же и на содержание постов от Биоркэ-зунда до Петербурга — 4 эск.

Гарнизон в столице — 23 бат., 9 эск. и 92 ор. и там же главный резерв — 34 бат., 12 эск. и 104 ор.; в Ораниенбауме — 2 ¹/₄ бат., 4 эск. и 16 ор., в Петергофе — 3 бат., 14 эск. и 8 ор., в Стрельне — 12 эск. и 8 ор., в Царском Селе и Павловске — 14 ¹/₄ бат., 22 ¹/₂ эск. и 16 ор., в Красном Селе и Гатчине — 32 бат. и 6 эск., в Ямбурге и Нарве — 16 бат.³³

Что касается остальных укрепленных пунктов побережья, то состояние их находилось не в лучшем виде, чем состояние Выборга. На оборону Свеаборга государь должен был обратить особое внимание благодаря анонимному письму, полученному великим князем Константином Николаевичем. В этом письме говорилось, что если неприятель пожелает занять Гельсингфорс и Свеаборг, то может сделать это в 24 часа. Большие острова Сандгамн-Э и Кунге-Хольм³⁴, ограждающие юго-восточную и восточную стороны рейда, были нами не заняты. Неприятель, без труда завладев ими, мог поражать стоявший на рейде наш флот и вместе с тем открывал своим малым судам свободный вход на рейд через проливы Кунге-Зунд, Сандгамн-Зунд и

496

Эстнес-Зунд. Государь отправил в Гельсингфорс с чрезвычайными полномочиями флигель-адъютантов Герценштвейга и Аркаса. Эти лица поразились неготовностью и дурным состоянием обороны Свеаборга. Некоторые вновь построенные батареи были так неправильно поставлены, что надо было удивляться, зачем на них тратились громадные суммы; там же, где батареи действительно нужны были, они отсутствовали. Наиболее сильные Густавсверкские укрепления были до того ненадежны, что с них опасались даже производить стрельбу. Острова, указанные в письме, оказались, действительно, незанятыми и необитаемыми, но очень удобными для занятия их и для действия оттуда по рейду, городу и по всем укреплениям³⁵. На собранном после осмотра Герценштвейгом и Аркасом Свеаборгских укреплений у командовавшего войсками генерала Рокасовского совете решено было постройкой новых батарей и занятием опасных островов, а также более удачным расположением флота обеспечить по возможности крепость от угрожавшей ей опасности³⁶. Вскоре после этого генерал Рокасовский был заменен генерал-адъютантом Бергом.

Для защиты финляндских шхер было, как сказано выше, сформировано две бригады гребной флотилии — одна для обороны участка к востоку от Гельсингфорса и другая к западу.

Центральным пунктом для расположения восточной бригады был избран Роченсальмский рейд, прикрывавшийся единственным, ничтожным по существу, укреплением, фортом Славою³⁷, о котором было упомянуто выше. Для обеспечения расположения здесь флотилии и заготовленных для нее запасов пришлось местными средствами соорудить несколько слабых батарей. Полубатальон гребной флотилии из Роченсальма был направлен к Гельсингфорсу для усиления обороны этого последнего с западной стороны.

Что касается западного отряда флотилии, то он формировался в двух пунктах, в Або и Биернборге. В конце мая, когда Ботнический залив был уже занят неприятельскими крейсерами, Биернборгский отряд, совершив ряд рискованных переходов, прибыл в Або, где вся бригада и расположилась. Отсюда гребная флотилия начала крейсирование по Абовским шхерам, выделив восемь лодок для защиты самого города³⁸. Приписанные к западному отряду флотилии пароходы до 17 июля оставались в Гельсингфорсе, так как до этого времени им не удалось проскользнуть к месту своего назначения по заливу, занятому неприятельским флотом.

На южном берегу Финского залива оборона Нарвы, Ревеля и Риги была предоставлена береговым батареям, и только в Риге за батареями, защищавшими вход в Двину, находилось 16 канонерских лодок.

