Собственно свадебные песни

Обрядовая лирика

Колядки

— Коляда, коляда!

А бывает коляда

Накануне рождества!

Коляда пришла —

Рождество принесла!

2. — Подайте коровку —

Масляну головку:

На окне стоит,

На меня глядит!

Подайте блинка —

Будет печь гладка!

3. — Коляда, коляда!

Подавай пирога,

Блин да лепешку

В заднее окошко!

4. — Коляда-моляда,

Не хошь ли пирога?

Не ломай, не ломай,

Весь подавай!

Коляда, коляда,

Подай нам пирога!

Не дашь нам пирога,

Мы быка за рога,

Мы телицу-годовицу,

Мы корову-яловицу,

Овцу-ягоницу,

Кошку-лакомицу!

А Иванов двор

Ни близко, ни далеко —

На семи столбах;

Вокруг этого двора

Тын серебряный стоит,

Вокруг этого тына

Все шелковая трава;

На всякой тынинке

По жемчужинке.

Во этом во тыну

Стоят три терема

Златоверхие:

Во первом терему —

Светел месяц,

Во втором терему —

Красно солнышко,

В третьем терему —

Часты звездочки,

Светел месяц —

То хозяин во дому,

Красно солнышко —

То хозяюшка,

Часты звездочки —

Малы деточки.

Как самого господина

Дома нетути,

Не случилося;

В Москву съехавши

Суды судить,

Да ряды рядить.

Посудивши, порядивши,

Домой едет он;

Он жене-то везет

Кунью шубу, кунью шапочку,

А своим-то сынам

По добру коню,

Своим доченькам

По злату венцу,

Своим служенькам

По сапоженькам.

Подблюдные песни

Идет кузнец из кузницы. Слава!

Шубенка на нем худехонька:
Одна пола во сто рублев,
Друга пола во тысячу,
А всей-то шубенке цены нету.
Цена ее у царя в казне,
У царя в казне, в золотом ларце.
Коло речки шла, полотно стлала
Саночки самокаточки,
Они сами катят, сами ехать хотят.
Заинька-ковыляенька. Слава те!
Ковылять тебе на чужу сторону.

Курочка-погребушечка

Греблась на завалинке,

Выгребла две жемчужинки,

Сделала золот перстень,

Кому этим перстнем обручатися?

Отроку со отрочицею,

Доброму молодцу — со девицею!

Кому мы поем, тому добро будет,

Тому сбудется — не минуется!

Масленичные песни

6. — Масленица-кривошейка,

Встречаем тебя хорошенько!

С блинцами,

С каравайцами,

С вареничками!

7. — Ах ты Домнушка,

Красно солнышко!

Вставай с печи.

Гляди в печь —

Не пора ли

Блины печь?

8. — А мы масленицу провожали,

Ой ли, лёли, провожали.

Во земельку мы закопали,

Ой ли, лёли, закопали.

Поносивши воду, ножками

притоптали,

Ой ли, лёли, притоптали.

9. Маслена неделя

В Ростов полетела,

На пенечек села.

Оладышек съела,

Другой закусила,

Домой потрусила!

Веснянки

— Дай, весна, добрые годы,

Годы добрые, хлебородные!

Зароди жито густое.

Жито густое, колосистое,

Колосистое, ядренистое!

Чтобы было с чего пиво

варити,

Пиво варити — ребят женити.

Ребят женити — девок

отдавати!

61. — Жаворонки, перепелушки,

Птички ласточки,

Прилетите к нам!

Весну ясную, весну красную

Принесите нам:

На жердочке, на бороздочке,

И с сохой, и с бороной,

И с кобылой вороной,

С пряльцем, с донцем,

С кривым веретенцем!

Зима нам надоела,

Хлеб и соль поела.

Ручки-ножки познобила,

Скотинушку поморила!

— Грачи-киричи,

Летите, летите.

Дружную весну

Несите, несите!

Летел кулик

Из-за моря,

Принес кулик

Девять замков.

«Кулик, кулик,

Замыкай зиму,

Отпирай весну —

Теплое лето»

Егорьевские песни

Мы ранешенько вставали,

Белы лица умывали,

Полотенцем утирали,

В поле ходили,

Кресты становили,

Егорья вопили:

≪Батюшка Егорий,

Макарий, батька храбрый.

Спаси нашу скотинку,

Всю животинку,

В поле и за полем,

В лесе и за лесом!

Волку, медведю,

Всякому зверю —

Пень да колода,

На раменье дорога!≫

Тетушка Анфисья,

Скорее пробудися,

В кичку нарядися,

Пониже окрутися,

Подай нам по яичку,

Подай по-другому:

Перво яичко —

Егорию на свечку,

Другое яичко —

Нам за труды,

За егорьевские!

Мы ходили, хлопотали,

Трое лапти изодрали,

В кучку поклали,

В бочаг покидали,

Чтобы наши не узнали,

Чтобы нас не заругали

Спасибо тебе, тетка,

На хорошем подаянье!

