2020-06-29
69
В Америке с проблемами в браке чаще сталкиваются, как показывает практика, женщины. Первый брак в шестнадцать лет представляет собой «освободительную» операцию. Пара живет вместе десять дней или десять месяцев, затем происходит аннулирование брака или развод. Если есть ребенок, он обычно отдается кому-нибудь из родственников жены, в остальных отношениях освободительная функция брака осуществляется. Девушка теперь установила свою гражданскую независимость и свободна осуществлять свой сценарий, который обычно является непрактичным и мазохистским. Второй брак заключается лет пять спустя и длится около пяти лет. Прерывается он из-за невнимания или жесткости мужа; муж делает то, что требует сценарий жены, но сам сценарий нехорош. Теперь женщине приходится работать, чтобы кормить новых детей, и они становятся главным интересом в ее жизни. Третий брак, в возрасте тридцати лет, исходит из материальных потребностей, но ностальгия по сценарию до определенной степени сохраняется и делает женщину неудовлетворенной, так что она начинает провоцировать мужа. Поскольку он, в сущности, является более мягкой версией второго мужа, с теми же качествами, но менее агрессивно проявляемыми, он отвечает на провокации в манере, подходящей для жены и для ее сценария. В этом пункте сценарий становится дистоническим по отношению к состоянию Эго Взрослый женщины; она чувствует, что что-то не так, и ищет лечения либо для брака, либо для себя. Муж, который, возможно, впервые выражает свои потребности в нежелательном поведении, может тоже заинтересоваться терапией, а может и не заинтересоваться.
В типичном случае брак доходит до потребности в терапии следующим образом. Вначале союз во многих отношениях напоминает идеальный брак. Самоопределение достигается в период медового месяца или в добрачных сексуальных контактах, которые можно квалифицировать как шестистороннюю игру с участием молодых партнеров и их родителей. В этот период секс удовлетворителен для обоих партнеров, потому что в сексуальную игру включаются агрессивные элементы. После того как первоначальная эйфория рассеивается, начинают ощущаться лежащие в основе сексуальные трудности. Пара втягивается в двустороннюю игру, которая заменяет секс и создана для сокращения частоты пугающих сексуальных конфронтаций, но в то же время дает обоим участникам тайную выгоду. Жена может играть во «Фригидную женщину», она называет мужа животным, возникает скандал, который часто переходит в игру в деньги. Таким образом, обоим участникам удается избегать угрожающей сексуальной близости без столкновения со связанными с нею тревогами; тем временем тщательно собираются внутренние, вторичные и социальные выгоды. Однако и редкие сексуальные контакты приводят к появлению детей. Дети принимаются с благодарностью по достойным поводам, но также и потому, что служат желательным отвлечением. Оба участника с головой погружаются в деятельность, связанную с воспитанием детей; это оставляет мало возможности для сексуальных заигрываний и предоставляет много законных поводов для откладывания или прерывания занятий любовью.
Однако по мере того как дети растут, у пары появляется все больше свободного времени. Возвращаются прежние игры. Хотя супруги играют дополняющие роли в этих играх, возникают трудности из-за небольших расхождений в правилах, как они их понимают. Эти различия и различия в сценариях становятся все более тревожными, так что крик «Обман!» слышится все чаще. Когда пара приближается к сорокалетнему возрасту, недостатки в играх и сценариях способны довести до отчаяния. Тогда супруги начинают искать помощи у профессионалов.