«Здесь у нас все наготове,— писал государь князю Меншикову 19 апреля³⁹.— Море сегодня очищается. Из Ревеля и Свеаборга ничего, и там все готово». С другой стороны военный министр делился с князем Меншиковым следующими строками: «Kronstadt et Svéaborg

497

sont dans un état suffisamment bon pour recevoir sir C. Napier. Quant aux autres ports et fortifications du littoral de la Baltique, il me semble, entre nous, qu’ils se trouvent un peu dans le genre chinoix. Que voulezvous? En temps de paix nous occupons trop de ce qui n’est guère utile pour la guerre, et une fois la guerre arrivée nous sommes surpris de ne pas y ênre préparés dignement. En tout cas, je compte sur l’énergie et la bravoure de nos frêres d’armes et du peuple en général»⁴⁰. Князь Долгоруков представил этими словами один из редких случаев сознания собственной вины перед царем и родиной.

Если у императора французов в вопросе о Балтийской экспедиции первоначально и существовали какие-нибудь мечты о содействии ее возбуждению общего пожара на нашей западной и северо-западных границах, то в Лондоне с самого начала на эту экспедицию смотрели лишь как на средство уничтожить наше могущество на Балтийском море и подорвать там русскую торговлю.

Еще в июле 1853 года адмирал Непир обращал внимание великобританского правительства на угрожающее положение России на Балтийском море, где она имела всегда готовый к действию флот в 27 линейных кораблей, а в Петербурге сильную армию, «которая, в случае войны, может угрожать берегам Англии в минуту, когда у Англии не найдется сил для отражения удара»⁴¹. Первоначально это заявление не произвело сильного впечатления, но по мере того, как политический горизонт омрачался, а английские агенты сообщали со всех сторон своему правительству преувеличенные сведения о подготовке нашего флота к активным действиям, лондонское адмиралтейство приняло самые решительные меры к полной мобилизации своих морских сил⁴². К началу марта 1854 года на Спидхэдском рейде уже была сосредоточена для отправки в Балтийские воды могущественная эскадра из 10 винтовых кораблей, 15 винтовых фрегатов и корветов, 7 парусных кораблей и 17 пароходо-фрегатов и пароходов, вооруженных 2344 орудиями⁴³. Но эта эскадра была собрана наспех, очень плохо снаряжена и, главное, имела недостаточный, собранный бóльшей частью из подонков экипаж⁴⁴. Во главе экспедиции был поставлен вице-адмирал Непир, имевший в обществе репутацию отважного, энергичного моряка, но находившийся в самых натянутых отношениях с Морским министерством. Непир не оправдал возлагавшихся на него надежд, и Балтийская экспедиция вызвала впоследствии на адмирала сильные нападки английского общества. Вся эскадра была подразделена на три дивизии, которыми командовали контр-адмиралы Шад (Chads), Корри (Corry) и Плумридж (Plumridge).

Бóльшая и лучшая часть французского флота была отправлена в Черное море, но император Наполеон не хотел отставать от своих

498

Общий вид Бомарзунда (Парижский военный архив)

союзников и в Балтийском море, а потому в течение зимы были приложены неимоверные усилия для сформирования третьей, Балтийской, эскадры. В нее вошел только один винтовой стопушечный корабль «Аустерлиц» и 7 мелких паровых судов; кроме того, было парусных 8 кораблей и 7 фрегатов⁴⁵. Эскадра эта была вооружена 1249 орудиями, и на ней находилось около 4 тысяч морской пехоты. Командовал эскадрой вице-адмирал Парсеваль-Дешен. Первоначально французское правительство предполагало отправить в Балтийское море особый десантный корпус еще весной, но отложило эту мысль ввиду того, что Англия желала отправления этого корпуса после первых успехов флота⁴⁶. Вернее, надо полагать, что причина задержки в отправлении десантного корпуса заключалась в той неготовности Франции к большой войне, о которой уже говорилось выше.

Английское общество требовало скорейшего отправления эскадры, которая и отплыла в Балтийские воды 27 февраля (11 марта) до получения окончательного известия о разрыве с Россией. «Я уверен, что все кончится удачной войной,— говорил адмирал Непир на торжественном банкете по случаю его отплытия⁴⁷.— Можно с уверенностью сказать, что наша страна никогда не выставляла такого блестящего флота, как тот, который на днях выступает в Балтийское море». Но застольные речи не соответствовали истинному настроению адмирала, который хорошо видел многочисленные недостатки своего флота, наскоро собранного, малоопытного, бедно снабженного и имевшего мало средств для действий против береговых укреплений⁴⁸. Сила Балтийской эскадры состояла в обилии винтовых судов, что давало ей большое преимущество перед нашим флотом в открытом бою, на что, видимо, и рассчитывал английский адмирал. По плану действий, принятому нами, ему это не могло удаться, и поэтому предполагавшаяся блестящая Балтийская экспедиция союзникам ничего не дала, что и было справедливо оценено английским обществом.

