2020-06-29
95
Дело в том, что по дороге домой, трясясь в автобусе, дед вдруг замечтал о теплых макаронах и даже подавился слюной, однако тут же строго запретил себе это.
Но кукла Маша сразу обо всем догадалась.
Придя домой, дед Иван быстро пошел на кухню ставить горячую воду на ужин, увидел макароны, поразился, как он мог забыть, что сам же себе их приготовил еще утром и завернул в полотенце (они до сих пор были теплые!).
Быстро справившись с кастрюлей макарон, дед Иван вытащил из своей сумки березовый нарост, зажег настольную лампу и сел размышлять над своим сокровищем.
Барби Маша подумала, что этот нарост чем-то похож на лицо одной бывшей пьяницы по имени Шашка…
Мастер Амати
Прежде чем продолжать историю волшебной куколки Барби Маши, расскажем о том, как она появилась на свет.
Жил-был (и сейчас живет) великий мастер Амати, который прославился своими скрипками и виолончелями. Несколько веков назад он перебрался в заоблачные высоты Гималаев, в хрустальный дворец, закрытый для посещений, — и там продолжал делать свои скрипочки, виолончели и гитары (вы наверняка их видели в магазинах с маркой Калужской мебельной фабрики, но не верьте — все инструменты мира идут через руки Амати, поскольку музыка предназначена для счастья и слез, а этим как раз заведует Амати. А если счастья не получается, одни слезы — то надо винить только себя, на этом точка).
Короче говоря, мастер Амати был очень занят, но иногда он находил время и покупал себе игрушки, а зачем, узнаете попозже. Раз в сколько-то лет он спускался с гор на лифте, навещал самые большие магазины мира и не единожды залетал в Москву на одну широкую площадь.
Он подбирался к прилавку, робко указывал продавцу на новейшие игрушки и спрашивал: «А это что? А это зачем?»
— Дедуля, — терпеливо отвечала ему молодая продавщица, украшенная черными кудрями, — во дедуля дает, ничего не тумкает! Это зелененькое — это, дедуля, танк, понял? А это блестященькое — горн пионерский. А это красненькое — это знамя юных ленинцев, а это ведро с граблями для песочницы, а это кукла Катя шагающая. Вы, дедушка, случайно, не с луны рухнули? Как герой двенадцатого года прям…
Смущенный мастер Амати, извиняясь, скупал все игрушки подряд и садился в свой хрустальный лифт тут же около прилавка, даже не ожидая, чтобы продавщица отвернулась.
Та не моргнув глазом прослеживала исчезновение покупателя и утомленно говорила: «Думал, думал и дунул».
Однажды, правда, мастер, еще не успев улететь, увидел сквозь ящики в углу (его взор легко пронзал дерево, гранит и железобетон) полудохлого новорожденного крысенка. Его только что выкинула из гнезда мать, старая магазинная крыса.
Мало ли бывает таких ошибок природы, когда мамаша не желает кормить ребенка!
Иногда это случается и среди зверей, и хорошо еще, что крыса не слопала крысенка.
Мастер Амати не стал терять время и тут же превратил его в довольно крикливого младенца, который начал вопить, как сирена «Скорой помощи».
Продавщица навострила уши, вздрогнула, кинулась на крик и, со страшной силой расшвыряв деревянные ящики, сразу и безошибочно нашла в углу ребеночка, маленького, но зубастенького, завернула его в подол своего халата и вызвала по телефону 01, 02 и 03 сразу все экстренные службы, а затем встретила милицию, «Скорую помощь» и пожарников горячими словами: «Я бы такую мать расстреляла».
Мастер Амати проследил за тем, как ребенка унесли, и горячо пожелал ему вслед, чтобы этот потомок нерадивой крысы мог защитить себя в любых обстоятельствах.
(Кстати говоря, мастер, скажем честно, много раз впоследствии жалел о таком своем подарке новорожденному, но об этом позже.)
Однако ему пришло время возвращаться в заоблачный дворец, и прилететь в любимый магазин он смог только через много лет.
Он радостно встретился с той же продавщицей (за это время она стала золотистой блондинкой и бабушкой), набрал целую гору игрушек, а затем, волнуясь, мастер Амати вызвал к прилавку того самого младенца.