Дай тебе бог

Подольше пожить,

Подольше пожить

Да побольше нажить:

Денег мешок

Да белья коробок,

Двадцать телушек

Всё годовушек,

Десять быков —

Всё годовиков.

Всё полуторвиков

Или

— Неспасибо тебе, тетка,

На плохом подаянье!

Дай тебе бог

Подольше пожить

Да побольше нажить —

Вшей да мышей,

Тараканов из ушей!

Купальские

— Сегодня, девочки, Купала,

Сегодня, девочки, Купала!

А кто сделал что — пропало,

А кто сделал что — пропало!

17. — Выйди, выйди, молодица,

Выйди, выйди, молодая!

Ты вынеси сыра с маслом,

Сыра с маслом на тарелке,

А горелки в бутылке:

А мы дадим Купаленке!

Купаленка — зеленая,

А цветочки — розовые,

Да мы сами — молодые!

Троице-семицкие

— Березка, березка,

Завивайся, кудрявая!

К тебе девки пришли,

К тебе красны пришли,

Пирога принесли

Со яишницею!

Кумление

14. — Уж ты кумушка-кума,

Покумимся со мной,

Побранимся со мной,

Помиримся со мной,

Поцелуемся со мной,

Распростимся со мной!

15. — На досточке на липовой,

Е льём ладо, на липовой!

Там стояли две кумушки,

Е льём ладо, две кумушки!

Две кумушки — две голубушки,

Е льём ладо, две голубушки!

Покумилися, полюбилися,

Е льём ладо, полюбилися!

На золоты перстни поменялися,

Е льем ладо, поменялися

Свадебная лирика

Причеты невесты

Все да миновалося

Девье да беспечальное житье.

Не знаю, да в какую пору,

Не знаю, да в какое время

Уж колесом ли оно

да прокатилось,

Уж соловьем да просвистало

Девье мое беспечальное житье.

Уж молода-то я молодёхопька,

Умом-разумом да глупёхонька,

Ручки-ножечки да тонёхоньки,

Во плечах силы маленько.

Уж я жила да красовалася,

Уж как <сыр в масле купалася,

Уж как по блюдечку жемчужинкой

да каталася...,

Как моему-то да ретишу сердцу,

Ретиву сердцу заплывчиву!

Я побью ли, низко покланяюсь

Я крутой горы вьюокоей,

Я крепкой стены да городовоей,

Я выкатну да светлу месяцу,

Я восхожу да красну солнышку,

Я родителю да сударь батюшку:

Не ходи-ко ты, красно солнышко,

К рукомоечке ко медной,

Ты не мой-ко, да красно солнышко,

Ты свои ты да руки белые,

Ты не три-кося, да красно солнышко,

Шитьгм^браным да полотенушком,

Не ходи-ко, да красно солнышко,

Ко переднему да болыпу углу,

Не добывайчкося огни румяные,

Не зажигай-ко шнуры бумажные,

Не засвечивай да свечки божьей,

Не молись^ко, да красно солнышко,

Не клади крест да по писаному,

Не (веди поклон да по ученому,

Не твори молитву Иисусову,

Не молись да не промаливай

Ты меня-то, да красну девушку,

Горюшицу да горечгорыкую,

Ты кукушицу да сыроборну

Во чужи-то да люди добры,

Люди добры да незнакомы,

Ко чужому-то да светсру-батюшку,

Ко чужой-то свекровке-матушке!

Приговоры дружки

К высокому терему подъезжаю, Бобровую шапочку скидываю, Лосиные рукавички за пояс затыкаю, Коня ударяю: «Стой, конь, не мотайся, Никому в руки не давайся, Меня, друженьку, дожидайся». На крылечко всхожу, Исусову молитву сотворю: «Сын божий, помилуй нас». На калиновый мостик всхожу, Калиновый мостик, обломись, Низко, друженька, поклонись! «Здравствуйте, добрые люди!» Берусь за скобочку, Стучу своей рукой молодецкой. Первый раз беру — немного отворю, Второй раз беру — побольше отворю, Третий раз беру — двери на пяту расхвачу! Скок через порог, едва ноги переволок! Старые старушки, молодые молодушки, Дайте мне дорожку, пройти под окошко! Дайте дорожку пошире, Чтобы мне, друженьке, не обступиться И вам за причинное местечко не схватиться! Всхожу под окошко. Налейте мне пивца, или винца, Или квасу годового, Я вызову свата молодого (подают стакан). Дайте знать, как свахоньку по имени, по отчеству назвать. Сватьюшка, голубушка, Повыйди, повыступи Из-за печки кирпичной, Из-за столбушечки горемычной. Встань на лыжи и подойди ко мне поближе. Я к вам приехал не за рожью, Не за пшеницей, а за красною девицей. Был ли у вас договор с нашим женихом и с невестой, Что сегодняшний день у нас свадьба? Я к вам приехал не один, а нас двадцать один. Стоят на широком поле под чистым небом…

Корильные песни

У нас в лавке булавки колотят,

Тебя, сват, за столом поколотят.

Да у нас в огороде не дорога,

У нас сват за столом не дороден,

Не дороден, не дороден, не почётен.