Клинические примеры
Когда кто-нибудь в группе задавал мистеру Куотри вопрос, он с готовностью отвечал. Если кто-то задавал вопрос миссис Куотри, мистер Куотри отвечал и на него. Миссис Куотри протестовала против этого. Она говорила, что мистер Куотри всегда ведет себя как отец и обращается с ней, как с отсталым ребенком. Однако было подмечено, что, когда ей предоставлялась возможность отвечать самой, она ею не пользовалась. Кто-то спросил ее, почему, и она характерно ответила, что слишком глупа и не понимает вопрос. Поэтому стало очевидно, что их взаимоотношения поддерживаются по взаимному согласию. Тогда терапевт предложил мистеру Куотри воздерживаться от ответов за жену. В результате можно было наблюдать два феномена. Во-первых, когда он не ответил, миссис Куотри рассердилась и заявила, что он о ней больше не заботится. Во-вторых, когда мистер Куотри переставал следить за собой, он неизменно возвращался к прежней привычке. А потом щелкал пальцами и восклицал: «Ну вот, я опять за свое!» Немного погодя такие ошибки начали его забавлять, и все в группе, кроме миссис Куотри, присоединялись к его смеху. Однако никому не показалось забавным, когда члены группы узнали, что во время полового контакта их роли менялись на противоположные. Мистер Куотри из Родителя становился Ребенком, а миссис Куотри из Ребенка – Родителем, в результате контакт оказывался неудовлетворительным для обоих. Терапевтическая проблема в отношении их психологического контракта взаимоотношений заключалась в том, чтобы стабилизировать Взрослого в каждом из супругов – и в группе, и во время сексуальных контактов.
С супругами Пенти ситуация в группе была противоположной. Миссис Пенти никогда не позволяла мистеру Пенти ответить на вопрос за самого себя. Он терпел это, как мученик, но иногда протестовал. Однако, когда ситуация прояснилась, стало понятно, что он страдает от сильнейшей эритрофобии и боится, что, начав говорить, покраснеет. Таким образом, он играл в игру «Если бы не ты». Он женился на разговорчивой, властной миссис Пенти для защиты от своей эритрофобии, а когда она исполняла свои функции, он на нее жаловался.
Семья Хект пришла в группу позже других и не способна была понять терминологию. На второй встрече терапевт, заходя, сказал мистеру Хекту: «Привет!» – главным образом для того, чтобы тот почувствовал себя уверенней. Мистер Хект ничего не ответил. Позже, во время занятия, терапевт упомянул об этом. Мистер Хект сказал, что такие глупые ритуалы бессмысленны и он в них не верит. Тогда миссис Хект заявила, что ее супруг всегда такой мрачный, и стала кратко отвечать. Он возразил: если она его спрашивает о чем-то или что-нибудь говорит, он отвечает самое необходимое и замолкает. Он не видит пользы в бессмысленном шуме. Миссис Хект сказала, что он всегда сбивает ее с толку своими краткими ответами. Мистер Хект рассказал историю о своем офисе, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения. Однажды секретарша пришла на работу и сказала боссу: «Доброе утро!» На что босс ответил: «Я не просил вас сообщать мне о погоде, я хочу от вас только одного: чтобы вы работали». Мистеру Хекту казалось, что ответ босса полон здравого смысла. Он сказал, что миссис Хект так воспитали, что она верит во всякий вздор. А миссис Хект ответила, что вежливость делает жизнь приятней.
Это дало доктору Кью возможность познакомить их с идеей развлечений и игр, о которых они не раз слышали от других членов группы. Миссис Хект хотела играть в «Этикет», а мистер Хект не хотел. Именно это и было плохо в их браке.
У Септимов был брак на четверых с еще одной парой. После шести месяцев такого брака мистер Септим забеспокоился и «притащил» жену в группу. Доктор Кью предположил, что у них общий сценарий и что брак подсознательно был организован так, чтобы вовлечь в него еще одну пару. Они оба подобрали партнера, заинтересованного в такой организации, и знали о его наклонностях еще до брака. Оба они яростно это отрицали, и мистер Септим сказал, что это нелепо. Со своей стороны он готов порвать с этой второй парой немедленно. Однако вопросы членов группы вскоре вскрыли не только соответствующие фантазии у обоих супругов, но некоторые пробные шаги в этом направлении, сделанные еще до брака. Тогда миссис Септим заявила, что она хочет жить и познавать жизнь ради своего искусства, и брак на четверых как раз предоставляет такую возможность. После второй встречи супруги больше на занятия группы не являлись. Доктор Кью сознательно повел дело к такой быстрой развязке, потому что пока Септимы не решили, чего они хотят, они препятствовали прогрессу всей группы. Решение было трудное, но доктор Кью признавал свою ответственность и все, что с нею связано.
