Житие Феодосия Печерского 7 страница

Однажды к блаженному отцу Феодосию пришел из некоего села монастырский монах, рассказывая, что в хлеву, где стоит скот, живут бесы, и немало вреда приносят они там, не давая скоту есть. Много раз уже священник молился и кропил святой водой, но все напрасно: остались там злые бесы и по сей день мучают скот. Тогда отец наш Феодосии вооружился для борьбы с ними постом и молитвой, ибо сказал Господь: «Ничем не истребится этот род бесовский, только молитвой и постом». Поэтому и надеялся блаженный, что сможет изгнать бесов из хлева, как прежде прогнал из пекарни. И пришел в то село, и вечером, один войдя в хлев, где обитали бесы, запер двери и остался там до утра, творя молитвы. И с тех пор они больше там не появлялись, и во дворе никому уже не вредили. Так молитвами преподобного отца нашего Феодосия, словно оружием, изгнаны были бесы из того села. И снова возвратился блаженный в свой монастырь, точно могучий воин, победив злых духов, вредивших во владениях его.

 

Тако ти тъщание бѣ къ Богу надежа преподобьнаго Феодосиа и тако упование имяяше къ Господу нашему Исусу Христу, якоже не имѣти надежа о земьныихъ никоеяже, ни уповати же ни о чемь же въ мирѣ семь, нъ бѣ вьсею мыслию и вьсею душею къ Богу въскланяяся и на того вьсе упование възложь, никакоже пекыйся о утрьнимь дьне и Господень глас по вься дьни имяаше на памяти сьрьдця своего, еже рече: «Не пьцѣтеся ни о чемь же и съмотри же пътиць небесьныихъ, како не сѣють, ни жьнють, ниже събирають въ житьниця своя, нъ отьць небесьный питаеть я,[54] кольми паче тѣхъ уньше есте вы». Тѣмьже по вься нощи моляшеся къ Богу съ сльзами о стадѣ своемь глаголя: «Яко ты нынѣ еси, Владыко, съвъкупилъ въ мѣсто се, и аще годѣ ти есть жити намъ въ немь, буди намъ помощьникъ и податель вьсѣмъ благыимъ. Се бо въ имя прѣсвятыя матере твоея възграженъ бысть домъ сий. Мы же пакы въ твое имя събьраны въ нь, и ты съблюди ны и съхрани от вьсякого съвѣта вьселукавааго врага и съподоби ны получити вѣчьную жизнь. Присно же вълагай въ сьрьдця наша страхъ твой, яко да тѣмь причастимъ благая она, яже уготова правьдьникомъ». И тако пакы по вься дьни прѣбывааше, братию уча, и утѣшая, и запрѣщая же никакоже раслабѣти, нъ крѣпѣ быти на вься труды чьрьньчьскыя. И тако прилежаниемь стадо свое пасяаше, блюды и́, еда нѣкако зълокъзньный вълъкъ, въшьдъ, распудить божьствьное то стадо.

Некоторое время спустя пришел как-то к блаженному и преподобному отцу нашему Феодосию старший над пекарями и сказал, что не осталось муки, для того чтобы испечь братии хлебы. Ответил ему блаженный: «Пойди, посмотри в сусеке, а ну, как найдется в нем немного муки на то время, пока Господь снова не позаботится о нас». Тот же помнил, что подмел сусек и замел все отруби в один угол, да и тех немного — с три или четыре пригоршни, — и поэтому сказал: «Правду тебе говорю, отче, сам вымел сусек, и нет там ничего, разве только отрубей немного в одном углу». Отвечал ему отец Феодосии: «Поверь мне, чадо, что велик Бог и от той пригоршни отрубей наполнит нам сусек мукой, как сделал и при Илье, превратив одну пригоршню муки в множество, чтобы смогла некая вдовица перебиться с детьми в голодное время, пока не пришла пора собирать урожай. Вот так и ныне, может Бог также из малого многое сотворить. Так пойди же и посмотри: вдруг осенило благословение и тот сусек». Услышав эти слова, вышел пекарь, а когда вошел в дом тот, то увидел, что сусек, прежде пустой, по молитвам преподобного отца нашего Феодосия, наполнен мукой, так что даже пересыпается она через стенку на землю. Пришел он в ужас, видя такое преславное чудо, и, вернувшись, рассказал обо всем блаженному. Святой же в ответ: «Иди, чадо, и, никому не говоря, испеки, как обычно, хлебы для братии. Это по молитвам преподобной нашей братии ниспослал нам Бог свою милость, подав нам все, чего ни пожелаем».