Насколько мастер Амати помнил, это должна была быть девочка.
Девочка появилась, это была довольно уже бывалая девочка лет двадцати, без переднего зуба, в черных очках по причине синяка под глазом и в зимних сапогах на босу ногу.
— Ой, опять ты синеглазая, Валька, — укоризненно сказала блондинка-бабушка (оказалось, они знакомы), — вот ты пришла, ты что, должок принесла?
— Всем, кому я должна, я прощаю, — сказала Валька и случайно икнула.
На этом она попыталась уйти, но сапоги как приросли к полу.
Нервничая, продавщица сказала мастеру Амати:
— Дедуля, забирай свои игрушки, мне поговорить надо.
Тогда Валька пошутила:
— Забирай свои игрушки и не какай в мой горшок, стихи! Слушай, командир. — Это она уже обратилась к мастеру Амати. — Граждане, помогите кто сколько может, я вышла из больницы, украли паспорт, выбили зуб, подбили глаз… Помогите, граждане, кто сколько может на пропитание круглой сироте.
— Во загинает! — воскликнула продавщица-блондинка. — Сама от родителей ушла, ребенка бросила, еле нашли… На помойку вынесла, во как! Хорошо, за ней приглядывали. Она у нас работала тут. Убирала. Конечно, ее сразу уволили за такие дела.
Тут между слегка распухшей Валькой и золотистой пожилой блондинкой начался разговор, в котором мастер Амати не понял ни слова, однако ему захотелось как-то прервать эту беседу, больше похожую на лай, и он придумал: достал из кармана пачку местных денег и протянул Вальке.
— Оп-па! — сказала она, ловко пряча их за пазуху. — Пойти билет купить на поезд на родину да две бутылочки лимонаду в дорогу.
При этом она все также стояла на месте, покачиваясь, и не уходила, к своему удивлению.
Мастер Амати, не обращая на нее внимания, начал складывать игрушки в большой ящик и готовиться к отправлению в Гималаи.
Валька тихо покачивалась, проверяя, можно ли сдвинуться с места, и докачалась до того момента, когда мастер Амати шикарным жестом пригласил ее тоже отправиться в ящик, и она мгновенно нырнула туда, не успев опомниться, и исчезла.
Продавщица в это время поперхнулась, взмахнула кулаком, ее прошибла слеза — а у прилавка уже никого не было. Только стоял легкий запах то ли сирени, то ли керосина.
— Во аксакал чумовой! — произнесла продавщица, и на этом мы ее оставим.
А между тем Амати в своем хрустальном дворце в желтом зале распаковывал игрушки и разглядывал их.
Увидев Вальку (она лежала среди коробок и сладко спала), мастер призадумался, сравнил спящую с куклой Барби, которая улыбалась из своей упаковки, — и принял решение.
Валька буквально за мгновение приобрела синие глаза, хотя собственные у нее были мышиного цвета, получила свежий цвет лица, белозубую улыбку и золотые кудри куклы Барби, а также туфельки на высоком каблуке, синий костюм в белую полоску и сумочку такого же цвета.
Она лежала и спала, широко раскрыв глаза, ничего не подозревая, в своем новом виде, а потом вдруг проснулась, со стоном сплюнула, полезла в рот двумя пальцами проверить сломанный зуб — и вдруг охнула:
— Командир? Ты че? Я где?
Она неуверенно вылезла из коробки, бормоча ругательства, раскидала по пути игрушки, выпрямилась — и вдруг рассмотрела на себе синий в белую полоску костюм, синие туфельки… Разглядела синюю сумочку… Оглянулась, ища зеркало… Все стены в желтом зале были зеркальные, из золотого камня топаза.
Она увидела свое розовое, чистое личико, свои огромные голубые глаза… Потрогала золотые кудри… Причем она против своей воли все время улыбалась!
Единственное, что от нее прежней осталось, — это мелковатые остренькие зубы. Видимо, происхождение истребить было невозможно.
— Э… алё, гараж… — начала она неуверенно, улыбаясь и глядя на себя безотрывно. — Это кто, я? Это я? Во, блин!
— Это ты. Ты будешь у меня работать секретарем, ясно? — строго сказал Амати. — Будешь перепечатывать мои книги. Я понял, ты вылитая секретарша директора того магазина, где я покупал игрушки. Я же вижу сквозь стены. Она там, за стеной, сидела и печатала.
