Молитва и доброделание

Взирающий на женщину с вожделением, будет ли он мирянин или монах, будет одинаково наказан за прелюбодеяние. (Святитель Иоанн Златоуст)

В ПиФ всем заправляет деятельная Екатерина Громова. Она организовывает главное событие воскресного вечера — чаепитие после молебна Петру и Февронии, которое проходит прямо в храме. Столы ставят под расписными потолками, и сверху на членов клуба смотрят Иосиф с сыновьями, белые ослики и сама Богоматерь в золочёных одеждах с розовым младенцем Христом на полных руках.

Екатерина полна нервической энергии перфекциониста. В общении она быстро переключается с одной темы на другую, говорит сухо и быстро, очень простым языком. Екатерина заведует не только чаепитиями, но и ромашковым балом, и паломническими поездками, и походами к сиротам и брошенным старикам. Екатерина говорит на четырёх языках, в том числе французском и греческом, но сама не замужем и живёт с воцерковленной матерью, помогающей ей с ПиФ. Она не пользуется косметикой, и в её остром лице есть что-то детское и старушечье одновременно.

Как и многие православные, Екатерина живёт в мире, где не существует Netflix, Донны Тартт, «Игры престолов» и других неотъемлемых благ городской молодёжи.

Чтобы «не повредиться мозгами», она смотрит исключительно православные телеканалы «Спас» и «Союз», иногда «Культуру». При этом Екатерина считает абсолютно безобидными для души классическую музыку и советские комедии.

Она пригласила меня на молебен и чаепитие 24 декабря. По иронии судьбы, прямо в католический сочельник. Поэтому я ехала на встречу православного клуба знакомств прямиком с традиционного французского рождественского обеда.

В церкви остро пахло ладаном и потом. Я пришла к концу молебна, когда верующие уже поднимались с колен и отдавали молитвенники помощнику батюшки. Отец Алексей, маленький полноватый мужчина с пышной кудрявой бородой, произнёс традиционную проповедь. Он начал с того, что объявил отсутствие рождественских морозов явным признаком «разгула зла». Затем батюшка намекнул, что для встречи с единственным или единственной недостаточно просто молиться. «Хотя молитва — действенное средство», — поспешил добавить он.

Оказалось, что для приобщения к таинству любви необходимо заниматься также «доброделанием». Примером «доброделания», согласно отцу Алексею, служит один верующий, который тайно от семьи набрал кредитов и оплатил дорогостоящую стройку храма в Подмосковье. «Крепкая сознательная помощь храму», а не просто «мелочь в копилку» для пожертвований способна приблизить встречу со второй половинкой.

Затем отец Алексей сурово сообщил, что доброделание совершенно необходимо — ведь мы принадлежим к проклятому роду. «Наши предки рушили храмы. Издевались над верой. Хихикали», — перечислил он прегрешения советских людей. Затем отец Алексей предложил выбрать, «быть рабом божьим или рабом безумных демонов». Третьего не дано.

После проповеди все высыпали на улицу, чтобы дать возможность постоянным членам ПиФ расставить столы и приготовить всё к чаепитию. Тогда я и познакомилась с первым претендентом на моё сердце. Знакомство прошло в самой романтичной обстановке — в очереди в туалет.

В узком коридоре столпились люди, все буквально дышали друг другу в затылок. Александр влетел, впустив морозный воздух, и непринуждённо втиснулся в и так уже плотную очередь. Ему было лет тридцать, лысый, с большим русским лицом богатыря с картинок в детских книжках. Александр махнул мне рукой и сказал, что давно меня «заприметил». Ещё на молебне. Затем он заговорщицки спросил, знаю ли я значение имени Александр. Я решила блеснуть знаниями. «Защитник?» — храбро предположила я. «Не просто защитник! Защитник людей! Буду теперь тебя защищать», — гордо провозгласил Александр, вызвав ропот бабушек из-за громкого голоса.

Я растерялась: честно говоря, не ожидала, что познакомлюсь в православном клубе так быстро и в таком неподходящем для знакомств месте. Между тем Александр времени не терял. Он сообщил, что служил в армии и жил двадцать пять лет в Грузии, чем вызвал новый всплеск недовольства бабушек в туалетной очереди. «Там, видимо, и горланить научился», — фыркнула одна из них. Александр её проигнорировал и продолжил рассказывать о себе.

Наконец мне удалось скрыться в туалете. Я пробыла там максимально долго, чтобы избавиться от навязчивого ухажёра: чутьё подсказывало, что Александр помешает поговорить с другими героями. Когда я вышла, в коридоре стояли только бабушки и греющая руки девушка. Я с облегчением выдохнула.

Но не тут-то было. Защитник людей выскочил как чёртик из табакерки (хотя неожиданное появление при его габаритах кажется почти невозможным) и сразу же привлёк меня к помощи. «Надо столы накрыть, будем в храм относить подносы с едой». Я согласилась, внутренне радуясь возможности соприкоснуться с организаторами. Пусть и в обществе вездесущего Александра.

Но недавно присоединившаяся к жаждущим в туалет девушка отреагировала не так спокойно. «У вас что, прямо в храме чаепитие?!» — возмутилась она. «Ты новенькая. Наверное, не знаешь ещё порядков», — благостно начал Александр, но собеседница его перебила, яростно размахивая серёжками-крылышками. «Значит, правду говорят! Про вас и этот ваш клуб! Где это видано — в храмах чаи распивать?! Да меня в монастыре на причастии чуть за яблоко не убили! Ни секунды больше не останусь!» — сказала она, от волнения картавя, и скрылась.