У нас (в огороде не шоп ли?

У нас сват за столом не без нот ли?

Да у нас в огороде не лук ли?

У нас сват за столом не оглух ли?

Да у нас в огороде не отет ли?

У нас сват за столом не оетеп ли?

Да у нас в огороде не ушат ли?

У нас сват за столом не плешат ли?

Уж кабы тебе, сватушка,

Тебе трясь привязалася,

Да тебе трясь привязалася,

Тебе трясь-то трясучая,

Пополза поползучая,

Да попслза поползучая!

Да все трясло тебя, ловытрясло,

Да все трясло тебя, повытрясло

Да с кирпича тебя до матицы,

Тебя от матицы до грядицы,

Тебя от грядицы до лавицы!

Да не прогневайся, оватушко,

Да именем-изотечеством

Свет Иван-то Васильевич!...

Величальные песни

Уж ты Аннушка нежненька,

Да у тя рученьки беленьки,

Да не работу работаючи,

Да чай да кофей наливаючи,

Да на подносе подаваючи,

Да на подносе на серебряном,

Да во стакане во хрустальноем.

Да со стакана водка хлещется,

Да по подносу разливается.

Да уж как Вася сдогадается:

«Да ты испей-ка, ихжутпай-ка,

Да моего медку покушайчка».

«Да я из рюмочки не пью таки,

не пью,

Да со стакана не хочу да

не хочу».

«Да пред тобою постою, постою,

Да тебя душой назову, назову,

Да тебя душой Аннушкой,

Да по извотчине Васильевной»

Перебор светел месяц,

Он перебрал все дробны звезды,

Выбрал себе заряночку,

Хоть маленька — очень ясненька!

Перебрал Николаюшка,

Перебрал красных девушек,

Выбрал себе Авдотьюшку! —

Хоть маленька, очень умненька,

Хоть тоненька — развеселенька,

Горницей идет потихохоньку,

Чару берет помалехоньку,

Кланяется все низешенько!

Собственно свадебные песни

Ох, вдол(и) па морю
Вдоль па морю, морю синему
Ох, плывет стада,
Плывет стада лебядинаё.
Ох, лебядинаё,
Лебядинаё-гусинаё.
Ох лебёдушка,
Лебёдушка с лебедятами, с лебедятами-гусятами.
Ох, да с малыми,
Са малыми са детятами.
Ох, ана плывёт,
Ана плывёт не калохнется.
Ох, пад ней вада,
Пад ней вада не шалохнется.
Ох, атколь взялся,
Атколь взялся млад ясён сакол.
Ох, ушиб-убил,
Ушиб-убил лебедь белую.
Ох, расшиб перья,
Расшиб перья па чисту полю.
Ох, он пух пустил,
Он пустил пух по поднебесью.
Ох, он кровь пустил,
Он пустил кровь во сыру землю.
Ох, брала перья,
Брала перья красна-девица душа.
Ох, себе брала,
Себе брала на подушечку.

Ох, а милу дружку,
Милу дружку на перинушку.

Не вылетай, утица, из-за острова,

Не вылетай, сера, из-за чистого!

Увидит утицу млад ясен сокол,

Побьет утицу середь поля, середь чистого,

Кровь прольет во сыру землю,

Пух пустит по чисту полю!

Не выходи, Прасковья, из-за занавеси,

Не выходи, Михайловна, из-за браныя! Увидит Прасковьюшку лютый свекор Запросит дары великие,

Дары великие, дары тонкие! —

Я дары шлю, сама нейду,

Хоть пойду, я не поклонюсь,

Хоть поклонюся — да не до низка,

Хоть и до низка, да не от рад-сердца!

Былины

Михайло Потык

Во стольном во городе во Киеве
У ласковаго князя Владимера
Завелся у князя почесен пир
На многих князей, на бояров,
На руських могучих богатырёв,
На злых палениц преудалыих,
На купцей, людей торговыих,
На мешшан пригородных,
Людей посадскиих,
На лучших хресьян православныих.
Пир идет о полу́пира,
Стол стоит о полу́стола,
Княженевская радость — полурадость.
Владимер-князь стал пьянешинек и веселешинек,
Выходил на середка-кирпищат пол,
С ноги на ногу переступывал,
Из речей сам выговаривал:
«Всем молодцам служба явлена,
По́тыку служба надмечена:
Съездить ему в землю Холщевскую,
Худшую силу в пень повырубить,
Лучшую силу в полон взять,
Красно золото в возы склась,
Скатён жо́мчуг гонить телегою,
Добрых коней табунами гнать,
Молодых девушек — станицами,
Молодых молодушек — плени́цами,
Старых старух гнать коробицами».
Сидит По́тык — запечалился,
Повеся сидит буйну голову,
Потупя очи ясныя во кирпищат пол.
На то солнышко догадлив был:

Наливает цару зелена вина,
Не велику, не малу — в полтора ведра,
На закуску колачик бел-крупищатой
Подносит удалу добру молодцу:
«Уж ты По́тык Михаилович!
Прими, выкушай цару зелена вина».
Берет По́тык во праву́ руку́,
Пьет чару к едину́ духу́,
За чарой умел слово вымолвить:
«Сколько рад я от царя служить,
А вдвое рад я голову́ сложить!»
Встава́л По́тык на резвы ноги,
Выходил на середка-кирпищат пол
И всем челом бил, низко кланялся,
А князю со книгиной на особицу.
Выходил тогда он на улицу
Ко своему коню доброму.
Не винно поезки молодецкоей,
Только слышно побежки лошадиноей,
Во чистом поли курива стоит:
От коня его дым столбом валит.
Скачет его конь с укатисты на увалистых,
Мелкие реки на ускок берет,
Черные гре́зи промеж ног держит —
Приганивал в землю Холщевскую.
Не спрашиват у дверей придверников,
У ворот приворотников —
Заехал в город Холщевской
И стал грометь-шурмовать
И крепко воевать:
Худшую силу в пень повырубил,
Лучшую силу во полон взял,
Красно золото в возы склал,
Скатён жо́мчуг гонить телегою,
Добрых коней табунами гнал,
Молодых девушек — станицами,
Молодых молодушек — плени́цами,
Старых старух — коробицами.
По́тык Михаило гонит силу по чисту полю,
Приганиват ко городу ко Киеву
Ко ласкову князю ко Владимеру —
Сила в ворота не помещается,
По́тык в ворота пробивается.
Встречают Потыка сына Михаиловича,
Встречат народу много-множество,
Встречат его солнышко Владимер-князь,
Со своей княгиной со Апраксией.
«Уж ты здравствуй, По́тык Михайлович!»
«Уж ты здравствуй, солнышко Владимер-князь,

Со своей княгиной со Апраксией!»…

Сказки

Волшебная

Был себе дед да баба, у них было три сына: два разумных, а третий дурень. Первых баба любила, чисто одевала; а последний завсегда был одет худо – в черной сорочке ходил. Послышали они, что пришла от царя бумага: «кто состроит такой корабль, чтобы мог летать, за того выдаст замуж царевну». Старшие братья решились идти пробовать счастья и попросили у стариков благословения; мать снарядила их в дорогу, надавала им белых паляниц, разного мясного и фляжку горелки и выпроводила в путь-дорогу. Увидя то, дурень начал и себе проситься, чтобы и его отпустили. Мать стала его уговаривать, чтоб не ходил: «Куда тебе, дурню; тебя волки съедят!» Но дурень заладил одно: пойду да пойду! Баба видит, что с ним не сладишь, дала ему на дорогу черных паляниц и фляжку воды и выпроводила из дому.

Дурень шел-шел и повстречал старика. Поздоровались. Старик спрашивает дурня: «Куда идешь?» – «Да царь обещал отдать свою дочку за того, кто сделает летучий корабль». – «Разве ты можешь сделать такой корабль?» – «Нет, не сумею!» – «Так зачем же ты идешь?» – «А бог его знает!» – «Ну, если так, – сказал старик, – то садись здесь; отдохнем вместе и закусим; вынимай, что у тебя есть в торбе». – «Да тут такое, что и показать стыдно людям!» – «Ничего, вынимай; что бог дал – то и поснедаем!» Дурень развязал торбу – и глазам своим не верит: вместо черных паляниц лежат белые булки и разные приправы; подал старику. «Видишь, – сказал ему старик, – как бог дурней жалует! Хоть родная мать тебя и не любит, а вот и ты не обделен… Давай же выпьем наперед горелки». Во фляжке наместо воды очутилась горелка; выпили, перекусили, и говорит старик дурню: «Слушай же – ступай в лес, подойди к первому дереву, перекрестись три раза и ударь в дерево топором, а сам упади наземь ничком и жди, пока тебя не разбудят. Тогда увидишь перед собою готовый корабль, садись в него и лети, куда надобно; да по дороге забирай к себе всякого встречного».

Дурень поблагодарил старика, распрощался с ним и пошел к лесу. Подошел к первому дереву, сделал все так, как ему велено: три раза перекрестился, тюкнул по дереву секирою, упал на землю ничком и заснул. Спустя несколько времени начал кто-то будить его. Дурень проснулся и видит готовый корабль; не стал долго думать, сел в него – и корабль полетел по воздуху.

Летел-летел, глядь – лежит внизу на дороге человек, ухом к сырой земле припал. «Здоров, дядьку!» – «Здоров, небоже». – «Что ты делаешь?» – «Слушаю, что на том свете делается». – «Садись со мною на корабль». Тот не захотел отговариваться, сел на корабль, и полетели они дальше. Летели-летели, глядь – идет человек на одной ноге, а другая до уха привязана. «Здоров, дядьку! Что ты на одной ноге скачешь?» – «Да коли б я другую отвязал, так за один бы шаг весь свет перешагнул!» – «Садись с нами!» Тот сел, и опять полетели. Летели-летели, глядь – стоит человек с ружьем, прицеливается, а во что – неведомо. «Здоров, дядьку! Куда ты метишь? Ни одной птицы не видно». – «Как же, стану я стрелять близко! Мне бы застрелить зверя или птицу верст за тысячу отсюда: то по мне стрельба!» – «Садись же с нами!» Сел и этот, и полетели они дальше.

