Der Untergang des Abendlandesmenschen 9 страница

Она устремила взгляд на внушающий почтение портрет дяди Реджиналда, Уильяма, висевший над камином, и задумалась о том, где сейчас этот человек. Само собой, его тучное тело и круглое красное лицо лежат сейчас в гробу, зарытом на шесть футов под землей, но где же сам Уильям Каллендер? И где ее отец и мать? Духи умерших преследовали ее, ни разу не явившись в образе призраков; приди к ней, наверное, такое видение, и она тревожилась бы о них меньше. Фелиция только и желала, чтобы Реджиналд скорее вернулся и заставил ее забыть эти тягостные мысли, хотя каждый раз, когда он делал это, она чувствовала смутную обиду.

– Не разжечь ли мне камин, мисс?

И привидение, появись оно в тот момент перед Фелицией, не смогло бы перепугать ее сильнее, чем этот голос, но в следующее мгновение она поняла, что это всего лишь пришел дворецкий. Ей не верилось, что огонь сможет избавить ее от холода, жившего внутри ее существа, но все же радостные огоньки обрадуют всех, кто в этот промозглый осенний день придет сюда с похорон.

– Спасибо, Бут. Думаю, мистер Каллендер будет признателен.

Она услышала, как скрипнули его колени, когда он склонился перед портретом своего покойного господина, и горько пожалела, что не взялась за дело сама, ведь ей было бы намного легче, чем старику. Чувство вины заставило ее выйти из комнаты, и она пошла присмотреть за тем, как готовят поминальный ужин, хотя и там вполне могли обойтись без нее.

– Элис, у нас все готово? – спросила она хорошенькую темноволосую горничную. Девушка в черном форменном платье (в этот печальный день оно было без кружевных манжет и воротничка) сделала Фелиции реверанс и едва заметно улыбнулась.

– Готово, мисс, благодарю вас. Люди мистера Энтвистла сами обо всем позаботились, и все сделано отлично, вне всяких сомнений.

Буфет был весь заставлен съестным: там имелись ветчина и ростбиф, хлеб и пироги, кексы, бутылки шерри и портвейна. Припасов хватило бы на несколько дюжин гостей, а ведь за столом будет всего трое.

– Так много? – поразилась Фелиция, не успев даже задуматься о том, насколько уместно обсуждать вопросы этикета с прислугой.

– Да-да, мисс. Я спросила у них, не может ли тут быть какой ошибки, но тот джентльмен заверил меня, что все это было оговорено в завещании мистера Каллендера. Можно мне вас чем-нибудь покормить, мисс?

– Нет, спасибо, – ответила Фелиция, которой еще никогда в жизни не случалось настолько утратить аппетит. – Я дождусь остальных, Элис. Ты слышишь, не они ли это пришли?

– Пойду посмотрю, мисс, – ответила горничная и поспешно вышла.

Через мгновение возле Фелиции уже была тетя Пенелопа в черном чепце, чьи глаза при виде столь щедро накрытого стола так и засияли.

– Что же, Фелиция, – сказала она, – все было очень красиво. Так и должно быть, как я полагаю. Свадьбы и похороны – дело важное. Не нальешь ли мне бокал шерри, дорогая моя? Совсем чуточку.

Тетя Пенелопа отправила в рот небольшое пирожное, а Реджиналд Каллендер прошел в комнату и взял бутылку портвейна. Он наполнил себе бокал и поглотил его одним залпом.

– Славные вышли похороны, мистер Каллендер, – сказала тетя Пенелопа. – И склеп просто роскошный. Ваш дядя не завещал, чтобы и вас положили покоиться там же, когда вас призовет Всевышний?

Единственным ответом Каллендера на этот вопрос было то, что он вновь наполнил свой бокал. Ему удалось вполне взять себя в руки и предложить выпить и Фелиции, но она отказалась и уселась в углу, на небольшом стуле с совершенно прямой спинкой.

– Только вот закрытые гробы я не одобряю, – сказала тетя Пенелопа.

Лицо Каллендера внезапно приняло неприятное выражение.

– Неужели вы так и не насмотрелись на моего дядю, когда тело было выставлено для прощания?

– Да что вы, мистер Каллендер. Я вовсе не собиралась ничего критиковать. Иногда, как мне кажется, последний раз взглянуть на покойного может оказаться невыносимо больно. Будьте так добры, отрежьте мне чуточку от того куска ветчины. Благодарю. А как ты провела день, Фелиция?

