Желаете прочитать продолжение? 3 страница

Вызванная вином похотливая дымка исчезла из её глаз, сменяясь испугом.
— Будет больно? Я никогда не... хочу сказать, у мужчин Земли нет второго члена.

Амелия попыталась встать с дивана, освободиться от ласкающих её мужчин. Но трое калкорианцев без труда удержали её на месте. Раджир улыбнулся своему клану, обрадовался, что будет первым, кто откроет ей новые секреты её тела.

Фленчик покрыл легкими поцелуями её лицо.
— Больно не будет, малышка, — прошептал он. Обхватил её лицо ладонями и нежно улыбнулся, успокаивая Амелию. — Расслабься. Наслаждайся. Ты познаешь невероятное наслаждение. Мы удовлетворим все твои потребности, даже те, о которых тебе никогда не рассказывали.

— Нельзя. Это против законов Земли...

— Мы не на Земле, — решительно сказал Раджир.
Он прижался к ней, потихоньку входя в оба её отверстия влажными от смазки членами, без труда проникая в тугие лоно и анус. Раджир сжал её бедра, удерживая для собственного вторжения.

Его дыхание сбилось, когда он почувствовал, как она сжалась вокруг его членов, мягкая и податливая. Её лоно и анус обхватили его, словно тугая перчатка, раскрываясь, приветствуя его во влажном жаре.

Амелия тихо протестующе вскрикнула, но тут же замолчала, потрясенная нахлынувшими ощущениями. Она наслаждалась вторжением инопланетной плоти в прежде девственный анус. Выгнулась, приветствуя Раджира в своем потайном отверстии. Легкий дискомфорт только усилил удовольствие. Она оказалась заполнена так, как никогда раньше себе не представляла, и даже если бы не была так беспомощна, не стала бы останавливать Раджира. Он взял её, этот властный инопланетянин. Он взял её так, будто был в своем праве. Она лишь тихо беспомощно вскрикивала, истекая соками, облегчая его вторжение. Он медленно, не торопясь заполнял её собой. Сокращающиеся мышцы лона предупредили её о приближающейся кульминации. Раджир входил в неё дюйм за дюймом. Амелии казалось, что она лопнет от его размеров. И тем не менее раскрывалась для него ещё сильнее, желая быть заполненной полностью.

— Горячая, — выдохнул он с восторгом от испытываемых ощущений. — Такая горячая и мягкая. Ты чудо, малышка.

Он толкнулся в неё бедрами, легко скользнув по влажному каналу до самой матки. Фленчик склонился над ней, поглаживая лицо и грудь. Амелия ухватилась за его плечи, по собственной воле обняла талию Раджира ногами, упираясь пятками в его ягодицы и подаваясь ему навстречу, заставляя его войти ещё глубже. Драмок откликнулся на её страсть яростным урчанием, всё быстрее и быстрее двигая бедрами. Обхватив её ягодицы руками, он сжал податливую плоть, чтобы удержать под собой неподвижно, и погрузился в лоно глубже.

Фленчик наблюдал, как его лидер погружается в тело Амелии, разделяя членом блестящие от влаги лепестки. Брефт тоже не сводил взгляда с её раскрытых влажных губок. От их взглядов невероятное возбуждение Амелии лишь усилилось. От вида того, как Раджир трахал её, возбужденные члены Фленчика и Брефта бугрились под облегающими брюками.

«Я не смогу их остановить», — подумала Амелия. На неё обрушилось осознание того, что она абсолютно беспомощна и находится под властью этих существ. Сколько бы она ни сопротивлялась и ни просила их остановиться, они не послушаются, будут делать с ней всё, что им нравится, потому что знают, что она от этого в восторге. От подобного озарения страсть Амелии вспыхнула с новой силой, отправляя её через край.

Оргазм взорвался в ней, опаляя электрическим жаром. Она закричала и повисла на Фленчике, пока Раджир продолжал уверенно в неё вколачиваться. Вскоре от его ритмичных толчков вторая волна наслаждения обрушилась на Амелию, заставляя разлететься на миллионы частичек. И она закричала от восторга.