Летели-летели, глядь – несет человек за спиною полон мех хлеба. «Здоров, дядьку! Куда идешь?» – «Иду, – говорит, – добывать хлеба на обед». – «Да у тебя и так полон мешок за спиною». – «Что тут! Для меня этого хлеба и на один раз укусить нечего». – «Садись-ка с нами!» Объедало сел на корабль, и полетели дальше. Летели-летели, глядь – ходит человек вокруг озера. «Здоров, дядьку!» Чего ищешь?» – «Пить хочется, да воды не найду». – «Да перед тобой целое озеро; что ж ты не пьешь?» – «Эка! Этой воды на один глоток мне не станет». – «Так садись с нами!» Он сел, и опять полетели. Летели-летели, глядь – идет человек в лес, а за плечами вязанка дров. «Здоров, дядьку! Зачем в лес дрова несешь?» – «Да это не простые дрова». – «А какие же?» – «Да такие: коли разбросить их, так вдруг целое войско явится». – «Садись с нами!» Сел он к ним, и полетели дальше. Летели-летели, глядь – человек несет куль соломы. «Здоров, дядьку! Куда несешь солому?» – «В село». – «Разве в селе-то мало соломы?» – «Да это такая солома, что как ни будь жарко лето, а коли разбросаешь ее – так зараз холодно сделается: снег да мороз!» – «Садись и ты с нами!» – «Пожалуй!» Это была последняя встреча; скоро прилетели они до царского двора.

Царь на ту пору за обедом сидел: увидал летучий корабль, удивился и послал своего слугу спросить: кто на том корабле прилетел? Слуга подошел к кораблю, видит, что на нем всё мужики, не стал и спрашивать, а, воротясь назад в покои, донес царю, что на корабле нет ни одного пана, а всё черные люди. Царь рассудил, что отдавать свою дочь за простого мужика не приходится, и стал думать, как бы от такого зятя избавиться. Вот и придумал: «Стану я ему задавать разные трудные задачи». Тотчас посылает к дурню с приказом, чтобы он достал ему, пока царский обед покончится, целющей и живущей воды.

В то время как царь отдавал этот приказ своему слуге, первый встречный (тот самый, который слушал, что' на том свете делается) услыхал царские речи и рассказал дурню. «Что же я теперь делать буду? Да я и за год, а может быть, и весь свой век не найду такой воды!» – «Не бойся, – сказал ему скороход, – я за тебя справлюсь». Пришел слуга и объявил царский приказ. «Скажи: принесу!» – отозвался дурень; а товарищ его отвязал свою ногу от уха, побежал и мигом набрал целющей и живущей воды: «Успею, – думает, – воротиться!» – присел под мельницей отдохнуть и заснул. Царский обед к концу подходит, а его нет как нет; засуетились все на корабле. Первый встречный приник к сырой земле, прислушался и сказал: «Экий! Спит себе под мельницей». Стрелок схватил свое ружье, выстрелил в мельницу и тем выстрелом разбудил скорохода; скороход побежал и в одну минуту принес воду; царь еще из-за стола не встал, а приказ его выполнен как нельзя вернее.

Нечего делать, надо задавать другую задачу. Царь велел сказать дурню: «Ну, коли ты такой хитрый, так покажи свое удальство: съешь со' своими товарищами за один раз двенадцать быков жареных да двенадцать кулей печеного хлеба». Первый товарищ услыхал и объявил про то дурню. Дурень испугался и говорит: «Да я и одного хлеба за один раз не съем!» – «Не бойся, – отвечает Объедало, – мне еще мало будет!» Пришел слуга, явил царский указ. «Хорошо, – сказал дурень, – давайте, будем есть». Принесли двенадцать быков жареных да двенадцать кулей хлеба печеного; Объедало один всё поел. «Эх, – говорит, – мало! Еще б хоть немножко дали…» Царь велел сказать дурню, чтобы выпито было сорок бочек вина, каждая бочка в сорок ведер. Первый товарищ дурня подслушал те царские речи и передал ему по-прежнему; тот испугался: «Да я и одного ведра не в силах за раз выпить». – «Не бойся, – говорит Опивало, – я один за всех выпью; еще мало будет!» Налили вином сорок бочек; Опивало пришел и без роздыху выпил все до одной; выпил и говорит: «Эх, маловато! Еще б выпить».

После того царь приказал дурню к венцу готовиться, идти в баню да вымыться; а баня-то была чугунная, и ту велел натопить жарко-жарко, чтоб дурень в ней в одну минуту задохся. Вот раскалили баню докрасна; пошел дурень мыться, а за ним следом идет мужик с соломою: подостлать-де надо. Заперли их обоих в бане; мужик разбросал солому – и сделалось так холодно, что едва дурень вымылся, как в чугунах вода стала мерзнуть; залез он на печку и там всю ночь пролежал. Утром отворили баню, а дурень жив и здоров, на печи лежит да песни поет. Доложили царю; тот опечалился, не знает, как бы отвязаться от дурня; думал-думал и приказал ему, чтобы целый полк войска поставил, а у самого на уме: «Откуда простому мужику войско достать? Уж этого он не сделает!»

