Девочка сидела дома. Чудовище разгуливало по улице.
— Слава Богу, я заперла дверь и спрятала ключ. (Так думала девочка). Теперь чудовище не сможет до меня добраться.
Она вышла на балкон, чтобы убедиться в своей высоте.
Чудовище разгуливало по улице.
— Слава Богу, я спрятала ключ, — думала девочка. — Теперь я не открою дверь и не выйду навстречу чудовищу.
Тут она вспомнила, куда спрятала ключ.
Черная сумочка со связкой ключей полетела с балкона.
— Слава Богу, я выбросила этот ужасный ключ. Спасибо тебе, Боженька.
По лестнице раздались шаги. Это чудовище шло отпирать дверь выброшенным ключом.
Вначале оно зашло к подруге девочки, там был такой ключ, на связке.
Подруга сидела на черной тахте, вся в черном.
— Я ждало тебя, — сказала она чудовищу и протянула ему навстречу руки.
Чудовище попятилось.
— Я, кажется, ошиблось дверью, — сказало оно. — Нет ли у тебя сладкого молока?
— Сволочь! Мерзавец! — раздался крик на улице.
Подруга и чудище подбежали к окну. Это кричала толстенная тетка, лежавшая в пыли перед маленьким «Запорожцем». В «Запорожце» сидел ее бледный сын и жал на педаль сцепления.
Сцепления не происходило.
Подруга схватила чудовище за руку.
— Давай будем лучше их! — закричала она. — Давай станем на чью-нибудь сторону и всех победим! Бежим!
И они побежали вниз, в приоткрытую дверь их увидела девочка и рванулась за ними. Все вместе они схватили тетку за талию и сдвинули с дороги. «Запорожец» рванулся и мигом вылетел со двора.
Потом мигом влетел обратно, и бледный молодой человек стал орать сквозь лобовое стекло:
— Уйдите все! С дороги! Я раздавлю, хоть вы кто! Я возвращаюсь в нормальную жизнь! Мне никто не нужен! Мне я сам не нужен! Да здравствует свобода!
И никто на этом не остановился.
Чудовище снял очки и сказал:
— Меня зовут Сеня, или можно Семен Петрович. Моя фамилия Новгородский. Я зоотехник по образованию, живу в этом доме, в первом подъезде, соседнем с девочками. Я абсолютно обыкновенное существо, разведенный мужчина, я выпиваю, зарабатываю халтурой, по утрам любуюсь своей лысиной в зеркале. Упаси меня Боже сделать что-нибудь не то.
И ушел, помахав всем рукой подчеркнуто искренне.
Девочка сказала:
— Мне, в общем, тоже больше всех не надо. Я учусь на швею-мотористку, зарабатываю косметикой.
Она замялась.
— Я люблю сладкое молоко с конфетами. Мне нравится Олег Меньшиков и Богдан Титомир. Всё, отстаньте от меня!
— Я массажистка, спортсменка, любовница крупного бизнесмена, я занимаюсь гравюрой, макраме, учу французский и увлекаюсь каратэ. Мне не хватает жизни в этом …ном городе! Звоните когда хотите!
Это сказала подруга. И ушла.
— А это мой сыночек, Олег Добронравов, — сказала толстая тетка. — Он, между прочим, тоже закончил школу с медалью. Он хотел учиться на космонавта, но не прошел по близорукости. Он очень славный, вы не думайте. Сейчас, конечно, возраст у него трудный. На машине вот хочет научиться. А я всё боюсь за него. Материнское сердце…
И когда они ушли, остался только пыльный двор с засосами солнца там, где не было тени.
СОН ЮНОГО ГОРОЖАНИНА. (С—16, стр. 80)
РАЗГОВОР С МАМОЙ. (Д—10, стр. 28)
И—20.
После группы: набросок
После участия в группе Саши Гранкина Марина М. начала вести дневник. В основном она записывала туда сны, которые теперь стали сниться ей каждую ночь. Во снах она гуляла по потрясающим местам, и она аккуратно и очень красиво их описывала: леса, луга, озера, лебеди и т.д. В этих снах ее часто сопровождал мужчина, из числа древних и новых знакомых, каждый раз другой. Кто-то из ее ночных спутников рассказывал ей про эти места, кто-то читал стихи, с кем-то она занималась любовью. Всё это она описывала в новом своем дневнике.
Ее муж (она была замужем около десяти лет) примерно через месяц после группы залез к ней в сумочку и прочитал дневник. У него и раньше были (вполне беспричинные) припадки ревности; тут он закатил жуткий скандал, избив Марину до «Скорой помощи». Когда это повторилось во второй раз, она схватила сумку, запихнула в нее несколько вещей и ушла из дома.