 

Тѣмьже о семь, якоже и человѣку нѣкоему христолюбиву и боящюся Бога явлениемь открыся еже о блаженѣмь и преподобьнѣмь отьци нашемь Феодосии и о прѣчистѣй того и непорочьнѣй молитвѣ, еще же и о святѣмь того манастыри, и от того пакы показуя ино мѣсто, якоже тѣмъ ту прѣселитися.

Такова была искренняя надежда на Бога у преподобного Феодосия, так уповал он на Господа нашего Иисуса Христа, что никаких надежд не возлагал на мирское, не рассчитывал ни на что в мире этом, но всеми мыслями и всей душой устремлялся к Богу, и, на того все надежды возложив, совершенно не заботился о завтрашнем дне, и постоянно держал в памяти сердца своего глас Господень, вещающий: «Не заботьтесь ни о чем, посмотрите на птиц небесных, как они не сеют, не жнут, не собирают в житницы свои, но отец небесный питает их, насколько же вы лучше их». Поэтому он еженощно со слезами молил Бога о стаде своем, говоря: «Как уже ныне, Владыка, собрал ты нас в месте этом, и если угодно, чтобы мы жили здесь, то будь нам помощник и податель всех благ. Ведь во имя пресвятой матери твоей возведен дом этот. И мы тоже во имя твое собраны в нем, и сбереги и сохрани нас от всяческих козней лукавейшего врага и сподобь нас обрести вечную жизнь. Постоянно внушай сердцам нашим трепет перед тобой, ибо только этим удостоимся мы благ, уготованных праведникам». И так день за днем учил он братию, и утешал, и удерживал их, чтобы не ослабели духом, но твердыми были бы во всех подвигах монашеских. И так прилежно пас стадо свое и берег его, чтобы злокозненный волк, напав, не разогнал бы божественное то стадо.

 

Есть бо мала гора, надълежащи надъ манастырьмь тѣмь, и человѣку тому туда вь нощи по ней ѣдущю, и се видѣти тому чюдо испълънь ужасти. Нощи бо сущи тьмьнѣ, свѣтъ же прѣчюдьнъ тъкъмо надъ манастырьмь блаженааго, и се, яко възьрѣвъ, видѣ пръподобьнааго Феодосия въ свѣтѣ томь, посрѣдѣ манастыря прѣдъ цьрквию стояща, руцѣ же на небо въздѣвъшю и молитву къ Богу прилѣжьно творяща. Таче тому зьрящю и чюдящюся о томь, и се ино чюдо явльшеся тому: пламень великъ зѣло от вьрьха цьркъвьнааго ишьдъ и, акы комара сътворивъся, прѣиде на другый хълъмъ, и ту тѣмь коньцьмь ста, идеже блаженый отьць нашь Феодосий цьркъвь назнамена, начатъ зьдати послѣже. Се же якоже и донынѣ есть на мѣстѣ томь манастырь славьнъ. Сий же тако пламень тъ являшеся тому, яко дуга стоя единѣмь коньцьмь на вьрьху цьркъвьнѣмь, таче и другыимь на нареченѣмь мѣстѣ, донъдеже тому заѣхавъшю за гору не видѣти того. Се же якоже то самъ видѣвъ, исповѣда единому от братия въ манастыри блаженааго, иже истиньна суть. Тѣмьже есть лѣпо намъ съ божьствьныимь Ияковъмь рещи, яко «есть Господь на мѣстѣ семь и есть свято мѣсто се и нѣсть ино, нъ се домъ Божий и си врата небесьная».