– В размышлениях о тех, кто ушел раньше нас, тетя.

– Вот как? И какие же выводы ты для себя сделала, дорогая?

– Лишь то, что об этом можно узнать многое, а нам известна лишь самая малость, – ответила Фелиция.

– Возможно, после нашего визита к мистеру Ньюкаслу завтра вечером ты почувствуешь себя более сведущей в данном вопросе.

Фелиция испуганно распахнула глаза и несколько раз перевела взгляд с тетушки на своего жениха и обратно.

– Ньюкасл? А кто, скажите мне на милость, этот мистер Ньюкасл, что посещать его необходимо ночью? – настоятельным тоном спросил Каллендер, передавая тарелку с ветчиной тете Пенелопе и потрясая при этом ножом.

– Да что вы, это же медиум, – сказала она, принимая тарелку. – По пути на Кенсал Грин мы проезжали мимо его дома.

Под осуждающим взглядом Каллендера Фелиция еще дальше забилась в угол.

– Медиум! – проревел он и повернулся к тете Пенелопе. – Это вы до такой чепухи додумались?

– Это была моя идея, Реджиналд, – тихо сказала Фелиция.

– Я решительно это запрещаю.

– Ты ничего не запретишь мне, пока я не стала твоей женой. Ты знаешь, как я желаю знать то, что лежит вне нашей земной жизни. Зачем тебе мешать мне в этом?

– Потому что все это мошенничество, чепуха и суеверия. Как может такая разумная девушка, как ты, в наши-то дни, в этот век верить в эти старомодные выдумки? На дворе тысяча восемьсот сорок седьмой год, мы живем в эпоху прогресса, и пора раз и навсегда забыть о подобных вещах.

– Прогресс происходит во многих областях, Реджиналд; так почему же он не мог затронуть и наши знания о потустороннем мире? Ты наверняка слышал о достижениях мистера Дэвида Хоума, а мистер Ньюкасл, как мне рассказывали, обладает еще более выдающимися способностями. Я уверена, что существуют люди, умеющие видеть то, что для нас, остальных, невидимо.

– Из того, что тебе невидимо, они способны увидеть только то, что ты – доверчивая девушка, и при этом весьма обеспеченная. Мертвецы мертвы, Фелиция, и нам о них лучше всего забыть.

Вскочив со стула, она с горячностью сложила ладони, будто для молитвы.

– Но ведь и мертвые продолжают жить, Реджиналд. Как ты можешь в этом сомневаться, ведь ты же христианин?

Каллендер начал с яростью кромсать на куски ветчину.

– Да, я христианин. Каждое воскресенье я бываю в англиканской церкви и оставляю пожертвования. А что, по-твоему, сказал бы его преподобие мистер Фишер, если бы узнал, что ты решила потревожить усопших? И что вы, собственно, знаете об этом субъекте, Ньюкасле? Он, должно быть, умалишенный. Все это опасно, и я еще раз прошу вас забыть это ваше сумасбродство.

– Я пообещала моей племяннице выступить в роли ее дуэньи, – сообщила тетя Пенелопа, наливая себе еще шерри. – А она в ответ на это согласилась сопровождать меня в Мертвую Комнату музея мадам Тюссо. Нам обеим не хватает храбрости осуществить задуманное в одиночку, но мы твердо намерены удовлетворить свои интересы, мистер Каллендер.

– Что? Вы пойдете в то самое место, которое «Панч» прозвал Комнатой ужасов? Милое, скажу я вам, местечко для утонченной девушки, но, как я полагаю, там вам по крайней мере ничего не грозит. А вот этот ваш заклинатель домовых – это уже совсем другое дело. Он либо шарлатан, либо сумасшедший, и тот факт, что вы, беспомощные барышни, отправитесь к нему вдвоем, а не в одиночку, ни в малейшей степени меня не успокаивает. Готов поспорить, что и за вход он берет далеко не пару шиллингов, верно?

Тетя Пенелопа придвинулась к племяннице и положила ей руку на плечо, и Фелиция встретила этот жест с благодарностью.

– Отговорить нас вам не удастся, – произнесла тетя Пенелопа.

Каллендер печально улыбнулся.

– Тогда, пожалуй, мне придется составить вам компанию, – сказал он.

– Ах, Реджиналд, правда? – пылко проговорила Фелиция. – Прошу тебя, пожалуйста, пойди с нами. Я надеюсь, что смогу снова говорить с матерью и отцом, а тебе, возможно, мистер Ньюкасл даст возможность пообщаться с дядей Уильямом.

