Белорусский детский ГУЛАГ

 

Впервые попав в белорусскую тюрьму, мне по-настоящему захотелось вернуться в детство. Почему? Да потому, что только тогда я понял, что разбитые в кровь детские коленки заживают гораздо быстрее, чем отбитые на этапе в Жодино мужские взрослые почки…

    Театр начинается с вешалки, а человек «начинается с детства»! Когда я слышу о том, что в 18 лет мальчик становится совершеннолетним и мы потихонечку начинаем называть его мужчиной… Кроме ироничной улыбки, лично я не могу больше выдавить из себя ничего, когда слышу эту тупость.

    Дай-то Боже, чтобы к тридцатке мужик смог сформировать свою жизненную позицию и стать хотя бы подобием мужика, а не маменькиным зализанным подростком с хайповой прической и метросексуальной бородкой, не забывающим выливать на себя тонны дешевого дезодоранта и обвинять всех вокруг в своих же собственных ошибках и перманентных жизненных косяках…

    С одной стороны, понятно. Нормальной идеологии в стране нет и быть не может. С любительским спортом отдельная проблема. Да и вообще – быть сильным в 21 веке уже не обязательно. С мечом к нам никто не приходит. Вместо того, чтобы ходить с дубиной на мамонта, можно спокойно заказать суши или пиццу, при этом, даже не вставая с дивана.

Да и вместо трудного путешествия (через дракона) в темную башню к принцессе, всегда можно вызвать «тёлку за полтинник», а если полтинника нету, то бесплатные порносайты ещё пока никто не отменял. Заодно и брахирадиалис (основная мышца предплечья) заметно подкачается. И приятно, так сказать, и полезно, и настроение поднимает…

    И может быть, в век интернета всё это и не так страшно для общества в целом и для таких вот «взрослых мальчиков» в частности. Точнее, это не страшно до того момента, как маленький мальчик по глупости совершает своё первое в жизни преступление, а государство, вместо нормальной работы с ребенком, отправляет его в жестокий зверинец под названием Бобруйская детская воспитательная колония №2.

В двух словах о самой колонии. Находится она, как ты уже понял, на окраине города Бобруйска, возле местной ТЭЦ. На сегодняшний день это единственное пенитенциарное учреждение в Беларуси, где отбывают наказание дети.

Причем, исключительно мальчики. Девочек, в силу небольшого количества, «держат» в женской исправительной колонии № 4 (Гомель). От себя скромно замечу, что это один из немногих случаев, когда представительницы прекрасного пола могут порадоваться за свою гендерную принадлежность, ибо, опять-таки, по моему скромному мнению, в отсталой, нищей, пьющей и внеправовой Беларуси женщине жить на порядок сложнее, чем мужику.

Нет. Это вовсе не значит, что в исправительной колонии № 4 у них санаторий, с отменным питанием и банно-ванными процедурами. Вся тюремная система нашей страны – это один большой ГУЛАГ, но, по крайне мере, в отличие от мужских тюрем, девочек там не пиздят, а если где-то и случается, то это скорее исключение, чем правило.

Так вот. Сама из себя Бобруйская колония – это такое же тюремное заведение, как и все остальные. Скидки на то, что там находятся дети, государство де-факто не делает. Называется – найди 10 отличий со сталинским лагерем…

Такой же огромный двухметровый и очень мрачный деревянный забор, несколько рядов колючей проволоки, между которыми свободно перемещаются служебные овчарки, нивелируя даже малейший риск побега.

Внутри – это такое же режимное учреждение, с такими же корпусами, общим блоком, столовой и душевой. В жилых блоках совсем не пахнет детством – маленькая тумбочка, деревянная табуретка и типичная кровать, на спинке которой прикреплена обычная тюремная бирка с фамилией, статьей и сроком заключения.

В детской колонии, к слову, действует тот же самый унизительный и белорусско-дебильный по своей сути запрет, в соответствии с которым подростку вообще запрещено ложиться на кровать до официального отбоя.

А если вдруг ребенок устал или приболел? Ну что же. За нарушение – добро пожаловать в специальный дисциплинарный изолятор… Да! Да! Мой дорогой друг. Именно в специальный детский дисциплинарный изолятор!

Поскольку я изо всех сил стараюсь оставаться человеком объективным, то я, скрипя сердцем, попробую выделить жалкие «положительные аспекты» этой колонии. Причем, делаю я это исключительно в сравнительной коннотации, ибо сам факт наличия подобного учреждения – это очередной стратегический провал нашей тупой и рудиментарной колхозной власти.

    Из «плюсов» можно выделить повышенное внимание общественности и некоторых организаций к данному учреждению, что в некоторой степени связывает руки сотрудникам при использовании специфических методов воздействия на «заключенных».

    Также, надо отдать должное, в отличие от всех «взрослых» тюрем, там действительно реализуются обучающие программы, и подростки могут получить ряд технических специальностей (столяр, слесарь, токарь и т.д.).

Как ни парадоксально, но там даже есть отдельный компьютерный класс, правда не очень понятно – на хрена он нужен, поскольку обучение все равно ведется (21 век!) по старым бумажным книгам, а интернета нет априори. Но, тем не менее, ставим скромный плюсик за саму идею и, так сказать, за потуги…

    Отдельно хочу отметить теоретическую возможность получения высшего образования по специальности менеджмент (!) на базе какого-то там белорусского ВУЗа (дистанционно).