А теперь о том, как человеку некоему, христолюбивому и боящемуся Бога, было видение о блаженном и преподобном отце нашем Феодосии и о пречистой и непорочной его молитве, а еще и о святом монастыре его — и так указано было то место, куда суждено будет братии переселиться. Есть над монастырем невысокая горка, и тот человек ехал по ней ночью и вдруг увидел чудо, повергшее его в ужас. Ночь была темной, но над монастырем блаженного сиял чудесный свет, и вот, присмотревшись, увидел тот человек в сиянии этом преподобного Феодосия, стоящего посередине монастыря перед церковью, воздев руки к небу и прилежно молящегося Богу. Пока смотрел тот, дивясь увиденному, явилось ему и другое чудо: из купола церкви поднялся огненный столб и, изогнувшись наподобие свода, достиг другого холма, и на том месте оказался конец его, где блаженный отец наш Феодосии указал место для церкви, которую и начал строить впоследствии. Вот и доныне на этом месте стоит славный монастырь. И этот пламень, словно дуга, стоявшая одним концом на куполе церковном, а другим на описанном выше месте, виден был человеку тому, пока не заехал тот за гору. Обо всем этом, что он видел, поведал тот одному из братьев в монастыре блаженного как истинную правду. Поэтому и нам следует возгласить вместе с божественным Иаковом, что «сам Господь пребывает на месте том, и свято место то, и нет другого подобного, но здесь и есть дом Божий и врата небесные».

 

И се пакы подобьно есть рещи, еже яко пишеться таково о святѣмь и велицѣмь Савѣ.[55] Се бо въ едину нощь такоже тому шьдъшю ис келия своея и молящюся, и се показася тому стълъпъ огньнъ до небесе сущь. Таче потомь, якоже дошьдъ мѣста того, и обрѣте въ немь пещеру и ту тако въ мало дьний сътвори манастырь славьнъ. Такоже и сьде разумѣвати есть, Богу назнаменавъшю мѣсто то, еже яко видѣти есть манастырь славьнъ сущь на мѣстѣ томь, иже и донынѣ есть молитвами его цвьтущь.

И стоит еще сказать, что такое же чудо упоминается и в житии святого и великого Саввы. Однажды ночью он также вышел из кельи своей помолиться, и вдруг предстал перед ним огненный столп до самого неба. Когда же он дошел до места того, то обнаружил там пещеру и в скором времени построил там славный монастырь. Так и здесь следует понимать, что Бог указал то место, на котором находится монастырь славный, и по сей день цветущий по молитвам Феодосия.

 

Сицева ти бѣ блаженаго отьця нашего Феодосия молитва еже къ Богу о стадѣ своемь и о мѣстѣ томь, и сицево бъдѣние и несъпание по вься нощи, и тако сияше яко свѣтило прѣсвѣтьло въ манастыри томь.

Такова молитва к Богу блаженного отца нашего Феодосия о стаде своем и о месте том, и таково его бдение и бодрствование во все ночи, и так сиял он, как светило пресветлое, в монастыре том.

 

Тѣмьже тако того молитвами благый Богъ ино пакы чюдо показа о святѣмь томь мѣстѣ человѣкомъ близь ту живущемъ, иже якоже и послѣже съповѣдаша вьсей братии бывъшее. Въ едину бо нощь слышаша гласъ бещисльно поющиихъ. То же якоже ти слышаша глас тъ, въсташа от ложь своихъ и, ишьдъше исъ храмъ и на высоцѣ мѣстѣ ставъше, съмотряху гласа того. Сияше бо и свѣтъ великъ надъ манастырьмь блаженаго, и се видѣша мъножьство чьрьноризьць исходящь отъ ветъхыя цьркве и бяхуть грядуще на нареченое мѣсто, носяху же прѣди икону святыя Богородиця. Вьси иже ти въ слѣдъ идуще, пояху, и вьси въ рукахъ свѣщѣ горущѣ имяхуть, прѣдъ ними же идяше преподобьный отьць ихъ и наставьникъ Феодосий, Таче дошьдъше мѣста того, ту же пѣние и молитву сътворьше, възвращахуся въспять. И, якоже тѣмъ зьрящемъ, вънидоша пакы поюще въ ветъхую цьрькъвь. Се же не единъ, ни дъва видѣста, нъ мънози людие, видѣвъше сия, съповѣдааху. Си же, якоже разумѣти есть, аньгеломъ сице явльшимъся быти, имь же от братия ни единому же сихъ чювъшю, Богу сице извольшю и съкрывъшю отъ нихъ тайну сию. И якоже послѣже слышавъше, прославиша Бога, творящааго чюдеса велика и прославляющааго мѣсто то и освящающа е молитвами преподобьнааго отьца нашего Феодосия.

