Музея – заповедника Г.Р. Руденко

12....Изгоном с большим войском нагрянул гроз­ный Тимур в Прикамье, взял крепости, сжёг города. А на раздорожье у Чёртова городища повелел поставить статую из мягкого камня с чашей в руках.

Прохожему и проезжему, русскому и булгарину, надлежало кланяться статуе, а в чашу класть дань, чем дороже, тем лучше.

Шёл по казанской дороге скоморох с Вятки Стафей, вёл за руку сына Герасима семи лет, нёс гусли на ремешке. Постоял Стафей перед ста­туей, почесал в затылке, сказал:

— Денег у меня нету. Не прогневайся.

Положил в чашу камень и пошёл было даль­ше, но его схватила стража и говорит:

— Хоть бы серебряную гривенку положил!

— А золотую можно?

— Ещё лучше.

— Дак дайте гривну-то. Я и положу. Долго ли?

Стража позвала кнутобойца. Он избил Стафея и отпустил его. Далеко идти Стафей не мог и остался ночевать в деревне Подмонастырке, что под горой Чёртово городище. Ночью скомо­рох встал, завернул серп в мешок и хотел выйти, да Герасим проснулся:

— Ты куда, тятя?

— Я-то? По траву, дитятко.

— Кому трава-то?

— Коровушке. Слышишь: ревёт в хлевушке.

— Она день и ночь, что ли, жуёт?

— А ты как думал? По ведру молока даёт одна.

— По ведру? Ну, ступай, тятя.

Сын уснул. Отец пришёл под утро, принёс в мешке голову статуи и чашу — он серпом их отпилил. Оставил мешок в сенях, никому ничего не сказал, лёг спать.

Стража спохватилась, да поздно. Ни головы нет, ни чаши. Некуда дань собирать.

Тимур сказал стражникам:

— До захода солнца не найдёте злодея — прощайтесь с жизнью. День ваш. Ночь моя.

Где искать пропажу? Велика земля русская...

Пока отец спал, сын проснулся, запнулся в сенях о мешок с поклажей, выкатил во двор каменную чашу и принялся сыпать в неё песок. А по деревне ходила стража, и чашу она узнала.

— Чего делаешь? — спрашивают страж­ники.

Герасим говорит:

— Я-то? В кашевара играю.

— Где чашу взял?

— Да нигде не брал. В сенцах она лежала.

— Там, поди, и голова есть?

— Тяжёлая она больно.

Стража пошла с обыском, всё нашла и при­вела Стафея вместе с сыном к Тимуру в кре­пость на горе.

Хану было холодно, и в жару он кутался в стёганый халат.

— Чего это у вас так холодно? — спраши­вает он пленников.

А Стафей и отвечает:

— Кому холодно, а кому и жарко. Без при­чины да без привычки у нас и мёд в жару не тает. И девушка замуж выйти не чает! И утка на озере не закрячет. И дитятко без мамки не заплачет! И петух на шесток не заскочит. И медведь до Ильина дня лапы не замочит! А рыба ходит посуху, а кошка по воде. Богатый ходит по миру, а бедный в борозде: с золотым плужком, в сапогах — не босиком! Радость к радости. Гости на гости! Пекла тёща зятю бли­ны: вот такой ширины, вот такой долины! Ох,
до чего хороша у меня тёща! Много лет посулила кукушка в роще...

— Погоди,— говорит хан.— А мне сколько лет накукует кукушка?

Скоморох дух перевёл: как ответить? А хан говорит:

— Только не стращай меня, что я умру вско­ре после твоей смерти. Так меня уже стращали. Их давно нет, а я есть.

— Неправду сказать — не поверишь,— гово­рит скоморох.— А правду сказать — не про­стишь.

Кругом горят медные жаровни. Тимур требует:

— Правду  говори! На неё только глупый обижается.

— Правду сказать: не загадывал я на те­бя,— говорит скоморох.— Не просил кукушечку считать твои годы. Не догадался. Сейчас поздно:
откуковала кукушка в Большом бору.

— Сам-то ты не гадаешь? — спрашивает Ти­мур.— Не загадываешь наперёд?

— Загад не бывает богат. Я на гуслях играю.