— Ну ты, на выхлопе, ты че? — сказала Валька Барби, помимо своей воли нежно улыбаясь. — Я вообще по жизни пишу с ошибками, я из школы ушла в четвертом классе, несправедливо поступили со мной. Это как?
— Ничего, мой компьютер не допускает ошибок, — ответил Амати. — А ты наденешь очки.
И Барби Валька сразу оказалась в шикарных очках: вылитая деловая девушка.
— Бригадир, — сказала Барби, — но я много пью и курю.
— Ничего этого не будет, — успокоил ее Амати. — Приступайте к своим обязанностям.
И Валька Барби очутилась за клавиатурой огромного, во весь зал, печатного устройства, на экране которого пошли мелькать страницы.
А сам мастер занялся важным делом: он вдыхал в игрушки волшебные души.
От него уходили в мир добрые плюшевые медведи — подушечные утешители, навевающие сон; заводные танки — защитники котят; телефоны, мгновенно соединяющие с кем захочется, если ты сидишь один и все ушли; скакалки, с которыми бедные неходячие дети когда-нибудь научатся прыгать; вертолеты и парашюты, на которых можно спастись от пожара, вылетев из окна, — и так далее.
Последней ушла вниз, к людям, кукла Барби Маша.
Мастер Амати посмотрел ей вслед и подумал, что она сможет помочь всем, кому захочет, но ничем и никогда не сможет помочь себе.
И ее поэтому (вздохнул он) ждут интересные приключения.
А новая секретарша Валька Барби проводила всю эту армию игрушек довольно завистливым взором и продолжила работу над главным произведением Амати «Как сделать скрипку», том первый, второй и так далее до десятого.
Одновременно она печатала книгу для добрых волшебников «Несколько секретов» в пятнадцати томах и труд «Борьба со злом путем добра», выпуск двадцать пятый.
И пока Барби Валька все это печатала, яростно сверкая очками, Барби Маша уже там, на земле, с улыбкой шла в руки своей первой хозяйки, взрослой девочки, которая проснулась в день своего пятилетия и тоненькой рукой нашарила у кровати пакет с подарками…
Волшебница Валькирия
Мастер Амати, глядя на свою секретаршу Валечку Барби, думал о том, почему она такая выросла, то есть зубов не чистила, не умывалась, не причесывалась, грамоты не знала, зато хорошо различала слова «водка» и «сигареты».
Кроме того, она поступила точно так же, как в свое время ее мамаша-крыса: бросила собственного ребенка.
Возможно, что и ту мамашу покинули ее крысиные родители: чего только не бывает в мире животных!
Может, это уже была такая наследственность.
Мастер Амати решил подержать на всякий случай Валечку при себе: мало ли что еще могла натворить эта крыса, находясь среди людей!
А так, сидя за компьютером, она набиралась ума-разума и даже иногда (это было заметно) с непонятным огнем в глазах слушала мастера Амати, особенно когда он сочинял книги по вопросам волшебства.
Он не учил ее чистить зубы — куклам это необязательно, он надеялся, что Валька будет брать пример с него, своего воспитателя.
Это лучший способ обучения, как всем известно.
Но время от времени мастер Амати вспоминал свою куколку Барби Машу и говорил секретарше Валечке:
— Она в отличие от других сделает много добра. Я люблю ее и жалею, потому что она не способна себя спасти. А я очень занят. Я не могу ничем ей помочь, так я решил. Однажды я уже кое-кому крупно помог (тут он выразительно смотрел на Барби Валечку, в ответ на что она улыбалась, показывая мелкие острые зубы) — и вот теперь сижу, опасаюсь последствий…
Барби Валечка пожимала плечами, лучезарно улыбаясь.
А мастер Амати продолжал:
— Но сейчас я за тебя более-менее спокоен, ты очень поумнела, я надеюсь.
Секретарша Валечка, вылитая кукла Барби, сияла (мелкие зубки, большие очки), и мастер был доволен.
Однако как-то раз, пробудившись от ежегодного зимнего сна, мастер Амати не нашел Валечки за компьютером, не нашел ее и в Гималаях вообще.