Как узнал про то дурень, испугался и говорит: «Теперь-то я совсем пропал! Выручали вы меня, братцы, из беды не один раз; а теперь, видно, ничего не поделаешь». – «Эх ты! – отозвался мужик с вязанкою дров. – А про меня разве забыл? Вспомни, что я мастер на такую штуку, и не бойся!» Пришел слуга, объявил дурню царский указ: «Коли хочешь на царевне жениться, поставь к завтрему целый полк войска». – «Добре, зроблю! Только если царь и после того станет отговариваться, то повоюю все его царство и насильно возьму царевну». Ночью товарищ дурня вышел в поле, вынес вязанку дров и давай раскидывать в разные стороны – тотчас явилось несметное войско; и конное, и пешее, и с пушками. Утром увидал царь и в свой черед испугался; поскорей послал к дурню дорогие уборы и платья, велел во дворец просить с царевной венчаться. Дурень нарядился в те дорогие уборы, сделался таким молодцом, что и сказать нельзя! Явился к царю, обвенчался с царевною, получил большое приданое и стал разумным и догадливым. Царь с царицею его полюбили, а царевна в нем души не чаяла.

Бытовые

Новеллистическая

В некотором царстве, в некотором государстве жил купец с купчихою; у него было двое детей: сын и дочь; дочь была такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, разве в сказке сказать. Пришло время — заболела купчиха и померла; а вскоре после того захворал и купец, да так сильно, что не чает и выздороветь. Призвал он детей и стал им наказывать: «Дети мои милые! Скоро я белый свет покину, уж смерть за плечами стоит. Благословляю вас всем моим добром; живите после меня дружно и честно; ты, дочка, почитай своего брата, как отца родного, а ты, сынок, люби сестру, как мать родную». Вслед за тем купец помер; дети похоронили его и остались одни жить. Все у них идет ладно и любовно, всякое дело сообща делают.

Пожили они этак несколько времени, и вздумалось купеческому сыну: «Что я все дома живу? Ни я людей, ни меня люди не знают; лучше оставлю сестру — пусть одна хозяйничает, да пойду в военную службу. Коли бог даст счастья да жив буду — лет через десять заслужу себе чин; тогда мне от всех почет!» Призвал он свою сестру и говорит ей: «Прощай, сестрица! Я иду своею охотою служить богу и великому государю». Купеческая дочь горько заплакала: «Бог с тобой, братец! И не думала и не гадала, что ты меня одну покинешь!» Тут они простились, поменялись своими портретами и обещались завсегда друг друга помнить — не забывать.

Купеческий сын определился в солдаты и попал в гвардию; служит он месяц, другой и третий, вот уж и год на исходе, а как был он добрый молодец, собой статный, разумный да грамотный, то начальство скоро его узнало и полюбило. Не прошло и двух лет, произвели его в прапорщики, а там и пошли чины за чинами. Дослужился купеческий сын до полковника, стал известен всей царской фамилии; царь его жаловал, а царевич просто души в нем не чаял: называл своим другом и зачастую ездил к нему в гости погулять-побеседовать.

В одно время случилось царевичу быть у полковника в спальне; увидал он на стене портрет красной девицы, так и ахнул от изумления. «Неужели,— думает,— есть где-нибудь на белом свете такая красавица?» Смотрел, смотрел, и влюбился в этот портрет без памяти. «Послушай,— говорит он полковнику,— чей это портрет?» — «Моей родной сестры, ваше высочество!» — «Хороша твоя сестра! Хоть сейчас бы на ней женился. Да подожди, улучу счастливую минутку, признаюсь во всем батюшке и стану просить, чтоб позволял мне взять её за себя в супружество». С той поры еще в большей чести стал купеческий сын у царевича: на всех смотрах и ученьях кому выговор, кому арест, а ему завсегда благодарность. Вот другие полковники и генералы удивляются: «Что б это значило? Из простого звания, чуть-чуть не из мужиков, а теперь, почитай, первый любимец у царевича! Как бы раздружить эту дружбу?» Стали разведывать и по времени разузнали всю подноготную. «Ладно,— говорит один завистливый генерал,— недолго ему быть первым любимцем, скоро будет последним прохвостом! Не я буду, коли его не выгонят со службы с волчьим паспортом!»

Надумавшись, пошел генерал к государю в отпуск проситься: надо-де по своим делам съездить; взял отпуск и поехал в тот самый город, где проживала полковничья сестра. Пристал к подгороднему мужику на двор и стал его расспрашивать: «Послушай, мужичок! Скажи мне правду истинную: как живет такая-то купеческая дочь, принимает ли к себе гостей и с кем знается? Скажешь правду, деньгами награжу».— «Не возьму греха на душу,— отвечал мужик,— не могу ни в чем ее покорить; худых дел за нею не водится. Как жила прежде с братом, так и теперь живет — тихо да скромно; все больше дома сидит, редко куда выезжает — разве в большие праздники в церковь божию. А собой разумница да такая красавица, что, кажись, другой подобной и в свете нет!»