Правда есть один маленький, но типично белорусский нюанс – учеба платная и невероятно дорогая, так что на вопрос о количестве счастливых выпускников, руководство администрации детской колонии всегда выдавливает из себя застенчивую улыбку Джоконды и скромно поясняет, что: «Важно, ведь, не сухое количество, а сама возможность движения к новым вершинам!»

    Ещё одним плюсом можно выделить «специальные» нормы питания, про которые, к слову, мы поговорим отдельно. Почему этот аспект оказался в плюсах? Да потому, что по сравнению с остальными тюрьмами, здесь детишкам иногда действительно перепадают соки и булочки с какао. Спорадически, но все же…

    Всякую показательную самодеятельность, музыкальные группы и кукольные театры (!) я никак не могу вписать в достижение, ибо вся эта хрень начинает работать только к приезду большого начальства, комиссий или общественных организаций, а после отъезда гостей, все возвращается на круги своя.

Да и вообще… Додумались! Кукольный театр для «уличных» и «сложных» подростков! Кукольный! Театр! Ещё не забудьте раздать им салатовые стринги и сводить на «Богемскую рапсодию»! Матерые дворовые пацаны, сидящие за «наркоту» и «мокруху» уж точно оценят…

    А если серьезно, то, по своей сути, белорусская детская исправительная колония по факту никакая не «исправительная». Это обычная школа, в которой белорусские дети, оказавшись в очень сложной жизненной ситуации, получают свой первый уголовный аттестат, который, по факту, является отправной вехой, заведомо определяющей их дальнейшую жизнь.

    Этим детям просто не повезло. Сначала, как правило, от них, тем или иным образом, отказались родители. После этого на них наплевало родное государство, загнав в те условия, в которых нормальный ребенок не должен находится априори.

    Руководство колонии с гордостью сообщает о том, что процент «возвращенцев» у них очень маленький, что уже само по себе вызывает «улыбку». Какой ещё на хрен процент, если в колонию попадают подростки, совершившие преступления в возрасте до 18 лет!

Если по отбытии срока «взрослый подросток» снова совершает преступление, то он едет уже на общую тюрьму и конечно же не попадает в отдельную статистику подросткового рецидива. Хотя, звучит красиво…

    Если говорить о контингенте этого учреждения, то, как правило, это три основные категории. Первая и самая немногочисленная – это «тяжелые», то есть дети, совершившие тяжкие и особо тяжкие преступления, включая убийства.

    Вторая категория (их больше) – это либо «средние» по тяжести преступления, либо те, кто получил условный срок, но нарушал правила поведения (либо попадался по «административке»).

    За третью и самую многочисленную категорию надо сказать отдельное спасибо нашему конченому шкловскому фашисту и всем тупоголовым белорусским силовикам (судьям), которые поддержали абсурдную, безумную и бесчеловечную по своей сути инициативу считать тысячи детей участниками организованных преступных групп и «лупить» им сроки лишения свободы до 20 лет… Имею в виду знаменитую ч. 4 ст. 328 УК (наркотики).

    В целом, чтобы ты понимал, алгоритм примерно такой. Если подросток совершает преступление в возрасте от 14 до 18 лет, то он направляется именно в эту колонию. Становясь совершеннолетним, он «переезжает» в обычную взрослую тюрьму.

    Так это работает в теории. На практике же происходит следующее. Для всех белорусских руководителей без исключения (тюрьма, армия, больница) есть самое главное неписанное правило, выполнение которого является одним из залогов успешного продвижения по службе и спокойной жизни в целом. И правило это называется – «тишина в библиотеке»!

    Знаешь, мой дорогой друг, тот самый дядя Коля любил повторять: «Преступник – это не тот, кто совершил преступление. Преступник – это тот, кто попался». Здесь, аллегорически, тоже самое.

    На самом деле, всем глубоко насрать, что происходит в застенках твоего учреждения (ведомства). Проблемы начинаются тогда, когда информация выходит наружу, а потому поддержание дисциплины, порядка и «тишины в библиотеке» является магистральной задачей руководства детской колонии. Как и везде, впрочем…

    В какой-то степени «сложных» подростков можно задавить авторитетом или «режимным» давлением, но вот вопрос – что делать с «особо сложными», которые так и норовят испортить картинку и больно ударить по стабильной статистике, что, в свою очередь, может ещё больнее ударить по премии, зарплате, должности или вообще – свободе.

    К слову, администрация вовсе не изобрела велосипед и просто сплагиатила рабочую философию тех самых советских тюрем, сделав в своих собственных отрядах своих собственных «смотрящих».

    Помимо общих «режимных» послаблений, типа увеличенных свиданий, дополнительного пайка и отдельного чайника, у руководства колонии, как оказалось, есть очень эффективный способ заинтересовать подростка. Дело в том, что по достижении 18-и лет (формально) он должен ехать на общую тюрьму, что, как ты понимаешь, хочется далеко не всем.

    И вот этой категории послушных «помощников» разрешают оставаться в этом учреждении до 21 года (а бывали случаи и дольше), чтобы поддерживать порядок среди «малолеток» всеми возможными способами.