Его же молитвами благой Бог и иное чудо показал близ живущим людям, знаменуя святое то место, а они уже после рассказали обо всем братии. В одну из ночей услышали они множество поющих голосов. Услышав это пение, встали люди с постелей своих и, выйдя из домов и взойдя на высокое место, стали смотреть оттуда в сторону поющих. И видели сияющий яркий свет над монастырем блаженного и множество черноризцев, выходящих из старой церкви и направляющихся к тому месту, о котором шла речь, а впереди них несли икону святой Богородицы. Все же, кто шли следом за ней, пели, и все держали в руках по горящей свече, а перед ними шел преподобный отец их и наставник Феодосии. Дойдя до места того, постояли там с песнопениями и молитвами и вернулись назад. И на глазах у тех людей снова вошли с пением в старую церковь. И это видел не один, и не двое, но многие люди, видевшие это, рассказывали. Как мы думаем, это являлись ангелы, но из братии никто не знал о случившемся, так уж по воле Божьей скрыта была от них эта тайна. Когда же впоследствии узнали они обо всем, то прославили Бога, творящего великие чудеса, и прославляющего место то, и освящающего его по молитвам преподобного отца нашего Феодосия.

 

Нъ се пакы лѣпо есть намъ сия съповѣдавъше на прокое похваление блаженааго съказание поити и яже о немь достойная съ истиною исповѣдающе, еже по Господи нашемь Исусѣ Христѣ того рьвьние. Се бо и сиць обычай имяше блаженый, якоже многашьды въ нощи въстая и отай вьсѣхъ исхожааше къ жидомъ, и тѣхъ еже о Христѣ прѣпирая, коря же и досажая тѣмъ, и яко отметьникы и безаконьникы тѣхъ нарицая, жьдаше бо еже о Христовѣ исповѣдании убиенъ быти.

Но теперь, рассказав об этом, подобает нам снова вернуться к дальнейшему повествованию о блаженном, прославляя его, о достойных делах его правдиво повествуя и о рвении его за Господа нашего Иисуса Христа. Еще и такой обычай имел блаженный: нередко вставал ночью и тайно уходил к евреям, спорил с ними о Христе, укоряя их, и этим им досаждая, и называя их отступниками и беззаконниками, и ожидая, что после проповеди о Христе он будет ими убит.

 

И се же якоже бѣ отъходя въ постьныя дьни въ прѣжѣреченую пещеру и оттуду пакы многашьды, якоже того не вѣдущю никомуже, въ нощи въставъ и, Богу того съблюдающю, отходяаше единъ на село манастырьско, и ту уготованѣ сущи пещерѣ въ съкръвенѣ мѣстѣ, и никомуже того вѣдущю, прѣбывааше въ ней единъ до Вьрьбьныя недѣля, и такоже пакы прѣидяше пакы въ нощи въ прѣжереченую пещеру, и оттуда въ пятъкъ Вьрьбьныя недѣля къ братии излазяаше, якоже тѣмъ мьнѣти, ту ему прѣбывъшю въ постьныя дьни. И тако прѣбывааше, не дадый себѣ покоя бъдѣниемь и молитвами вьсѣми нощьныими о стадѣ своемь, моля Бога и того призывая помощьника имъ быти о вьсякомь подвизѣ ихъ, и во вься нощи обиходя дворъ манастырьскый и молитву творя, и тою огражая и яко градъмь твьръдъмь стрѣгый, яко да не въшьдъ змий лукавый плѣнить кого от ученикъ его. И тако бѣ оградилъ вься области его манастырьскыя.

А еще, когда уходил он в дни поста в упоминавшуюся ранее пещеру, то часто втайне от всех вставал ночью и уходил оттуда, хранимый Богом, в село монастырское, где была у него в скрытном месте вырыта пещера, и, втайне от всех, пребывал в ней до Вербной недели, а затем снова возвращался ночью в упомянутую ранее пещеру и оттуда — в пятницу Вербной недели — выходил к братии, так что они думали, будто он провел здесь все дни поста. И так пребывал он, изнуряя себя бодрствованием и ночными молитвами о стаде своем, моля Бога и призывая его помочь им в их подвигах; и каждую ночь обходил двор монастырский, и творил молитву, и ею ограждал, и, словно стеною твердой, оберегал монастырь, чтобы не проник змий лукавый прельстить кого-либо из учеников его. И так же ограждал и все земли монастырские.