7 марта в Вингоском проливе (около Готенбурга) Непир распечатал данные ему инструкции, в которых ему указывалось занять

499

у входа в Балтийское море такую позицию, которая позволяла бы «без всякого замедления исполнять дальнейшие предписания ее величества». Адмиралу вменялось, ввиду неполучения ответа России на ультиматум союзников, избегать всяких неприязненных действий по отношению к русскому флоту, но ни под каким видом не пропускать в Немецкое море ни одного русского корабля. Непир решил выполнить инструкции, заняв со своим флотом позицию у входа в Балтийское море; самостоятельным оставлением Вингоского пролива он заслужил выговор лондонского адмиралтейства.

Английский адмирал решил, пользуясь пребыванием в соседстве Копенгагена, нанести визит датскому королю, но в первый свой приезд королем не был принят под предлогом болезни. Вообще неоднократные попытки союзных адмиралов привлечь на свою сторону правителей Дании и Швеции в 1854 году не достигли положительных результатов⁴⁹.

12 марта английская эскадра прибыла в Киль, а 20-го — в Киогебей на восточном берегу острова Зеланд, где было получено известие об объявлении войны. 23 марта адмирал Плумридж был выслан с отрядом из четырех винтовых судов на рекогносцировку окрестностей Гангутского мыса и небольшого Дротнингбергского поста. 25-го к эскадре Непира присоединился и единственный пока представитель французского флота — винтовой корабль «Аустерлиц».

31 марта, получив донесение от разведывательного отряда, что Финский залив свободен от льда до Гельсингфорса и что русских судов в Балтийском порту, в Ревеле и в море не обнаружено, Непир направился к востоку. 2 апреля адмирал Корри со своей дивизией (9 судов) был оставлен между Дагер-Ортом и Гувудскером, чтобы задерживать на этой линии все суда; остальная же эскадра держала направление к Финскому заливу. Погода не благоприятствовала плаванию новой армады, и у берегов неприятеля «неопытность флота стала очевидной»⁵⁰. Часть эскадры, под личным начальством Непира, дошла до устья Финского залива, но оставаться там в дурную погоду было сочтено опасным, почему она пошла назад и 9 апреля бросила якорь в шведской гавани Эльфенабен, близ Стокгольма.

Все донесения Непира с тех пор, как он покинул Англию, были полны жалоб на его тяжелое положение, на состояние экипажа, на недостаток в лоцманах и в хороших офицерах. Он жаловался, что не имел возможности ознакомиться с Аландскими островами и не мог уговорить ни одного датского, шведского и норвежского офицера поступить к нему на службу.

В свою очередь, первый лорд адмиралтейства рекомендовал Непиру не заботиться пока о Бомарзунде, если он не вполне уверен в безопасности нападения на Аландские острова под прикрытием блокадной эскадры. Бомарзунд не уйдет из рук союзников и всегда

500

Схема № 58

доступен для атаки, лишь бы было прервано сообщение между ним и Або. Английскому адмиралу первым долгом рекомендовалось упрочить свое положение в Финском заливе, но Непир не должен был видеть в этом совете намека на атаку Свеаборга или Кронштадта. Напротив, ему рекомендовалось, ввиду отсутствия десантных войск, дважды подумать, раньше чем атаковать эти крепости и находившуюся в них эскадру, которая вряд ли сделает глупость выйти раньше, чем Непир не понесет больших потерь в напрасных действиях против гранитных верков. В заключение адмиралу указывалось избрать такую позицию, с которой он мог бы наблюдать за гаванями обоих берегов, но не углубляться внутрь залива ранее, чем погода будет вполне благоприятна для такого маневра⁵¹.

С 23 апреля и до середины мая эскадра крейсировала между Ганге и Готландом, не решаясь предпринять что-либо серьезное против наших берегов, так как кроме уже отмеченных на ней недочетов она страдала от недостатка канонерских лодок, малых судов и артиллерийских снарядов. Эти последние приказано было беречь, чтобы «избежать упреков артиллерийскому управлению

501

за то, что оно до такой степени сократило запасы». Английским морякам приходилось успокаивать общественное мнение страны, ожидавшей от своих моряков великих подвигов, грабежом беззащитных коммерческих судов и прибрежных селений⁵². И в этом отношении недостатка в трофеях, в особенности в начале кампании, не было⁵³.