– Я надеюсь, что дяде Уильяму неплохо там, где он сейчас находится, Фелиция, и я не захотел бы заставлять его вновь явиться к нам, даже если бы верил, что это возможно. Я полагаю, что не следует мешать ему покоиться с миром.

Он обнял Фелицию и повел ее в другой конец комнаты, к двухместному диванчику, чтобы оказаться как можно дальше от пиршества, приготовленного по воле покойника.

– Не могла бы ты забыть о мертвых? – спросил он ее. – Мы с тобой сейчас обитаем среди живых, а на любые вопросы, которые мы должны задать нашим предкам, мы в положенное время получим ответы. А до того времени наш долг состоит в том, чтобы как можно лучше прожить собственную жизнь. Не могла бы ты жить для меня, а не ради этих пустых мечтаний?

Пальцы Фелиции гладили его по лицу, но ее глаза оставались холодны.

– Откуда нам знать, что мы должны делать, – спросила она, – если нам неведомо то, что ждет нас впереди? Много ли удовольствия мы можем получить здесь, если знаем, что это всего лишь школа, где мы должны усвоить урок?

– Возможно, мы родились ради того, чтобы умереть, – ответил Каллендер, – но ведь не только для этого. Радости, которые преподносит нам жизнь, не сделают нам ничего дурного. Мы молоды и богаты, Фелиция. Мы счастливы. Давай не будем отказываться от подарков судьбы.

– А ведь он прав, – сказала тетя Пенелопа, разрезая пирог. – Отрекаясь или нет от этого мира, мы все равно весьма скоро его покинем. Но все же, мистер Каллендер, мы обязательно отправимся туда, куда собрались.

– И если вам это так необходимо, – ответил он, – я пойду с вами.

Он, возможно, сказал бы что-то еще, если бы не подошел дворецкий.

– Да, Бут? – пробормотал Каллендер, и старик, склонившись над ним, стал шептать ему на ухо. Каллендер поднялся, поклонился дамам и поспешил в холл.

А там в сумерках виднелась тощая фигура Энтвистла.

– Я знаю, как все это бывает, сэр, – сказал он, – и не хотел бы томить вас ожиданием. – Энтвистл отдал Каллендеру носовой платок, в который было завернуто несколько мелких предметов. – Вот его кольца, булавки и часы, – сказал он.

Каллендера передернуло, но он тем не менее поблагодарил похоронных дел мастера.

– Я отлично вас понимаю, – сказал мистер Энтвистл. – Не так уж редко молодые джентльмены испытывают временные затруднения, дожидаясь оглашения завещания. Можете не сомневаться, состояние вашего дядюшки вполне компенсирует нам наши хлопоты. – Он поклонился и скользящей походкой удалился в сгущавшуюся темноту.

Реджиналд Каллендер стоял, держа в руке украшения дядюшки, и его будто волной захлестнуло омерзение. Фелиция вот беспокоится о чьих-то душах, а ему в это время приходится думать о том, как раздобыть денег на содержание хозяйства. Его поступок вряд ли приличествовал джентльмену; по сути, он практически ограбил покойного. Да ладно, все видели дядюшкины украшения, пока гроб был открыт, просто потом кто-то вынул их из могилы. Каллендер, которого брат матери с самого детства так и содержал на свои деньги, не имел ни малейшего представления о том, как обеспечить себе средства к существованию, и мог лишь продать то, что случайно попало к нему в руки. Он оступился, но это лишь временно, – говорил себе Каллендер; скоро он получит наследство и станет богатым.

Но при всем при том он был зол на себя самого и еще больше – на Фелицию, увлеченную бесплотными духами в то самое время, когда он так отчаянно жаждал утешений плотского характера. Тут он увидел спешившую по коридору горничную и подозвал ее.

– Элис, – сказал он, – зайди на секундочку. Девушка медленно подошла к нему.

– Устраивает ли тебя твоя работа в этом доме?

– Да, сэр, – ответила Элис.

– А было ли тебе хорошо с моим дядей? Элис, покраснев, кивнула.

– Значит, тот же договор останется в силе и теперь, когда хозяин – я?

– Как вам будет угодно, сэр, – ответила Элис.

– Отлично. Мои гости скоро уйдут. Чуть позже вечером я буду тебя ждать, Элис. Все будет так, как прежде. Приходи в десять. И захвати с собой дядюшкин кнут.