Вместе с секретаршей исчезли пятнадцать томов книги «Несколько секретов», которая была предназначена для добрых волшебников.
Но, поскольку мастеру Амати еще не пришло время закупать новую партию игрушек, он не стал спускаться с гор ради одной глупой крысы, а вместо этого продолжал делать великую скрипку для мальчика, который недавно родился в горах Урала и пил пока что кефир из соски.
А Валька (она придумала себе новое имя, Валькирия) с шумом и визгом, как ракета, приземлилась на родине, в Москве, в районе Арбата, однако никто этого не заметил, так как там же работало три экскаватора, асфальтоукладчик, два бродячих театра, переносной цирк, два фотографа с обезьянками и три с удавами и небольшой рынок по продаже котят.
Валькирия, вставши на ноги, подумала и для удобства приняла вид вороны (тебя никто не замечает, а ты видишь все), а книги, украденные у Амати, она предварительно, еще в Гималаях, обратила в сухую корку, после чего отправилась на чердак и села изучать эту сухую корку, долбя ее клювом.
Корка оказалась какая-то гранитная, на долбежку ушло много времени, тем более что голова у ворон небольшая, много вместить не может.
Короче, когда ворона Валькирия опомнилась и превратилась в человека, даже не посмотрев на себя в зеркало (что будет, то будет), — она оказалась довольно полной тетенькой пенсионного возраста, с подбородком как у пеликана, без переднего зуба, с редкими волосами, однако в глазах ее горел огонь, как у нашей кошки Муськи, когда она видит птичку.
Огонь горел, поскольку Валька выработала четкий план: отомстить мастеру Амати, который продержал ее в хрустальном дворце в Гималаях всю молодость, зрелость и полстарости, причем без друзей, без гостей, ни тебе бутылки, ни сигареты, ни подраться, ни помириться, ни полюбить, ни разлюбить — ничего! Только работа и учеба, книги и прогулки, умные беседы и спорт, кошмар собачий.
Валькирия мечтала о многом — и отобрать у него хрустальный дворец, самой поселиться в нем, — но тут же она мечтала взорвать этот хрустальный дворец к шутам, а самой в простоте жить в больничном подвале в Сокольниках, в хорошей компании слесарей-сантехников, электриков и собак.
Потом она запланировала стать вечно молодой, но, с другой стороны, ей было, как всегда, лень стирать носки и чистить зубы, причесываться и так далее, а с пожилой тетеньки какой спрос: хоть и вообще без зубов и три волоска на лысине, ходи и не умывайся, никто не заметит. Это молодых все учат кому не лень, а старость уважают.
Остальное только сладко мечталось: власть над миром, над вселенной и так далее.
Итак, она стояла на крыше и смотрела вниз, на человечество, которое копошилось у нее под ногами. И обратила внимание на полноватого молодого мужчину: он, не отходя от киоска с мороженым, ел порцию за порцией, даже не утираясь.
Что-то в этом человеке было нехорошее.
Ворона спикировала на сквер, приземлилась в виде симпатичной дамочки с сигаретой в зубах и, толкнув мужчину локтем, спросила первое попавшееся:
— Штой-то ты лопаешь столько мороженого?
Он злобно ответил:
— А ты сколько выкуриваешь в день сигарет?
Валькирия, думая его поразить, еще более злобно ответила:
— Сто!
— Ну и вот. А я ем всего восемнадцатый стаканчик, — возразил этот необыкновенный по ядовитости мужчина.
Валькирия собрала все свои познания и стала просто красоткой, глаз не отвести.
Но мужчина отвернулся, проглотил сразу полстаканчика и полез в киоск за новой порцией, причем крупно поскандалил с очередью.
«То, что мне нужно», — подумала Валькирия.
Когда он, отвернувшись, стал грызть следующий стаканчик, она зашла к нему с лицевой стороны и сладко сказала:
— Ты можешь оказать мне услугу? Будь моим секретарем!
Он ответил, жуя:
— Такое я даже родной матери бесплатно не сделаю. А у меня матери отродясь не было. Встретил бы ее, пристрелил!
— У меня тоже! У меня же тоже родной матери не было! — вскричала бывшая Валька, вспомнив своих приемных родителей, школу, все эти умывания-причесывания, уроки, скандалы и прочее безобразие.