Сопротивление
Излюбленная форма сопротивления в супружеской группе, которая повсеместно используется неподготовленными членами, – это игра, которая называется «Суд». Муж рассказывает группе долгую историю о том, что делает его жена, пытаясь заручиться поддержкой со стороны остальных и выступая в роли истца. Затем жена защищается, объясняя группе, что ее на такое поведение спровоцировал муж. В следующем раунде жена может стать истцом, а муж – ответчиком. В обоих случаях предполагается, что группа играет роль жюри присяжных, а терапевт – роль судьи.
Есть два способа прервать эту игру. Первый способ заключается в том, чтобы в виде эксперимента согласиться с истцом, а потом спросить, как он себя чувствует. Потом терапевт не соглашается с истцом и спрашивает, как он себя на этот раз чувствует. Это уже было проиллюстрировано случаем миссис Куотри, которая почувствовала себя лучше, когда терапевт сказал, что она права; а когда он сказал, что она не права, она ответила: «Я и так это знаю». Однако этот способ следует применять осторожно; в любом случае его следует использовать не чаще двух-трех раз в год.
Другой способ – просто запретить игру, и это можно очень элегантно сделать с помощью очень простого маневра. Группе сообщается, что ее члены могут либо говорить о себе в первом лице, либо о своих супругах – во втором лице, но им запрещается использовать третье лицо. Это помогает и в другом типе ситуаций. Есть супружеские пары, которые во время сессии никогда не разговаривают друг с другом. Они разговаривают с другими членами, могут говорить о себе или друг о друге, но никогда – друг с другом. Терапевт выдвигает моральную аксиому: «Вероятно, хорошо, когда супруги время от времени говорят друг с другом». Такое утверждение наряду с запретом использовать третье лицо обычно решает проблему. Если супруги не решаются говорить друг с другом, группа обычно к этому времени хорошо расположена, понимает намек и помогает.
Примечания
Брачная игра, в какую играли в высших классах Франции в первой половине XIX века, подробно и занимательно описана Бальзаком. Сравнительно с современными двусторонними буржуазными играми во «Фригидную женщину» и в «Если бы не ты» трехсторонняя парижская игра между мужем, женой и неуловимым любовником обладала аристократической тонкостью и предоставляла больше возможностей для разума и воображения. В свое время и на своем месте она могла быть гораздо более болезненной, чем тяжеловесные современные игры, и, если не считать бактериологического аспекта, откровенно описанного Шнитцлером[15] в «La Ronde», обладала большим эстетическим совершенством. Бальзак, описывая легкие нравы своего времени, откровенно использует язык игр. Он говорит о «защите», «ловушках», «стратегии» и «союзниках». Некоторые авторы симпозиума Кейзерлинга аналогично трактуют брак как игру.
Более серьезно почти все шутки относительно брака, начиная с древнего латинского «Quid est tibi ista mulier?» – «Non est mulier, uxor est!»[16] и кончая вчерашним комиксом, признают в нем оттенок антагонизма. Любопытно, что этот печальный оттенок всегда рассматривается комически, в то время как более глубокая и гораздо более удовлетворительная близость почти всегда, по крайней мере в литературе, заканчивается трагично. Подлинная близость – это преданность без игр, идеальная цель супружеской терапии, но она остается невоспетой. Сегодня никого не волнуют Филемон и Бавкида[17], и для большинства людей субботний крестьянский вечер кажется таким же скучным, как поэт, пишущий стихи на сельском церковном кладбище.
Что касается конкретно этой работы, то автору кажется, что в каждом браке существует постоянный оттенок патологии, который ощущают не только супруги, но, возможно, и их дети. Поскольку боль в нижней части спины является распространенным «психосоматическим» проявлением этой патологии, ее можно использовать в качестве парадигмы. В таком случае можно говорить о «воспалившихся позвоночных дисках». Существуют «четырехдисковый брак», «трехдисковый брак» и «двухдисковый брак». В «четырехдисковом браке» один партнер может быть здоров, а другой обладать «четырьмя дисками»; или патология может распределяться: у одного партнера «три диска», у другого – «один»; или у обоих по «два диска», то есть у каждого боль в спине в умеренной степени, вместо того чтобы один был здоров, а второй страдал сильными болями.