Я не знаю, было ли это днем или ночью. Знаю только, что, побродив по улицам или сразу направившись к цели, она пришла к дому своего психотерапевта, Гранкина Александра Борисовича. Посомневавшись или нет, нажала кнопку звонка. И когда он открыл, сказала: «Саша, можно, я поживу у тебя, пока не сниму квартиру?»
Через неделю к ней присоединился ее девятилетний сын.
Я заходил туда примерно через месяц. Марина с сыном все еще жили там, и надо отдать ей должное, в вечном бардаке этой квартиры она навела вполне сносный порядок, вечный вялотекущий ремонт был локализован, в холодильнике была не тухлая еда. Саша стыдливо переживал, что Фрейд бы так не поступил.
Еще через месяц Марина сняла квартиру, развелась. Ей по-прежнему снятся те же потрясающие сны.
ВЕЛИЧАЙШИМ ПСИХОЛОГИЧЕСКИМ ОТКРЫТИЕМ
ЧЕЛОВЕЧЕСТВА… (К—20, стр. 47)
И—21.
Художник, философ и обезьяна
Философ высмеивал людскую глупость. Обезьяна жила в джунглях. Художник был привлечен к иллюстрированию работ философа и нарисовал глупую обезьяну, которая ловила в реке отражение луны. Философу очень понравилась картина, и он заказал с нее репродукцию, которую повесил у себя в спальне.
Ночью обезьяна проснулась на ветке дерева. Прямо над ней сияла огромная, совершенно круглая луна. Она долго не засыпала и смотрела на нее.
В ту же ночь философ проснулся в своей постели. В полутьме спальни выделялся круг луны на картине. Он долго не спал, рассматривая эту луну — отражение отражения.
ВТОРОЙ СОН (В ПУСТЫНЕ) (С—2, стр. 72)
МОДЕЛЬ ПРОСТ А: ЕСЛИ СНЯТЬ С ЧЕЛОВЕКА ОДЕЖДУ…
(К—19, стр. 47)
СОН О ГЕНИАЛЬНОМ ПСИХОТЕРАПЕВТЕ (C—5, стр. 74)
И—22.
УЧЕНИКИ БААЛ ШЕМА ОДНАЖДЫ услышали, что некто имеет репутацию весьма ученого человека. Кое-кто из них захотел пойти к нему и посмотреть, чему он может научить. Наставник позволил им пойти, но прежде они его спросили: «А как мы узнаем, истинный ли он цадик?»
Баал Шем ответил так: «Попросите его дать вам совет о том, что следует делать, чтобы во время молитвы и учения вас не тревожили нечистые помыслы. Если он даст вам совет, то вы поймете, что он не принадлежит к великим учителям. Ибо таково служение человека в этом мире до самого его смертного часа — всё время бороться с чуждыми помыслами и всё время возвышать себя и уподобляться природе Божественного Имени».
ОДНАЖДЫ УТРОМ ПОСЛЕ БЕСЕДЫ… (И—8, стр. 88)
И—23.
Колодец и маятник
Две и три человеческие жизни — ничто для странствующего монаха. Он разрывает грудью заросли колючего кустарника, он пьет реки и повторяет молитвы вслед за шепотом деревьев. Счастье идущему! Он открыл основной закон — закон маятника. Он знает, что грусть уравновешивает радость, как маятник отходит на равные расстояния от беспечной и пустой середины. Маятник летит, перенося внимание со зла на добро и дальше.
Самая радостная для него мысль — о неминуемой смерти.
И вот представьте себе, как он сидит ночью у костра и помешивает ложкой будущий суп. В какой-то момент из кустов выскальзывает лисица и садится обок.
— Ты весь — комок нервов, — говорит она ему. — Расслабься.
— Что же тогда будет с миром? — спрашивает он.
Лиса начинает смеяться, всё ее тело колышется — или это огонь меняет позу.
— Милый человек, — говорит она, — не на тебе держится мир.
— А на ком? — спрашивает он. Он хочет показать заинтересованность, а не тревогу.
— Мир держится на маятнике…
Он кивает: это давно известно.
— …и колодце, — заканчивает лисица.
Монах хмурит брови, тщетно пытаясь высечь искру понимания.
— Что такое колодец? — спрашивает он.
— Это нечто, чего почти не существует, — отвечает лиса. — Это нечто, чего нет на карте. Его можно заметить, только если ты очень близко.
— Ты знаешь, я тебя не понимаю, — говорит монах и встает. — Пока мы говорили, наступило утро. Давай поклонимся восходящему солнцу и продолжим нашу беседу в живой реальности. Я буду божеством маятника. Попробуй быть тем таинственным колодцем.
— Хорошо, — лисица скользит по поляне. — Начинай.

— Я великий маятник, — возвещает монах, надув щеки и набычив шею. — Я раскалываю мир на противоположности.