Принесли гусли: основа сосновая, колки ду­бовые, струны звончатые. Ущипнул Стафей струны, и они громом грянули.

Повёл Стафей старину:

У честной вдовы да у Ненилы,

А у ней было чадо Вавила.

А поехал Вавила на ниву,

Он ведь нивушку свою орати,

Ещё белую пшеницу засевати,

Родну матушку свою хочет кормити.

А ко той вдове да ко Нениле

Пришли люди к ней весёлые,

Весёлые люди, не простые,

Не простые люди — скоморохи.

— Мы пойдём к Вавилушке на ниву,

Он не идёт ли с нами скоморошить?

Поёт-играет Стафей, а Герасим ему под­певает.

Слушают хан и его свита и ни словом не собьют песню, до того она хороша. Отец и сын поют-рассказывают, как скоморохи обучили Вавилу петь и играть во гудочек, как Вавила, прежде чем идти скоморошить, с пахоты зашёл к матери своей Нениле — попросить у неё бла­гословения.

...Ещё тут честна вдова да тут Ненила,

Ещё стала тут да их кормити.

Понесла она хлебы-то ржаные —

А и стали хлебы-то пшеничны;

Понесла она курочку варёну —

Ещё курица да ведь взлетела,

На печной столб села да запела.

Ещё та вдова да тут Ненила

Ещё видит: люди не простые,

Не простые люди-то, святые.

Отпустила тут Вавилу скоморошить.

Остановился Стафей подтянуть струну, а Ти­мур не даёт:

— Чего встал посреди дороги? Дальше! Дальше играй.

Стафей всё же поправил струну, погладил Герасима по голове и говорит:

— Ты, сынок, отдохни. Дальше-то я один поведу:

А идут да скоморохи по дороге,

На гумне мужик горох молотит.

— Тебе бог помочь да те, крестьянин,

На бело горох да молотити!

— Вам спасибо, люди весёлые,

Весёлые люди, скоморохи!

Вы куда пошли да по дороге?

— Мы пошли на инищее царство

Переигрывать царя Собаку,

Ещё сына его да Перегуду,

Ещё зятя его да Пересвета,

Ещё дочь его да Перекрасу!..

Взвился голос гусляра, и так он ударил по струнам, что захрапели кони в конюшнях, чуя беду.

Тимур, темнея лицом, сказал:

— Дальше не старайся, мужичок! Знаю, чем твоя песня кончится. Не допеть тебе её до конца. Зря ты поверил кукушке, скоморох.

И махнул рукой.

Стража увела отца и сына на казнь. А Тимур долго разглядывал гусли, ногтем стучал по де­реву, хотел сам сыграть, да не вышло. Рассер­дился хромец, бросил гусли в огонь, и они за­горелись. Струны срывались с колков и звенели: плакали.

Пошёл Тимур поклониться могилам учени­ков пророка Магомета, что недалеко от крепости. Расстилал коврик, опускался на него и кланялся белым камням, под которыми лежали единовер­цы. Просил хан благословения на новые походы:

— Москву не взял — столицу   неверных. Один раз не взял, другой раз возьму. Аллах даст мне силы.

Молчали камни. Осыпались хлеба русских и булгарских селений. А хан лежал на коврике, и стража, боясь подойти к нему, не знала, жив он или мёртв.

Но поднимался Тимур, нетвёрдыми руками, никому не доверяя, сам сворачивал коврик и при месяце выходил на раздорожье, где стояла новая статуя из мягкого камня с головой на плечах и чашей на животе.

Недалеко от неё увидел он на дороге ско­морохов — отца и ребёнка. Они держали свои отрубленные головы в руках и укоряли его:

— Почто с мечом пришёл к нам на Русь? Почто казнил нас? Почто песню не дослушал, а гусли сжёг? Почто?

Закрывал лицо руками Тимур, и не могла, да и не смела отгадать стража, какой червь точит его сердце и почему жить хану осталось мало.

Утром седлали коней его всадники, навсегда покидая Русь. Птицы метались по небу, не зная, куда деваться от топота копыт; Кама покрыва­лась рябью; мелкие реки выплёскивались до дна; трава обращалась в прах, а камни в пыль.