Вот генерал выждал время и накануне большого годового праздника, как только зазвонили ко всенощной и купеческая дочь отправилась в церковь, он приказал заложить лошадей, сел в коляску и покатил к ней прямо в дом. Подъехал к крыльцу, выскочил из коляски, взбежал по лестнице и спрашивает: «Что, сестра дома?» Люди приняли его за купеческого сына; хоть на лицо и не схож, да они давно его не видали, а тут приехал он вечером, впотьмах, в военной одеже — как обман признать? Называют его по имени по отчеству и говорят: «Нет, сестрица ваша ко всенощной ушла».— «Ну, я ее подожду; проведите меня к ней в спальню и подайте свечу». Вошел в спальню, глянул туда-сюда, видит — на столике лежит перчатка, а рядом с ней именное кольцо купеческой дочери, схватил это кольцо и перчатку, сунул в карман и говорит: «Ах, как давно не видал я сестрицы! Сердце не терпит, хочется сейчас с ней поздороваться; лучше я сам в церковь поеду». А сам на уме держит: «Как бы поскорей отсюда убраться, не ровен час — застанет! Беда моя!» Выбежал генерал на крыльцо, сел в коляску и укатил из города.

Приходит купеческая дочь от всенощной; прислуга ее и спрашивает: «Что, видели братца?» — «Какого братца?» — «Да что в полку служит; он в отпуск выпросился, на побывку домой приехал».— «Где же он?» — «Был здесь, подождал-подождал да вздумал в церковь ехать; смерть, говорит, хочется поскорей сестрицу повидать!» — «Нет, в церкви его не было; разве куда в другое место заехал…» Ждет купеческая дочь своего брата час, другой, третий; всю ночь прождала, а об нем ей слуху, ни вести. «Что бы это значило? — думает она.— Уж не вор ли какой сюда заходил?» Стала приглядываться — так и есть: золотое кольцо пропало, да одной перчатки нигде не видно.

Вот генерал воротился из отпуска в столичный город и над другой день вместе с другими начальниками явился к царевичу. Царевич вышел, поздоровался, отдал им приказы и велел по своим местам идти. Все разошлись, один генерал остался, «Ваше высочество! Позвольте,— говорит,— секрет рассказать».— «Хорошо, сказывай!» — «Слух носится, что ваше высочество задумали на полковничьей сестре жениться; так смею доложить: она того не заслуживает».— «Отчего так?» — «Да уж поведенья больно зазорного: всем на шею так и вешается. Был я в том городе, где она живет, и сам прельстился, с нею грех сотворил».— «Да ты врешь!» — «Никак нет! Вот не угодно ль взглянуть? Она дала мне на память свое именное колечко да пару перчаток; одну-то перчатку я на дороге потерял, а другая цела…» Царевич тотчас послал за купеческим сыном-полковником и рассказал ему все дело. Купеческий сын отвечал царевичу: «Я головой отвечаю, что это неправда! Позвольте мне, ваше высочество, домой поехать и разузнать, как и что там делается. Если генерал правду сказал, то не велите щадить ни меня, ни сестры; а если он оклеветал, то прикажите его казнить».— «Быть по сему! Поезжай с богом». Купеческий сын взял отпуск и поехал домой, а генералу нарочно сказали, что царевич его с глаз своих прогнал.

Приезжает купеческий сын на родину; кого ни спросит — все его сестрой не нахвалятся. Увидался с сестрою; она ему обрадовалась, кинулась на шею и стала спрашивать: «Братец, сам ли ты приезжал ко мне вот тогда-то али какой вор под твоим именем являлся?» Рассказала ему все подробно. «Еще тогда,— говорит,— пропала у меня перчатка с именным моим кольцом».— «А! Теперь я догадываюсь; это генерал схитрил! Ну, сестрица, завтра я назад поеду, а недели через две и ты вслед за мной поезжай в столицу. В такой-то день и час будет, у нас большой развод на площади; ты будь там непременно к этому сроку и явись прямо к царевичу».

Сказано — сделано. В назначенный день собрались войска на площадь, приехал и царевич; только было хотел развод, делать, вдруг прикатила на площадь коляска, из коляски вышла девица красоты неописанной и прямо к царевичу; пала на колени, залилась слезами и говорит: «Я — сестра вашего полковника! Прошу у вас суда с таким-то генералом, за что он меня опорочил?» Царевич позвал генерала: «Знаешь ты эту девицу? Она на тебя жалуется». Генерал вытаращил глаза. «Помилуйте,— говорит,— ваше высочество! Я ее знать не знаю, в первый раз в глаза вижу».— «Как же ты мне сам сказывал, что она тебе перчатки и золотое кольцо подарила? Значит, ты эти вещи украл?»