Спустя некоторое время Амелия медленно спустилась с вершин столь невероятного оргазма. Несмотря на то, что её тело постепенно успокаивалось, Раджир продолжал двигаться, желая достичь собственного наслаждения уверенными ритмичными точками. Занимаясь сексом, Амелия никогда не кончала более одного раза и не сомневалась, что и этот эпизод не исключение. Тем не менее ей нравилось ощущать, как Раджир двигается внутри неё. Она буквально светилась от испытанного оргазма.

Фленчик уселся рядом с ней, кто-то стянул с него тунику. Лишь через мгновение Амелия поняла, что это Брефт раздел своего супруга.
«Эти калкорианцы, безусловно, без комплексов», — подумала она, позволив имдико поцеловать себя. Не столь требовательный, как Раджир, он исследовал её рот нежно и тщательно. Его язык оказался невероятно горячим, восхитительно шершавым.

Схватив её руку, Фленчик притянул её к своему обнаженному паху.
— Прикоснись ко мне, — прошептал он и сжал её тонкие пальчики вокруг своего переднего толстого члена.

Она легко заскользила ладонью по его влажному члену и чувствовала биение пульса в каждой венке от головки до основания. Фленчик прикрыл глаза с восторженным выражением на лице.

— Теперь к другому, — сказал он, направляя её руку.
Она почувствовала в своей ладони меньший пенис и стала ласкать его в одном ритме с толчками Раджира. Ритмично двигаясь в Амелии, драмок одновременно массировал пальцами её клитор. Она ощущала вновь нарастающее мощное наслаждение, подумав, что вполне возможно испытает второй оргазм.

Амелия поглаживала члены Фленчика одной рукой и исследовала его грудь другой. Его кожа, покрывающая стальные мышцы, оказалась гладкой и теплой. Наконец он скользнул в её рот языком, пробуя на вкус.

А затем на них упала тень. Они подняли взгляд и увидели Брефта, его члены возвышались от паха вверх и покачивались, как восклицательные знаки.
— Мне нужно, — прорычал он.

Не колеблясь, Фленчик схватил рукой толстые члены Брефта и направил их ко рту Амелии.
— Открой рот, — поощрял он её. — Попробуй его.

Она ощутила запах Брефта, такой же как у Раджира, — резкий аромат корицы.

Фленчик прижал влажную головку пениса Брефта к её губам. Амелия, вздохнув, открыла рот, и он ввел член нобэка в её тепло.

Она закрыла глаза и провела языком по горячей влажной плоти. Вкусила корицу. Под кожей его члена бился пульс. Брефт качнул бедрами, проникая членом глубоко в её рот. Вторым членом скользя по её подбородку, оставил на коже горячий влажный след. И начал буквально трахать её в рот в едином страстном ритме с толчками Раджира.

Фленчик же сосредоточил всё свое внимание на её груди. Он игриво сжимал тяжелые холмики руками, вызывая восхитительную боль. Амелия застонала от ощущения, что полностью принадлежит мужчинам.

Руками она скользила по членам имдико в едином ритме с толчками Раджира и Брефта.

Жидкое пламя разгоралось в её чреве, она слышала, как трое мужчин часто задышали. Брефт застонал и прижался бедрами к её лицу. Она поняла, что он балансирует на грани оргазма. Что он вот-вот изольется прямо в её горячий рот. От жестких внушений собственной матери Амелия внезапно почувствовала всю нечестивость данного акта. Она попыталась отстраниться, но Брефт пахом буквально прижал её голову к дивану. Амелия в панике начала извиваться под ним.

— Нет, Амелия, — прошептал Фленчик. — Ты попробуешь Брефта, проглотишь его семя. Сделай нас частью себя. Не бойся.