— Ну и вали отсюда, пока по шее не дал! — сказал молодой мужчина и пошел опять к киоску.
Тут Валька предложила:
— Пойдем в ресторан, возьмем два кило мороженого, поговорим.
— Отвали, — сказал мужчина.
— Слушай, а чего тебе хочется? — прямо спросила Валька.
— Черта собачьего! — ответил он.
Тогда Валька, ни минуты не медля, подошла к нему в образе черта, то есть рога, хвост, рыло, плащ и беретка с пером.
Все-таки она недаром, живя у Амати, смотрела телевизор все вечера и выходные, вместо того чтобы читать, как ей советовал добрый Амати, так что она живо вспомнила оперу композитора Гуно «Фауст», где как раз действовал черт в таком наряде, звали его Мефистофель.
Гражданин с мороженым нимало не испугался и тут же злобно предложил нечистому свою душу, а взамен хотел себе власть над миром. Но при этом требовал какой-то договор, чтобы подписать его кровью.
Там, в опере «Фауст», тоже был такой тип.
Валька не растерялась, пригласила его во двор на скамейку, а сама по пути выудила из лужи мокрую обертку от мороженого: вполне подходящий материал для договора.
На скамейке она протянула мужчине булавку (с ранней молодости Валька носила при себе булавку, помня об одном случае, когда у нее лопнула резинка).
Он проткнул себе палец булавкой и заботливо приложил свой окровавленный безымянный к обертке от мороженого, которая на этот момент была превращена в древнюю хрустящую бумагу с водяными знаками (буква «э», потом «с», «к» и дальше «имо»).
Когда процедура была проделана, тут же всю обстановку как ветром сдуло, и перед продавшим душу мужчиной предстала грязная кухня с немытой посудой и тараканами, черта не было, вместо него посреди помещения торчала тетка в дырявом халате с оторванным не до конца, висящим отдельно карманом, в резиновых сапогах и в белокуром парике.
Мужчина (его звали Эдик) даже пошатнулся от таких обстоятельств (вспомним, что сначала перед ним выступала шикарная блондинка, а затем мужчина с рогами и при копытах).
Валька, однако, высморкавшись в халат, уже не обращала на его чувства никакого внимания (раз договор был подписан) и спросила, кто он по специальности.
Эдик ответил, что он уволенный редактор на телевидении, и приврал, так как работал он на телевидении помощником оператора поломоечного комбайна, но его только что выгнали за сломанную метлу. Метлу он сломал об начальство, главного оператора комбайна.
Эдик мечтал быть политическим комментатором и не хотел мыть полы. Он для этого и устроился на телевидение.
Получив пропуск, он даже сходил к главному редактору какой-то там программы, чтобы наняться на работу комментатором, но главный редактор ему вежливо отказал, предложив, чтобы посетитель сначала закончил школу, хотя бы начальную.
«Но я умный и так!» — закричал рассерженный Эдик, вспомнив ненавистных учителей, и потянулся было к стулу, чтобы побить главного, но побоялся, что вдруг арестуют и посадят в тюрьму, как уже бывало.
Поэтому в тот же день Эдик опять-таки поругался со своим начальством буквально из-за пустяка, кинулся палкой от метлы, сам получил по шее (оператором комбайна была могучая тетя Зина) и был выгнан с работы.
Его выгнали, он пошел домой, и по дороге его потянуло к мороженому.
Вот и вся история Эдика.
Валькирия почесалась под париком и сказала:
— Если ты с телевидения, вот тебе телевизор, будем думать.
Тут же появился телевизор, огромный и яркий.
— Одного экрана мало, — капризно сказал Эдик. — У нас на телевидении их вагон.
Валькирия сделала ему сорок экранов.
Там было телевидение всей Европы, Америки, Африки, Монголии и древнейшего города Мурома.
Последующие сутки Валька и Эдик провели у экрана, не в силах от него оторваться.
Тут мы просто обязаны наконец вспомнить про Барби Машу и ее дедушку Ивана.
Все события с Валькой и Эдиком-дворником происходили как раз накануне передачи, где должны были показывать чудесный домик, который старый столяр дед Иван построил для своей куколки Барби Маши.
И Барби Машу показали по телевизору.