— Ну, твори же свой мир, — торопит его лисица.
— Здесь будет суша, а здесь — океан, — размечает монах взмахами рук. — Горы здесь, а там — впадины. Здесь прольются великие дожди, а вот тут будет полная сушь и пустыня.
— Минуточку, — впрыгивает лиса. — И идущие по пустыне умрут от жажды?
— Да, — разводит руками монах, — если колебания маятника достигнут такого размаха…
— Тогда смотри: я стою в середине пустыни. Я беру лопату, это просто палка с железным набалдашником. Я сгребаю песок. Утрамбовываю стенки. Я копаю вглубь… Этого не запрещает маятник?
— Нет.
— Я копаю вглубь. Вокруг меня пустыня. Но — смотри, монах! — там есть вода. Ее нет вокруг, ее нет на карте, но идущий здесь путник напьется и пойдет дальше. Мы очень маленькие, и вся наша жизнь может пройти, пока маятник летит в одну сторону… Подойди, напейся.
И монах, бродяга и неудачник, долго и жадно пьет. Глаза лисы сверкают, как капли этой удивительной воды…
ОДИН ХАСИД ЛЮБЛИНСКОГО РАВВИ… (И—5, стр. 86)
И—24.
ЦЗУЙ-ЕНЬ, ДУМАЯ, ЧТО ОН УЖЕ достиг чего-то в Дзэн, совсем молодым монахом оставил монастырь Цзы-Мина и отправился странствовать по Китаю. Когда через много лет он снова посетил монастырь, его старый учитель спросил:
— Скажи мне, в чем суть учения буддизма?
Цзуй-Ень ответил:
— Если облако не висит над горой, свет луны бороздит воды озера.
Цзы-Мин гневно взглянул на своего бывшего ученика:
— Ты постарел. Твои волосы поседели, твои зубы поредели, а у тебя все еще такое представление о Дзэн. Как можешь ты избежать рождения и смерти?
Слезы потекли по лицу Цзуй-Еня, и он низко склонил голову. Через несколько минут он спросил:
— Скажи мне, в чем суть буддизма?
— Если облако не висит над горой, — ответил Учитель, — свет луны бороздит воды озера.
Прежде чем Цзы-Мин закончил говорить, Цзуй-Ень стал просветленным.
САМОЕ СТРАШНОЕ — ЭТО ПРАВИЛЬНЫЕ СЛОВА. (М—14, стр. 71)
ЕСТЬ ПРОСВЕТЛЕНИЯ, ПОХОЖИЕ… (К—36, стр. 58)
И—25.
ПОСЛЕ СМЕРТИ МАГГИД ЯВИЛСЯ К СВОЕМУ СЫНУ, рабби Аврааму и, напомнив ему о заповеди чтить родителей, повелел ему оставить уединенную жизнь. Авраам ответил:
— Я не признаю отца во плоти. Я признаю только милостивого Отца всего живого.
— Но ты получил наследство при условии, что будешь почитать меня как отца и после моей смерти, — сказал маггид.
— Я отказываюсь от этого наследства, — ответил равви Авраам.
В тот же момент на дом снизошел огонь, спаливший несколько незначительных вещей, которые маггид оставил в наследство сыну, — и ничего более.
Вскоре после этого шурин равви Авраама подарил ему пекеше, сделанное из белого шелка, чтобы он одевал его по большим праздникам. Был как раз канун Йом-Кипура, и Авраам принял подарок, который был знаком признательности его отцу. Но в синагоге, где горели все огни, равви Авраам, облаченный в подаренное праздничное одеяние, нечаянно задел один из светильников. Одежды вспыхнули. Равви немедленно скинул их. Долго смотрел равви Авраам, как они превращаются в пепел. Он понимал, что происходит.
ОТЕЦ И СЫН (И—12, стр. 90)
ИДЕЯ ПРОГРЕССА… (К—44, стр. 63)
И—26.
САРРА, ЖЕНА РАББИ МЕНАХЕМА из Берштадта, будучи беременной, заболела странной болезнью почек, и никто не мог ее вылечить. «Тогда я подумала: не от нутра ли идет эта болезнь, не шепчет ли она мне что-то, что мне необходимо. И я решила: я слишком запутала свою жизнь ненужной ложью. Тогда я встала с кровати и пошла ко всем, кого я любила, и сказала им об этом, и приблизилась к ним. А потом я пошла ко всем, кого не любила, и сказала им об этом, и отдалилась от них. А когда я вернулась, чтобы снова лечь, это оказалось не нужно, болезнь исчезла».
Родившийся у Сарры сын Рафаэль с детских лет обожал молитву «Бог прям», и не было чище его человека.
КОЛОДЕЦ И МАЯТНИК (И—23, стр. 101)
И—27.