Судорожные вздохи Брефта становились всё громче и громче. Он стимулировал рукой свой набухший член каждый раз, как выходил изо рта Амелии. Он действительно хотел спустить всю свою сперму ей в рот. И она тоже хотела этого. Она жаждала вкусить аромат этого мужчины, и к черту звучавший в её сознании голос умершей матери, к черту законы Земли, запрещающие секс вне брачной кровати, вне собственного вида. Один Бог знал, сколько законов она сейчас нарушила, занимаясь любовью одновременно с тремя инопланетянами.

К черту их всех.

«Я плохая девочка, мама. Я сосу мужской пенис... нет, не пенис. Я сосу мужской член. И мне это нравится. Мне нравится, ты слышишь меня?»

Осознание того, что Брефт вот-вот изольется в её горло, усилило возбуждение Амелии. Даже законный брак на Земле не допускал подобного извращения. Инопланетянин двигался всё быстрее и быстрее, по мере приближения к кульминации его вздохи больше напоминали рычание.

Амелия застонала, её тело выгнулось натянутой тетивой от столь бурного темпа.

Раджир заурчал, вколачиваясь в Амелию в ещё более безумном ритме. Его толчки снова почти довели её до оргазма. Она столь же отчаянно скользила руками вверх и вниз по членам Фленчика.

Внезапно Брефт закричал и выплеснул из пульсирующего члена сперму, наполняя рот Амелии сладковатой жидкостью. Кто-то сильной рукой поглаживал её горло. И она подчинилась доминированию, с ненасытной жаждой проглотила густое пряное семя, потоком стекающее ей в горло.

И тут же в ослепительном белом сиянии взорвалась в собственном оргазме. Обжигающая кульминация прокатилась по всему её телу, подвешивая в самой сладкой агонии. Она извивалась под своими любовниками от наслаждения, накатывающего на неё волна за волной.

Раджир и Фленчик кончили одновременно. Горячее семя Фленчика пролилось на её живот, пока член Раджира пульсировал в её чреве. Амелия снова вознеслась на вершину наслаждения. Она закричала, стоило ещё одной волне экстаза её накрыть. Так хорошо. Так чертовски хорошо...

Наконец её удовлетворенное тело обмякло. Амелия, полностью исчерпав собственные силы, лежала неподвижно, даже когда её любовники отстранились. Она даже не смогла открыть враз потяжелевшие веки. Калкорианцы отнесли её в бассейн. Большими нежными руками с благоговением тщательно искупали. Она задремала, едва её совершенно уставшее, но абсолютно удовлетворенное тело погрузили в теплую воду.

И ненадолго проснулась, когда калкорианцы уложили её обратно на диван, и сами устроились рядом. Она даже сумела приоткрыть глаза и увидела, как Раджир ей улыбается.

— Больше никаких недоразумений, — сказал он.

Амелия снова закрыла глаза. И зажатая между калкорианцами, погрузилась в глубокий сон.

Глава 3

Амелия проснулась от светившего прямо в лицо яркого дневного света, моргнув, осмотрелась вокруг.
«Где я?»
Она пошевелилась, боль между бедрами напомнила ей о чувственной атаке калкорианцев прошлой ночью. Амелия села на диване с бешено колотящимся сердцем. Камин давно погас, душистое дерево догорело. В бассейне пузырился и журчал водопад, и никого вокруг. Калкорианцы исчезли.

Амелия обняла себя. Стыдливые слезы навернулись на глаза. Что она позволила трем инопланетянам делать с собой прошлой ночью! Как развратно себя вела! Хуже всего то, что ей всё понравилось. Её тело откликалось снова и снова, несмотря на аморальность ситуации.

Снова в её голове послышался голос мертвой матери: «Секс — это грязь и грех».
Перед глазами Амелии встал её образ до того, как её забрал рак. Изможденное тело Марты Райан практически терялось среди груды простыней и одеял, её волосы были стянуты на затылке в строгий пучок, в руках она сжимала потрепанную Библию. Она так часто в неодобрении сжимала рот, что с годами над верхней губой образовались морщинки.