    Таким образом в белорусской детской колонии сложилась просто уникальная ситуация. С одной стороны, мы видим подростка, который стал работать «на начальника», тем самым обеспечив себе некое клеймо «крысы».

    Ирония в том, что, в случае перевода на взрослую тюрьму, об этом быстро станет известно местным сидельцам и тут у подростка возможны три варианта. Если повезет, то он начнет точно так же работать на «нового начальника», потому что в противном случае…

    Если ему просто не повезет, то он отделается кражей еды, плевками в посуду и обмакиванием зубной щетки в гавно, а если не повезет совсем, и он нарвется на человека «старых» (воровских) понятий, то… Тут уже не предсказуемо.

И хотя, надо отдать должное, такие люди и такие ситуации встречаются в современной тюрьме очень редко, но ты, мой друг, должен понимать разницу. Одно дело играть в казино на 100$, а другое крутить рулетку, когда на кону стоит твоя собственная жопа. Тут далеко не каждый вообще захочет играть в такую игру…

И именно поэтому подросток, который начал однажды работать на администрацию, будет делать это до самого конца. А самое главное – делать искренне, с беззаветным и высокоидейным вдохновением, ибо ехать на общую тюрьму очень и очень не хочется.

Этот алгоритм воздействия на «сложных» детей сам по себе железобетонно страхует сотрудников учреждения от любых вопросов, ибо, в случае чего, всё всегда можно списать на того самого перестаравшегося «смотрящего», так как поверь, что прямые приказы избивать и унижать никто перед ним ставить не будет. Это всегда можно сделать завуалировано. Тут не нужен особый интеллект.

А что такое воздействие старшего подростка на ребенка… Ты же понимаешь, что разница в возрасте между 30 и 32 года или, скажем, 40 и 50 лет практически не ощутима. А вот разница между 15 и 20 лет – это уже не разница, а целая жизненная пропасть, что очень хорошо ощущается ещё в школе. Ты вот, например, часто видел, как пятиклассник лупит во дворе девятиклассника? Думаю, что нет.

И для такого воздействия вовсе не обязательно засовывать включенный кипятильник в анальное отверстие, как это практиковалось, например, в знаменитом Иркутском СИЗО, когда банда местных силовиков отжимала у предпринимателей по всему региону их честно заработанные активы.

Детская жестокость может быть гораздо банальнее технически, но, при этом, в разы страшнее с точки зрения последствий. Особенно для несформировавшейся психики. Уж поверь на слово.

Лет десять назад был такой случай, когда одна из матерей приехала навестить своего ребенка, а поскольку окно комнаты свиданий выходило во внутренний двор, то женщина случайно стала свидетелем избиения какого-то подростка, о чем она тут же написала жалобу.

Надо отдать должное руководству детской колонии – они отреагировали моментально, что, с одной стороны, вызывает огромное уважение. Вместо того, чтобы спустить жалобу женщины в унитаз, как это обычно делается, сотрудники оперативно решили проблему, так сказать, по-белорусски. Они, опираясь на жалобу матери, заколотили окно в комнате свиданий, к ебене матери!

Решили проблему, можно сказать, как батя-Гитлер учил. По примеру Гончара и Захаренко. Нету тела – нету дела. А в нашем случае, нету окна – нету избиения! Как говорится (прости Господи): «Маленькая одноглазая девочка больше не интересуется – а кто же там у нас, все-таки, живет в скворечнике?»

Могут ли в теории пожаловаться местные детишки на жестокое обращение? Конечно, могут. Как вариант, белорусский пятнадцатилетний ребенок всегда может написать обоснованную жалобу в администрацию президента, в прокуратуру или даже в Гаагу. Ну, кто в 15 лет этого не умеет?

Ах да. Есть, конечно же, мама. По крайне мере, у определенного процента местных постояльцев она точно есть. И если эта мама из категории не бухающих мам, и она действительно навещает своего ребенка…

Так вот, один на один свидания в колонии запрещены и на этих коротких посиделках всегда бдит доблестный сотрудник, чтобы, не дай Бог, малолетний бунтарь не посмел наябедничать о том, что в столовой ему отведено несколько минут на обед!

И если он не успеет, то кушать будет уже только вечером. И ты мне поверь, мой дорогой друг, что в этот раз он уже точно успеет. Несмотря на то, что и вечерняя трапеза строго регламентирована по минутам.

    Честно говоря, я не знаю – действует ли данный долбоебизм в 2020 году, но точно знаю, что раньше именно так и было. Мало того, что дети в целом питаются гавном, так на поглощение этого самого гавна (буквально пару лет назад) им отводилось не более пяти минут! Кто не успел, как говорится, тот опоздал…

    Как эта бесчеловечная императивная норма может повлиять на «исправление» трудного подростка – я в упор не понимаю. Наверное, где-то глубоко заложен какой-то белорусский смысл, как и в ношении унизительной «зековской» формы, обязательной для всех. Как и в обязательной для всех детей тотальной стрижке налысо…

    Возвращаясь к теме питания, расскажу лишь историю одной матери, которая приезжала к своему ребенку и всегда привозила вкусную домашнюю еду, от которой сына начинало тошнить прямо у неё на глазах.

