Революция и иностранные державы 15 страница

* * *

Если оценивать результаты большевистской кампании в деревне в терминах военных действий (как она и мыслилась с самого начала), придется признать, что деревня победила. Хотя большевики и достигли определенных политических результатов, им не удалось ни разделить крестьянство на два лагеря, ни выкачать из деревни значительные запасы хлеба. Даже их политические завоевания вскоре были сведены на нет: как только отряды Красной Армии были отозваны для ведения боевых действий против белых армий, жизнь в деревне вошла более или менее в старую колею.

Собственно борьба за хлеб окончилась для властей разочарованием. Коммунистические источники проявляют неестественную сдержанность при оценке количества хлеба, взятого у деревни с боем, но по немногим имеющимся данным можно судить, что оно было ничтожно. Сообщается, что за время сбора урожая 1918 года, длившегося с середины августа по начало ноября, продотряды при содействии Красной Армии и комбедов собрали с 12 губерний 35 млн. пудов излишков хлеба. [Ленинский сборник. Т. 18. С. 158, примеч. Сам Ленин писал, что власти получили 67 млн. пудов (ПСС. Т. 37. С. 419).]. Поскольку общий урожай 1918 года оценивается в 3 млрд пудов, то ясно, что в результате всех зверств — задействования армии и стрельбы из пулеметов, жарких стычек, взятия заложников, подлежащих смертной казни, — была собрана всего сотая часть урожая¹²³. Власти признали, что политика организации налетов на деревню потерпела поражение, введя 11 января 1919 года «продовольственную разверстку», при которой конфискация всех излишков заменялась нормой зерна, подлежавшей сдаче каждым крестьянином. Нормы эти определялись исходя из потребности государства и без учета способности производителя поставить данное количество хлеба. Чтобы обеспечить своз зерна, правительство обратилось к татаро-монгольской практике обложения данью областей и районов, которые сами должны были определить количество свозимого хлеба для каждой деревни и общины. Последние, таким образом, оказывались связанным круговой порукой по выполнению обязательств. Система эта, в которой наблюдался кое-какой порядок, была вначале предназначена для сбора хлеба и фуража, но вскоре распространилась на все виды продовольствия. За продукты, сданные государству, крестьянин получал деньги, но купить на них ничего не мог: в 1920 году Ленин со смешком рассказал посетившему его Бертрану Расселу, как правительство заставило мужика взять «крашеную бумагу» в уплату за хлеб¹²⁴. [ «Когда я спросил его [Ленина] о социализме в сельском хозяйстве, он с энтузиазмом объяснил, как ему удалось восстановить бедных крестьян против богатых «<…> и они скоро стали вешать их на ближайшем дереве — ха! ха! ха!» — От его гогота при рассказе об убитых у меня кровь застыла в жилах» (Russell В. Unpopular Essays. N.Y., 1950. P. 171).]. Но всего через два года, весной 1921-го, Ленин, говоривший, что скорее уморит всех голодом, чем введет свободную торговлю хлебом, вынужден был уступить, сделав шаг назад и отказавшись от монополии на хлеб.

Не удалось властям и развязать гражданскую войну в деревне. «Богатеи» и «беднота», составлявшие меньшинство, растворились в подавляющей массе «середняка», и никто из них не хотел принимать участия в братоубийственной войне. По словам одного историка, «кулак стоял за деревню и деревня за кулака»¹²⁵.

Через два месяца большевики поняли свою ошибку. 17 августа 1918 года Ленин и Цюрупа издали указ, в котором содержалась установка на борьбу за середняка и на объединение его с беднотой в борьбе против кулачества¹²⁶. Ленин многократно утверждал впоследствии, что большевистская власть не воевала против середняка¹²⁷. Но подобные словесные уступки немногого стоят, если вспомнить, что у середняка был хлеб, а стало быть, он и явился главной жертвой большевистской «войны за хлеб».

Большевистская аграрная политика совершенно сбила крестьян с толку. Они поняли в свое время, что «революция» дала им «волю», или анархию, а это для них в первую очередь означало освобождение от всяких обязательств перед государством. Повсеместно слышались крестьянские жалобы: «Обещали всю землю отдать, податей не собирать, солдат не брать, а теперь что?»¹²⁸ Обязанности, возложенные на них коммунистическим правительством, оказались гораздо обременительней, чем при царизме: по подсчетам, приводимым в коммунистических источниках, они были примерно в два раза тяжелее, поскольку состояли не только в уплате налогов, но и в принудительном труде и поборах; самой изнурительной оказалась обязанность рубить и вывозить лес¹²⁹. Язык «суцилизма», который им пытались навязать городские агитаторы, был, с точки зрения крестьян, полной тарабарщиной, и они поступали с ним так, как поступали всегда в подобных случаях: заменяя непонятные слова на предельно ясные. Со временем крестьяне стали подозревать, что их обвели вокруг пальца. Однако, наивно полагая, что они незаменимы и потому неистребимы, они положили держаться до конца. Пока же здравый смысл подсказывал крестьянину: если нельзя продать хлеб на рынке за свою цену, нечего производить излишки. Это привело к неукоснительному снижению производства хлеба и, в свою очередь, явилось одной из причин голода 1921 года.

Большевики, конечно, могли бы поставить себе в заслугу то, что они проникли в деревню, создав там сеть подконтрольных им Советов. Однако и это в большой степени было самообманом. Исследования, проведенные в начале 1920-х годов, ясно показали, что деревня игнорировала коммунистические Советы, созданные там такой ценой и такими усилиями. Руководство снова перешло к сельскому сходу, во главе которого стояли главы семей, как это было до революции. Деревенские Советы должны были подавать все свои резолюции на одобрение общины; у многих из них не было даже собственного бюджета¹³⁰.

В виду всех приведенных выше фактов поражает сделанное Лениным заявление, что кампания против деревни не только завершилась полным успехом, но по своему историческому значению превзошла Октябрьский переворот. В декабре 1918 года он хвалился, что в течение последнего года власть решила проблемы, которые «во всех прежних революциях больше всего тормозили дело социализма». На начальной стадии революции, говорил он, большевики объединили бедняков, середняков и богатых крестьян в борьбе против помещика. На этой, первой, фазе деревенская «буржуазия» оказалась незатронутой. Если бы ситуация не развивалась дальше, революция неизбежно остановилась бы на полпути и скатилась в реакцию. Но такого поворота событий удалось избежать, поскольку «пролетариат» разбудил сельскую бедноту и они совместными усилиями напали на деревенскую «буржуазию». Революция в России, таким образом, пошла гораздо дальше западноевропейских буржуазно-демократических революций, создав основу для слияния городского и деревенского пролетариата и заложив фундамент для создания в России колхозов. «Вот в чем, — восторгался Ленин, — значение переворота, который произошел в нынешнее лето и в нынешнюю осень по самым глухим закоулкам деревенской России, который не был шумен, не был так наглядно виден и не бросался так всем в глаза, как Октябрьский переворот прошлого года, но который имеет еще несравненно более глубокое и важное значение» ¹³¹. Конечно же, это было чудовищным преувеличением. Большевизация деревни, которой так похвалялся Ленин, завершит только через десять лет Сталин. Но, как и во многих других отношениях, сталинский путь был намечен Лениным.

ГЛАВА 9