— У тебя будет секс только после брака в целях зачатия. Я не допущу, чтобы моя дочь стала распутной девкой. Я бы предпочла увидеть тебя мертвой. — Она трясла Библией в сторону Амелии.

Амелия вырвалась из воспоминаний. Сколько раз она слышала эту речь как в реальности, так и в голове? Как долго она боролась с этим осуждающим голосом, пыталась его заткнуть?

— Секс — не грязь, — прошептала она, сидя в комнате для гостей в доме Исрэлы. — Секс — это естественно и красиво, а не извращение.

Но разве секс с тремя инопланетянами не считался извращением? Как она могла оправдывать свое участие в оргии прошлой ночью?

— Конечно, это всё вино. — Амелия с облегчением опустилась на диван. — Они знали про его эффект и воспользовались им против меня. Вот и всё. Я не сделала ничего плохого. Я просто была не в себе.

Амелия расслабилась, утвердив свою невинность. Она также не виновата, как и в предыдущих незаконных связях — даже мстительный бог Марты Райан не мог придраться. Тем не менее, учитывая её статус незамужней и уже не девственницы, безумный религиозный тоталитаризм на Земле вынесет суровый приговор.

И не важно, что она была пьяна прошлой ночью. Не важно, что оба её предыдущих любовника насильно заполучили её тело. В глазах земного закона она виновна.

Её первый раз случился в четырнадцать лет. Всё началось с доброго дела, с невинного стука в дверь соседа.

За дверью показался мистер Перкинс, новый сосед, который переехал три месяца назад. Он был строителем по призванию, но из-за кризиса подрабатывал то здесь, то там. Он часто был безработным, и мать Амелии приглашала его на ужин дважды в неделю.

«Мы проявляем милосердие к тем, кому повезло меньше», — предупредила она Амелию, когда та осмелилась заметить, что у них самих не получается свести концы с концами: «Видит Бог, мы поделимся хлебом, дабы не дать другому умереть с голоду».

Но мистер Перкинс не выглядел голодным. У него были мясистые руки, широкая грудь, а пивной живот почти перевалился через ремень. Амелия предполагала, что женщины возраста её матери находят привлекательным его рыжевато-каштановыми волосы, томный взгляд и полные губы.

Она сама порой заглядывалсь на него за ужином, особенно на его большие, сильные руки. После она часто молилась Богу, прося огородить себя от порочных мыслей.

Мистер Перкинс посмотрел на нее с порога.
— Привет, девочка, — скучающе произнес он. Амелия почувствовала жар, когда его жадные глаза осмотрели её с головы до ног и обратно. — Что случилось?

— Почтальон положил ваши письма в наш ящик. Я решила сэкономить вам время. — Амелия протянула конверты с неприятным штампом «Просрочено».

— Положи на тот стол. — Мистер Перкинс кивнул в сторону потрепанного кофейного столика посередине гостиной. Он отступил в сторону, чтобы её пропустить.

Она удивилась, почему он просто не забрал у нее почту. Но её воспитывали уважать взрослых, поэтому зашла в темный дом без лишних вопросов.

Казалось, комната была затемнена фильтром серого цвета из слоев пыли: занавески на окнах, потрескавшаяся керамические лампы, разодранный диван.

Арендованный дом Амелии и её матери был таким же обветшалым, как и у мистера Перкинса, но, по крайней мере, они содержали его в чистоте. Газеты, упаковки от еды на вынос, использованные пластиковые кофейные стаканчики засорили всю поверхность. Потертый ковер был весь в пятнах и не видел пылесоса с момента переезда нового жильца.

— Твоя мамуля дома? — Голос мистера Перкинса прозвучал близко, почти позади нее.

У нее встали дыбом волосы на затылке.

— Нет, сэр. — Боясь посмотреть на него, Амелия осторожно положила стопку писем на стол и выпрямилась. — Она работает.

— Никуда не уходи. — Его голос прозвучал прямо позади нее, его горячее дыхание обжигало её ухо.
Мурашки побежали по её коже, но она повиновалась.