    Непонимающая ситуацию женщина тут же начинала писать жалобы и поднимать шум, думая, что у ребенка проблемы с желудком, а местные врачи закрывают на это глаза, хотя, ирония ситуации была в том, что (в целом) у сынишки всё было нормально.

Это просто специфика нашего организма. Когда ты месяцами подряд ешь низкокалорийную и некачественную еду в маленьких количествах – твой желудок к этому привыкает. А потом, резко вдруг получая домашнюю качественную пищу в большом объёме, истощенный детский организм реагирует единственным возможным способом – обильной рвотой.

Говорить о каком-то полноценном питании, фруктах, соках, витаминах и микроэлементах, так катастрофически необходимых для детского подрастающего, а порою изрядно подкошенного тяжелой жизнью организма, не приходится в принципе. По крайне мере, не в этой жестокой стране и уж точно не при власти фашистского отморозка Лукашенко.

    Опытные мамы, делающие не первую «ходку» к своим детям, никогда не дают им возможности съедать за раз большие порции домашних котлеток и блинчиков. Ещё более опытные делают акцент на куриных супах и кашах. А самые «матерые» и умные женщины заранее везут с собой целую сумку таких препаратов, как: Мезим, Креон, Панкреатин, Фестал или Сомилазу.

    Формально, конечно, детям разрешено получать тридцатикилограммовые передачи один раз в несколько месяцев, но я надеюсь, мой дорогой друг, что тебе не нужно объяснять, как это все распределяется «на местах».

И уж точно не надо забывать о том, что значительной части родителей сбор и доставка таких подарков через всю страну просто не по карману. А у определенной категории детей нет родителей как таковых, а если они и есть, то проблема утреннего опохмела для них гораздо приоритетней, чем котлетки для голодного ребенка. Конечно же, речь идет про тех, кто бухает на воле, а не топчет взрослую зону…

    Одежда и обувь подростковых уголовных элементов так и вообще не укладываются ни в какие логические рамки. И если, чисто теоретически, можно попытаться понять долбоебизм с одинаковыми костюмами и лагерными телогрейками, то запрет на передачу нормальных зимних ботинок – это уже чисто «гитлеровский» пунктик.

    А тот факт, что детям запрещено иметь два комплекта одежды… Я даже не знаю, честно говоря, как это вообще можно комментировать. Я просто технически не представляю, как они стирают одежду, чтобы она за ночь успела высохнуть. Особенно в зимний период! Конченый белорусский ГУЛАГ! И сказать тут больше нечего!

    Отдельной темой идет детский труд и, казалось бы, о чем тут вообще можно говорить? Если «президент» Беларуси вручную собирает картошку, загоняет всю страну на уборку льна и на всякие бесконечные субботники, а самых бедных (безработных) граждан добивает своим дебильным декретом о тунеядстве…

Если дети безнаказанно гибнут на уборке той самой картошке… Если местная власть в качестве последнего плевка в свой народ начинает разыгрывать в лотерею… Гавно! Казалось бы. О чем тут ещё говорить?

    Однако каждая грань нашей удивительной страны обусловлена своей собственной и в чем-то уникальной тупостью. И надо отдать должное, Бобруйская детская исправительная колония не стала выделяться на фоне всего остального отсталого колхоза и тоже нашла чем (лично меня) удивить.

    Сделаю маленькую ремарку и отмечу, что «обязанность работать» буквально прописана кровью во всех правилах внутреннего распорядка колонии и поэтому работой заняты все и заняты всегда! Даже, если работы по факту нет – поверь, мой друг, тебе её тут же придумают.

Заключенный должен быть занят всегда, ибо только в тяжком труде он может перевоспитаться! Эту тюремную сталинскую аксиому белорусская пенитенциарная система впитала буквально матрично, с колхозным шкловским молочком, так сказать…

    Говоря о физической работе в детской колонии, я, конечно же, абстрагируюсь от всяким там хозяйственно-бытовых моментов, вроде подмести пол или помыть окна, ибо детишки (естественно) все это делают, но, как ты понимаешь, те же окна моются не каждое утро. Мы сейчас говорим именно про «работу» в прямом смысле этого слова.

    Также, стоит сразу заметить, что детишкам за работу платят очень неплохие деньги. По крайне мере, до вычета некоторых «налогов». Каких именно налогов? Да, собственно, всех подряд, ибо с них высчитывают за еду, одежду, постельное бельё и (не падай) отдельной графой идет счет за коммунальные услуги!

    Именно поэтому счастливые труженики белорусского детского ГУЛАГ получают на руки… Да ни хера они не получают. Если статистически 20-30 рублей перепадет, считай повезло. Напахал на сигареты с фильтром!

    Ну, а теперь по делу. Вся работа в этом учреждении делится на три категории. Первая и самая «приятная» – это работа на кухне, где помимо общих моментов заключенные ещё и пекут хлеб для своих собственных нужд.

    Вторая разновидность трудовой повинности менее приятна, но все-таки терпима. Дети занимаются широким спектром деятельности, начиная от столярных (плотницких) работ и заканчивая пошивом одежды. Здесь, вроде бы, тоже всё понятно и «просто».

    А вот про третье направление детского труда я хочу поговорить отдельно. Сразу замечу, что (теоретически) в 2020 году этим видом деятельности может быть уже и не занимаются (в чем я лично сомневаюсь), но точно знаю, что раньше такая работа частенько практиковалась. И начну я немного издалека. Для полноты картины, так сказать.