 

Се бо нѣколи ятомъ бывъшемъ мужемъ разбой творящемъ от нѣкыихъ стрѣгущиихъ дому своего, и бысть съвязаномъ имъ сущемъ и ведомомъ въ градъ къ судии. И се по изволению Божию сълучися имъ миновати мимо едино село манастырьское, и единъ от зълодѣй тѣхъ съвязаныихъ, покывавъ главою на село то, глаголааше якоже «нѣколи въ едину нощь приидохомъ къ двору тому, разбой хотяще творити и поимати вься сущая, и видѣхомъ градъ сущь высокъ зѣло, яко не мощи намъ приближитися емь», Сице бо бѣ благый Богь оградилъ невидимо вься та съдьрьжания молитвами правьдьнааго и преподобьнааго сего мужа. Тѣмьже и божьствьный Давидъ о семь прѣдъизвѣща, рекый: «Очи Господьни на правьдьныя и уши его въ молитву ихъ».[56] Присно бо Владыка, съзьдавый ны, прикладаеть слуха своя на послушание призывающимъ и́ въистину, и такоже молитву ихъ услышавъ, спасе я. Сьде же по воли ихъ и прошению вься творить, имъ же упъвающиимъ на нь.

Как-то однажды были схвачены во время грабежа некие люди стерегущими дома свои, и повели их связанных в город к судье. И так случилось по воле Божьей, что проводили их мимо одного из сел монастырских, и один из тех связанных злодеев, показав кивком головы на село, промолвил: «Как-то ночью пришел я к тому двору, собираясь вынести все имущество из него, и увидел стену высокую, так что невозможно было нам и приблизиться к нему». Это ведь благой Бог невидимо оградил все находившееся там по молитвам праведного и преподобного сего мужа. Потому и божественный Давид об этом вещал: «Очи Господни устремлены на праведных, и уши его внимают молитвам их». Постоянно ведь Владыка, создавший нас, склоняет слух свой, внимая искренне призывающим его, и, услышав молитву их, спасет их. Здесь же по желаниям и по просьбам братии, уповающей на него, все творит.

 

Сицево преподобьному и прѣблаженому отьцю нашему Феодосию пасущю стадо свое съ вьсякыимь благочьстиемь и чистотою и еще же и житие свое съ въздьрьжаниемь и подвигъмь исправляющю, бысть въ то врѣмя съмятение нѣкако[57] от вьселукавааго врага въ трьхъ кънязьхъ, братии сущемъ по плъти, якоже дъвѣма брань сътворити на единого старѣйшааго си брата, христолюбьца, иже поистинѣ боголюбьця Изяслава. То же тако тъ прогънанъ бысть от града стольнааго, и онѣма, пришьдъшема въ градъ тъ, посылаета же по блаженааго отьца нашего Феодосия, бѣдяща того прити къ тѣма на обѣдъ и причетатися неправьдьнѣмь томь съвѣтѣ. То же, иже бѣ испълъненъ Духа Святаго, преподобьный же Феодосий разумѣвь, еже неправьдьно суще изгънание, еже о христолюбьци, глаголеть посъланому, яко «не имамъ ити на тряпезу Вельзавелину[58] и причаститися брашьна того, испълнь суща кръви и убийства». И ина же многа укоризьна глаголавъ, отпусти того, рекый, яко да възвѣстиши вься си посълавъшимъ тя.

В то время, когда преподобный и преблаженный отец наш Феодосий пас стадо свое со всяческим благочестием и чистотою и свою жизнь проводил в воздержании и подвигах, начался раздор — по наущению лукавого врага — среди трех князей, братьев по крови: двое из них пошли войной на третьего, старшего своего брата, христолюбца и поистине боголюбца Изяслава. И был изгнан он из своего стольного города, а они, придя в город тот, послали за блаженным отцом нашим Феодосией, приглашая его прийти к ним на обед и приобщиться к неправедному их союзу. Но тот, исполненный Духа Святого, преподобный Феодосии, видя, что несправедливо изгнан христолюбец, ответил посланному, что не пойдет на пир Иезавелин и не прикоснется к яствам, пропитанным кровью убиенных. И долго еще укорял их, отпуская посланного, наказал ему: «Передай мои слова пославшим тебя».

