2020-08-05
87
(отрывки)
В октябре 2001 года мне «случайно» попался текст бесед с некой Мариной Корнилевской. Текст этот меня очень взволновал, так как в этих беседах как раз были ответы на многие мои вопросы, которые я еще ни с кем подробно не обсуждал. И то, что я прочитал, было настолько сильно и мудро, что я решил найти Марину. Единственное, что мне удалось узнать сразу — это то, что Марина сейчас живет в Израиле... Но, я все-таки не оставил надежду и попытался разыскать адрес Марины или того человека, который беседовал с ней. В январе 2002, когда книга была уже готова, адрес этого человека мне прислали и я тут же написал ему письмо:
Январь 2002 г.
«Здравствуйте!
Я, к сожалению, не знаю даже вашего имени, но недавно мне попалась “случайно” ксерокопия вашей беседы с Мариной Корнилевской, которая меня очень заинтересовала.
Дело в том, что я заканчиваю написание третьего тома книги «Хроники Российской Саньясы». Это книга о российских мистиках и духовных искателях 1960–1990-х. Два первых тома были о самых разных искателях, но все они мужчины. И вот сейчас весь третий том посвящен женщинам на духовном пути. В связи с этим у меня к вам просьба: Можно ли в приложении к третьему тому поместить вашу беседу (или ее фрагменты) с Мариной Корнилевской (с указанием вашего авторства и т.п.)?
|
|
|
Эта беседа могла бы оказаться полезной для многих читателей...
Буду благодарен вам за ответ.
Влад Лебедько»
Ответ пришел на следующий день:
«Здравствуй Влад! Если это не новогодняя шутка, я думаю, что ты очень удивишься, узнав, кто автор этих „бесед”. — Твой давнишний знакомый Ингерман Миша*. В любом случае мне очень приятно, что тебя заинтересовала моя писанина. Странно, как она к тебе попала? Пути информации неисповедимы. Я передаю тебе право прямого общения с Мариной, т.к. мы пользуемся одной электронной почтой и вместе прочитали твое письмо. Здравствуй Влад! Я была удивлена тому факту, что „Материалы бесед” попали в поле твоего внимания т.к. эти беседы были предназначены для достаточно узкого круга людей. Я считаю публикацию этого материала в твоей новой книге нецелесообразным, и предлагаю тебе следующий вариант. Напиши какая тема в „беседах” тебе показалась наиболее интересной, и я постараюсь раскрыть ее более предметно.
Марина, Миша»
* Миша Ингерман действительно мой старый знакомый. Познакомились мы более десяти лет назад (Миша еще с начала восьмидесятых был учеником Петра Мамкина – того Мастера, который и вдохновил меня на книгу «Хроники российской саньясы» — см. о нем главу в первом томе) и несколько лет общались, пока Миша не уехал в Израиль, да и потом, когда он ненадолго приезжал в Россию.
|
|
|
«Привет, Миша и Марина!
Да, действительно я удивлен! Честно говоря, когда мне сообщили адрес и там было <misha_in>, я заподозрил что вдруг это тот самый Миша Ингерман, но окончательно еще не верил.
Ксерокопия „бесед” (наверное десятая уже, так как многие слова и предложения приходилось долго разбирать) мне попалась от одной моей знакомой из Минска, которая приезжала ко мне для консультации в октябре.
Я уже не удивляюсь, что мне приходит самая разнообразная информация, так как тему я выбрал, и с тех пор чего только необычного и неслучайного не происходило. Но, еще раз повторюсь, что я очень заинтересовался, так как то, о чем говорила Марина в „Часе Женщины”, было как бы органичным дополнением ко всему тому, что я набрал для третьего тома.
Я долго искал адрес автора и вот только вчера моя знакомая мне его сообщила, узнав тоже где-то через десятые руки.
Если говорить о том, что меня заинтересовало более всего и что может быть той темой, которую я ни с кем из героинь третьего тома почти не обсуждал, а в беседе Марины это прозвучало: 1) видение женщиной мужчины, мужа, отца...; 2) пути совместного творчества и вообще, динамика отношений мужчины и женщины; 3)-я тема — традиционный вопрос для большинства бесед этой книги: женщина на Пути.
Я буду очень признателен Марине, если она пришлет свои мысли на эти темы и разрешит поместить это в книгу.
Спасибо, что отозвались. Мир тесен и я очень рад этому общению!
Влад»
Ответ:
«Привет Влад!
Выполняем твою просьбу. Посылаем наш ответ.
Обнимаем,
Марина, Миша».
Марина: Первый твой вопрос ко мне был таким: Что значит для тебя мужчина, муж, отец?
Итак: говорить о мужчине безотносительно женщины невозможно, это две половины одного целого. Поэтому я буду говорить о паре. О паре, в понятии мужчины и женщины, а не мужа и жены.
Нет смысла перечислять весь спектр взаимодействий между мужчиной и женщиной. Миллионы пар уже соединялись, миллионы детей уже рождались. Но все равно, каждый раз это совершенно индивидуальная история, отдельный спектакль, авторское произведение.
Как и по какому принципу создаются эти авторские творения, я расскажу немного позже. А сейчас для меня главное раскрыть понятие мужчины через его взаимодействие с миром женщины.