Если один партнер проходит лечение, а второй нет, у второго супруга существует тенденция к тревоге и обретению симптомов по мере выздоровления первого. На языке анализа игр супруг впадает в состояние усиливающегося отчаяния (проявляющегося, например, в «большем количестве дисков») по мере того как партнер начинает отказываться играть в прежние игры (улучшение его состояния проявляется в «меньшем количестве дисков»). Вывод таков: в большинстве случаев для уменьшения патологии необходимо пройти лечение обоим супругам. Выдумка насчет дисков позволяет разработать удобную прогностическую шкалу для браков. Согласно такой шкале брак «с четырьмя дисками» может сохраниться, хотя его существование будет бурным; будущее брака «с пятью дисками» весьма сомнительно. Браки с «одним» и «двумя дисками» могут ограничиваться консультантом-непсихиатром, в то время как брак «в три диска» наиболее реагирует на психиатрическую терапию.
Глава 19
Регрессионный анализ
Конечная цель трансакционного анализа – структурное преобразование и приспособление личности. Для этого необходимы, во-первых, реструктуризация и, во-вторых, реорганизация. «Анатомическая» фаза реструктуризации заключается в прояснении и определении границ состояний Эго с помощью процессов диагностического прояснения и деконтаминации. «Психологическая» фаза связана с перераспределением катексиса с помощью избирательной активации специфических состояний Эго специальным образом с целью установления господства Взрослого при помощи осуществления им социального контроля. Реорганизация заключается преимущественно в улучшении состояния Ребенка с исправлением или устранением Родителя. Вслед за динамической фазой реорганизации наступает вторичная аналитическая фаза, которая представляет собой попытку снять смятение Ребенка.
Оптимальная ситуация для перестройки и полной реинтеграции личности требует эмоционального заявления Ребенка в присутствии Взрослого и Родителя. Это требование – постоянное присутствие обладающих всеми полномочиями Взрослого и Родителя – отличает данный метод от психологических и фармакологических гипнотических процедур, поскольку там обычно искусственным способом пытаются высвободить Ребенка, лишив полномочий остальные аспекты личности. Психоанализ преодолевает эти трудности с помощью приема свободных ассоциаций. Недостаток здесь в том, что Ребенок часто выражает себя непрямо или не полностью, урывками, так что очень многое зависит от способности терапевта интерпретировать поведение пациента и от восприимчивости пациента к специализированным интерпретациям.
Логическим развитием трансакционного анализа является прямое обращение к Ребенку в его бодрствующем состоянии. Размышления и опыт свидетельствуют, что Ребенок свободнее выражает себя в отношениях с другим Ребенком. Поэтому самым тесным приближением к идеальному решению терапевтической проблемы самовыражения является метод регрессионного анализа. Этот метод все еще находится в эмбриональном состоянии, и требуется несколько лет опытов и улучшения, чтобы преодолеть некоторые присущие ему трудности и получить максимальный терапевтический эффект.
Регрессионный анализ – это техника, которой обучают пациента, причем обязательным предварительным условием является хорошее понимание структурного анализа. Показания к этому методу в том, что необходимое ослабление защиты или перенос катексиса легче всего достигаются такими пациентами, как догматический мистер Трой, который постоянно сохраняет Родительское отношение, или интеллектуал доктор Квинт, который должен поддерживать Взрослое отношение. Другие пациенты часто достигают значительного мастерства с удивительной быстротой, а некоторые, обладающие особыми склонностями (чья природа до сих пор не поддается объяснению), могут усвоить его немедленно.
Логическое объяснение попыток оживить Ребенка как реально испытываемое состояние Эго является гносеологическим. В кратком изложении Ребенок рассматривается функционально как проявление некоего физического органа или системы, археопсихе. Феноменологически Ребенок представляет собой дискретное, интегрированное состояние Эго. Бихевиористически, то есть с точки зрения поведения, он становится заметен через симптоматические физиологические, психологические и вербальные знаки, а социально – через качество трансакций. Происхождение этих проявлений может быть установлено исторически – путем доказательства, что они воспроизводят феномены, испытывавшиеся индивидом в детстве. Но бихевиористическое описание и история являются Взрослыми подходами. Пациент и терапевт рассуждают о Ребенке логически, способом, который гносеологи называют «знанием, полученным по описанию». Терапевтический эффект такого знания обычно благоприятен, но на порядок ниже того, который проявляется, когда архаическое состояние Эго оживает в сознании пациента, а не воссоздается логически на основе экспериментальных данных. Такое оживление сходно с «абреакцией» Фрейда или с «внутренней памятью» Кьюби, а также с феноменом височной артерии Пенфилда. Это нелогическое восприятие, состоящее из «знания путем знакомства», даже в самом строгом смысле термина. Тут говорит не Взрослый о Ребенке, а сам Ребенок.