«Всегда слушайся старших», — сурово прошептал голос матери в её голове.

Мистер Перкинс погладил её руки от запястий до предплечья.
— Спокойно, — выдохнул он, — будь хорошей девочкой. — А ты красотка, не так ли?

Она вся застыла и не могла ответить, не могла говорить. Мужчина прикасался к ней хоть и интимно, но всё равно в рамках закона.

Его руки сместились на талию. Он потерся о её грудь. Она почувствовала пот сквозь тонкую рубашку. И знала, что попала в беду, знала, что угодила в ловушку. Её сердце было готово выскочить из груди. Его прикосновение было почти скандальным, почти незаконным. Если бы он совершил преступление, она была бы разделила его вину. Она соблазнила его на прикосновения, спровоцировала запрещенными мыслями. Её приговор будет гораздо суровее, чем его, если их поймают и осудят.

Затем он действительно нарушил закон. Его большие руки, о которых она фантазировала, скользнули вверх по её телу и обхватили грудь. Амелия ахнула, но не двинулась с места. Она ведь сама напросилась? Она всегда старалась носить скромный верх, чтобы прикрывать полную грудь, развитую не по годам. Но сегодня было слишком жарко, поэтому она надела тонкую футболку поверх самого легкого лифчика.

«Вот, где я провинилась. Я искусила его нарушить закон своей откровенной одеждой. Боже, прости меня! Я не хотела быть, как Иезавель!»

Мистер Перкинс сжал нежную плоть сильнее, чем Амелия себе представляла.

Она очнулась, немного дернулась и хныкнула.

— Тише, тише, — прорычал он ей на ухо. — Не дерись со мной, девочка. Делай, как я говорю, и тебе не будет больно.

— Да, сэр, — прошептала Амелия. Слезы унижения щипали её глаза, пока он мял её тело, словно глину. Она не двигалась, позволяя ему терзать пухлую грудь. Он тяжело дышал ей в ухо, наблюдая за манипуляциями с её грудью.

Он прижался к её телу и был твердым, особенно в паху, когда надавил ей между ягодиц. Она чувствовала, как его мужское достоинство давит на нее, пытаясь добраться до нее через ткань одежды. Из её горла вырвалось легкое рыдание.

«Боже, я так сожалею. Накажи меня как угодно за мои грехи, даже если должна отдать свою невинность мистеру Перкинсу, но, пожалуйста, не дай застать нас. Не дай полиции забрать меня».

Его дыхание участилось. Он стянул с нее рубашку, задрал её лифчик к шее, выпуская тяжелую грудь. Его руки жадно мяли запретную плоть. Он уперся бедрами ей между ягодиц.

Странное тепло разлилось по телу Амелии, начиная с груди и спускаясь вниз. Она затаила дыхание и бессознательно выставила грудь, её тело инстинктивно стремилось к более интенсивным ощущениям, зарождающимся под прикосновениями мистера Перкинса к её противозаконным местам.

— Да, детка, — выдохнул он. — Мы доставим друг другу много удовольствия.

«Я не хотела, чтобы так вышло, клянусь!»

Слезы катились по щекам Амелии. Она осознавала, что вот-вот согрешит. Не так, как если бы мечтала во время чтения школьных молитв или случайно порвала страницу учебника по математике и не призналась. Это был большой грех, грех плоти, который отправит её прямиком в ад.

А если бы их ещё поймала полиция... Ну, ей не хотелось думать об этом.

Её мать не упускала возможности показать Амелии фото искалеченных, израненных мужчин и женщин, работающих в полях и на фабриках, охраняемых мрачными мужчинами в униформе с шокерами. Их обязанности были настолько жестокими, что даже пять месяцев работ обычно заканчивались смертью.

«Они больше никогда не согрешат ради удовольствия, — говорила Марта, мрачно улыбаясь. — Их кастрировали без анестезии. Женщинам намного больнее: их дьявольскую плоть выжигают, чтобы больше не было искушения её пробудить. Каждый день их избивают плетью до потери сознания».