Сначала я хочу оговориться, что речь пойдет о уже состоявшейся паре, в которой реально присутствуют двое. Поиск закончился удачно, и они нашли друг друга. Что это означает? У каждой женщины внутри, в самом сокровенном месте, спрятана сущность ее женской натуры, своеобразный кристалл, или брильянт, который для нее очень дорог. Это суть ее жизни. В нем огромное количество граней. И каждая женщина мечтает, что появится мужчина, ее принц, который сумеет поднять этот кристалл, построить такую реальность, в которой он заблестит всеми красками. И он сможет охранить его от чужого взгляда и надругательств. А мужчина, он строитель, воин, он принц-победитель. В каждом мужчине, внутри его жесткой внешней формы, томится огонь деятельности. Пространство, которое он стремится развернуть и проявить. Это его суть. А если у него нет женщины, он строит арматуру (смотри „Час Женщины”).*
* Скоро выходит книга Марины Корнилевской «Час Женщины», где в полном объеме развернут ее взгляд на женский Путь, взаимоотношения мужчины и женщины, рождение и воспитание детей и многое другое...
Не случайно в сказаниях всех народов Мира повторяется один и тот же сюжет: принц спасает принцессу, которая обязательно где-то заперта. Это и есть сакральное знание о мужчине и женщине.
Иначе говоря, все то, в чем я выросла, весь мой мир, — это терем, крепость, темница и т.д., кому как нравится. Но, по сути, там внутри живет и созревает царевна, которая жаждет быть освобожденной. У мужчины, там внутри, сидит его герой, который жаждет подвига. Потому, что когда он совершает свой подвиг, он реализуется. Преодолевая препятствия и опасности, мужая и развиваясь, он раскрывает свою сущность, потому что у него есть для кого или для чего. А если нет, он начинает выдумывать. Ни один мужчина не в состоянии отказаться от этого. Так как это его звездный час, это его путь осмысления жизни, момент, когда он ощущает любовь Бога и его покровительство.
|
|
|
Жажда деятельности, жажда подвига — это чисто мужская ипостась, ни одна женщина, в действительности, не видит себя: „на коне с шашкой наголо”.
Она искренне желает и ждет, что бы ее освободили. И чем старше женщина, тем более она беременна этой нереализованностью, невозможностью выплеснуть, вскрыть свое нутро. Она понимает, что пройдет не так уж много времени и эта форма, этот кристалл начнет опускаться, краски Мира начнут тускнеть и уходить. Это и есть ситуация климакса, именно поэтому она настолько мучительна для каждой женщины. Вот в чем скрыта главная тайна зависимости женщин от мужчины.
Поэтому ситуация герой – принцесса, форма – содержание, — это главный сюжет отношений между мужчиной и женщиной, и только через реализацию, раскрытие этого сюжета они и становятся: он — МУЖЧИНОЙ, а она — ЖЕНЩИНОЙ.
Но жизнь продолжается, и не все бывает так просто как в сказке: „… и была свадьба, и жили они долго и счастливо и умерли в один день”.
В жизни — „ каждый герой должен отвечать за свой подвиг ”.
Возьмем идеальный вариант. Женский кристалл поднялся и встретился с оплодотворяющей внутренней энергией мужчины. Как это происходит?
Молодая женщина растет, развивается, в определенном объеме скапливается определенная энергия. Женщина начинает что-то чувствовать. Еще не понимая, что именно ее так тревожит, она проваливается в это новое для нее эмоциональное состояние. Оно еще не оформленное и не зрелое, очень искреннее и нежное, поэтому так чувствительно ко всем грубым внешним воздействиям. Это можно назвать: „Я вся горю, не пойму, отчего”, „Я жду чего-то, жду и жду…”
|
|
|
Бывает, когда человек вообще не диагностирует себя, попадает в это состояние и плывет по течению своих мыслей и чувств. Иногда в этом состоянии можно такое себе напридумывать…, а пространство, оно как ребенок, чего попросишь, то и принесет, реализует. И на это „что-то”, придет „Кто-то”, и тогда вся энергия, которую человек накопил в ожидании, в один миг, прорывается и обрушивается на бедного избранника. Это как эмоциональное цунами, когда не возможно определить, что происходит, чего тебе в действительности хочется или не хочется. Обычно именно это состояние называют влюбленностью, хотя, с моей точки зрения, это не совсем так.
Но, в любом случае, через некоторое время цунами спадает, это означает, что влюбленные насытились первым поглощением друг друга. Как правило, именно в этот момент они начинают задумываться, что делать дальше? („…а поутру они проснулись.”)
Если они действительно нашли друг друга, как они считают, все заканчивается свадьбой. С этого момента должна начаться самая нормальная работа строителей.
Ты знаешь, как снимается кино? Есть сценарист, и есть режиссер. До самого конца они работают в соавторстве. Что-то все время меняется, все время какие-то претензии, споры и проработки. Это и есть — снимается кино. Так же мужчина и женщина начинают снимать свое кино. Это очень трудная работа, иногда от первоначального сценария не остается ничего, но если духовное оплодотворение кристалла произошло, то обязательно появится необходимая информация, как и что надо изменить. И не надо будет обращаться за помощью к друзьям и родителям, искать ответы в умных книжках. Это будет их личное произведение, работа их совместной души. Они будут одновременно создавать и все время обращаться к так называемой сердцевине дома, их нового дома, их семейного очага. Будут раз за разом разводить огонь и упорно поддерживать его своим вниманием. Это и называется процессуальным состоянием дома. Чудесно ощущать, заходя в дом, как он сам запрашивает тебя и дает информацию, что и как должно быть сделано, чтобы дом свободно жил и дышал. Точно так же и вне дома, любая настройка на свою женщину или своего мужчину, проявляет соответствующую информацию, и наполняет эмоционально.