Тут купеческая дочь рассказала царевичу, как пропали у ней из дому кольцо и одна перчатка, а другую перчатку вор, не приметил и не захватил: «Вот она — не угодно ль сличить?» Сличили обе перчатки — как раз пара! Нечего делать, генерал повинился, и за ту провинность осудили его и повесили. А царевич поехал к отцу, выпросил разрешение и женился на купеческой дочери, и стали они счастливо жить-поживать да добра наживать.

Сатирическая

В некотором селе поп нанял себе батрака и послал его на сучонке пахать, и дал ему целую ковригу хлеба, и гуторя ему:

— На, батрак, будь сам сыт, и сучонка чтобы была сыта, да чтобы и коврига была цела.

‎Во батрак, взявши, поехал в поле, а приехавши, зачал пахать. Во пахал, пахал, уж время бы, кажись, и червячка заморить: животики ему так и подвело; да что станешь делать с поповым-то приказом? Но голод не тётка, уму-разуму научит. Во и вздумал думу батрак, кажись бы гожа! Ну, быть делу так. Взял верхнюю корку с хлебушка тихохонько снял, мякиш всё повытаскивал, сам досыта наелся и сучонку накормил, а корки опять сложил по-прежнему, как было, да и попахивает себе до вечера как будто ни в чём не был, горя мало ему! Во уж начало смеркаться. Он и поехал домой. Приезжает, а поп его уж у ворот встречает и спрашивает его:

— Что, мол, батрак, сыт?

Он кажа:

— Сыт.

Поп опять спрашивает:

— А сучонка сыта?

Батрак кажа:

— Сыта.

Поп опять гуторя:

— А коврига цела?

Батрак кажа:

— Цела! На вот, батюшка, целёхонька.

Во как разглядел поп-от, да и рассмеялся, и гуторя:

— Хитрец ты окаянный! Как на тя погляжу, из тебя прок будет. Люблю за обычай и за твою догадливость! Ухитрился, молодец! Оставайся у меня, живи; мне такой и надобен.

И оставил его у себя, прибавил ещё сверх договорной цены за то, что парень-то попался ему ухарский и разухабистый да больно догадливый. Тут-то батраку пошло житьё, что твоя маслена, и умирать не надо.

Кумулятивные

Жили курочка с кочетком, и пошли они в лес по орехи. Пришли к орешне; кочеток залез на орешню рвать орехи, а курочку оставил на земле подбирать орехи: кочеток кидает, а курочка подбирает. Вот кинул кочеток орешек, и попал курочке в глазок, и вышиб глазок. Курочка пошла - плачет. Вот едут бояре и спрашивают: "Курочка, курочка! Что ты плачешь?" - "Мне кочеток вышиб глазок". - "Кочеток, кочеток! На что ты курочке вышиб глазок?" - "Мне орешня портки раздрала". - "Орешня, орешня! На что ты кочетку портки раздрала?" - "Меня козы подглодали". - "Козы, козы! На что вы орешню подглодали?" - "Нас пастухи не берегут". - "Пастухи, пастухи! Что вы коз не берегете?" - "Нас хозяйка блинами не кормит". - "Хозяйка, хозяйка! Что ты пастухов блинами не кормишь?" - "У меня свинья опару пролила". - "Свинья, свинья! На что ты у хозяйки опару пролила?" - "У меня волк поросенчика унес". - "Волк, волк! На что ты у свиньи поросенчика унес?" - "Я есть захотел, мне бог повелел".

О животных

Живал-бывал старик да старушка. Старушка померла. Старику стало очень жалко, пошел он искать плачеи. Идет, а навстречу ему медведь: «Куда, старик, пошел?» – «Плачеи искать, старуха померла». – «Возьми меня в плачеи». Старик спрашивает: «Умеешь ли плакать?» Он заплакал: «м-е!» Старик говорит: «Не умеешь, не надобно, голос нехорош!»

Пошел вперед; лисица бежит: «Куда, старик, пошел?» – спрашивает его. «Плачеи искать, старуха померла». – «Возьми-ка меня». – «Умеешь ли плакать? Поплачь-ка». Она заплакала: «У – кресть-я-ни-на – бы-ла – ста-руш-ка – по-утру – ра-но – вста-ва-ла – боль-ше – простня – пряла – щи – ка-шу – ва-ри-ла – ста-ри-ка – кор-ми-ла».

Старик сказал лисичке: «Ступай, ты мастерица плакать!» – и привел ее домой, старухе в ноги посадил – та стала плакать, – а сам пошел гроб строить. Пока старик ходил да воротился, а в избе нет ни старухи, ни лисички: все лисичка съела и сама ушла. Поплакал-поплакал старик и стал жить один.

Необрядовая лирика

Протяжные

Скучно, матушка, весною жить одной,

А скучней того нейдет ко мне милой!

И я с горя со кручины молода,

Выйду, выйду, на крылече постою,

На все стороны четыре посмотрю;

Что летит ли, не литит ли млад сокол,

Он не машет ли, не машет ли крылом.

И я выйду за новыя ворота,

Погляжу я вдоль по улице в конец,

Как нейдет ли ко мне милый мой дружок!