Христос и авгарь: письма

 

Быть царём так же сурово, как и не быть им.

Это галочка в списке бессчётных жестоких открытий.

Авгарь это знал на зубок. Он изнемогал и падал,

Семь бесконечных лет страдая проказой. Надо ль

Камней драгоценных и позлащённых посудин,

Когда гниёшь заживо, и, в общем-то, так и будет,

Пока не дойдешь до точки или, скорее, — до ручки.

Бесперспективно, короче. Не станет лучше,

Если только какое-то чудо не случится, взорвавшись, как мина,

Но… где чудеса, а где мы — такая хрупкая глина?

Авгарь ночами не спит, постоянно мытарит подушку, —

В Осроенском царстве и после заката душно.

Но зудящая жажда жизни сокращает мышцу сердечную.

Царь встаёт. Берёт лист пергамента. Чертит послание в вечность.

 

АВГАРЬ — ХРИСТУ

«Мир Ти, Врачу душ и телес наших бренных!

Я наслышан о чудесах и о дарах бесценных,

Которые Ты, не скупясь, раздаёшь убогим и сирым,

Калекам и прочим, отверженным нашим миром.

Слепые узрели свет, хромые с увечными ходят,

Из бездны смертельной усопшие к жизни опять восходят,

Лишь услышав глагол Твой… Молва, как морские волны,

Гремит о Твоих чудесах. Умоляю Тебя, исполни

Просьбу мою — уврачуй от мучительного недуга,

Который за годом год гоняет меня по кругу

Смертельной тоски и усталости… Ладно. Слыхал, иудеи

Глядят на Твои чудеса и видят в Тебе злодея.

Приходи же в мой город родной, не обширный, но очень спокойный

И живи себе вольно…»

 

Потом было то, что известно нам вплоть до буквы:

Анания, путь-дорога, послание, улицы, гулко

Шаги раздавались, солнце пекло, город пыльный пеклом

Встретил посла доброй воли после сотни-другой километров,

Которые он прошёл из милости к господину,

Потом было чудо Христово, плат и ответ недлинный.

 

ХРИСТОС — АВГАРЮ

«Блажен, кто поверил в Меня, не видев Меня ни разу.

Блажен, кто изжил из души тотально ослепшей проказу,

От своей исцелишься тоже — лишь только Я дело закончу,

На которое послан был неизбывной заботой Отчей.

Прибудет апостол Мой, исцелит тебя, жизнь с собою

Принесёт и тебе, и твоим… Живи и дыши любовью…»

 

 

Август летит с деревьев жёлтым листом под ноги.

Мы устремляемся в храм, видим в храме на плате Бога,

Вспоминаем о чуде вящем милосердия к человеку

И славословим Христа, чая грядущего века,

Воскресения, жизни новой, где проказы нет изводящей,

А есть лишь Любовь… Ни на йоту не преходящая.

 

СЯНДЕМСКИЙ ГОЛОС

ПРЕПОДОБНЫЙ АФАНАСИЙ СЯНДЕМСКИЙ

Сяндемский монастырь похож на страну чудес.
Вот святой Афанасий удаляется в дивий лес,
Идёт по болотам туда, где царят липкий гнус, топкий снег,
Злое зверьё и под стать зверью человек.

За ним, так случалось, плыли из камня кресты, —
Такой вот рабочий момент. Он шёл и сжигал мосты
За собой, что ведут к «лёгкой» жизни, жизни такой, «как у всех».
Пожалуй, у мира сего это вызовет только смех.

А у нас это вызовет плач — по пустыне своей души
И тому расстоянью гигантскому между «выполнил» и «решил»,
И пресветлой надежде на Господа, которой не дорожим...
Радостно, что преподобный так явственно в Боге жив.

 

ДЕНЬ ТРЕЗВОСТИ

 — Самое главное в жизни — это любить. Как только чувствуешь, что не любишь кого-то, сразу Царствие Небесное для тебя закрывается. Люби! Люби Бога, ближнего! Всех люби! — мать Нонна, девяностолетняя монахиня Сяндемского монастыря, говорит мне от полноты своего сердца, самое главное, самое насущное, пока я пью чай. Да уже не пью, потому что когда говорят о едином на потребу, я обо всем забываю. Слишком мало у нас минут в жизни, когда люди, познавшие Христа, произносят такие слова, питающиеся силой их веры. Они произносят. Я подбираю. И складываю внутрь себя. Коллекционирую.

 

х х х

— Люби! — внушают глаза преподобного Серафима на иконе в часовне федеральной клиники. Я нашла её на сорок пятый день своего пребывания там. Пришла бомж бомжом. Неделю не мытая после операции. Трубка с панкреатитным содержимым из бока торчит. Лицо в капюшон утоплено, т. к. сил нет после шести разномастных инъекций трижды в день в подключичный катетер за его выражением следить. Просто потомки Snoop Dogg`а мрут от зависти. Уйти в себя хочется и дверь закрыть на семь замков. И ключ для верности потерять. Какое там любить?! Как?! Чем?!