Нет готовых понятий и формул как строить свой дом, это всегда интимный, внутренний процесс для двоих. Если они не дадут себе труда поработать душой, а начнут обращаться к старому опыту, ничего хорошего не получится. Это как рыться в шкафу со старыми вещами. Начинаешь перебирать все подряд, до третьего поколения, и примерять на себя, а вдруг подойдет. Нет, не подойдет!
Мужчина и женщина, становясь мужем и женой, должны находиться в постоянном поиске новых форм, а не в перекапывании старых, они просто обязаны постоянно меняться. И не надо выстраивать друг друга, или подстраиваться под желания партнера, это всегда пахнет неискренностью. Невозможно выстроить другого, надо меняться самой.
Главное, не надо спешить! Сначала, когда пространство дома еще молодое, понятия о муже и жене тоже маленькие. Растет дом, информация накапливается, дополняется, корректируется, — развиваются и понятия мужа и жены.
Точно как на съемках фильма: отснятый материал копится, собирается, сортируется, потом все садятся, устраивают просмотр и обсуждение. То, что не подходит, — выбрасывается, а из остального выстраивается живая ткать повествования.
А если муж постоянно спрашивает, что и как ему делать, а жена, что ей варить, это означает, что они потеряли исходную нить своей информации. Надо уходить и думать, искать и только потом заново творить. Нельзя думать вместе, все равно ничего не получится, только ситуация усугубится. Это всегда индивидуальный процесс.
Заходишь домой и чувствуешь, что-то тебе мешает, немытая посуда или сломанный кран. Вчера не мешало и не замечала, а сегодня заметила, значит, время пришло. И не надо тыкать мужа, надо выстроить себя по отношению к новому порядку, новому образу жизни, новой информации. В нормальном доме не существует понятия должна или должен, это всегда совместное творчество, просто есть дела, которые надо сделать, чтобы обоим было удобно жить. Тогда нет обязанностей, есть постоянное проявление любви и заботы о другом. Я еще раз повторяю, это очень тяжелый, каждодневный труд души, на который далеко не все способны. Но, по-моему, иначе жить вместе незачем.
Подведем итог:
Настоящий мужчина для меня — это всегда личность, герой, спасатель и защитник. Если он пошел куда-то, к друзьям, на работу или просто на улицу, он четко знает, зачем он пошел. И я понимаю, что ему нужна новая информация в материальном плане или в духовном, все равно. Потому, что, по сути, он добытчик. И если это действительно мой мужчина, он добудет и принесет эту информацию именно мне.
Муж — это следующая ипостась. Это мужчина, который может и согласен строить дом. Это значит, что он не просто отыскал, поднял и отмыл, кристалл, он готов постоянно наполнять его жизненной энергией.
Если мужчина любит женщину и свой дом, он не будет тащить туда все подряд, всю информацию, которая на него валится. Понятно, что сейчас количество и качество информации такое, которое может похоронить под своим грузом не один дом.
Мужчина и муж должен осознавать, что нужно для его дома и его женщины, для их совместной жизни. А женщина-жена готова принять его, переработать все, что он принес, в удобоваримую для него, себя и быта семьи форму.
Муж сможет принести все необходимое, только если он четко знает, что надо принести. Это означает, что он очень хорошо знает жену, что для нее является реальной пищей, как в физической, так и в духовной сфере. Это понятие всегда внутри. Оно возможно только при полном доверии с обеих сторон. К сожалению, до такого состояния доверительности в семье доходят далеко не многие.
Отсюда и появляются все эти „должна” и „обязан”.
А теперь представим, что процесс нарастающего непонимания и взаимных претензий продолжается достаточно длительное время. Нетрудно предположить, что вскоре все бывшие совместные наработки начнут улетучиваться вместе с энергетикой дома, в итоге дом рухнет. И хорошо, если нет детей и развод решит все проблемы. А если есть, и мать вынуждена одна тащить все на себе. В такой ситуации неважно кто ушел и как, реально или на уровне энергетики, дом все равно не выстоит на одной опоре.
Даже если внешне все остается по-старому, что называется „ради детей”. Муж будет все делать по дому, жена выслушивать его, кормить и обстирывать. Внутри будет пусто. Останутся только „признаки” мужчины и женщины. Это сложный вопрос даже для описания, не говоря уже об исполнении. Он спрашивает у друзей: „Ну что ей еще надо?”, а она не может объяснить. Это как подарок на „Новый год”. — Елка есть и игрушки, вроде, красивые, а чего-то не хватает, неживые какие-то, радости в них нет. И чему может научиться в таком доме ребенок? Он в принципе ничего не может понять. В доме только два понятия: должен и надо. У родителей напрочь отсутствует (в доме, в проявленном виде) истинное Хочу. Такое, как хочу Жить и хочу Любить. Как этому помочь?
Еще раз хочу повторить: это труд, серьезный повседневный труд осознания женского и мужского пространства, это внутренняя работа души. Это ни в коем случае не означает делить все в доме на мужское и женское, твое и мое. Это значит идти по запросу. Если меня запрашивает грязная одежда, я ее стираю, если тебя запрашивает пустой холодильник или не прибитая полка, то ты это делаешь. Но не по моей указке, а сам. Это и есть внутренняя ответственность, доверие и договорные отношения в доме. Сам момент настройки на определенное пространство очень важен. Тогда муж не будет говорить: „Почему ты мне сама не сказала”, а жена — „… почему ты меня не попросил?”
Семья, с Божественной точки зрения, — это всегда определенный способ рождения и испытания новой формы жизни, новой энергетики, нового мышления. Это не случайная встреча, когда утром встали, в лучшем случае, попрощались и разошлись.