Чтобы лучше это понять, клиницисту следует воспринимать сказанное буквально. Положение точно такое же, как если бы в кабинете с ним находились два человека: наблюдатель взрослый и ребенок с патологией, только в данном случае они физически неразделимы. Проблема заключается в том, чтобы разделить их психологически; при этом Ребенок получит возможность говорить за себя. (Ради простоты на третьего участника – Родителя – в данном случае можно не обращать внимания.) Разделение такими искусственными способами, как гипноз, пагубно для общего исхода. Одно дело, когда педиатр рассказывает ожидающей матери, что говорил ее отпрыск, и совсем другое – когда мать слышит это своими ушами.
Когда ранее погребенное архаичное состояние Эго полностью оживает в бодрствующем состоянии, терапевт и пациент могут тщательно его рассмотреть. Имеет место не просто «абреакция» и «прорабатывание» – с состоянием Эго можно обращаться как с реальным ребенком. Его нужно старательно и даже нежно растить, пока оно не расцветет, проявив всю сложность своей внутренней структуры. Его можно снова и снова держать в руке, так сказать, пока внимание не привлекут ранее не замеченные особенности. Такое активное состояние Эго не рассматривается как память, по Кьюби, но как полноправный опыт, больше похожий на феномен Пенфилда.
Айрис посещала группу в течение нескольких лет с несколькими перерывами и превосходно играла в «Психиатрию» в структурных и трансакционных терминах. Путем наблюдений и выводов она могла диагностировать собственное состояние Эго и состояние Эго других людей и анализировать трансакции. Постепенно стало ясно, что она нуждается в индивидуальной терапии, причем и она сама, и терапевт считали ее к этому готовой. Ее предыдущие периодические интервью были стереотипными и скучными и для нее самой, и для доктора Кью. Оба они признавали, что она играет в «Психиатрию» и что, хотя это оказывает ей существенную помощь, кое-что оставалось нерешенным. (Точнее, она разыгрывала три различных варианта этой игры: «Душевное здоровье», «Психоаналитический» и «Трансакционный» варианты. От «Душевного здоровья» ее отучили, «дикий психоаналитический подход» временами разрешался, но особенно одобрялся трансакционный вариант, поскольку казалось, что он для нее наиболее полезен.) Регулярно бывая на психоаналитической кушетке, она превратилась в другого человека. Начал проявляться феноменологический Ребенок и однажды проявился в полном расцвете. Айрис реально ощутила себя в некоторых зависимых ситуациях и поняла, насколько эти когда-то испытанные чувства определили ее судьбу. Теперь она остро ощущала свой дуализм в качестве Взрослого и Ребенка. На следующий день она сообщила: «Знаете, со вчерашнего дня я все воспринимаю так ясно, как не было уже много лет. Как будто вокруг меня рассеялся туман. Признавать Ребенка – одно дело, но действительно чувствовать как Ребенок – совсем другое. Это пугает. Знание того, что это мой Ребенок, меня не успокаивает, но, по крайней мере теперь я знаю, откуда исходят эти чувства».
Таким образом, регрессионный анализ – это сознательная попытка переместить изучение Ребенка из логической стадии в феноменологическую. В разговоре с достаточно подготовленным пациентом, имеющим большой опыт в структурном анализе, а также некоторое понимание трансакционного анализа и анализа игр, терапевт делает следующее утверждение:
– Мне пять лет, и я еще не хожу в школу. Вы находитесь в любом возрасте, какой выберете, но не старше восьми лет. А теперь начинайте.
В данном случае терапевт играет роль ребенка, еще не знающего многосложных слов и разглагольствований. Это особая роль, с которой он сам хорошо знаком: он был таким в пятилетнем возрасте.