Эскадра по-прежнему оставалась разделенной на три части, из которых дивизия Корри оставалась в Готском проливе, дивизия Плумриджа крейсировала в Ботническом заливе, несколько судов было отправлено на разведку Курляндского берега, а Непир, оставив при себе 6 линейных кораблей, 2 блок-корабля, 2 фрегата и 2 колесных парохода, держался в западной части Финского залива. Смысл такого сокращения последней части эскадры надо искать в уверенности английского адмирала, что слабость его сил сравнительно с русским флотом поможет выманить последних в открытое море, в котором Непир, несмотря на все недостатки своего флота, рассчитывал решительно разбить своего врага⁵⁴. Русские, по словам англичан, не попались на эту удочку и предоставили Непиру крейсировать без дела.

Но если большими кораблями, число которых к этому времени увеличилось еще кораблем «Majestic»⁵⁵, ничего не было предпринято, то малые суда не бездействовали.

Небольшие отряды из паровых фрегатов и других мелкого ранга судов, отделенные от флота, рассеялись вдоль всего восточного берега Балтийского моря и по Финскому заливу, до Ревеля.

Первые из отправленных Непиром крейсеров назначались к Либаве и Рижскому порту, но они ни разу не подходили под огонь наших береговых батарей и ограничивались лишь захватом небольших купеческих судов и грабежом скота у прибрежных жителей. Крейсерство около эстляндских и лифляндских берегов носило тот же характер и имело те же результаты.

Тем временем эскадра адмирала Плумриджа в Ботническом заливе «совершала дела, причинявшие русским значительные убытки, но приносившие англичанам мало славы и чести»⁵⁶. Напав на беззащитные города Улеаборг и Брагестадт и безнаказанно их опустошив, Плумридж разделил свой отряд на две части. С одной он лично отправился для поисков к северу, другая же, состоявшая из двух пароходов, под начальством капитана Гласса, направилась на юг и 26 мая подошла к городку Гале-Карлебю. Первоначально англичане выслали переговорную шлюпку с требованием выдачи и истребления находившихся там судов. Получив отказ, капитан Гласс направил к Гале-Карлебю 9 баркасов, вооруженных каждый одним орудием, предполагая, что защитников в городе с 1700 жителями немного. Там действительно было лишь две роты финляндского № 12 линейного батальона, два полевых орудия Выборгской крепост-

502

ной артиллерии и до ста человек вооруженных горожан. Незначительный отряд этот, прикрытый местностью и загородными постройками, встретил подходившего неприятеля огнем, на который он в свою очередь отвечал. Час спустя англичане отступили в полном беспорядке, потеряв баркас, флаг, орудие и 54 человека убитыми, 28 пленными и 21 раненым⁵⁷. После этого Плумридж покинул Ботнический залив, истребив, согласно донесению Непира, 46 судов и на 4 миллиона рублей запасов: дегтя, смолы, дерева и корабельных принадлежностей.

Одновременно с действиями в Ботническом заливе английский флот проник в наши Аландские и Финляндские шхеры. Отделенный Непиром отряд из винтовых фрегата и парохода 7 мая появился на внешнем Гангутском рейде и, делая промеры шедшим впереди баркасом, стал медленно продвигаться к Витсандскому проливу, который вел к г. Экенесу⁵⁸. Генерал Рамзай, заведовавший обороной этой части финского побережья, мог сосредоточить для защиты подступов к городу только роту финских стрелков, две роты гренадер и дивизион батарейной батареи. 50 гренадер под командой подпоручика Гюллинга укрылись на лесистом берегу у станции Лапвиг, где залив наиболее суживается, а остальные части растянулись до станции Трольбёзе. В 4 часа дня, когда неприятель приблизился на 300 шагов, Гюллинг открыл сильный огонь и, поранив бóльшую часть людей на баркасе, принудил его отойти. Но паровые суда продолжали движение вперед, открыв огонь гранатами и картечью. Подойдя к самому узкому месту пролива у острова Гуль-э, неприятель остановился на ночлег на расстоянии дальнего пушечного выстрела от нашей береговой батареи. Батарея эта была вооружена четырьмя 12-фунтовыми пушками, спешно направленными туда в конце апреля комендантом Гангута; за несколько часов до боя их усилил еще дивизион батарейной батареи. 8-го числа в 5 часов утра неприятель продолжал наступление. Первоначально береговая батарея действовала удачно и нанесла противнику вред, так как он на целый час приостановил свое наступление. Но затем неприятель открыл сильный огонь изо всех орудий левого борта обоих судов и заставил нашу батарею замолчать, а полевые орудия переехать на позицию к д. Лексваль. Стрелки же остались на своих местах. Английский пароход начал продвигаться к городу, но следовавший сзади фрегат приткнулся к мели, и пароход вернулся к нему на помощь, прикрываясь от огня наших орудий у д. Лексваль корпусом захваченного им судна с солью. Этим, собственно, и окончилась попытка захвата Экенеса, стоившая нам убитыми майора Дергачева и 3 нижних чинов и ранеными 6 человек. Англичане определяют свои потери в 11 человек⁵⁹.