Понятие — Муж, — это когда человек уже стал мужчиной. Он уже осознал себя хотя бы частично и ему надо идти дальше.
Так же и женщина, если она осознала, что она хочет быть женой, это означает далеко не только постель, — это изучение и проживание через себя всех тонкостей этого понятия. Когда внизу что-то собирается и постоянно вибрирует, когда появляется энергия для личного хочу. Хочу варить, убирать, любить, и не хочу за тебя что-то делать, чинить. Я могу подождать столько, сколько надо, а потом порадоваться, как умело и хорошо ты сам это сделал. Только так можно стать Мужем и Женой.
Тогда жена будет счастлива, а мужчина, став мужем, поймет, что это его единственный реальный заработок в жизни. Потому, что в любом другом месте, в другой ситуации, и даже с другой женщиной, он всегда будет мужчиной, а при необходимости и мужем, так как он свободно умеет входить в мужскую информацию Мира.
Если в этой уже сложившейся ситуации семьи появляется ребенок, у него никогда не возникнет проблем к кому и с какой просьбой обращаться. Поэтому в старину и говорили: „Проживи год, съешь пуд соли, а потом и рожай”.
А как сейчас? Один–два месяца, потом девять месяцев беременность и все, дальше одни проблемы.
Стать, в действительности, Мужчиной и Женщиной очень сложно. Мужем и Женой — стать уже проще, а когда две эти ипостаси полностью реализованы, стать Отцом — это уже благо. Потому, что когда есть, что передавать, и есть, кому передавать, — это всегда Благо.
Второй вопрос был о том, что для меня значит — женщина на пути...
Путь для меня — это постоянный поиск, поиск своей информации. Это как искать сокровище — для настоящего искателя сокровищ. Для него само состояние поиска это постоянное устремление, намерение найти и познать, что там внутри, бывает важнее самого результата.
Человек на пути — это всегда устремление познать внутреннюю суть вещей и самого себя. Прекрасно сказано об этом в книге „Алхимик” — „Этот мир создан только для того, что бы через эту материальность мы познавали то, что является невидимым”.
Прозреть Бога можно только через его дела, через этот материальный Мир. Человек попадает в определенное состояние, в резонанс с обыкновенными вещами: с холодильником и ковром, с одеждой и едой, с людьми, животными, растениями и через все он познает себя и Бога.
Я поняла это однажды, когда в разговоре со своим знакомым возник вопрос, сможет ли он починить будильник. Он ответил: „Я должен взять его руки, тогда пойму”. До этого момента он не знает. Это и есть путь, когда человек находится во внутренней медитации, он не знает заранее. Он познает свой мир в процессе познания вещей.
Многие люди занимаются различными практиками, системами, медитациями и т.д. Они специально учатся поддерживать такое состояние сознания, при котором внешний мир смог бы влиться в них. Только для этого и придуманы все эти практики.
Если человек 10–15 лет занимался „эзотерическими практиками”, а мир его так же узок как 10 лет назад, является ли это его путем? Пусть он уже профи, и голова ломится от знаний. Это все пустое. А другой, — простой водопроводчик — дядя Ваня, а душа у него такая, как весь Мир. Может он и пьет оттого, что расширился и не может понять, как можно жить в этом идиотском социуме.
Если у человека есть это совершенно особое состояние духовного озарения и раскрытия, кем бы он ни был, — значит, он на своем пути.
Но бывает и по-другому. Я знала людей, которые бросались в дикие проработки, накручивали совершено сумасшедшие ситуации, начинали заниматься боевыми искусствами и достигали невероятных высот, и только потому, что родились маленькими и хилыми. Так было всегда. Почитайте историю жизни Суворова или Наполеона.
Но вернемся к реальности. Человек на пути, мужчина это или женщина, выбрасывает все ненужное на помойку, расширяет свой внутренний мир, используя любую возможность. Возьмем, например, ссору. Пиковая ситуация. Одни поругались и разошлись. А если в этой ситуации отбросить все свои амбиции и претензии, просто остановиться и сказать: „Ладно, я сделаю то, что ты просишь, поступлю по-твоему”, Мир сразу расширится, вся негативная энергия трансформируется, а у второго, если это требование было „левое”, его мир сужается. Он потерял свой шанс.
Если ты через отношения и делание постигаешь суть вещей и явлений, расширяешь свой мир — это и есть твой путь. И надо понимать, что специальные практики, даже если они расширяют тебя до бесконечности, не могут заменить реальный мир. Их надо воспринимать как вспомогательный элемент, который делает нашу обыденную жизнь более целостной, а восприятие более глубоким, объемным и чистым.
Если человек действительно настроен на постижение, самые простые бытовые вещи — например, пылесос или приготовление обеда — может стать для него открытием устройства Вселенной. (Попробуйте, настройтесь, действительно, похоже.)
Обратимся теперь к миру ощущений. Чем, например, отличается проститутка от всех других женщин? Тем, что мужчина для нее — работа. Для нее нет в нем и в этом процессе ничего нового, никакого открытия. Она уже давно забыла, что такое чувствовать и переживать. Поэтому ничего, кроме физического совокупления, и не происходит (правда и тут, как в любом правиле, бывают исключения).
А что происходит с девственницей, которая первый раз ощущает прикосновение мужской энергетики? Для нее все — открытие: плохое, хорошее, все равно — открытие. Этим они и отличаются.
Нормальная, здоровая женщина, если она любит своего мужчину, она каждый раз как девственница. Для нее каждый раз первый и единственный. Это как новый Мир — бесконечный и непознаваемый. Тогда это тоже путь.