    В молодости, а особенно в институте, вместо веселых поездок на море с корешами, я работал каждое лето ровно по три месяца, в основном на стройках. К слову, я так ни разу в жизни и не видел того моря в глаза, если не считать, конечно, Минское, что смешно уже само по себе.

И вот однажды, вместо стройки, мне случайно довелось попасть на грузовой шиномонтаж, который был расположен недалеко от моего дома в промзоне Колядичи (ровно три остановки на электричке).

Надо отметить, что непосредственно «переобувка» грузовиков (фур) занимала не более 30% моего рабочего времени. Основной моей обязанностью была ревитализация (восстановление) поврежденных шин.

    Не буду тебя грузить всякими радиальными и диагональными видами, а просто расскажу устройство грузовой шины в общих чертах. Поверь, это важно для нашей истории. Если ты понимаешь, что такое армирование в строительстве, то тебе будет совсем просто понять, а если нет, то объясню буквально на пальцах.

    Вообще шина сделана (в целом) из резины. Скажем так. Но дело в том, что сама по себе резина очень эластичный материал какой бы степени вулканизации (твердости) она бы не была. И именно поэтому внутри шины (по всему периметру) как бы спрятаны очень жесткие «металлические нити», которые называются кордом (кордовая ткань).

Если же мы говорим в проекции грузовых шин, то там не просто корд, а именно металлокорд, поскольку давление на грузовое колесо, как ты понимаешь, гораздо больше, чем на «легковушку». И именно этот материал делает колесо колесом в понятном тебе смысле. Проще говоря, корд, как бы полностью окутан резиной со всех сторон. Ну, или «впаян» в неё, чтобы было понятнее.

    Так вот, если повреждается верхний (боковой) слой резины, причем, даже если «откалывается» визуально огромный кусок – шину вполне себе можно восстановить, что очень практикуется в нашей нищей Бульбандии, поскольку покупать новое колесо многим просто не по карману.

    Честно говоря, тут очень многое зависит от профессионализма и «порядочности» работника, так как, при нормальном раскладе, восстановленная шина может откатать многие тысячи километров. А может «посыпаться» в трехстах метрах от шиномонтажа. Моя первая и единственная некачественная «латка» примерно столько и проехала (прости, мужик, ещё раз!).

    Если же мы говорим про повреждение шины именно в проекции корда, то в 98% случаев шине приходит конец, что опять-таки на совести работника. К слову, резина восстанавливается достаточно просто.

    Сначала поврежденное место аккуратно зачищается (иногда до корда) специальной машинкой, внешне похожей на старую стоматологическую бормашину, потом смазывается… Назовем это клеем и на поврежденную часть ложится специальная (заранее разогретая) резиновая латка.

Все это дело крепиться с двух сторон специальным электрическим вулканизатором, нагревается до нужной температуры и происходит как бы сплав между латкой и собственно самой шиной.

    А что происходит с теми шинами, которые вообще нельзя восстановить? И вот здесь начинается самое интересное. Во-первых, их всегда можно выкинуть на помойку, если это позволяют сделать маленькие остатки жалкой белорусской совести и природная смелость, ибо за это могут вдуть штраф больше тысячи рублей. А если при этом ты юридическое лицо… Проще на даче закопать. У тещи!

    Шиномонтажи бесплатно брать не хотят. Организации, которые этим занимаются – где-то есть. Я точно про это слышал. Но поверь, что это будет отдельный геморрой и в лучшем случае тебе придется ехать за черту города. А может быть ещё и платить. Но вот, если тебе повезло, и ты нашел такую организацию, то проблема как бы и решилась. Для тебя, по крайне мере…

    А ты, мой дорогой друг, не задумывался, как сами организации решают этот вопрос? А если, при этом, предприятие по факту не просто какая-то там мелкая шарашкина конторка, а субъект хозяйствования республиканского значения, вроде знаменитой «Белшины» - тогда что делать?

    Конечно, если через тебя проходит огромный поток невосстанавливаемых шин, то вполне себе можно задуматься об их профессиональной переработке. Можно, например, измельчать их «в крошку» и конечную субстанцию продавать производителем ряда автозапчастей или дорожным строителям.

    Как вариант, можно использовать технологию термического разложения большими температурами (пиролиз) и на выходе получать не только тот самый металлокорд, но и технический углерод вместе с готовым топливом.

    Единственный минус данной технологии в том, что все это дело, скажем так, немного затратно, так как одна только промышленная пиролизная печь потребляет хрен знает сколько электроэнергии.

А ведь хваленую атомную станцию ещё даже не запустили. А с учетом того, что некоторые идиоты по нескольку раз «роняют» защитную крышку атомного реактора – вообще не понятно, чем закончится вся эта около чернобыльская авантюра. А уж экологические требования к пиролизной переработке… Это отдельная и очень длинная песня.

Вот было бы хорошо, если бы в шестистах метрах от забора «Белшины» находилась какая-нибудь детская исправительная колония, где сотни бесправных и молчаливых рабов будут с утра до вечера вручную отделять зерна от плевел. А если при этом им ещё и платить придется, как детишкам на удаленных китайских фабриках по 0.5 доллара в день… И в какой бы стране такое было возможно…

Да, мой дорогой друг! В центре Европы в 21 веке белорусские дети вручную отдирали металлический корд от резины! Вручную! Металлический корд! Дети! Вручную!