Все это маленькое дело выросло на столбцах европейской печати в блестящий подвиг англичан, разбивших и разогнавших целые

503

полки русских войск и взявших с сильной батареи у Витсанда три орудия. В действительности же был захвачен с купеческого судна один фальконет, служивший там для салютной стрельбы.

Эскадра адмирала Шар, при которой находился и Непир, 8 мая подошла к Гангутскому полуострову и бросила якорь вне зоны огня наших передовых укреплений. Непир доносил, что на берегу кроме фортов нами было возведено множество прекрасно маскированных батарей⁶⁰. Он полагал, что разрушить эти форты и завладеть батареями было нетрудно, но ввиду невозможности удержать их рекомендовал отказаться от такого предприятия. Из Лондона адмиралу телеграфировали, что правительство присоединяется к мнению Непира, но общественное мнение страны не понимает выгоды сохранения в целости русских укреплений и считает это более славным делом, чем всю экспедицию адмирала Плумриджа против жалких рыбаков и невооруженных городов. Вследствие ли этой переписки или же, как доносил Непир, идя навстречу желанию молодых офицеров пострелять против Гангутских фортов, но 10 мая английские суда произвели на них нападение.

А между тем укрепления Гангута в действительности представляли собой несколько устарелых гранитных верков шведских времен, расположенных на материке и на островах. Назначенный туда в апреле комендантом подполковник Моллер донес, что он нашел «инженерные работы в самом жалком состоянии», а гарнизон был силой в 25 офицеров и 1187 строевых нижних чинов. Император Николай также считал Гангут очень слабо укрепленным и не предполагал, чтобы он мог долго противостоять неприятелю, а потерю его считал не важной⁶¹. Англичане атаковали передовые форты Густавсверн и Густавс-Адольф⁶², каждый двумя пароходо-фрегатами. Мы на их огонь могли отвечать с первого только огнем двух орудий и со второго огнем одного орудия. Неприятельские суда подошли очень близко к обоим фортам, но не могли, несмотря на сильный огонь, заставить форты замолчать. После пятичасовой стрельбы два парохода, получив повреждения, должны были уйти, а пароходо-фрегат сел на камень и мог сняться только на другой день утром. Попытка англичан высадиться на одном из маленьких островов и приступить к постройке на нем батареи также не увенчалась успехом; работы были срыты, и англичане изгнаны. Так кончилась для нас потерей 9 нижних чинов ранеными атака Гангута, на которую, по словам Непира, английские офицеры рвались с неимоверной отвагой.

Честь состязания трех устарелых крепостных орудий с четырьмя пароходо-фрегатами в присутствии сильной эскадры принадлежит престарелому коменданту Гангута подполковнику Моллер, раненному еще в Бородинском сражении, и 70-летнему артиллерийскому капитану Семенову. Первый сумел влить дух геройства

504

Схема № 59

в маленький гарнизон, а второй, будучи комендантом острова Густавсверн, отверг предложение находившихся в составе наших войск финских офицеров выкинуть белый флаг и заставил отступить неприятельские суда. Государь щедро наградил обоих. Подполковник Моллер был сразу произведен в генерал-майоры.

После неудачи у Гангута английский флот направился к Свеаборгу⁶³.