Не надо будет делать вид, что ты Шакти и изучила все тонкости тантры и премудрости кама-сутры. Все и так будет на своем месте.
Вся наша жизнь — это своеобразная медитация, как для великих учителей, так и для работяги или домохозяйки. Главное, как к этому процессу относиться.
„Человек много лет занимался вегетарианством, а потом, в полной несознанке, пошел на рынок и украл кусок мяса. Сел, смотрит на мясо и плачет. Есть-то нечем”.
| Глава 12. (Послесловие) Тот, кто ищет женщину, находит Бога... (отрывки) |
«Женщина, если верить поэтам, порождает тот особый род жажды, который она сама не в состоянии утолить. Обладание женщиной есть обладание жизнью, бытием. Но ее красота не является ее абсолютной собственностью, так как не сама женщина посылает эту красоту в мир, поэтому и жажда, которую красота вызывает в мире, того же нечеловеческого свойства. Женщина, таким образом, порождает жажду, которую в состоянии удовлетворить лишь Бог... Ее функция в бытии — метафизическая провокация. Она провоцирует недовольство, неудовлетворенность собой, как неудовлетворенность данностью наличного бытия. Жажда обладания — это жажда слияния, обретения изначальной андрогинности. Соединиться с кем-либо или с чем-либо в Боге, значит, соединиться с утраченным и ускользающим бытием, и метафорически и фактически — налично данным субъекту в существе противоположного пола...
В. Бондаренко «Край иной»*
* Напечатано в журнале «Реальность и Субъект» 1998, том 2, № 1
Открыв страничку и озаглавив ее «Тот, кто ищет женщину — находит Бога», я тут же вспомнил один свой рассказик, написанный почти двенадцать лет назад. Найдя его в папке со старыми бумагами и перечитав, я был удивлен и потрясен. В этом наивном рассказе, я предвосхитил в метафорической форме все то, что произошло со мной за время написания книги о женском Пути, о женском восприятии. Двенадцать лет назад я обозначил даже свой нынешний возраст — тридцать пять лет... В рассказе этом отражены очень многие — такие разные и противоречивые грани взаимоотношений с Женским, проникновения в Женское, страха перед Женским, соединения с Женским, — все то, что происходило со мной в очень концентрированном виде за последние девять месяцев, а, впрочем, за все эти двенадцать лет...
И, с одной стороны, с тех пор я стал совсем другим, а с другой — вроде бы ничего и не изменилось...
Назывался рассказик: «Душа»*. Я не вижу лучшего варианта для послесловия, чем его наивный романтический слог, который я и помещаю ниже, почти без исправлений...
* «Anima» – лат.
Посвящается Лене Л.
Апрель 1990 г.
Тихий апрельский вечер опускал на город длинные теплые тени... По дорожке, ведущей от улицы, через небольшой садик к домам, шли мужчина и женщина. Мужчина, лет тридцати пяти — это я. Я небрежно засунул руки в карманы куртки и был поглощен какими-то мыслями. Моя спутница, худенькая с длинным каштановыми волосами, обхватила обеими руками мою руку и шла, склонившись к моему плечу.
«Смотри!», — вдруг оживилась она, останавливаясь и наклоняясь к какому-то кустику, — «Уже листочки распускаются, ты разве не заметил?»
Она повернулась ко мне, лицо ее сияло детским восторгом и на щеках ее проступал румянец. Я ничего не ответил, только улыбнулся одними глазами и коротко поцеловал ее в горячие губы.
Около дома я остановился и, встретив ее удивленный взгляд, произнес:
«Ты иди. Я еще немного пройдусь».
Она обиженно пожала плечами, повернулась и зашла в дом. Я подошел к маленькой беседке и сел.
Простые слова о распускающихся листочках звучали уже однажды, двенадцать лет назад. В один из самых счастливых дней моей жизни они слетели с других губ...
... Ее звали Лена. В тот день мы были загородом, и по пути к лесному озеру она и заметила первые листочки. Я тогда ничего не замечал, кроме своих мыслей. Впрочем, как и сейчас.
Мы сидели у озера и дурачились. Не помню, кому из нас пришла эта мысль: показать друг другу — каким она видит меня и какой я вижу ее. Мы были похожи на маленьких ребятишек, играющих в песочнице, глаза наши блестели, мы перебивали друг друга, торопясь показать: «А вот ты, вот такой, а еще — вот какой, а еще...» — «А зато ты...»
С удивлением и стыдом узнавал я свою нежность и заботу, свою растерянность и ревность, восторженность и жадность... И, всякий раз это был какой-то новый я. Один я любил Лену, любил бескорыстно и безумно, другой готов был растоптать и уничтожить, третий был холоден и недоступен... Так же неожиданно по-новому увидел я и Лену. И жила в ней та волшебная частичка, чье сияние невозможно было ослабить ничем, никакими другими чертами Лены. Ее, только эту Лену любил я и только она любила меня, вернее, тоже не всего меня; и любовь эта была светлая и великая, но и краткая: когда нам удавалось вместе быть в этих своих состояниях, жить этими своими жизнями, то это и было счастье...
Потом мы долго еще сидели у потухшего костра и думали о нашем счастье, о нашем загадочном, чудесном, хрупком счастье. Сколько врагов Ее и Его было в нас, сколько неожиданностей могло это счастье разрушить...
Через год мы расстались. Как-то неожиданно и глупо. Недели две я пытался наслаждаться чувством холостяцкой свободы, отсутствия всяких обязательств и ответственности и, хотя догадывался, что такая свобода начнет скоро угнетать, старался не думать об этом.