Несмотря на стыд и страх, тело Амелии отвечало на грубые прикосновения мистера Перкинса. Чем больше она думала о том, что произойдет, если их поймают, тем сильнее разгорался жар в её животе. Тепло лилось из нее, смачивая тайную плоть между ног и трусики.

«Что не так со мной? Почему мое грешное тело так ведет себя?»

Мистер Перкинс сильно ущипнул розовый сосок, как бы наказывая за злодеяния. Электрический разряд боли пронзил её, она застонала; медовое удовольствие хлынуло мимо хлопка её трусиков и увлажнило внутренности бедер. Она застонала, когда сосед ущипнул другой сосок.

— Так я и знал. Тебе нравится! — Мистер Перкинс дышал с трудом. — С таким-то телом как у тебя, не могло быть иначе. А теперь на колени.

— Пожалуйста, я не хотела провоцировать вас. Пожалуйста, не дайте мне согрешить... — Амелия вздрогнула.

Он прервал её резким шлепком по спине. Она закричала от боли.
— Вот что получают плохие девочки, которые дразнят мужчин — их наказывают. — Он дважды шлепнул её, его рука болезненно жгла её ягодицы. — Делай, как я говорю, или будет больнее, — приказал он.

«Всегда слушайся взрослых, почитай отца своего и мать свою».

Мать Амелии не терпела непослушания.

Как и всегда, Амелия повиновалась, встав на колени. Она стыдливо и смиренно опустила голову. Грех или нет, закон или нет, голос матери в её голове запрещал ей спорить. Марта Райан вырастила послушную девочку.

Мистер Перкинс встал на колени позади нее, раздвигая её колени.

Она почувствовала, как раскрылись её складочки, влага текла свободно.

Её грудь сжалась, она заплакала от стыда.

Он погладил руками её бедра, постепенно задирая юбку на талию. Обнажив попку, скользнул руками по её белым хлопковым трусикам маленькой девочки.

— Нагнись через стол, — приказал он. — Нагнись, чтобы я сорвал эту чертову юбку.

Амелия плакала навзрыд, только так она могла показать протест. Она наклонилась над столом, смяв под собой конверты и коробки из-под фастфуда.

— Прекращай своё нытье, — приказал он, закатав её юбку до спины, оголяя её ноги и трусики. Он шлепнул её ещё несколько раз, чтобы закрепить урок. Рыдания душили Амелию. Её ягодицы приятно горели от его дисциплины, жар поднимался к потаенной плоти, и она задрожала.

Он потерся об нее, его шершавые джинсы раздражали её кожу.

— Ты хочешь этого. Ты хочешь узнать, как развлекаются мужчины и женщины.

Да, ей хотелось. Должна была, судя по порочной реакции тела. Боже помоги ей, она хотела, чтобы он показал ей все тайны, за которые её могут бросить в тюрьму, избить, убить. Да что с ней было не так, если она хотела этого жестокого мужчину? Она прижала кулак к губам, чтобы приглушить рыдания стыда.

Мистер Перкинс скользнул рукой под её трусики, провел ладонью сверху вниз по горячей влажной расщелине. Амелия вздрогнула, когда сосед толстым дерзким пальцем растер влагу по её плоти, но даже не посмела сопротивляться. Он, задыхаясь, хрипло усмехнулся и оттянул её трусики в сторону, полностью обнажив её запретное местечко.

Он прикасался там, где её не должен трогать ни один мужчина, кроме будущего мужа, и то только для того, чтобы сделать детей.

Он скользил костяшками пальцев вверх и вниз по ёе щели, слегка поддразнил анус, а затем окунул их в колодец её женственности и далее вверх, коснулся потрясающе чувствительного бутончика, от чего дрожь и ощущение расплавленной неги разлилось внизу её живота. Затем он изменил направление и повторял это снова и снова, пока её приглушенные рыдания не смешались со стонами.