Между тем французская эскадра адмирала Парсеваль-Дешена с трудом приготовлялась в Бресте к плаванию. Так как император Наполеон настаивал на скорейшем выходе в море, то 8 (20) апреля эскадра покинула Брест, будучи в полном некомплекте. Только на трех кораблях было полное число экипажа, на остальных же не хватало ни людей, ни продовольствия, ни одежды, и эскадре пришлось остановиться в порту Deal, чтобы хоть несколько привести себя в порядок⁶⁴. 9 (21) мая адмирал Парсеваль прибыл в Киль, где французские суда видел наш консул Кудрявцев и свидетельствовал об очень плохом их состоянии⁶⁵. 30 мая (11 июня) французская эскадра вошла в Финский залив, а 1 (13) июня соединилась с адмиралом Непиром в проливе Боре-зунд, в 30 верстах юго-западнее

505

Гельсингфорса⁶⁶. Туда же в начале июня прибыла и эскадра Плумриджа, оставив для наблюдения за Ботническим заливом 4 парохода. Всего в Боре-зундском проливе собралось союзного флота, по русским источникам, 65 судов, преимущественно большого ранга, по английским — 47 и по французским — 80 судов, имевших 3652 орудия⁶⁷. Но фактически этот большой флот не представлял собой единого целого, так как начальствование над ним не было объединено в руках одного лица.

Деятельность союзных эскадр после соединения их в Боре-зунде закипела. Винтовые фрегаты и пароходы рассеялись, одни по Парклаудским шхерам для исследования местности и для поиска лоцманов, другие на простанстве между Парклаудом, Наргеном, Вульфом и входом в Свеаборг. Они занимались промерами, постановкой вех, которые очень часто снимались прибрежными жителями, и описанием берегов. Более серьезным занятием флота было артиллерийское учение и по временам крейсерство значительных отрядов перед входом в Свеаборг и к юго-западу от острова Нарген. Сделав Парклауд главным операционным пунктом своего флота, неприятель не обнаруживал никакого намерения к нападению на Ревель и тем более на Свеаборг.

Наш флот оставался в полном недоумении относительно того плана, которым союзники задались в своей Балтийской экспедиции⁶⁸. Да и немудрено, так как определенного плана у них еще не составилось.

8 июня Непир послал в Лондон длинный рапорт о том, что было сделано флотом, и докладывал о возможности сосредоточить всю эскадру вблизи Свеаборга, но что касается входа туда, то, по его словам, это было немыслимо, так как крепость могла быть взята лишь сильным отрядом, занявшим острова своей могущественной артиллерией. Адмирал видел три способа действий для своего флота: 1) оставаться все лето в Боре-зунде и ограничиться блокадой Финского залива, что, конечно, не понравилось бы английскому народу; 2) идти в Кронштадт, предложить русским бой, которого, разумеется, они не примут, и в таком случае атаковать эту крепость, что Непир считал немыслимым, и 3) захватить Аландские острова. Это последнее было более всего по душе английскому адмиралу, но адмирал Парсеваль считал занятие Аландских островов нецелесообразным, атаку же Бомарзунда без достаточного числа войск просто делом невозможным. Ему более всего хотелось появиться перед Кронштадтом и этим нашуметь на всю Европу. Непир присоединился к своему товарищу, и прогулка к Красной Горке была решена. В ответ на отправленный в Лондон рапорт Непир получил неопределенное уведомление, что если он решит воздержаться от какого-нибудь рискованного предприятия, то по возвращении в Боре-зунд он получит инструкции об атаке Аландских островов⁶⁹.

506

Неопределенные и отчасти даже трусливые действия союзников, лениво крейсировавших и подходивших к берегам лишь на короткое время и в незначительных силах, дали возможность нашей гребной флотилии, и в особенности состоявшим при ней пароходам, переходить с места на место через открытые плесы для лучшего их распределения по обороне шхер. В худшем положении находилась бригада гребной флотилии, сосредоточенная у Або, так как пароходы, к ней приписанные, при открытии навигации не успели прибыть в Або ввиду раннего входа в Финский залив неприятельского флота. Однако, попривыкнув немного к действию союзников, отряд этих пароходов успел совершить смелый переход из Свеаборга в Або на виду неприятельских крейсеров и усилить оборону этого пункта и прилегающих шхер⁷⁰.

12 июня бóльшая часть неприятельского флота под личным начальством Непира в составе 15 винтовых и 4 парусных кораблей, 14 винтовых фрегатов и пароходов и любительской яхты подошли к острову Сескар⁷¹. В Кронштадте приготовились к отражению атаки. Другая значительная часть судов союзного флота, преимущественно парусных, осталась на якоре у Парклауда, а прочие крейсировали у входа в Ревель, Свеаборг и поддерживали сообщение между отдельными эскадрами. 14 июня эскадра Непира подошла к Красной Горке и продержалась здесь д