Честно говоря, за одно это, всё руководство белорусского департамента исполнения наказаний можно тупо вешать на центральной площади, а министра внутренних дел, генерального прокурора и этого шкловского ублюдка можно (нужно) смело сажать на кол!

Аккурат на той самой трибуне, где эта мразь ежегодно проводит свои дешевые бутафорные парады. И, согласно моего скромного революционного мнения, смазывать кол совсем не обязательно… И так зайдет. Жопы они себе там все отъели, будь здоров!

В целом, я вообще не понимаю, как это можно комментировать… Я даже не беру в расчет фактор вредности, ибо даже формально, по классификатору ТБО грузовые шины относятся к четвертому классу опасности со всеми вытекающими.

 

 

Но даже и без этого. Даже мне, человеку, обладающему изрядной толикой воображения и понимающему особенности и специфику этой работы, сложно себе представить границы абсурда, позволившие привлечь обычных детей к этому адскому, глупому, жестокому и бесчеловечному процессу!

Вручную вытащить металлический корд из грузовой шины… Ты его ещё попробуй вытащить. Это даже теоретически сложно сделать. А уж представить этот процесс технологически… Мне, например, очень сложно.

Так тут не просто вытащил – не вытащил. У детей были четко установленные планы, которые исчислялись конкретными килограммами «чистой» резины. И планы были ежедневные.

И как ты понимаешь, от выполнения или невыполнения этих самых задач очень многое зависело. В том числе и некоторые бытовые вопросы. Тут не только аспект абстрактной зарплаты, которую ты при любом раскладе не увидишь…

Вспоминаешь, мой друг, главу, в которой мы говорили про сталинскую индустриализацию и ГУЛАГ… Вот, вот!

С момента смерти того диктатора прошло более, чем полвека, а что субстанциально изменилось? У этих двух ублюдков, даже усы примерно одинаковой формы, да простят меня все усатые мужики и особенно неподражаемый Альберт Эйнштейн…

Да. Именно такой нелепой шуткой мне хочется закончить эту маленькую каденцию про маленьких белорусских детей, попавших под жернова этой страшной репрессивной машины, кропотливо созданной человеком, называющим себя не иначе, как православный атеист…

 

Рецидив = 85%. Почему?

 

    Чтобы не рассуждать абстрактно, я начну с одного показательного примера и попробую построить понятную проекцию с молодым парнишкой по имени Максим. Да, да, мой дорогой друг. В данном конкретном случае, лично я буду очень наглядным пособием, отвечающим на вопрос – почему?

    До того, как поступить в Академию управления при Президенте, я имел безграничное счастье учиться в минском сороковом училище (ул. Семашко). И хотя, на выходе из него сделали колледж, по факту получилось то же самое, что в России и Украине, когда там переименовали милицию в полицию. Поменяли таблички, потратили огромные деньги, а оба ведомства как были в правовой и финансовой жопе, так и остались…

    Как ты, надеюсь, понимаешь, я не был рожден революционером с пунктиком спасения страны от лука-фашизма. Мне понадобилось пройти очень долгий жизненный путь для того, чтобы сейчас писать эти строки.

    Тот восемнадцатилетний подросток не читал Бердяева с Ключевским, не писал стихов, не спасал десятками бездомных животных и уж точно не ставил себе цель лично снять с мрази по фамилии Шейман все его 194 медали, а потом пинком под зад отправить в следственный изолятор.

    Что любил Максим в молодости? Да, собственно, тоже самое, что и все его кореша. Любил жрать водку с пластиковых стаканчиков, громко петь Цоя и ДДТ под гитару, ещё более громко гонять геев в парке Челюскинцев, если придется – драться на дискотеках, а самое главное – нежно лелеять мечту о службе в десантно-штурмовой бригаде. Опять-таки, как и все его кореша…

    И вот, примерно на втором курсе училища, в тот самый исторический момент, когда новоиспеченный президент по фамилии Путин под громкие овации поднимался к трибуне в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца для того, чтобы, положа руку на конституцию Российской Федерации, клятвенно пообещать стране, что он не будет отбивать девичьи почки на площадях, тырить бюджетные триллионы и травить людей полонием, а вместо этого будет пахать, как раб на галерах…

Так вот, именно в этот поворотный момент, параллельно с Путиным, белорусский молодой парнишка по имени Максим поднимался с двумя своими корешами (Серега и Антон) по ступенькам родного училища, в котором, неожиданно для всех, руководство решило провести вечернюю дискотеку. Надо честно признать, что ребята все были трезвые, как огурчик. Оно и понятно. Зачем бухать на улице, когда можно это сделать в родимых стенах родимого ПТУ.

    И все было бы хорошо, если бы пацаны, которые были на курс младше, точно так же не залились бы чудотворной белорусской водочкой и на танцполе не пересеклись дороги одного из этих ребят с тем самым Максимом.

    Спрашивать отчество в те интересные и насыщенные времена никто друг у друга не стал, а потому, уже через несколько секунд в общей драке участвовало около человек двадцати. Кто и кого лупил в абсолютной темноте, мне было тогда непонятно и со временем, поверь, ничего не изменилось.