 

Нъ обаче она, аще и слышаста си, нъ не възмогоста прогнѣватися на нь, видяста бо правьдьна суща человѣка Божия, ни пакы же послушаста того, нъ устрьмистася на прогънание брата своего, иже от вьсея тоя области отъгънаста того, и тако възвратистася въспять. И единому сѣдъшю на столѣ томь брата и отьца своего, другому же възвративъшюся въ область свою.

Они же, хотя и выслушали его и не посмели прогневаться на него, ибо правду сказал человек Божий, не вняли ему, а двинулись на брата своего, изгнали его из его земли и вернулись назад. Один из них сел на престоле брата и отца своего, а другой отправился в свой удел.

 

Тъгда же отьць нашь Феодосий, напълнивъся Святаго Духа, начатъ того обличати, яко неправьдьно сътворивъша и не по закону сѣдъша на столѣ томь, и яко отьця си и брата старѣйшаго прогьнавъша. То же тако обличаше того, овъгда епистолия пиша, посылааше тому, овъгда же вельможамъ его, приходящемъ къ нему, обличааше того о неправьдьнѣмь прогънании брата, веля тѣмъ повѣдати тому. Се же и послѣже въписа къ нему епистолию велику зѣло, обличаяя того и глаголя: «Глас кръве брата твоего въпиеть на тя къ Богу, яко Авелева на Каина». И инѣхъ многыихъ дрѣвьниихъ гонитель, и убойникъ, и братоненавидьникъ приводя, и притъчами тому вься еже о немь указавъ и тако въписавъ, посъла. И яко тъ прочьте епистолию ту, разгнѣвася зѣло, и яко львъ рикнувъ на правьдьнааго, и удари тою о землю. И якоже отътолѣ промъчеся вѣсть, еже на поточение осужену быти блаженому. Тоже братия въ велицѣ печали быша и моляаху блаженааго остатися и не обличати его. Тоже такоже и от боляръ мънози приходяще повѣдахуть ему гнѣвъ княжь на того сущь и моляхуть и́ не супротивитися ему. «Се бо, — глаголааху, — на заточение хочеть тя посълати». Си же слышавъ блаженый, яко о заточении его рѣша, въздрадовася духъмь и рече къ тѣмъ: «Се бо о семь вельми ся радую, братие, яко ничьсоже ми блаже въ житии семь: еда благодатьство имѣнию лишение нудить мя? Или дѣтий отлучению и селъ опечалуеть мя? Ничьсоже от таковыихъ принесохомъ въ миръ сь, нъ нази родихомъся, такоже подобаеть намъ нагомъ проити от свѣта сего. Тѣмьже готовъ есмь или на съмьрьть». И оттолѣ начатъ того укаряти о братоненавидѣнии, жадааше бо зѣло, еже поточену быти.

Тогда же отец наш Феодосии, исполнившись Духа Святого, стал укорять князя, что несправедливо он поступил и не по закону сел на престоле, изгнав старшего брата своего, бывшего ему вместо отца. И так обличал его, то письма ему посылая, а то осуждая беззаконное изгнание брата перед приходившими к нему вельможами и веля им передать слова его князю. А после написал ему большое послание, осуждая его в таких словах: «Голос крови брата твоего взывает к Богу, как крови Авелевой на Каина!» И приведя в пример многих других притеснителей, убийц и братоненавистников прежних времен и в притчах поступок его изобличив, обо всем этом написал и послал. Когда же прочел князь это послание, то пришел в ярость и, словно лев, рыкнув на праведного, швырнул письмо его на землю. И тогда облетела всех весть, что грозит блаженному заточение. Братия же в великой печали умоляла блаженного отступиться и больше не обличать князя. И многие из приходивших к нему бояр говорили о княжеском гневе и умоляли не противиться князю. «Он ведь, — говорили, — хочет заточить тебя». Услышав речи о своем заточении, блаженный воспрянул духом и сказал: «Это очень радует меня, братья, ибо ничто мне не мило в этой жизни: разве тревожит меня, что лишусь я благоденствия или богатства? Или опечалит меня разлука с детьми и утрата сел моих? Ничего из этого не принес я с собой в мир сей: нагими рождаемся, так подобает нам нагими же и уйти из мира сего. Поэтому готов я принять смерть». И с тех пор по-прежнему обличал братоненавидение князя, всей душой желая оказаться в заточении.