На мгновение он остановился и, поглаживая её женственность, приоткрыл внешние губки. Затем скользнул толстым пальцем в её тело. Амелия задохнулась от подобного вторжения. Он ещё глубже толкнулся в нее пальцем. Она подалась к нему бедрами, в бессознательном порыве вобрать его в себя больше.

Тяжело и прерывисто дыша, он двигал пальцем туда-сюда. Боже, помоги ей, но это оказалось приятно. Она даже не догадывалось, что её тело может доставлять подобное удовольствие. Мистеру Перкинсу тоже нравилось?

Амелия оглянулась, он наблюдал за тем, что делал с ней, и не сводил взгляда с её дьявольской плоти. Он словно загипнотизированный пялился на нее, приоткрыв губы и истекая слюной. Амелия зажмурилась и опустила голову на стол.

«Он смотрит на меня. На мои интимные места. Я сделала это с ним своим похотливым телом. Ему нравится, потому что я сделала его таким. И мне тоже это нравится. Я думала, что секс причиняет боль. Мама говорила, что заниматься сексом больно, потому что это грех. Но мне так хорошо. Почему это грех, если мне так хорошо?»

Большим пальцем мистер Перкинс погладил набухший бутончик в потайных складочках Амелии. Она задрожала, когда удовольствие стало практически невыносимым. Все мысли о грехе смыло волной охватившего её наслаждения. Никогда ещё её тело не испытывало такого блаженства! Она двигала бедрами в едином ритме с его движениями, истекая соками ещё обильнее, чем раньше. Ноющая боль внизу живота усилилась. Амелия ощущала, что стоит ему только сильнее задвигать пальцами, как случится нечто чудесное. Она чувствовала, что оно где-то там, но всё ещё недостижимое. Амелия ухватилась за край кофейного столика.
— О, пожалуйста, — простонав, тихо взмолилась она.

Мистер Перкинс ахнул и вытащил из нее палец. Амелия снова застонала, на этот раз от потери, и стиснула зубы. Может, если она будет молчать, он снова ткнется в нее пальцем. Она лежала неподвижно, но не могла сдержать дрожь в теле.

Мистер Перкинс, освобождаясь от штанов, задел её ягодицу кожаным ремнем с металлической пряжкой. Амелия, вскрикнув от боли, приподнялась со стола.

— Оставайся на месте, — прорычал он, толстой рукой схватив за шею и прижав к столу. — Малышка, ты никуда не пойдешь, пока я не закончу.

«О да, пожалуйста», — прошептал похотливый голосок где-то в глубине её сознания.
Амелия, словно умоляя, приподняла ягодицы вверх.

Он прижался к ней покрытыми грубыми волосками бедрами, заставив широко расставить ноги.

По её бедрам из раскрытого лона стекала влага. Затем Амелия почувствовала, как он прижался к её интимной плоти кулаком, сжимая в нем что-то жесткое и горячее.

Он ткнулся в её вульву своим пенисом. Его член. Она никогда их не видела, но слышала, как шептались о нем девочки в школьном туалете. Они говорили, что он похож на сосиску. Говорили, что он похож на змею. И что будет больно, когда мужчина вставит его в тебя, чтобы сделать детей, особенно в первый раз.

Мистер Перкинс, тихо хрюкнув, скользнул головкой пениса по её влажности, как будто купая его в её дьявольской плоти. Амелия вздрогнула, почувствовав, как его горячая мужественность проникает между её складками. Он казался толстым, жестким, слишком большим для её тугого отверстия. Она хотела, чтобы он причинил ей боль, наказал за похотливые желания. Она хотела, чтобы он вошел в нее и изгнал проклятое удовольствие.

Он сильнее прижался к её входу, вставив головку в нежный канал. Амелия вздрогнула, зажмурилась и прикусила кулак. Он собрался наказать её так, как она заслуживала. Она приветствовала это.

— Такая мокрая, — прохрипел он над её ухом, прижимая к столешнице и сжав рукой шею. А затем толкнулся в нее, полностью вогнав в нее жесткий стержень. — Слишком туго. Дерьмо, обожаю маленьких девственниц.