Единственное, что я точно помню, так это свою жалкую попытку оторвать стул от пола, с целью его дальнейшего и не совсем функционального использования. Что тоже понятно и логично, ибо численно мы кардинально проигрывали, а деревянный помощник должен был, как минимум, уровнять наши шансы. По крайне мере, мне тогда показалось именно так…

    В силу того, что на танцполе включился свет и сбежалось всё руководство, включая нашего родного мастера Александра Валерьевича, молодежь приняла разумное Соломоново решение продолжить мордобой, но уже на улице.

    По иронии ситуации за общагой мы оказались втроем против человек тридцати, что можно списать на некий сумбур, алкоголь, темноту и суматоху. По ещё большей иронии, я, как один из зачинщиков драки, пошел под раздачу первым, но отделался всего лишь одним (кривым) ударом в лицо, струей из газового баллончика (тужа же) и ударом ноги в грудь (с разгона).

    Спросишь в чем тут ирония? А в том, мой дорогой друг, что именно после этого удара, я отлетел аккурат в густой кустарник около общаги, причем сделал это так удачно, что на «улице» остались лишь ноги. Поскольку кустарник был невероятно густым и длинным, а бить меня по ногам пацанам очень быстро наскучило, то они с удовольствием переключились на Серегу, который вообще только сейчас понял картину.

    Когда мы на эмоциях толпой шли за общагу, он (бедолага) думал, что наших тут человек 20, а «этих» не более 10-и. Всю глубину погрешности своих математических расчетов мой незадачливый кореш понял только тогда, когда его повалили на землю и начали бить ногами все 30 человек без исключения.

К слову, на следующий день он выглядел довольно оригинально и до тех пор, пока он не открывал покореженный рот, было вообще сложно разобрать, с какой стороны у него лицо, а с какой затылок… Антону повезло. Один из пацанов был его соседом и поэтому «прикрыл» телом нашего третьего богатыря, который тоже не сразу врубился в ситуацию.

Помню, как наощупь (перцовка была качественная) дополз до крыльца дискотеки, где тут же сбежалось человек 60, которые, в этот раз, действительно были «наши». Конечно же, мы долго искали обидчиков по району. Конечно же, на следующий день к училищу подъехало человек 100 с Малиновки, ибо раньше такие разборы вовсю практиковались…

Собственно, как ни странно, но на этом история и закончилась. Так бывает. Когда две толпы сразу не находят друг друга – накал спадает, а там уже как пойдет. Один на один мы тоже решили не драться.

Лично я согласился на джентельменскую мировую по двум причинам. Во-первых, больше хотелось пивка для рывка, нежели драки. Ну, а во-вторых, огромная толпа за спиной у этого пацана явно намекала на то, что «один на один» тут не закончится.

Противник же, как я субъективно думаю, просто не решился драться, ибо хорошо помнил, как мы втроем вышли на 30 человек. А если пацан не боится выходить на толпу – хер знает чего от него можно ожидать один на один.

По крайне мере, я себя тешу мыслью о том, что моя побитая лысая и страшная физиономия (с бодуна) вызывала леденящий ужас и вводила всех противников в состояние катаплексии. Ну, или каталепсии. Суть-то одна и та же…

    К чему был этот, по сути своей, рядовой жизненный эпизод в нашей революционной истории? А очень просто. Когда я работал следователем, то очень часто видел таких же молодых парней, каким был и сам. Не преступников, не отморозков и уж точно не потенциальных кандидатов на увлекательную и познавательную многолетнюю экскурсию в белорусскую тюрьму.

    А ведь оторви я тогда этот стул от пола… Нанеси я тогда один единственный удар, который мог без проблем привести к летальному исходу. Да и вообще – почему именно я? Когда происходит массовая драка… Зная, как некоторые мрази в погонах умеют вести дознание и расследование. В общем, сесть я мог точно так же, как и десятки молодых парней, проходящих по моим уголовным делам.

    И неужели ты думаешь, мой друг, что по отбытии пусть даже пятилетнего срока, этот повзрослевший по годам, но искалеченный душой паренек по имени Максим вгрызался бы в экономическую историю зарубежных стран? Или может он осваивал бы слепую печать на клавиатуре, чтобы писать революционные книги? Или может он бы тренировал периферическое зрение таблицами Шульте, чтобы научиться вертикальному чтению?

    В лучшем случае гонять бы мне «утопленников», из кустарных прибалтийских СТО или, как вероятный вариант, открыть свой собственный интернет-магазин с удивительными курительными смесями, от которых, со временем, с пяток белорусских парней обязательно бы повторили судьбу больных спартанских детишек, на раз-два-три сиганув с крыши многоэтажки.

    И вернулся бы этот Максим туда, куда и возвращаются более 85% людей, попавших однажды, то есть в эту конченную, архаичную и невероятно жестокую по своей сути белорусскую тюрьму.

    Какой дебил додумался назвать колонии «исправительными» - история об этом умалчивает, но факт остается фактом. Вся наша пенитенциарная система – это одна большая уголовная школа, которая, за все время своего существования, не «исправила» ещё ни одного человека.

    Пойми, мой дорогой друг, что выйти из тюрьмы Солженицыным можно только при одном раскладе – если ты сел в тюрьму, уже будучи Солженицыным. И по-другому никак!