 

Нъ обаче онъ, аще и вельми разгнѣвалъся бѣ на блаженааго, нъ не дьрьзну ни единого же зъла и скьрьбьна сътворити тому, видяаше бо мужа преподобьна и правьдьна суща его. Якоже прѣже многашьды его ради завидяаше брату своему, еже такого свѣтильника имать въ области своей, якоже съповѣдаше, слышавъ от того, чьрноризьць Павьлъ, игуменъ сый от единого манастыря, сущиихъ въ области его.

Однако князь, как сильно ни гневался на блаженного, не дерзнул причинить ему ни зла, ни печали, чтя в нем мужа преподобного и праведного. Недаром же он прежде постоянно завидовал брату своему, что есть такой светоч в земле Изяславовой, как рассказывал об этом слышавший такие слова от Святослава черноризец Павел, игумен одного из монастырей, находившихся в его уделе.

 

Блаженый же отьць нашь Феодосий, много молимъ бывъ от братьѣ и от вельможь, наипаче же разумѣвъ, яко ничьсоже успѣшьно сими словесы, тому остася его, и оттолѣ не укаряаше его о томь, помысливъ же въ себѣ, яко унѣ есть мольбою того молити, да бы възвратилъ брата си въ область свою.

А блаженный отец наш Феодосии после многих просьб братии своей и вельмож, а особенно когда понял, что ничего не достиг обличением своим, оставил князя в покое и с тех пор уже более не укорял его, решив про себя, что лучше будет со слезами умолять князя, чтобы тот возвратил своего брата в принадлежавшую ему область.

 

Не по мнозѣхъ же дьньхъ разумѣвъ благый князь тъ прѣложение блаженааго Феодосия от гнѣва и утѣшение, еже от обличения того, въздрадовася зѣло, издавьна бо жадааше бесѣдовати съ нимь и духовьныихъ словесъ его насытитися. Таче посылаеть къ блаженому, аще повелить тому прити въ манастырь свой или ни? Оному же повелѣвъшу тому приити. То же сий, съ радостию въставъ, приде съ боляры въ манастырь его. И великому Феодосию съ братиею ишьдъшу ис цьркве и по обычаю сърѣтьшю того и поклоньшемася, якоже е лѣпо кънязю, и тому же цѣловавъшю блаженаго. Таче глаголааше се: «Отьче, не дьрьзняхъ приити къ тебѣ, помышляя, еда како гнѣваяся на мя и не въпустиши насъ въ манастырь». То же блаженый отвѣща: «Чьто бо, благый владыко, успѣеть гнѣвъ нашь еже на дьрьжаву твою. Нъ се намъ подобаеть обличити и глаголати вамъ еже на спасение души. И вамъ лѣпо есть послушати того». И тако же въшьдъшема въ цьркъвь и бывъши молитвѣ сѣдоста, и блаженому Феодосию начьнъшю глаголати тому отъ святыихъ кънигъ, и много указавъшю ему о любъви брата. И оному пакы многу вину износящю на брата своего, и того ради не хотящю тому съ тѣмь мира сътворити. И такоже пакы по мнозѣй той беседѣ отъиде князь въ домъ свой, славя Бога, яко съподобися съ таковыимь мужьмь бесѣдовати, и оттолѣ часто приходяше къ нему и духовьнаго того брашьна насыщаяся паче меду и съта[59]: се же суть словеса блаженааго, яже исходяахуть от медоточьныихъ усть тѣхъ. Многашьды же великый Феодосий къ тому хожаше и тако въспоминаше тому страхъ Божий и любъвь еже къ брату.