Потом случайно, на автобусной остановке я встретил Марину, мою бывшую одноклассницу. Вскоре мы встречались уже почти каждый день. Марина манила меня своей чувственностью, азартом, но я понимал, что не только поэтому я каждый раз с таким нетерпением ждал встречи. Я искал в Марине Ее. Искал и, казалось, находил. Находил то одну, то другую Ее черту. И я жадно пробирался к Ней, пытался восстановить Ее, построить Ее целиком в Марине. И, всякий раз, это не удавалось. Та или иная Ее черта проявлялась в разных состояниях Марины и собрать их вместе было невозможно.
Потом были еще другие женщины, но каждый раз я чувствовал, что все равно, к кому бы я не обращался, чье бы имя не называл, я разговариваю с Ней. Я искал Ее, находил, терял и, казалось, что весь мир состоял из маленьких кусочков той, кого я мечтал собрать воедино: мельчайшие крупицы Ее были разбросаны по всему миру, заключены в каждой женщине... Понимая всю безнадежность своих мечтаний, каждый раз как бы забывая свою обреченность, освобождал я новый осколочек своего счастья, чтобы вскоре, еще более неудовлетворенным и опустошенным, все более теряя саму способность надеяться, оставаться в одиночестве...
Я давно уже женился и жил спокойно и мирно. В жене своей, Наташе, я тоже порой находил Ее, иногда, на мгновения, Она даже прорывалась целиком, во всей своей неповторимости, но меня это уже не окрыляло. Ничего нового от жизни я уже не ждал.
* * * * * * * * *
Сидя в беседке, я вспомнил все это, вспомнил то, что было за двенадцать лет, отделявших одинаковые фразы, произнесенные двумя разными женщинами...
Неожиданно пошел дождик, монотонно забарабанил по крыше беседки. Я огляделся. Во мне снова зазвучали эти бесхитростные слова. А на ветках деревьев набухали молодые почки. Сколько раз под моими окнами совершалось это чудо — рождение новой жизни, новых красок и запахов, нового мира! И сколько раз я проходил мимо, как, впрочем, и мимо многого другого, не менее удивительного, — не замечал, не радовался, даже тогда, когда еще умел радоваться.
Деревья под окнами — мои ровесники и посадил их мой дед. Его я помню плохо. Пожалуй, среди немногих запомнившихся эпизодов, связанных с дедом, — истории о временах его молодости. От некоторых из них веяло чем-то таинственным, что заставляло меня — тогда семилетнего мальчишку, растворяться в напряженном внимании, поеживаясь от страха.
Я вспомнил одну из этих историй, вдруг показавшуюся мне чем-то близкой моему настроению.
... Когда дед мой был еще подростком, ему часто приходилось по вечерам ездить в соседнюю деревню на повозке, запряженной старой неповоротливой кобылой. Дорога проходила мимо кладбища. И вот однажды дед как обычно возвращался из соседней деревни домой. На полпути его кляча вдруг заржала и понесла, покрываясь пеной. Дед испугался, решив, что лошадь почуяла волков. Въехав на кладбище, кляча замерла... Посреди дороги стоял громадный красавец — конь. Он был абсолютно белый и даже в гриве его не было ни одного темного волоска. Но самое поразительное и страшное, что увидел дед, — была тень коня. Она была очень большой, но не это пугало, а то, что хотя на коне никого не было, на земле была еще и тень девушки, как будто сидевшей на нем... Ошеломленный, дед выхватил кнут и, что было сил, ударил по спине коня. Раздался женский крик, а конь медленно побрел меж крестов прочь от дороги...
Следующая история была рассказана уже моим отцом.
... Еще в начале своей военно-морской карьеры, он — молодой офицер, некоторое время после плавания жил в Севастополе. Неожиданно умер командир корабля, на котором служил отец. На похоронах возле гроба стояла женщина лет тридцати — вдова покойного. Она была удивительно красива, и лицо ее сквозь траурную вуаль казалось каким-то неземным. Отец не мог отвести от нее глаз. Придя домой, он вскоре лег спать и проснулся среди ночи от звука, напоминавшего удар гонга. Взгляд его упал на стену, освещенную лунным светом, и отец оцепенел от неожиданности. Там была тень той самой женщины — вдовы командира. Она шевелилась, манила жестами рук и, казалось, отец слышал ее призывный шепот: «Иди ко мне! Иди...» Отец подскочил к окну, но улица была пустынна. Тем не менее, тень на стене не исчезала. Тогда отец попытался включить свет, но он не включался. Не на шутку перепугавшись, он выхватил из ящика стола револьвер и выстрелил в стену. Раздался жалобный стон и тень растворилась...
Третья история случилась уже со мной, когда мне было шесть лет. Я с приятелем гулял во дворе. Прячась от родителей, которые давно уже искали нас, мы забрели в соседний двор. Двор этот упирался в глухую стену, освещенную светом от уличного фонаря. Стена эта казалась пугающей и мрачной. Мы уселись на качели, стали о чем-то болтать, а потом просто молча раскачивались. Никто не гулял уже в это время, и лишь изредка случайный прохожий нарушал тишину. Вдруг я посмотрел на стену и вскрикнул: там, по стене — огромная, чудовищная и противная ползла тень сгорбленной старухи, опирающейся на клюку. С бьющимися сердцами, что-то крича, побежали мы, что было сил к дому, а когда, вместе с родителями, которым от страха не могли ничего толком объяснить, вернулись к тому месту, то никакой тени уже, разумеется, не было...