    Сама атмосфера там не предназначена ни для какого утопического исправления. Единственное функциональное назначение тюрьмы – это лишение свободы. И всё! Причем не просто лишение.

Человек, при этом, искусственно и заведомо для всех выводиться за рамки общества, превращаясь в униженное, запуганное, голодное, больное и частенько избитое существо, вынужденное буквально сражаться за свое существование.

    А если уж мы говорим в проекции молодых парней (детей)… Стая маленьких зверьков, подстриженных наголо, одетых в старые, холодные и страшные тюремные костюмы. Человеческая стая полностью аналогичная стае диких гиен, с криком вырывающих друг у друга кости и протухшие куски падали.

    О каком исправлении может идти речь, если там заведомо физически (палками) вбивается принцип Дарвина? О каком развитии личности, о каком милосердии и о какой человечности может идти речь, если маленького ребенка заставляют руками и зубами выгрызать металлический корд из старых грузовых шин, наказывая физически за невыполнение этого адского плана?

    Делая скидку на то, что, к огромному моему сожалению, я живу в ментально отсталой забитой совковой стране, где аспекты сексуального воспитания вообще замалчиваются, как нечто постыдное и неестественное…

Я лишь коротко поясню, что эти подростки, не имеют даже физической возможности для уединения, что порождает собой огромные личностные комплексы и вполне понятные последствия со стороны сверстников.

    Единственная (!) возможность «исправления» для человека… Единственная возможность – это разумом прийти к осознанию неправильности и ущербности выбранного жизненного пути!

А для этого у заключенного должна быть реальная возможность получения новой и правильной информации, способной «перезагрузить» его разум. И обязательным условием здесь выступает фактор уединенного переосмысления себя и своей жизни, что априори невозможно сделать в бараке, в котором в унисон храпит ещё 50 таких же, как и ты бедолаг.

    Все белорусские тюрьмы, колонии и следственные изоляторы должны быть уничтожены на хер! Уничтожены физически. Вот с чего надо начинать реформы. Не с переименования милиции и КГБ, не с переименования проспекта Дзержинского и сносов памятников Ленина…

    Необходимо в кратчайшие сроки сбить планку белорусского рецидива, не только путем нужных экономических реформ, судебных и правоохранительных преобразований. Нужно не только переписать никчемный уголовный кодекс, но и повернуть пенитенциарную систему лицом к человеку. Именно лицом, а не тупой колхозной жопой, как это происходит сейчас.

    Самым первым и критически необходимым шагом для этого, является реформирование самой тюремной матрицы и строительство новых учреждений. Все без исключения (!) белорусские граждане, отбывающие наказание, связанное с лишением свободы, должны содержаться в одиночных камерах (максимум парно)!

И только в одиночестве, имея реальную возможность получения нужной информации, образования и литературы по саморазвитию… Только так человек действительно может «исправиться» и ступить на новый жизненный путь. Только так и никак по-другому!

И как бы парадоксально для некоторых это не звучало, но необходимо в разы поднимать зарплату сотрудникам этих учреждений, внедрять профессиональных психологов вместо священников и самое главное – давным-давно пора уже вывести местную больницу из подчинения руководству тюрьмы, как это практикуется во всем цивилизованном мире, в котором думают о людях, вместо того, чтобы проводить показушные парады и блевотные дожинки…

Заканчивая этот отрезок очередной белорусской тупости, я открою тебе, мой друг, ещё один секрет Полишинеля. Последние свои три-четыре судимости дядя Коля делал намеренно.

Точнее… Не то, чтобы совсем намеренно. Просто он воровал и особо не скрывался, хотя, поверь, делать он это умел профессионально. Ушел, так ушел. Попал, так поехал в родную колонию.

Почему так? Да, на самом деле, очень просто. Во время своей первой ходки, когда СССР трещал по швам, жена очень элегантно умудрилась развестись и продать его же (!) квартиру. И вот, по выходу из тюрьмы, дядя Коля неожиданно понял, что он потерял не только родную страну, но и родное жилье. И идти этому самому дяде Коле было решительно некуда.

Конечно, чиновничий белорусский планктон с пеной у рта будет тебе рассказывать про какие-то программы реабилитации осужденных, но по факту, это лишь унылые похождения к инспектору в течение определенного периода, после окончания срока заключения.

В теории, тебе могут помочь и с работой, и с жильем. Но, я надеюсь, мой друг, тебе не нужно объяснять какая эта работа (зарплата) и какого уровня будет та восьмиметровая комната в клоповнике под названием общежитие.

По факту, государство само ставит человека в такие условия, что ему порою, от безысходности, приходится идти на новое преступление, так как в этом мире всем на него насрать. Причем, не просто насрать, а насрать с высокой белорусской государственной колокольни.

Абсолютная нищета, тотальная алкоголизация и просто эпически безграничная тупость нашей власти – вот три столпа на которых зиждется наше огромное тюремное национальное пространство.

Сначала Лукашенко тебя спаивает, потом сажает за глупость, потом, вместо исправления, тебя просто пиздят, а по итогу создают тебе такие условия, при которых ты совершаешь уже вынужденную (умышленную) глупость. И весь этот бесконечный хоровод колхозного долбоебизма начинает кружить по новой…