Некоторое время спустя заметил благой тот князь, что утих гнев блаженного Феодосия и что перестал тот обличать его, и обрадовался, ибо давно жаждал побеседовать с ним и насытиться духовной беседой. Тогда посылает он к блаженному, вопрошая, не разрешит ли тот прийти к себе в монастырь? Феодосии же велел ему прийти. Обрадовался князь и прибыл с боярами в монастырь. И великий Феодосии с братией вышел из церкви и по обычаю встретил его и поклонился, как подобает кланяться князю, а князь поцеловал блаженного. Потом же сказал он: «Отче! Не решался прийти к тебе, думая, что гневаешься на меня и не впустишь нас в монастырь». Блаженный же отвечал: «А что может, благой владыка, гнев наш против власти твоей? Но подобает нам обличать вас и поучать о спасении души. А вам следует выслушивать это». И так вошли они в церковь и после молитвы сели, и начал блаженный Феодосии приводить примеры из Священного писания и много говорил князю о братолюбии. Но тот снова возлагал вину на брата своего и из-за этого не хотел с ним примириться. И после долгой беседы вернулся князь домой, славя Бога за то, что сподобился беседовать с таким мужем; и с тех пор часто приходил к нему и насыщался духовной пищей более, чем медом и сытой, таковы были слова блаженного, исходившие из медоточивых уст его. Много раз и великий Феодосии посещал князя и напоминал ему о страхе Божьем и о любви к брату.

 

И въ единъ от дьний шьдъшю къ тому благому и богоносьному отьцю нашему Феодосию, и яко въниде въ храмъ, идеже бѣ князь сѣдя, и се видѣ многыя играюща прѣдъ нимь: овы гусльныя гласы испущающемъ, другыя же оръганьныя гласы поющемъ, и инѣмъ замарьныя пискы гласящемъ[60], и тако вьсѣмъ играющемъ и веселящемъся, якоже обычай есть прѣдъ князьмь. Блаженый же, бѣ въскрай его сѣдя и долу нича и яко малы въсклонивъся, рече къ тому: «То будеть ли сице на ономь свѣтѣ?» То же ту абие онъ съ словъмь блаженаго умилися и малы просльзиси, повелѣ тѣмъ прѣстати. И оттолѣ, аще коли приставяше тыя играти, ти слышааше блаженаго пришьдъша, то повелѣвааше тѣмъ прѣстати от таковыя игры.

Однажды пришел к князю благой и богоносный отец наш Феодосий и, войдя в княжеские палаты, где находился князь, увидел множество музыкантов, играющих перед ним: одни бренчали на гуслях, другие били в органы, а иные свистели в замры, и так все играли и веселились, как это в обычае у князей. Блаженный же сел рядом с князем, опустив очи долу, и, склонившись к нему, спросил: «Вот так ли будет на том свете?» Тот же растрогался от слов блаженного, и прослезился, и велел прекратить музыку. И с тех пор, если приглашал к себе музыкантов, то, узнав о приходе блаженного, приказывал им прекратить игру.

 

Многашьды же пакы, егда възвѣстяхуть приходъ тому блаженаго, то же, тако ишьдъ, того сърѣташе, радуяся, прѣдъ двьрьми храму, и тако вънидоста оба в храмъ. Се же, якоже веселяся, глаголаше преподобьному: «Се отьче, истину ти глаголю: яко аще быша ми възвѣстили отьця въставъша от мьртвыихъ, не быхъ ся тако радовалъ, яко о приходѣ твоемь. И не быхъ ся того тако боялъ или сумьнѣлъ, яко же преподобьныя твоея душа». Блаженый же тоже: «Аще тако боишися мене, то да сътвори волю мою и възврати брата своего на столъ, иже ему благовѣрьный отьць твой прѣдасть». Онъ же о семь умълъче, не могый чьто отвѣщати къ симъ, тольми бо бѣ и́ врагъ раждьглъ гнѣвъмь на брата своего, яко ни слухъмь хотяше того слышати. Отьць же нашь Феодосий бѣ по вься дьни и нощи моля Бога о христолюбьци Изиславѣ, и еще же въ ектении веля того поминати[61], яко стольному тому князю и старѣйшю вьсѣхъ, сего же, якоже рече, чрѣсъ законъ сѣдъшю на столѣ томь, не веляше поминати въ своемь манастыри. О семь же едъва умоленъ бывъ от братиѣ, повелѣ и того съ нимь поминати, обаче же пьрьвое христолюбьца, ти тъгда сего благаго.