Дождик усиливался. Его мерная дробь убаюкивала, и мне хотелось спать. Я положил голову на руки и закрыл глаза. Последняя мысль, перед тем, как я погрузился в сон, была примерно такая: «А ведь это была одна и та же тень! Это ее груз давил меня, сжимал виски, подавлял, нагнетал пустоту, разочарованность, отчаяние...»
* * * * * * * * *
... Это было некое подобие стадиона или театра: полукруг расположенных амфитеатром кресел, упирающийся в пропасть. Посередине была небольшая яма, откуда слышался рев, — кажется, это ревел тигр. У самой пропасти, на небольшом постаменте стоял деревянный идол, чуть выше человеческого роста.
Около ямы с тигром разворачивались события, приведшие меня в недоумение, а потом и в ужас. Два смуглых человека могучего телосложения, оба с длинными черными волосами, в набедренных повязках, крепко держали юношу, лет семнадцати, тоже смуглого, но абсолютно голого. Юноша бился в руках своих стражей, порывался укусить их и что-то кричал. Откуда-то сбоку появился еще один человек. Он был невысок, но, по-видимому, очень силен. Могучие мышцы под гладкой, смуглой отсвечивающей на солнце кожей, играли на его теле. Грудь его украшали разноцветные бусы, лицо было разрисовано белым, а в руке он сжимал увесистое копье.
Я решил было, что нахожусь на каком-то театрализованном представлении, но то, что произошло через минуту, заставило меня похолодеть и содрогнуться. Конвоиры внезапно отпустили юношу, он замолчал и, нелепо согнувшись стоял на самом краю ямы. Пот блестел на его лице, а глаза были безумны. Неторопливой поступью подходил к нему тот коренастый, разрисованный человек. Юноша судорожно взмахнул руками, подался вправо, как бы собираясь бежать, но было поздно: отброшенный могучим ударом тыльной стороны копья, он отлетел назад, споткнулся и, закричав, повалился в яму, где его голос соединился с рычанием тигра и утонул в нем.
«Стадион» взревел. Кричал и я, ибо сам был туземцем и ревел, забыв обо всем, радуясь невинной крови, ликуя, сливаясь в первобытном экстазе с окружающими туземцами, празднуя эту жертву, — жертву, принесенную Богине Ночи — идолу, возвышающемуся над пропастью.
В этот миг я потерялся среди тысяч туземцев, не смог отличить свой голос среди дикого рева толпы. Меня больше не было. Завораживающий гул барабанов, крики, рык тигра, ритмичное качание из стороны в сторону — все это слилось воедино и составило огромное, страшное существо, отдавшееся безумной оргии. Только вождь, — коренастый разрисованный туземец, — сумрачный и величавый, стоял возле ямы и угрюмо взирал на племя.
Время в таких случаях перестает существовать, поэтому я не помню, когда я снова стал сознавать себя. Продолжая кричать и качаться в такт с барабанами, я наблюдал уже и себя и племя как бы со стороны.
В самом племени начали происходить изменения. Из общего ритма выделилась группа из семи воинов. Отделившись от толпы, они внезапно бросились через поле к вождю. Не прошло и нескольких секунд, как вождь был поднят на копья и брошен в яму. Взгляд его, за секунду перед этим обратился в мою сторону, и я вздрогнул. Это были глаза... моего деда! Расталкивая безумную толпу, я уже несся, что было сил, к этой яме. Передо мной возник предводитель воинов, убивших вождя. Вызывающе накрашенный, он с ухмылкой смотрел на меня, и во мне зарождалась жажда крови. В его грудь с размаху вонзил я свое копье и затем, подождав, пока он упадет, захлебываясь кровью, вонзил снова. И так, в сладострастном восторге, покрывал я его тело рваными ранами, пока не увидел, что в луже крови под копьем лежит мой отец...
В смятении отступил я от распростертого тела и, упав на колени, закрыл глаза. А когда открыл их снова, то обнаружил, что оргия продолжается с новой силой. Барабаны били теперь в мою честь. Я был героем. Я был вождем племени и восседал на скрещенных копьях в центре этого «стадиона», напротив идола — Богини Ночи.
Я был здесь, в этом первобытном племени, и, в то же время переносился далеко отсюда, в то будущее, где я некогда жил и которое теперь смутно вспоминал. Я смотрел на Богиню Ночи — она стояла, освещаемая вечерним солнцем, и тень ее росла, угрожающе надвигалась, поглощала меня, «стадион», поглотила весь мир...
Какая-то ослепительная догадка пронеслась в моей голове и, хотя я так и не успел понять, о чем же я догадался, я окончательно выскочил из завораживающего ритма танца и, сквозь оглушительный рев, бросился к Богине Ночи. Перед самим идолом я остановился, ошеломленный ее внезапно угрожающими размерами — я едва мог дотянуться до ее бедер. Полный отчаяния, закрыв глаза и вытянув перед собой руки, бросился я на нее, чтобы повергнуть ее или самому разбиться о ее неприступность. И, чудо! Идол накренился, пошатнулся и рухнул в пропасть, рассыпаясь и уволакивая за собою камни...