Выхожу в холл — здоровенный, круглый. От него в разные стороны расходятся коридоры. Основная масса пациентов — всякая разная хирургия (от травмы до кардио-) и гематология. Из последнего отделения выходцы «в люди» — большая редкость. Потому как мы там все — граждане, с которыми не справилась муниципальная и региональная медицина. Да и федеральная тоже не за каждого с уверенностью берется. Те, которые в силах покинуть гематологическое отделение, похожи на инопланетян. Без пола, одежда сорок второго размера болтается на них, как на вешалках, ходят — скользят по пространству, общаются безмолвно. Пристегнуты к инфузоматам. На головах — маски, скрывающие голые черепа и оставляющие щель для глаз.

И только глядя в эти глаза даже с расстояния двадцати метров, понимаешь, что там, за всеми этими нереальными костюмами, — сверхлюди. Потому что так страдать могут только герои.

Передо мной в холле на диване сидит пара. Одному терпимо, другому, похоже, невмоготу — взгляд его уже в лёд закован. Сквозь его толщу пульсируют зрачки. Эти двое ничем друг другу не могут помочь. Совсем ничем. У них даже язык не ворочается, чтобы словом брата по несчастью поддержать. А может, им уже тошно от слов. Когда на пороге смерти стоишь, думаешь много, а говорить не тянет. Только с Богом общаешься на языке тишины. И тогда тот, который ещё более ли менее жив, еле двигает свою ладонь к другому и кладет свой мизинец на его. Глаза последнего начинают оттаивать. Буквально. А у меня одномоментно оттаял орган, на котором практикуются кардиохирурги. Хорошо, что капюшон на лице был. Не заметил никто.

Я даже не знаю, что здесь можно сказать. Для меня этот жест мизинцем стал переломным моментом всей последующей жизни. Просто вышла из коридора другим человеком. И назад с тех пор не оборачивалась. Сейчас вот вспомнила, потому что… Потому что сегодня объявлен День трезвости.

 

х х х

Архимандрит Иларион после литургии говорил о трезвости, о грехе винопития, о том, как алкоголь и хорошего человека в зверя-убийцу превращает. А мне подумалось, что трезвость — это не только, когда от водки-наркотиков отбодался. Это незамутненное понимание того, что есть вокруг. Взгляд на мир глазами Творца.

Вот приехали в Важеозерский, сразу же спокойно так делается, радостно. Почему? Шума нет. Замечательно! Потом в окружающую тишину вживаешься и доходит, что шум не вовне, а внутри. Помехи идут из головы. Займи её молитвой, выживешь даже под железнодорожным полотном с ежечасными товарняками. Первый шаг к трезвости:)))

Помолились. Вправо-влево поклонились. Двинулись дальше. В Сяндемский. Ибо встав на путь трезвости, не сходи с него. Аминь. (Произносится торжественным тоном с неистребимой глубокомысленностью во взоре.)

 

х х х

— Благодарным надо быть, — продолжает мать Нонна. — За всё Бога благодари. Да нисходит у вас с уст молитва «Слава Богу за всё!». Это самая сильная молитва. Без неё никуда. Без молитвы вообще жизни нет. Молитесь друг за друга, поддерживайте друг друга. И любите! Любите!

Любовь пронизывает воздух Сяндемского монастыря, в который нас занесло осенними листьями. Приехали в поисках солнечного света и редкого тепла. По дороге идёт игуменья Варвара, глядя на которую я сразу понимаю, что обратились мы по адресу. От неё любовь исходит волнами. Господи, слава тебе за созданий Твоих, врачующих одним видом! Сердечный воск тает.

 

х х х

Трезвость. Нам, похоже, тебя и вправду не хватает. И это не формальное исполнение распоряжения выше стоящего начальства: сказали почтить трезвость — будем славить трезвость, а завтра милосердие, а послезавтра многодетность… Нет, это колокол набатный над всеми нами, у которых часто даже времени нет, чтоб ради ближего мизинцем успеть пошевелить в сверхскоростной цивилизации с адским вектором.

Так что даруй нам, Боже, всем трезвости от щедрот Твоих. Даруй как Источник Жизни и Податель всяческих благ!

 

 

ПРО ГОЛОС

светлой памяти м. Нонны (+30.11.18)

 

Сентябрь пах опавшими листьями, солнце грело,

День воскресный почил на каждой былинке легкой,

И былинка о мире горнем гласом тихим безмолвно пела,

И ей подпевала монахиня с Богом данной великой сноровкой.

И вряд ли сравнится с ней соловьиная звонкая роща,

Сладкоголосый хор, учившийся многая лета.

Когда сердце взыскует Господа, взыскует денно и нощно,

Его чистота сообщается гласу. Я слышала это.

Господь однажды сподобил — прочистил уши.

У него так много подарков — даже и для уродов.

За руку взял, на стул посадил: вот сиди и слушай,

И сохраняй это в сердце на долгие годы.

Долгие годы прошли, а может быть, пролетели,

А может, и просто бездарно канули в Лету.

Но только я помню, как монахиня мне тихо пела:

«Слава Богу за всё… Слава Богу за всё…» Слава, Боже, Тебе за это.

БЛИКИ НЕВСКОГО