А вот мне от защитника так же ловко скрыться не удалось. Всё время, пока я помогала носить еду и накрывать столы, он настойчиво и по-свойски хватал меня за локти, дышал в шею и пытался взять за руку. А по ходу дела старался вести непринуждённую беседу. Вот тут на безоблачном горизонте нашего общения и возникли первые тучки.

«Вы, женщины, странные существа. И с ориентацией у вас проблемы», — заявил Александр. Я не выдержала и заметила, что у меня нет проблем с ориентацией. «А разве с ней вообще могут быть проблемы?» — невинно осведомилась я. Александр смутился и сказал, что у меня «не христианские мысли». Он имел в виду не сексуальную ориентацию — боже упаси, всем известно, что геям нет места в храме божьем, — а «географическую».

На некоторое время чувство неловкости усмирило защитника людей. Но затем он придержал передо мной дверь и так обрадовался собственной галантности, что процитировал «Экспонат» «Ленинграда». «Кто молодец? Я молодец! Я молодец, я!» — воскликнул он. Я подняла брови и спросила, как давно он слушает Шнура. Тут Александр смутился пуще прежнего и забормотал, что только иногда включает «Ленинград» — потому что «на работе смотрят», да и сестре нравится.

Его общество становилось всё более и более тягостным, а попытки меня коснуться всё раскованнее. Когда Александр попытался ненавязчиво хлопнуть меня по заду, я поняла, что надо от него избавляться. К моей радости, на кухне, куда я вернулась за очередным подносом, стояла девушка. Её звали Мария, и она приходилась родственницей отцу Алексею. У неё были необыкновенно лучистые глаза, иконописный лик и светлые волосы, скрытые белоснежным платком.

Воспользовавшись тем, что Александр пошёл в храм занимать нам место, я бросилась к Марии за помощью. «Спасите меня от одного настойчивого молодого человека», — взмолилась я. Мария рассмеялась и пообещала меня защищать. Она говорила мягко и сразу же перешла со мной на ты, заявив, что у меня идеальный голос для пения в храме.

Мы вместе отправились на чаепитие. Но на входе в храм Мария вдруг исчезла — её увлекла за собой одна из помощниц президента ПиФ. Я осталась стоять, судорожно соображая, что делать.

Александр потерял терпение и направился ко мне, чтобы посадить рядом с собой. Я загнанно оглянулась и села за ближайший стол, куда меня позвал взмахом руки один из членов ПиФ. Так я встретила Алексея, второго претендента на моё сердце.

Алексей — полная противоположность Александру. Аккуратный, ниже ростом, пахнущий приятным парфюмом. Он вкрадчиво сообщил мне, что такие глаза, как у меня, не забываются.

«Я вас определённо видел где-то.Не у Матронушки?» — голос Алексея оказался высоким и визгливым. Я решила ему подыграть и сообщила, что да, он точно мог меня заметить на службе в храме Матроны.

Хитро подмигнув, Алексей сообщил, что память у него фотографическая: раз увидит — и запоминает на всю жизнь. Нечто вроде профессиональной деформации. «Я же в МВД работал», — улыбнулся Алексей и небрежно коснулся рукой моего колена, поедая меня своими пронзительно-серыми глазами. Кто бы мог подумать, что я заскучаю по защитнику людей Александру.

Алексей без прелюдий пригласил вместе помолиться на днях святому Спиридону Тримифунтскому, а затем пустился рассказывать, как нашёл храм Успения Святой Богородицы и ПиФ. Оказалось, ему снился вещий сон, приведший его в клуб и сведший с духовником — его тёзкой, отцом Алексеем Гомоновым.

Также новый знакомый доверительно сообщил мне, что говорил с самим исповедником патриарха Кирилла — и тот благословил его на возвращение в МВД. «Остались только формальности, и я снова служу», — с гордостью заявил Алексей.

В это время Александр не сводил с меня обиженных глаз. Алексей придвинулся ближе и настойчиво пытался поймать мой взгляд. Я поняла, что пришло время уходить. Соврав, что у меня ещё много работы, я начала выбираться из-за стола, но Алексей мягко помешал мне встать. «Дай номер», — прямо сказал он. Я растерялась и сообщила, что не могу. «Дай!» — в приказном порядке заявил Алексей и взял мобильный у меня из рук. «Разблокируй, я наберу мой номер и таким образом зафиксирую твой», — настаивал Алексей. Я поняла, что отступать некуда: позволила ему набрать номер, а затем извинилась и вылетела из храма.

Я шла к метро и чувствовала непонятный стыд за произошедшее. Я ощущала себя грязной, заплёванной, и мне страшно хотелось лечь и заснуть. Казалось бы, ничего особенного не произошло, но ещё никогда я не чувствовала себя таким безвольным куском мяса и объектом охоты, как на чаепитии клуба православных знакомств.

Мне вспомнилось, как в последнюю поездку в монастырь один из монахов отчитывал меня за легкомысленность и «вольный вид». Он говорил, что надо прятать глаза и не смотреть бесстыдно прямо на мужчину, а ещё возмущался тем, что кофта приоткрывала шею. «Это же провокация», — краснея от гнева, отчитывал меня монах. Другой предлагал изгнать из меня бесов, думая, что моё «своеволие» явно от лукавого.

По дороге к метро от храма Успения Богородицы я стянула платок, скомкала его и, повинуясь безотчётному порыву, выкинула в ближайшее мусорное ведро. Мне было тесно в мире запретов и доброделания. Православная любовь явно не для таких «бесплодных смоковниц», как я.