* * * * * * * * *
Я очнулся в той же беседке. Голова кружилась и сердце выскакивало из груди. По тропинке, ведущей через садик, шли двое — мужчина и женщина. Мне показалось, что я вижу какое-то сияние, распространяющееся вокруг них. Они приближались и вскоре я узнал — кто это. Это были Он и Она. Вернее, это были не только они. В блаженном восторге ощутил я присутствие этих вечных двоих, глядящих друг на друга глазами миллиардов своих воплощений, своих несовершенных отражений. Печален их удел: то в одном, то в другом месте и лишь на миг прорывается рассеянный свет от Него к Ней и от Нее к Нему; тысячи противоречий заслоняют, гасят это сияние. Но здесь они шли свободные от всех тягостных одежд, от всех своих несовершенных образов, и сияние, сияние радости и любви заливало их, заливало все вокруг и все купалось в этом сиянии.
Поеживаясь от сладостных мурашек, с нарастающим чувством гордости я начинал понимать, что в своем очищающем видении, которое пережил несколько минут назад, я наряду со своей тенью расшатал и что-то всеобщее, освободив, выпустив на волю Его и Ее.
Тем временем, те двое прошли мимо и удалялись все дальше и дальше, не замечая меня, одинокого, обессиленного, жалкого в своей гордости. Мне хотелось бежать к ним, кричать, что это я, я спас их, я принес в их жизнь любовь и гармонию...
Я пробовал закричать, но крик мой оказался беззвучным. И тут меня охватил уже парализующий ужас. Сил не было. Гордость и самодовольство рассыпались, как труха. Мир вокруг закружился, затрещал по швам, раскололся, начал падать в бездну.
Потом рассеялся и ужас, — так же внезапно, как и появился. Воцарились удивительное спокойствие и пустота. И пустота эта говорила, вернее, вкрадчиво шептала, что это и есть конец, избавление, смерть...
* * * * * * * * *
Вздрогнув, я открыл глаза. Дождик кончился. Было свежо и заходящее солнце своими мягкими лучами освещало садик, беседку, дома. Теплый апрельский вечер обволакивал меня, утешал, бодрил, смеялся надо мной. И я вспомнил все, чем я жил последние десять лет, вспомнил всю свою жизнь: нелепую, смешную, величественную, горькую и прекрасную мою жизнь... Вспомнил и заплакал, — впервые с тех пор, как расстался с Леной. Я плакал, и с этими слезами выходили остатки того самого превосходства над другими, которое я всячески в себе отрицал раньше. Мне нужно было величие и исключительность и я добивался этого, смотря на людей то свысока, — жалея или насмехаясь, то снизу, — обиженный, отвергнутый и непонятый... И я искал для себя, исключительного, такой же исключительной ее, искал и не находил, потому что отделял себя от мира, отделял от людей, от Нее... Похоже, что сейчас, в этот момент, я не нуждался более в таком отделении.
Все было вроде бы на своих местах: беседка, садик, дома, небо, — все было так же, как час назад, и все-таки не так — что-то восхитительное и таинственное, какой-то магический смысл наполнял каждый предмет, каждый звук, каждое движение воздуха. Мир был другим. Он открылся мне и я стал замечать его, постигать его непередаваемый смысл, растворяться в нем и проявляться заново. Я замечал каждый распустившийся листочек, замечал отражение в луже облака, похожего на медвежонка, замечал, как лениво капают капли с балкона, замечал себя в этой беседке, свои руки, пальцы, замирание сердца...
Я еще раз с благодарностью вспомнил Ее, чья простая фраза, как бы невзначай слетевшая дважды: сегодня и тогда, двенадцать лет назад, с таких разных, любимых мною губ, перевернула сейчас мою жизнь, мое восприятие себя и мира.
Милая моя учительница! Нежная моя мечта, с которой я встречусь через пять минут и, в тоже время, не встречусь уже никогда!
И тут я вспомнил фразу, которую произнес при расставании с Леной, произнес как-то театрально, фальшиво, не почувствовав ее смысла; это была просто красивая фраза, пришедшая на ум — не найдя в ней ничего, кроме забавной игры слов, я тогда превратил прощание в очередную рисовку. И только сейчас, до леденящего восторга, пробегающего тысячами дурманящих мурашек вдоль позвоночника, понял я то, что было случайно сказано тогда: «Я не говорю “прощай”, я говорю “до встречи”! Мы встретимся скоро, а может быть и очень не скоро. Но когда-нибудь мы обязательно встретимся!»
И этот момент — момент встречи — наступил, вошел в меня с чистым дыханием этого вечера...
* * * * * * * * *
Я нашел Наташу на кухне. Она стояла у окна, опираясь локтями на подоконник и положив по-детски кулачки под щеки. На плите закипал чайник, первая весенняя муха сонно билась между стекол, а Наташа смотрела на заходящее солнце. Затем она повернулась и наши глаза встретились. Она поняла мой взгляд, она всегда понимала меня. Мы молчали. Нам незачем было говорить. И молчание наше переливалось несчетным множеством диалогов, несчетным множеством песен любви, излучаемых всеми теми глазами, что воплотились сейчас в ее взгляде и всеми теми, что воплотились в моем. Пробравшись к этому мгновению, Они встретились. Встретились Он и Она, годы и векаждавшие этой встречи, прошедшие через испытания, разочарования, ошибки и раскаяния, встретились в нас, встретились, чтобы в одном взгляде испить тайну, самую великую тайну этого мира.
А он — обыкновенный мир вокруг — рассып а лся необыкновенным, бесконечным, волшебным фейерверком образов и событий, врывался к нам нежным сиянием заходящего солнца, растворял нас в этом сиянии. И сияние это распространялось дальше, поднимаясь над нами, над нашим домом, над нашим городом, и вскоре мы затерялись среди миллионов таких же квартир, переулков, домов, где тоже происходят и будут происходить обыкновенные и удивительные истории, похожие и непохожие на эту...
Neverend Story