Нелегко дать отчет о сессии регрессионного анализа. Терапевт находится в таком положении, когда его катексис разделяется. Он должен наполовину быть Ребенком, наполовину – Взрослым наблюдателем за собственным поведением и поведением пациента. Катексис, который направляется в Ребенка, извлекается из обычного терапевтического Взрослого, в результате с его (Взрослого) стороны требуется большая сосредоточенность, чтобы заставить оба состояния Эго действовать одновременно. В результате ухудшается память Взрослого. Он способен эффективно действовать во время опыта, но впоследствии ему трудно реконструировать события. Использование звукозаписывающей аппаратуры противопоказано. Появление такой аппаратуры в присутствии двух пяти– или шестилетних детей тут же продемонстрирует, какое влияние она способна на них оказать. И поскольку понимание регрессионного анализа все еще находится в зачаточном состоянии, окажется невозможным учесть и устранить следствия появления в кабинете аппаратуры.
Однако приблизительное воспроизведение даст возможность по крайней мере ощутить аромат происходившего. Мистер Уит, чей отец умер, когда сыну было всего два года, на одной из индивидуальных сессий с Родительским отношением высказывался по поводу своих сексуальных проделок.
Д о к т о р К ь ю: Мне пять лет, я еще не ходил в школу. Вам столько лет, сколько хотите, но не больше восьми. Начинайте.
М и с т е р У и т: Мой папа умер. А где твой папа?
Д о к т о р К ь ю: Лечит больных. Он врач.
М и с т е р У и т: Я тоже буду врачом, когда вырасту.
Д о к т о р К ь ю: А что значит быть мертвым?
М и с т е р У и т: Это значит, ты мертвый, как рыба мертвая, или кошка, или птица.
Д о к т о р К ь ю: Это не то же самое, потому что, когда люди мертвые, они другие. У них бывают похороны и все такое.
М и с т е р У и т: Откуда ты знаешь?
Д о к т о р К ь ю: Просто знаю. Бывают похороны, и мертвого хоронят на кладбище. Твой папа на кладбище?
М и с т е р У и т: Да, и на небе тоже.
Д о к т о р К ь ю: Как он может быть и на кладбище, и на небе?
М и с т е р У и т: Ну, он там и там.
Д о к т о р К ь ю: А где небо?
М и с т е р У и т: Вверху.
Д о к т о р К ь ю: Если он на небе, он не может быть на кладбище.
М и с т е р У и т: Нет, может. Что-то выходит из него и отправляется на небо, а остальное хоронят на кладбище.
Д о к т о р К ь ю: Откуда оно выходит?
М и с т е р У и т: Оно выходит изо рта.
Д о к т о р К ь ю: Ты смешной. Я в это не верю. Откуда ты знаешь, что оно выходит изо рта? Ты это видел?
М и с т е р У и т: Нет, но оно все равно выходит.
Д о к т о р К ь ю: Если ты не видел, откуда ты знаешь?
М и с т е р У и т: Потому что мне сказала мама. Твой настоящий папа отправляется на небо, а на кладбище хоронят только тело.
Д о к т о р К ь ю: Ну, я не понимаю, как можно находиться в двух местах. А что он делает на небе?
М и с т е р У и т: Он сидит рядом с Иисусом и смотрит на нас. Знаешь, ты очень смешно выглядишь. У тебя такое тощее лицо.
Д о к т о р К ь ю: Ты сумасшедший, если веришь, что твой папа сразу в двух местах.
М и с т е р У и т: Я бы хотел иметь настоящего папу. (Плачет.) Ну, ладно, с меня хватит.
Этот короткий эксперимент отчетливо показал и пациенту и терапевту, насколько неясны для Ребенка мистера Уита происхождение, функции и реальность его Родителя. Ранее проблема отцовского влияния и подсознательные фантазии относительно отца уже действовали на его поведение и становились предметом интерпретаций и рассуждений. Дальнейший регрессионный анализ показал, насколько глубокими были эти фантазии и насколько невозможно было Ребенку справиться с противоречиями смерти: его анатомический отец замерзает под землей в покрытом снегом кладбище, а какая-то другая разновидность отца, которая выходит изо рта, благословенно восседает рядом с добрым Иисусом, причем спокойствие этого второго отца периодически нарушается проделками отпрыска, которому придется за это отвечать, когда придет его время и он предстанет на вечном суде перед Богом Отцом и духом, а также перед своим отцом (полностью одетым в элегантную по предвоенной – Первой мировой войны – моде одежду).