Амелия едва слышала его из-за звона в ушах. Теперь весь её мир сосредоточился на том, как насильник пробивал себе путь в её неохотно поддающуюся плоть. Её вздохи сменились рыданием и стонами. Агония от сильной боли переросла в глубокое удовольствие. Она не могла не выпятить ягодицы, побуждая его проникнуть ещё глубже, продлить прекрасную агонию.

Острая, словно удар кинжала, боль пронзила её чрево, и она закричала. Склонившийся над ней мистер Перкинс хмыкнул:
— Получай. Я только что сделал тебя женщиной, детка.

Острая боль исчезла, сменившись хорошей болью, от которой внизу её живота словно всё наполнилось и вздулось, она едва не взорвалась от нарастающего давления, пока он продолжал пронзать её собой. Она думала, что он никогда не остановится; что будет продолжать толкаться в нее, пока его ствол не вылезет из её рта. Он убьет её своим желанием, святой справедливостью за её развратную похоть.

Наконец, он кончил, глубоко вонзившись в её влагалище. Она чувствовала его жесткие лобковые волоски ягодицами. И застонала, ощущая, как он, погрузившись в нее по самые яйца, пахом прижался к нежной плоти.

Он подался назад, вытаскивая член, и Амелия всхлипнула от смеси облегчения и разочарования. Она в своей невинности думала, что всё закончилось. И ощущала себя странно лишенной чего-то и опустошенной. Мистер Перкинс отстранился, пока в ней осталась лишь головка члена.

А затем снова врезался в нее, словно штурмуя ворота крепости. Амелия вскрикнула от удивления и боли, пронзившей низ живота.

Снова и снова он вонзался в нее, не обращая внимания на молчаливые крики. Он кряхтел от усилий и одновременно, словно поршнем, толкался в нее бедрами, его пот теплыми каплями стекал на её обнаженную спину и руки. Он продолжал крепко сжимать рукой её шею. Абсолютно беспомощная, Амелия могли лишь терпеть, пока он трахал её для собственного удовлетворения.

«Шлюха. Нечистивая похотливая шлюха, именно этого ты и заслуживаешь, поэтому подчинись и прими всё, прими свое покаяние. Сильнее, жестче, накажите меня!»

Боль от жесткого изнасилования стала не важна, поскольку от непрерывного трения возникла горячее нарастающее сладкое давление, заполнившее лоно. Член становился всё толще и толще. Амелия едва не лишилась сознания от столь восхитительного ощущения. Её стоны становились всё более хриплыми. Она закричала, желая высвободить всё нарастающее чудесное напряжение, с которым с трудом справлялось её тело.

Он трахал её всё сильней, и она снова оказалась близка к чему-то восхитительному. Но теперь она осознавала, к чему стремилось её тело, и чтобы это ни было, оно придавало силы, заставляя тянуться к этому в отчаянной потребности. Боль и наслаждение смешались в опьяняющее зелье, возбуждая сильнее, заставляя стремиться к чему-то... к чему-то...

Внезапно вспышка наслаждения пронзила её чресла, одерживая верх над здравомыслием, заставляя кричать и разрывать пальцами мусор на столе. Мистер Перкинс заткнул ей рот рукой, испуская собственные хриплые крики. Он дернулся и запульсировал в ней. Амелия задрожала от расплавленного наслаждения, изливающегося в самую её душу.

Она плыла по волнам мучительного восторга от собственной безумной кульминации.

Она забыла, что фактически незнакомец изнасиловал её, похитив девственность. Забыла, что почти стерла колени о шершавый грязный ковер. Забыла, что её ткнули лицом в мусор на столе. Забыла свою осуждающую мать и наказывающую за секс религиозную диктатуру. Сейчас имело значение лишь восхитительные волны оргазма, что расходился волнами от пульсирующей женственности. Вина и стыд придут позже. Теперь же она окончательно погрузилась в наслаждение, о котором даже не подозревала.