При нормальных социальных взаимодействиях Ребенок «программирует» Взрослого в кибернетическом смысле; здесь ситуация противоположная, и Взрослый терапевта должен «запрограммировать» своего Ребенка. Некоторые технические трудности становятся ясными даже в кратком изложении. Будет ли пятилетний мальчик так настойчив и последователен, как взрослый терапевт, в преследовании одной темы? Допустимо ли использовать слово «сумасшедший» применительно к пациенту, даже если для пятилетнего мальчика это вполне естественно? Может ли пациент перестать рассматривать терапевта как родителя и говорить с ним, как с другим ребенком? Очевидно, что регрессионный анализ все еще находится на ранней экспериментальной стадии и может применяться только с крайней осторожностью при подборе случаев.
Использование подобной техники в групповой терапии дает не менее интересные результаты.
Д о к т о р К ь ю: Мне пять лет, и я еще не ходил в школу. Вам столько, сколько хотите, но не больше восьми. Начинайте.
Х и т е р: Мой дедушка делает со мной нехорошие вещи.
М а г н о л и я: Не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь из моих мужских родственников делал что-нибудь неподобающее.
Д о к т о р К ь ю: Магнолия ходит в школу и использует большие слова, которые я не понимаю. Что значит «неподобающее»?
К а м е л и я: Я знаю, потому что мне говорила мама. «Неподобающее», значит, такое, что ты не должен делать.
Д е й з и: У тебя, наверно, были близкие отношения с мамой, Магнолия.
Д о к т о р К ь ю: Эта леди, Дейзи, слушает нас и тоже использует большие слова.
А й р и с: Иногда я боюсь играть, потому что знаю, что эта леди, Дейзи, наблюдает за мной.
Д о к т о р К ь ю: А почему вы пришли ко мне домой поиграть?
Р о з и т а: Мне нравится приходить домой к мальчикам и играть. Можно веселиться и делать нехорошие вещи, какие делает мама, когда к ней приходят мужчины.
И так далее в течение двадцати минут. Впоследствии все члены группы говорили, что этот эпизод произвел на них очень сильное впечатление. У Камелии появились сильные боли в груди, напоминание о том, как в детстве у нее болел живот. Розите казалось, что она плавает; у Хитер тряслись руки; Поппи плакала; у Дейзи болела голова, и она сказала, что у нее голова не болела с семи лет; у Магнолии колотилось сердце; Айрис пришла в ужас от нахлынувших на нее воспоминаний; а Гиацинт с трудом сдерживалась от хихиканья.
На всех женщин этот способ произвел такое сильное впечатление, что, когда Хитер предложила повторить процедуру на следующей встрече, все высказались против этого, и прошло несколько недель, прежде чем они оказались в состоянии повторить опыт. Тем временем у тех из них, кто параллельно проходил индивидуальную терапию, нашлось о чем поговорить.
Восемь лет выбраны как критический возраст для регрессии пациента, потому что очень мало кто утверждает, что не помнит, что происходило в более старшем возрасте; поэтому у всех пациентов есть основа для участия в анализе и никто, сопротивляясь, не может сослаться на «полную амнезию». Пять лет в качестве возраста терапевта избраны потому, что в этом возрасте уже возникает ощущение реальности, но есть только ограниченный дошкольный словарь. Словарные ограничения позволяют легко возражать людям, которые не участвуют в эксперименте и проявляют это в своем более сложном словаре. Им можно убедительно показать, что от них требуется; если они и такой намек не поймут, значит, дело не в непонятливости, а в сопротивлении.
Регрессионный анализ напоминает психодраму, но кажется более точным в своем теоретическом обосновании и в технике. Он более ограничен по объему и менее искусствен, поскольку все участники, включая терапевта, когда-то играли свои роли в крови, поте и слезах. Возможно, этот тип анализа непосредственно связан с «прямым анализом» Розена, особенно в использовании полученного материала.
Поскольку это самый передовой рубеж трансакционного анализа, все, что о нем известно, является предварительным и всякие дальнейшие утверждения были бы неоправданными.
Глава 20
